Внимание!
четверг, 27 апреля 2006
Тбилиси готов учитывать "справедливые" интересы РоссииГрузия готова "учесть справедливые интересы, основанные на взаимном уважении, признании суверенитета и независимости друг друга". Об этом заявил глава МИД республики Гела Бежуашвили.
Руководитель внешнеполитического ведомства Грузии отметил, что его страна стремится к улучшения и транспарентности отношений между Москвой и Тбилиси. При этом Г.Бежуашвили уточнил, что не знает, каковы интересы России в Кавказском регионе и, в частности, в Грузии. "Мы неоднократно задавали этот вопрос российским коллегам, но ни разу не получили ответ; мы должны точно знать интересы наших соседе", - пожаловался Г.Бежуашвили.
Министр также заявил, что одним из наиболее болезненных факторов в грузино-российских отношениях является роль России в урегулировании конфликтов на территории Грузии. По мнению главы грузинского МИД, "сегодня совершенно очевидно, что Россия не играет нейтральной роли в конфликтах и является заинтересованной стороной". "Мы располагаем множеством фактов, как Россия шаг за шагом осуществляет политику аннексии в отношении Грузии - международное сообщество хорошо информировано об этом", - сказал Г.Бежуашвили.
По словам министра, разработанный властями Грузии мирный план по урегулированию в Цхинвальском регионе "хорошо работает", несмотря на то, что "ему устраиваются обструкции, пытаются затянуть его реализацию". Г.Бежуашвили также сообщил, что Грузия очень серьезно готовится к конференции доноров, которая состоится в мае в Брюсселе. На ней Тбилиси представит конкретные проекты, на реализацию которых будут выделены солидные суммы для экономической реабилитации конфликтных зон. Речь, в частности, идет о Цхинвальском регионе.
Между тем, грузинские чиновники продолжают утверждать, что последние решения России в отношении Грузии продиктованы лишь политическими мотивами. Так, глава правительства республики Зураб Ногаидели обвинил Москву в том, что она дважды шокировала Грузию в этом году – повысила цены на поставки природного газа и ввела эмбарго на импорт вина и продукции растеневодства.
Однако грузинский премьер попытался показать, что эмбарго е сильно отразится на экономике страны. "Голод нам не грозит. Действия России окажут влияние на макроэкономику, ожидается замедление темпов экономического роста только до 1%, но все равно 2006г. мы закончим с двузначным показателем экономического роста", - сказал З.Ногаидели.
27.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...02951_bod.shtml
Руководитель внешнеполитического ведомства Грузии отметил, что его страна стремится к улучшения и транспарентности отношений между Москвой и Тбилиси. При этом Г.Бежуашвили уточнил, что не знает, каковы интересы России в Кавказском регионе и, в частности, в Грузии. "Мы неоднократно задавали этот вопрос российским коллегам, но ни разу не получили ответ; мы должны точно знать интересы наших соседе", - пожаловался Г.Бежуашвили.
Министр также заявил, что одним из наиболее болезненных факторов в грузино-российских отношениях является роль России в урегулировании конфликтов на территории Грузии. По мнению главы грузинского МИД, "сегодня совершенно очевидно, что Россия не играет нейтральной роли в конфликтах и является заинтересованной стороной". "Мы располагаем множеством фактов, как Россия шаг за шагом осуществляет политику аннексии в отношении Грузии - международное сообщество хорошо информировано об этом", - сказал Г.Бежуашвили.
По словам министра, разработанный властями Грузии мирный план по урегулированию в Цхинвальском регионе "хорошо работает", несмотря на то, что "ему устраиваются обструкции, пытаются затянуть его реализацию". Г.Бежуашвили также сообщил, что Грузия очень серьезно готовится к конференции доноров, которая состоится в мае в Брюсселе. На ней Тбилиси представит конкретные проекты, на реализацию которых будут выделены солидные суммы для экономической реабилитации конфликтных зон. Речь, в частности, идет о Цхинвальском регионе.
Между тем, грузинские чиновники продолжают утверждать, что последние решения России в отношении Грузии продиктованы лишь политическими мотивами. Так, глава правительства республики Зураб Ногаидели обвинил Москву в том, что она дважды шокировала Грузию в этом году – повысила цены на поставки природного газа и ввела эмбарго на импорт вина и продукции растеневодства.
Однако грузинский премьер попытался показать, что эмбарго е сильно отразится на экономике страны. "Голод нам не грозит. Действия России окажут влияние на макроэкономику, ожидается замедление темпов экономического роста только до 1%, но все равно 2006г. мы закончим с двузначным показателем экономического роста", - сказал З.Ногаидели.
27.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...02951_bod.shtml
МВД Египта: Теракт в Дахабе организовали бедуины Египетские власти выяснили, кто стоял за взрывами в курортном городе Дахаб, в результате которых по официальным данным погибли 22 человека – в том числе и гражданин России Олег Титоренко.
Как заявил глава египетского МВД Хабиб эль-Адли в интервью государственному телеканалу, за всеми терактами последних лет стоят "бедуины Синайского полуострова". По его словам, именно такую информацию получили правоохранительные органы.
Более того, Х. эль-Ахли утверждает, что все теракты последних лет на территории Египта (в Шарм аль Шейхе в июле 2005 года и в Табе в октябре 2004 года) были организованы и осуществлены той же самой бедуинской группировкой.
На вопрос, почему теракты были осуществлены в праздничный день, глава МВД ответил, что преступники рассчитывали на расслабленность стражей порядка. "Но наши офицеры всегда наготове", - похвалился Х. эль-Ахли.
Между тем, эксперты отметили, что теракт в Дахабе совпал с датой начала войны 1973 года против Израиля, а нападение в Шарм аль Шейхе произошло в очередную годовщину революции 1952 года в Египте.
После теракта в Дахабе ни одна крупная террористическая группировка не взяла ответственность за нападение. Сообщения поступали лишь от мелких организаций, желавших таким образом прославиться.
Стоит отметить, что и после терактов 2004 и 2005 годов египетская полиция в основном арестовывала бедуинов. Причем всякий раз задержания носили массовый характер, и складывалось впечатление, что спецслужбы попросту рассчитывали таким образом отчитаться перед руководством страны. Реально же ни один из терактов в Египте не был расследован до конца.
Напомним, что взрывы в Дахабе прогремели в двух ресторанах и супермаркете. Жертвами теракта стали в основном местные жители. Однако среди пострадавших было немало иностранцев – граждан России, Великобритании, Италии, ФРГ.
27.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...15949_bod.shtml
Как заявил глава египетского МВД Хабиб эль-Адли в интервью государственному телеканалу, за всеми терактами последних лет стоят "бедуины Синайского полуострова". По его словам, именно такую информацию получили правоохранительные органы.
Более того, Х. эль-Ахли утверждает, что все теракты последних лет на территории Египта (в Шарм аль Шейхе в июле 2005 года и в Табе в октябре 2004 года) были организованы и осуществлены той же самой бедуинской группировкой.
На вопрос, почему теракты были осуществлены в праздничный день, глава МВД ответил, что преступники рассчитывали на расслабленность стражей порядка. "Но наши офицеры всегда наготове", - похвалился Х. эль-Ахли.
Между тем, эксперты отметили, что теракт в Дахабе совпал с датой начала войны 1973 года против Израиля, а нападение в Шарм аль Шейхе произошло в очередную годовщину революции 1952 года в Египте.
После теракта в Дахабе ни одна крупная террористическая группировка не взяла ответственность за нападение. Сообщения поступали лишь от мелких организаций, желавших таким образом прославиться.
Стоит отметить, что и после терактов 2004 и 2005 годов египетская полиция в основном арестовывала бедуинов. Причем всякий раз задержания носили массовый характер, и складывалось впечатление, что спецслужбы попросту рассчитывали таким образом отчитаться перед руководством страны. Реально же ни один из терактов в Египте не был расследован до конца.
Напомним, что взрывы в Дахабе прогремели в двух ресторанах и супермаркете. Жертвами теракта стали в основном местные жители. Однако среди пострадавших было немало иностранцев – граждан России, Великобритании, Италии, ФРГ.
27.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...15949_bod.shtml
среда, 26 апреля 2006
Российская молодежь смотрит в будущее с оптимизмомРоссийские студенты по сравнению со своими американскими сверстниками умеют мыслить глобально и смотрят в будущее более оптимистично. Об этом заявил почетный декан Школы бизнеса Бостонского университета, замгендиректора по академическим вопросам Института комплексных стратегических исследований Группы "Делфи" профессор Джордж МакГурн по итогам молодежного форума "Россия через 20 лет", состоявшегося в конференц-зале "Полянка-холл" в Москве.
"Американские студенты ориентированы на рассмотрение более узких проблем, - заметил профессор МакГурн. - Мои соотечественники мечтают о том, чтобы сохранить достигнутый уровень жизни, а российская молодежь уверена, что будет жить гораздо лучше, чем жили родители".
Форум, целью которого стал поиск оптимальных путей долговременного развития России, был организован группой стратегических исследований "Делфи" совместно с Высшей школой бизнеса МГУ им. М.В.Ломоносова. В мероприятии приняли участие 33 победителя конкурса эссе на тему "Какой я вижу Россию через 20 лет", организованного среди студентов старших курсов и аспирантов различных специальностей из десятков ведущих ВУЗов России. По условиям конкурса, им было предложено изложить свой оригинальный и обоснованный взгляд на будущее нашей страны.
По словам автора идеи форума - президента Группы стратегических исследований "Делфи" и декана Высшей школы бизнеса МГУ, Олега Виханского, молодежи необходимо жить не только днем сегодняшним, но и думать о будущем, так как именно от нынешней молодежи, а не от современных министров и политиков будет зависеть будущее России через десять-двадцать лет. Конференция заставляет молодое поколение думать "на перспективу", дает попытку определить контуры возможного будущего страны.
Как отметили организаторы форума, в ходе дискуссии представители молодой интеллигенции демонстрировали не только интеллект и активную жизненную позицию, но и толерантность, которая не всегда присуща даже профессиональным политикам.
26.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...00536_bod.shtml
"Американские студенты ориентированы на рассмотрение более узких проблем, - заметил профессор МакГурн. - Мои соотечественники мечтают о том, чтобы сохранить достигнутый уровень жизни, а российская молодежь уверена, что будет жить гораздо лучше, чем жили родители".
Форум, целью которого стал поиск оптимальных путей долговременного развития России, был организован группой стратегических исследований "Делфи" совместно с Высшей школой бизнеса МГУ им. М.В.Ломоносова. В мероприятии приняли участие 33 победителя конкурса эссе на тему "Какой я вижу Россию через 20 лет", организованного среди студентов старших курсов и аспирантов различных специальностей из десятков ведущих ВУЗов России. По условиям конкурса, им было предложено изложить свой оригинальный и обоснованный взгляд на будущее нашей страны.
По словам автора идеи форума - президента Группы стратегических исследований "Делфи" и декана Высшей школы бизнеса МГУ, Олега Виханского, молодежи необходимо жить не только днем сегодняшним, но и думать о будущем, так как именно от нынешней молодежи, а не от современных министров и политиков будет зависеть будущее России через десять-двадцать лет. Конференция заставляет молодое поколение думать "на перспективу", дает попытку определить контуры возможного будущего страны.
Как отметили организаторы форума, в ходе дискуссии представители молодой интеллигенции демонстрировали не только интеллект и активную жизненную позицию, но и толерантность, которая не всегда присуща даже профессиональным политикам.
26.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...00536_bod.shtml
Россияне не экономят на сигаретах и автомобилях Россияне в случае трудных времен готовы экономить на развлечениях вне дома (57% респондентов), покупке новой одежды (45%) и техники (44%). Такие данные приводятся в глобальном on-line исследовании международной маркетинговой компании ACNielsen. Результаты опроса россиян близки к глобальным: более половины респондентов во всем мире заявили, что сэкономят средства, отказавшись от развлечений вне дома (57%) и ограничив траты на новую одежду (53%), а 48% готовы отложить замену имеющейся у них техники на новые модели.
Среди других наиболее популярных мер по сокращению трат российские потребители назвали поиск наиболее выгодных вариантов при оформлении займов, страховок и кредитов (36%) и отказ от ежегодного отпуска (34%).
Между тем лишь 11% россиян готовы экономить за счет снижения затрат на личное транспортное средство, которое есть в распоряжении у 46% опрошенных.
Сократить затраты на курение готовы 9% россиян, тогда как, например, в Австрии и Германии урезать потребление сигарет хотя бы частично готов 21% опрошенных. В случае необходимости экономить 17% россиян перейдут на более дешевые марки алкогольной продукции, причем по числу готовых к такой мере во всех странах россияне уступают лишь ирландцам (19%) и идут наравне с японцами и жителями Великобритании.
Перейти на более дешевые марки продовольственных товаров выбрали в качестве стратегии экономии более половины опрошенных французов, португальцев, австрийцев и датчан. Семь из десяти стран, где идея выбора более дешевых продуктов нашла наибольшую поддержку, находятся в Европе. Россия входит в десятку стран, где с подобным вариантом экономии средств согласились менее всего респондентов из числа опрошенных - 18%, наряду с жителями Южной Кореи (13%) и Индии (10%).
Использовать старую модель персонального компьютера, мобильного телефона и другой техники с целью избежать дополнительных трат готовы 44% опрошенных россиян. В целом в мире шесть из десяти стран, где потребители для экономии средств в первую очередь готовы отложить покупку новой техники, принадлежат Азиатско-Тихоокеанскому региону. В наименьшей степени данную идею поддержали жители Германии и Японии.
Урезать расходы на мобильную связь в наибольшей степени готовы жители Южной Африки, Бразилии и Мексики. Среди россиян только 20% выберут данный способ экономии, а хуже всего эта идея была воспринята в Швеции (10%), Гонконге (12%) и Дании (14%).
Опрос интернет-пользователей проводился в 42 странах, в нем приняли участие 23,5 тыс. человек.
По поводу двух самых сильных пристрастий россиян можно сказать следующее. Во-первых, каждый третий житель России признает себя курящим. Эта вредная привычка в основном присуща мужчинам (59% против 15% женщин). И за последние 5 лет число курящих практически не изменилось. При этом курильщики отдают себе отчет в опасности этой вредной привычки. Так, большинство россиян считают, что курение способствует развитию легочных заболеваний и рака легких. Курение также вызывает появление проблем у беременных женщин и способствует развитию сердечных заболеваний. При этом большинство курильщиков считают курение опасным, и тем не менее продолжают курить.
Во-вторых, россияне не в состоянии отказаться от своего автомобиля. Причем, по оценке независимых экспертов, уже в 2007-2008 каждая вторая машина, купленная российскими гражданами, будет иномаркой. В Минпромэнерго, правда, считают, что это случится только к 2010.
26.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...74807_bod.shtml
Среди других наиболее популярных мер по сокращению трат российские потребители назвали поиск наиболее выгодных вариантов при оформлении займов, страховок и кредитов (36%) и отказ от ежегодного отпуска (34%).
Между тем лишь 11% россиян готовы экономить за счет снижения затрат на личное транспортное средство, которое есть в распоряжении у 46% опрошенных.
Сократить затраты на курение готовы 9% россиян, тогда как, например, в Австрии и Германии урезать потребление сигарет хотя бы частично готов 21% опрошенных. В случае необходимости экономить 17% россиян перейдут на более дешевые марки алкогольной продукции, причем по числу готовых к такой мере во всех странах россияне уступают лишь ирландцам (19%) и идут наравне с японцами и жителями Великобритании.
Перейти на более дешевые марки продовольственных товаров выбрали в качестве стратегии экономии более половины опрошенных французов, португальцев, австрийцев и датчан. Семь из десяти стран, где идея выбора более дешевых продуктов нашла наибольшую поддержку, находятся в Европе. Россия входит в десятку стран, где с подобным вариантом экономии средств согласились менее всего респондентов из числа опрошенных - 18%, наряду с жителями Южной Кореи (13%) и Индии (10%).
Использовать старую модель персонального компьютера, мобильного телефона и другой техники с целью избежать дополнительных трат готовы 44% опрошенных россиян. В целом в мире шесть из десяти стран, где потребители для экономии средств в первую очередь готовы отложить покупку новой техники, принадлежат Азиатско-Тихоокеанскому региону. В наименьшей степени данную идею поддержали жители Германии и Японии.
Урезать расходы на мобильную связь в наибольшей степени готовы жители Южной Африки, Бразилии и Мексики. Среди россиян только 20% выберут данный способ экономии, а хуже всего эта идея была воспринята в Швеции (10%), Гонконге (12%) и Дании (14%).
Опрос интернет-пользователей проводился в 42 странах, в нем приняли участие 23,5 тыс. человек.
По поводу двух самых сильных пристрастий россиян можно сказать следующее. Во-первых, каждый третий житель России признает себя курящим. Эта вредная привычка в основном присуща мужчинам (59% против 15% женщин). И за последние 5 лет число курящих практически не изменилось. При этом курильщики отдают себе отчет в опасности этой вредной привычки. Так, большинство россиян считают, что курение способствует развитию легочных заболеваний и рака легких. Курение также вызывает появление проблем у беременных женщин и способствует развитию сердечных заболеваний. При этом большинство курильщиков считают курение опасным, и тем не менее продолжают курить.
Во-вторых, россияне не в состоянии отказаться от своего автомобиля. Причем, по оценке независимых экспертов, уже в 2007-2008 каждая вторая машина, купленная российскими гражданами, будет иномаркой. В Минпромэнерго, правда, считают, что это случится только к 2010.
26.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...74807_bod.shtml
Французский врач просит у В.Путина политического убежищаЗадержанный в Москве вице-президент Европейской ассоциации психиатров Жан-Андрэ Оаро просит президента РФ Владимира Путина предоставить ему политическое убежище. Соответствующее письмо врач направил сегодня на имя главы Российского государства. Об этом сообщил РБК адвокат задержанного Игорь Трунов.
Он отметил, что у французского психиатра, находящегося в следственном изоляторе, прединфарктное состояние. По мнению адвоката, преследование врача имеет политический контекст.
Ранее И.Трунов, заявлял, что подал ходатайство на имя генерального прокурора РФ Владимира Устинова об изменении меры пресечения в отношении врача с содержания под стражей на домашний арест. По словам адвоката, в настоящее время задержанный находится в изоляторе временного содержания (ИВС) на Петровке, 38, "хотя должен находиться в ИВС для иностранных граждан".
Напомним, что вице-президент Европейской ассоциации психиатров Ж.-А.Оаро был задержан Международным отделением Интерпола по запросу юстиции Франции 7 апреля 2006г. в Москве. В мае 2005г. Ж.-А.Оаро был заочно приговорен французским судом к 15 годам лишения свободы за изнасилование пациентки, которую он ввел в гипноз.
В Москве вице-президент Европейской ассоциации психиатров проживает уже около 14 лет, работает главным врачом Европейского центра психиатрии. Ж.А.Оаро женат и имеет троих детей.
26.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...03818_bod.shtml
Он отметил, что у французского психиатра, находящегося в следственном изоляторе, прединфарктное состояние. По мнению адвоката, преследование врача имеет политический контекст.
Ранее И.Трунов, заявлял, что подал ходатайство на имя генерального прокурора РФ Владимира Устинова об изменении меры пресечения в отношении врача с содержания под стражей на домашний арест. По словам адвоката, в настоящее время задержанный находится в изоляторе временного содержания (ИВС) на Петровке, 38, "хотя должен находиться в ИВС для иностранных граждан".
Напомним, что вице-президент Европейской ассоциации психиатров Ж.-А.Оаро был задержан Международным отделением Интерпола по запросу юстиции Франции 7 апреля 2006г. в Москве. В мае 2005г. Ж.-А.Оаро был заочно приговорен французским судом к 15 годам лишения свободы за изнасилование пациентки, которую он ввел в гипноз.
В Москве вице-президент Европейской ассоциации психиатров проживает уже около 14 лет, работает главным врачом Европейского центра психиатрии. Ж.А.Оаро женат и имеет троих детей.
26.04.2006
http://top.rbc.ru/index.shtml?/news...03818_bod.shtml
Исчезающий канон
Открытые семинары “Полит.ру”. Цикл “Истоки и судьба перемен: Культурная динамика 1953-2005гг.”. Семинар №1. ч.1Стенограмма
“Полит.ру” публикует стенограмму первого семинара из цикла “Истоки и судьба перемен: Культурная динамика 1953-2005гг.”, проходившего в декабре 2005 года в клубе Bilingua. Ведущим цикла был известный политолог и преподаватель Алексей Зудин, признанный специалист в области сравнительного анализа групповых интересов и систем представительства, исследования политического процесса и политической системы России, культурологических аспектов модернизации и “транзита”.
Считается, что глубинной причиной многочисленных трудностей, с которыми с конца 80-х годов сталкивается формирование нового общественного уклада, служит отсутствие необходимых культурных ресурсов. Тезис о культурной неподготовленности России к переменам нуждается в уточнении. Сквозной анализ культурных сдвигов за 30-летний период, предшествовавший началу реформ, обнаруживает постоянное увеличение модернизационного потенциала позднесоветского общества. Масштаб и глубина сдвигов в направлении модернизации были таковы, что к концу позднесоветского периода их присутствие в различной степени ощущалось почти на всем пространстве официальной культуры. Итоги позднесоветской культурной трансформации стали важным фактором российского “транзита”. Они также в значительной степени определили рамки культурной динамики в постсоветский период. Замысел цикла состоял во вскрытии культурных истоков дальнейшей трансформации.
“Мы сами прогнали своих коммунистов, без чужой помощи. Позднесоветское общество оказалось в состоянии перемолоть официальную идеологию. Общество оказалось богаче, и в дальнейшем официальная идеология пыталась приспосабливаться, черпая ресурсы за своими пределами – из общества, с культурной периферии. Сначала - классика при Сталине, после войны – дореволюционные традиции, потом – другие ресурсы, не имевшие прямого отношения к доктрине. Так официальная идеология пыталось восполнить свою пустоту. Наконец, наступил момент, когда эта старая идеология умерла полностью. Общество оказалось сильнее и богаче той самой власти, которая пыталась это общество постоянно выстраивать”.
Участники семинара: Вахнина Людмила, член Совета правозащитного центра “Мемориал”, член экспертного совета при Уполномоченном по правам человека; Дорофеев Максим, советник Административно-правового департамента Министерства регионального развития РФ; Зайка Ксения, слушательница МШСЭН; Лукьянов Александр, научный сотрудник географического факультета МГУ; Московкин Лев, спец. корреспондент “Московской Правды”; Ситнова Ирина, преподаватель Московского социально-психологического университета (МПСИ) и РГСУ; Фетисов Андрей, Эксперт центра этнорелигиозных и политических исследований; Чикурова Марина, аспирант Кафедры теории и практики культуры РАГС; Чудновский Григорий, эксперт в области конфликтологии переходных процессов; Шагалович Дмитрий, эксперт Минэкономразвития РФ. Организатор семинара - Алексей Боганцев, ПОЛИТ.РУ. Ведущий семинара – Алексей Зудин, преподаватель ГУ-ВШЭ, МВШСЭН, консультант ИМЭМО РАН, Центра политических технологий.
Зудин. Хочу напомнить: наш семинар – свободный, но связанный. Он связан заявленной темой и тем, что у этого семинара есть ведущий, то есть человек, который будет рассказывать, делиться с вами о своем видении этой темы. Этот семинар будет отличаться от просто свободной дискуссии, тем более от свободной дискуссии на актуальные политические темы. Не потому, что я хочу от них уйти, а просто потому, что такова тема. Если будет большая потребность и желание, мы можем эти вопросы обсудить уже за рамками семинара. А рамки семинара ограничены обозначенной темой: Истоки и судьбы перемен, культурная динамика 1953-2005. Семинары заявлены как интерактивные, и мы будем этого, безусловно, придерживаться, но на первом семинаре я вас прошу разрешения дать мне немножко больше возможности поработать “говорящей головой” для того, чтобы ввести вас в рамки концептуальной схемы, которую я хочу предложить вашему обсуждению, и в которую в той или иной степени укладывается заявленный предмет, а именно долговременная культурная динамика. Я раздал список своих работ, на которых основан данный курс, это даст возможность тем, кто захочет посетить следующий семинар, прийти на него более “вооруженными”, чтобы у меня было меньше необходимости говорить самому и освободить место для дискуссии, для обсуждения, для интерактива.
Почему выбрана эта тема? Думаю, не будет преувеличением, если я скажу, что многих людей занимает вопрос о том, почему траектория перемен в нашей стране отличается от тех, которые мы наблюдали в странах классического демократического транзита, к которым относится не только нынешняя Центральная Европа, но и послевоенная Германия. Почему и когда начались перемены? Этот вопрос всерьез не обсуждался и считается в общем решенным. Как когда? Все знают, что перемены начались с августовской революции 1991 года. При желании, можно прибавить сюда период с апреля 1985 года. В отношении причин также наблюдается единодушие. Прежде всего, на передний план выдвигаются экономические и военно-политические факторы. У нас упали темпы экономического роста, ресурсы кончились, экстенсивное развитие экономики стало более невозможно, усилилось давление со стороны Запада и в этой ситуации у советского руководства просто не оставалось другого выбора, как начать управляемые реформы. Все это довольно складно и все это, по большому счету, так и есть. Только здесь не хватает чего-то важного. Прежде всего, почему перемены приняли именно ту форму, которую они приняли? Почему либерализация и демократизация стали практически безальтернативными формами перемен, по крайней мере, на их начальном этапе? Почему советский общественный строй и политическая система рухнули так быстро и относительно безболезненно? На мой взгляд, это говорит о достаточно высокой степени подготовленности людей к этим переменам.
В то же время в научной и околонаучной литературе преобладают утверждения, которые за точку отсчета берут Восточную Европу, и выдвигаются прямо противоположные тезисы. Я приведу пример такого стандартного объяснения из далеко не самой плохой работы: “В России в конце 80-х годов не было социальной базы для движения к рынку и демократии. В отличие от стран Восточной Европы и Прибалтики, интеллигенция в России не представляла собой контрэлиты, которая могла бы прийти на смену партийно-хозяйственной номенклатуре и принести с собой новые ценности и идеалы”. Мне кажется, что дело обстоит сложнее. Тезисы про контрэлиту и новые ценности полезно развести. Контрэлиты действительно не было, этот факт эмпирически достаточно очевидный и не нуждается в особых доказательствах. А вот новые идеи и ценности - они появились. И причиной их появления в позднесоветских элитах, субэлитах и обществе стала культурная трансформация, которая происходила в нашей стране с 1953 по 1985 год. Такая тихая, плохо осознаваемая культурная трансформация, которая захватила не только какие-то привилегированные группы, но и массовые слои позднесоветского общества. Перемены начались не в результате революционной или договорной смены элит, а стали итогом долговременной культурной трансформации. Старые элиты и значительная часть общества постепенно пропитывались новыми ценностями. В России, в отличие от Германии, выход из тоталитаризма начался как эволюционный, обусловленный внутренней логикой развития. На мой взгляд, это обстоятельство имеет принципиальное значение для всей последующей траектории. В отличие от Германии, мы из своего тоталитаризма выросли, как вырастают из старого костюма. В отличие от Германии мы сами начали свою трансформацию.
Когда я говорил о стандартных объяснениях, я не имел в виду, что в научной литературе среди социологов, политологов отсутствуют альтернативные подходы. Они есть. Другое дело, что, на мой взгляд, они не сведены в какую-то последовательную картину, это отдельные, разрозненные тезисы. Например, в свое время Татьяной Заславской был выдвинут тезис о новом качестве советского общества и новом качестве человека в преддверии перестройки. Этот тезис не получил дальнейшего развития, потому что перестройка очень быстро превратилась в совершенно другой тип политического развития. Есть книга Гордона и Клопова, она называется “Что это было?”, в которой затрагивается вопрос о формировании социальных предпосылок перемен. Наконец, есть работы Игоря Клямкина, который стремится рассматривать развитие массового сознания в современной России с точки зрения преемственности с позднесоветским периодом. Наконец, сейчас появилось очень много конкретных исследований по советскому периоду. Они дают богатый эмпирический материал о том, как формировались предпосылки перемен.
Теперь немного об особенностях подхода, который я хочу предложить. Это подход, прежде всего, эмпирический. В каком-то смысле это опыт долговременного включенного наблюдения. Я, как и большинство людей моего возраста и близких возрастов, имел возможность наблюдать этот процесс изнутри, и, наверное, именно это было самым первоначальным, донаучным мотивом к тому, чтобы выбрать эту тему. Я не ставил перед собой целью следовать какой-то из принятых концепций, подтверждать их правильность, или, наоборот, опровергать. Я пользовался известными мне конструкциями как строительным материалом. Если говорить об общих теоретических основаниях, которые я считаю разумными, это, скорее, социальный конструктивизм, то есть восприятие культуры, общества и политики как сконструированных, созданных индивидуальными и коллективными акторами в соответствии с определенной системой представлений. Хочу оговориться. Хотя в центре внимания культура, я не являюсь сторонником культурного детерминизма. Роль культуры в процессах развития, на мой взгляд, нуждается в новом понимании. Первый этап был пройден относительно недавно, когда экономисты, социологи и политологи сошлись в едином мнении, и это мнение было выражено афористично: “культура имеет значение”. Американцы даже выпустили очень интересный сборник на эту тему. Так вот, эта формула неизбежно вплотную подводит нас к следующему этапу: после того, как мы осознали, что культура имеет значение, не худо бы разобраться в том, какое именно значение имеет культура.
На мой взгляд, для начала перемен в нашей стране именно культура, то есть изменение системы ценностей и представлений в широком смысле имело решающее значение. Не будь результатов позднесоветской культурной эволюции, никаких политических перемен не было бы или они бы приняли иное направление. Но это не означает, что во всех ситуациях культура играет решающую роль. И здесь я согласен с Сейлой Бенхабиб, которая отвергает притязания культуры на парадигмальность, на то, чтобы быть универсальной интеллектуальной отмычкой и объяснять все на свете. На русский язык относительно недавно переведена ее книга, она так и называется - “Притязания культуры”. Если говорить о нас, то в дальнейшем решающую роль в нашей стране, с моей точки зрения, будут играть, скорее, институты, то есть то, что задает поведенческие модели, а не культура, потому что более или менее адекватные ориентиры, которые она создает, у нас уже есть. И в этом мое, насколько я понимаю, достаточно существенное расхождение с большей частью авторов, которые пишут на эту тему у нас в стране. Главная проблема сейчас – не столько недостаток ориентиров, сколько дефицит адекватных поведенческих моделей.
Предлагаемый подход основывается на широкой трактовке культуры: культура понимается социологически, это самые разные феномены в широком диапазоне от обыденных суждений до концепций в общественных науках. Сама культура интерпретируется как гетерогенное и подвижное образование. Культурные феномены в дальнейшем будут рассматриваться в тесной связи с динамикой массового сознания и социальными сдвигами, которые происходили в позднесоветском и постсоветском обществе. Свои результаты я рассматриваю как сугубо предварительные. Речь идет не о какой-то завершенной концепции, а скорее о совокупности рабочих гипотез. Настоящий семинар я рассматриваю как своего рода эксперимент, который призван показать, насколько предлагаемый подход, а также предварительные результаты этого подхода, представляют интерес для кого-либо еще, кроме самого автора.
Теперь немного об инструментах. Рабочая модель – это концентрическая модель культуры. Собственно говоря, это наиболее распространенный познавательный инструмент в социальных науках, по крайней мере, после того, как Эдуард Шилз написал о центре и периферии. Составляющие этой модели: ядро, формирующийся вокруг него центр, и периферия. Система координат по оси “центр – периферия” призвана помочь нам интерпретировать процесс перемен. Понятно, что ядро не обязательно будет одно, их может быть несколько, а периферия тоже может иметь разные отношения с центром, наряду с периферией может выделяться полупериферия, некие промежуточные образования и так далее. Важную роль в анализе живых культурных феноменов имеет категория публичной сферы. Только те культурные феномены, которые наделены правом на публичную репрезентацию, то есть на возможность легально, относительно беспрепятственно предъявлять себя обществу, только они наиболее активно и плодотворно участвуют в культурном обороте. Это не означает, что другие не участвуют, это означает, что участие всех других оказывается существенно затруднено. И, наконец, это различного рода динамические процессы, которые происходят в пространстве, которое предварительным образом очерчено и размечено уже упоминавшимися категориями. Это могут быть самые различные процессы - дифференциация, кристаллизация, диффузия, возникают полюса, с ними что-то происходит, они либо консолидируются, либо они начинают слабеть. Речь пойдет об адаптации, ассимиляции и изоляции различных культурных феноменов. Система может быть равновесной и неравновесной, какие-то силы, какие-то культурные конструкты выдвигаются на позиции гегемонии, то есть на лидирующие позиции, другие отодвигаются на периферию. Мы будем также пользоваться термином “официализация”, означающем включение неких продуктов в центр культуры, наделение их официальным статусом. Каждой фазе культурной динамики соответствует новое соотношение между центром и периферией этой системы, а также изменения в коллективной идентичности, включая образы будущего и прошлого, и в образе внешнего мира. Условно было выделено пять основных фаз, пять основных этапов, пять основных периодов в культурной динамике с 1953 года по нынешнее время. Их мы будем осуждать достаточно подробно.
Собственно говоря, отправной точкой для всего исследования стало неприятие моностилистической модели культуры советского общества, модели, которая явно или неявно присутствует в большинстве научных работ и учебников. Моностилистическая модель исключает возможность возникновения в рамках советского общества идеологического и политического плюрализма. В качестве альтернативы была предложена двухполюсная, или бинарная модель советской культуры, которая предусматривает сакральный центр, и секулярную, или светскую, периферию.
Итак, мы с вами первоначально поговорим о самой первой фазе, об исходной фазе динамики, которую можно назвать фазой активного центра. Временные рамки этого периода – это раннесоветская культура и сталинская классика, получившая название “большого стиля”. Что это за время? Это время зарождения и безусловной гегемонии официальной идеологии и тех культурных продуктов, которые эта идеология включает в орбиту своего притяжения самыми различными способами. Я здесь отметил некоторые вехи и составляющие этого процесса, которые нам помогут понять официальную советскую модель культуры в своем классическом варианте. Исходно, и это очень важно, это понятие социальной катастрофы. То есть то, что произошло в нашей стране, начиная с 1917 года, по глубине и травматизму перемен можно сравнить с социальной катастрофой. Что стало ее результатом, значимым для нашей темы? Результатом стала перевернутая культурная иерархия. Причем имеет смысл говорить о перевернутой культурной иерархии сразу в двух смыслах. Во-первых, утвердилось мировоззрение, которое в свой центр поставило ценности, которые обычно в центре не расположены.
В центре наиболее распространенных мировоззренческих систем располагаются ценности смысла жизни, ответы на вечные вопросы: добро и зло, прекрасное и благое, смысл жизни, смысл человеческого существования. Все, что касается реального и должного устройства социального и политического мира – это все область вторичная или третичная по сравнению с этим ядром обычной культурной системы. У нас же произошел переворот. Иерархия перевернулась, и в центре системы оказались не смысложизненные ценности, а сфера общественно-политических ценностей, которая задает ориентиры для устроения и понимания социального и политического порядка. Все, что относилось к области смысла жизни, добра и зла – это все было отодвинуто в лучшем случае на периферию. Но есть и второй смысл культурного переворота.
Я сознательно подчеркнул особую важность понятия “социальная катастрофа”: она привела к тому, что на поверхности оказались общественные слои, которые были носителями архаической культуры. Я придерживаюсь такой трактовки культуры и исторического процесса, согласно которой прошлое по большому счету никуда не исчезает. Обычно принято считать, что вот есть историческое время, вот оно движется, прошлое постепенно уходит, его носители исчезают, наступает новое время. А остатки старого времени живут в музеях и библиотеках, но собственно говоря, у них нет живых носителей. Мне кажется, это не совсем верно. Исторический процесс можно уподобить постоянному умножению культурных слоев, и в ходе движения исторического времени один слой надстраивается над другим, не уничтожая этот предшествующий полностью, вне зависимости от того, как с ним обращаются. В каком-то смысле, прошлое уничтожить невозможно. Как известно, в начале ХХ века господствовала довольно наивная вера в научно-технический и политический прогресс, казалось, что время социальной и культурной архаики ушло глубоко в прошлое. Жизнь стала гораздо сложнее, распространяются научные знания, грамотность, техника, сложные формы государственного устройства, и кажется, что время необратимо. Но пример нашей страны, а потом и не только нашей, показал, что это не так.
Историческое время в каком-то смысле обратимо, и культурные феномены, которые, казалось бы, давно пройдены, давно исчезли, в результате социальной катастрофы вдруг ожили и вышли на поверхность. Слово “архаика” звучит немного абстрактно. Что имеется в виду? Я думаю, что все в той или иной степени читали Платонова. Вот мироощущение платоновских героев – это архаика, которая вдруг оказалась лишена опосредующих звеньев и разговаривает с миром напрямую. Вот что это такое. Это господство недифференцированных представлений о мире, это также мир, в котором снова есть место чуду и который демонстрирует повышенное тяготение к сакрализации.
В начале ХХ века казалось, что старый мир, в котором центральное место занимала религия и церковь, постепенно отступает. Прямым результатом расширения светской культуры была секуляризация представлений о власти: власть перестали считать божественной, признается, что власть – это творение человека, а значит, ее можно конструировать по-разному, и менять в соответствии с меняющимися потребностями общества. Но после социальной катастрофы новый общественный и политический строй объявил себя священным, божественным и неприкосновенным. Во главе с центральной фигурой. Вот почему для нас активизация и выход на поверхность архаических слоев культуры имеет большое значение. У тоталитарной идеологии в обществе был прямой союзник в лице культурной архаики, выброшенной наверх социальной катастрофой. Но архаика была не единственным союзником тоталитарной идеологии. И тоталитарная идеология, и новая культурная система не просто навязываются обществу, они в определенной степени обществом принимаются изнутри.
Следующее опорное для нас понятие – это понятие сакрализующей травмы. О чем идет речь? Новая культура с новым центром, внутри которого оказались помещены не смысложизненные, а общественно-политические ценности, имела дело не только с этой самой архаикой, но и с обществом, которое прошло определенный путь по пути секуляризации. Каким образом происходит принятие новой культурной системы этим обществом, которое частично уже было секуляризовано? Оно происходит за счет особого психологического механизма, который я назвал сакрализующей травмой. Речь идет о той обстановке, которую создает социальная катастрофа. Это обстановка повышенного страха, повышенной тревоги и одновременно краха всех ориентиров. Человек испытывает и страх, и надежду на обретение надежных ориентиров. Важно помнить, что старый мир рухнул, его не сломали. В последнее время нас пытаются убедить, что до 1917 года была такая благообразная дореволюционная Россия, был император, которого любило общество и народ, которому была предана аристократия, была, конечно, типичная русская расхлябанность, но в целом все жили в мире и согласии, но был ряд нехороших людей, которые воспользовались сложностями, созданными войной, и все это разрушили. Такова новейшая популярная интерпретация революции, которую можно условно назвать версией “Пикуля – Михалкова”. Но так не бывает. Дореволюционный строй износился, этот был старый и гнилой строй, и именно поэтому он обрушился таким страшным образом, исчез в результате социальной катастрофы. Так вот: атмосфера катастрофы порождает в людях и страх, и очень сильное желание хоть за что-то уцепиться. И когда в такой психологической ситуации возникает монополия какой-то идеологической доктрины, вы отчасти начинаете принимать ее изнутри, причем вы принимаете ее особым способом, без обсуждения, то есть без участия рационалистических пластов своего сознания.
Светская идеология принимается вами на веру. Восприятие новой идеологии и связанной с ней культуры через сакрализующую травму, то есть напрямую, без опосредований всего того, что именуется “сознанием”, приводит к устранению одного из центральных механизмов, через которые развивается человеческая культура, а именно устранение диалогических отношений. Институт диалога исчезает. Появляются круг проблем, и со временем он становится все шире, в отношении которых вопросы и обсуждение не поощряются. За это не просто наказывают, постепенно и по умолчанию это превращается в правило хорошего тона. Не принято обсуждать общественно-политическое устройство, а поскольку происходит постоянная экспансия официальной культуры, то вопросов, которые не подлежат обсуждению, и не могут включаться в диалогические отношения, со временем становится все больше и больше. Правда, противоречие между секулярными началами в обществе и сакральной идеологией, только приглушается, но не уходит. В дальнейшем, уже в советский период, по мере увеличения удельного веса занятых в промышленности и городского населения, противоречие между все более секулярным обществом и официальной сакральной культурой, превращается в главное противоречие культуры советского общества.
И, наконец, еще одно важное свойство, которое необходимо отметить: условно, его можно назвать негерметичностью. О чем здесь идет речь? Я уже говорил, что в период катастрофы тоталитарная идеология действует не одна. Помимо архаики ее вольным и невольным союзником отчасти становится и дореволюционная русская культура. Дореволюционная культура, как собственно традиционная, связанная с миром деревни, так и современная для своего времени, или городская, обладали одним общим свойством. Это была культура, лишенная четких внешних и внутренних границ. Известно, что Россия в свое время не прошла через период, связанный с реформацией. И в массовом сознании, и в общественной мысли, проблема спасения души не отделилась окончательно от проблем мироустроения. В результате культура не обрела самодостаточности и самоценности и обязательно нуждается во внешнем оправдании. И поэтому среди носителей культуры, прежде всего высокой культуры, за исключением, наверно, звезд Серебряного века, в массовых слоях интеллигенции, центральное место занимала идея общественного служения. Ты не потому должен заниматься писательским ремеслом, что это ремесло само по себе есть себе оправдание, ты должен заниматься писательским ремеслом для того, чтобы служить обществу. Ты не потому должен заниматься медициной или писать картины, или учить детей, что сами по себе эти профессии и занятия самоценны. Нет, ты имеешь право этим заниматься потому и в той мере, в которой ты служишь обществу. К моменту социальной катастрофы культура еще не окончательно превратилась в самостоятельную подсистему российского социума. Так вот, слабость внутренних оснований и отсутствие самодостаточности, сыграли важную роль в том, что культура, нашла в тоталитарной идеологии своего интеллектуального фаворита. Тоталитарная идеология, которая предполагала целостное, слабодифференцированное видение мира, оказалась особенно привлекательной для дореволюционной русской культуры.
В результате тоталитарной реконструкции образовалась вертикаль советской культуры. Официальная цель – создание культурно однородного общества. Но мы с вами знаем, большие социальные системы не могут быть однородными. И результатом попытки создания культурного единства стало только то, что линии дифференциации упростились. Внутри той системы, которая была создана после формирования вертикали советской культуры, произошла первичная культурная дифференциация. У нас появилось сакральное ядро, которое образовывала светская идеология, вокруг него сформировалась официальная культура, и далее была периферия. Так вот, первая, самая активная фаза культурной динамики – это период расширения центра. Центр агрессивно наступает на все остальное культурное пространство, и в отношении всех других культурных продуктов, всех других культурных феноменов действует двойная стратегия: это либо включение в состав официального центра, либо вытеснение в зону профанных, низких, социально неодобряемых значений, т.е. на культурную периферию. В результате этой экспансии культурное пространство становилось все более и более сакрализованным. Вообще очень мало оставалось чего, что так или иначе не было бы либо напрямую, либо через какие-то опосредующие звенья не было соотнесено с миром идеологии. И к началу 50-х годов в общем создалось впечатление, что официальная культура пожрала собою все культурное пространство.
Символом этого процесса может служить всем известная и бывшая многократно объектом различного рода шуток “Книга о вкусной и здоровой пище”. Для нас важно не только то, что в кулинарной книге изображались продукты, которые было невозможно купить, но и то, что она открывалась цитатой из товарища Сталина. Отныне сакральное ядро имеет отношение ко всему, включая “вкусную и здоровую пищу”. Наука не была исключением. Последняя фаза расширения сакрального ядра сожрала генетику, почти уничтожила психологию, вынудив психологов бежать в физиологию и в медицину, прятаться там, была даже попытка конструирования идеологически правильной физики. Это был предел расширения данной системы. Как справедливо отмечает Эрнст Геллнер, чрезмерное присутствие священного ощущается в обществе как тяжесть. А от тяжести устают. Но это не единственная проблема, которая возникала в связи с предельным расширением сакрального ядра. Социальные сдвиги, которые сопутствовали развитию советской системы, делали общество все более секулярным. Между сакрализованной культурой и секулярным обществом, которому отказывают в праве на адекватную культуру, возникает принципиальное противоречие. Масштабное утверждение советской системы началось с уничтожения традиционной деревни – единственного естественного, если применительно к обществу возможно говорить о естественных состояниях, источника сакральности. Дальше. Все основные системы жизнеобеспечения советской системы имели секулярные основания. Они основывались на современной для того времени технологии, на современном для того времени производстве и на современной для того времени науке. И дальнейшее расширение сакрализованной культуры просто-напросто ставило под угрозу, ставило под вопрос сами основания советской системы.
И еще. Сакральная культура прекрасно осознавала, что находится во враждебном окружении, что ее окружает общество, которое в общем-то чем дальше, тем больше мыслит по-другому, оно мыслит, используя рационалистический багаж. Для него наиболее естественные способы объяснения того, что происходит, это научное объяснение. Но естественное распространение этих объяснений создает угрозу для сакрального ядра. На мой взгляд, вторая причина агрессивной экспансии официальной культуры состоит в том, что она фактически существовала во враждебном окружении внутри собственной страны. И чем дальше, тем большим становился контраст между секулярным обществом и сакральной идеологией.
Последнюю причину можно, если угодно, назвать иронической. Между прочим, официальная идеологическая система именовала себя наукой и всерьез претендовала на научный статус. И в этом тоже был источник серьезного внутреннего противоречия. Фаза экспансии сакрального ядра окончилась по естественным причинам. Центральная фигура в этом ядре просто физически исчезла. И началось движение в прямо противоположном направлении. Этот процесс растянулся где-то на 50 лет, и он образовал ось позднесоветской динамики. Это постепенное, тихое, но постоянное наступление периферии на центр, на официальную культуру. Если мы посмотрим на официальную культуру в конце позднесоветского периода, в преддверии перестройки, то мы увидим, что она вся заполнена периферийными по происхождению культурными продуктами. Она сама внутренне опустошилась, ей нечем было питаться, и она эти периферийные продукты в себя принимала.
Можно попробовать суммировать официальную картину мира к началу марта 1953 года. В этой картине отдается приоритет родовому, коллективному началу перед началом индивидуальным. Центральное место занимает героическое время. Это время утверждения советского строя, период революции и гражданской войны. Все персонажи, как положительные, так и отрицательные, которые появляются в поле официальной культуры, соответствуют строгому канону. Главное там – преданность своим, вождю и беспощадность к врагам. Позитивные характеристики героев: стойкий, несгибаемый, беззаветный, беспощадный и так далее. Большую роль играет официализированная патриархальная мораль, это мораль горожан в первом поколении, которые заполнили советские города в период сталинской индустриализации и урбанизации. Индивидуальное существование не имеет самостоятельной ценности. Оно имеет только ценность тогда, когда соотнесено с родовым началом. Правда, не все так просто. Владимир Паперный, автор книги “Культура Два”, довольно точно отметил, что вообще-то официальная культура была двухслойной, это был симбиоз пласта, который появился в раннесоветский период, и более позднего, уже сталинского.
Раннесоветский культурный слой – это эгалитарный коллективизм, а вот сталинский период появляется иерархический индивидуализм. Появляется привилегированная прослойка, и нахождение в ней дает некую возможность на удовлетворение индивидуальных потребностей. То есть это уже иерархическая система. Она есть в жизни, но в публичном пространстве эта система отсутствует: большие и маленькие вожди обязаны демонстрировать публичную скромность. В публичном пространстве сохраняются эгалитаристские символы и приоритет родовых ценностей. Деньги не имеют значения. Деньги – это способ рассчитываться в магазине. Деньги лишены ценности, точно так же, как лишены ценности по большому счету дом, быт и семья. В центре – труд и работа. Официальный человек того времени живет не дома, он живет на работе. Благосостояние имеет лишь символическую ценность, это то, что зримо воплощено в сельскохозяйственной выставке, потом ВДНХ. Символическое благосостояние может потребляться только коллективно и только визуально, оно должна стать реальностью в каком-то неопределенном будущем. Индивидуальные устремления к благосостоянию, безусловно, осуждаются, как погоня за длинным рублем, как тяга к пустым развлечениям и так далее. Все то, что связано с индивидуальным существованием, переживаниями, внутренний мир человека, поиски смысла жизни – это все на периферии. Этим занимаются странные, нелепые, неправильные люди.
Что такое периферия? Периферия сталинской классики достаточно разнообразна. Если в пространстве официальной культуры есть только одно ядро, то на периферии сразу несколько полюсов, в различной степени оформленных. Там доживают остатки дореволюционного города и его жизненного уклада, а также остатки старого сакрального центра, а именно русская православная церковь. На периферии находятся уцелевшие личные библиотеки потомственных горожан и старых большевиков, которые активно участвовали в параллельном культурном обороте. Периферия – это относительно свободная, нецензурированная стихия устного творчества, песен и анекдотов. Но на периферии затруднено воспроизводство знаково закрепленной продукции – книг и журналов. На периферии также располагаются ряд представителей высокой культуры, которые так и остались непокоренными официальной идеологией. Живет в изоляции Ахматова, живет, но не работает Зощенко, которого травят. Периферия, связанная с высокой культурой, обречена на социальное молчание. И казалось, что ее постигнет естественная смерть. Люди умрут, книги истлеют, и все закончится. Но к счастью, век сталинской монологической культуры оказался короче, чем жизнь периферии. И после 1953 года очень многие вещи, которые были заперты на периферии, обрели более свободный статус. Что еще было на периферии? Там, например, располагались устные, неканонические трактовки героического времени. Люди рассказывали своим детям, своим близким друзьям, “как было на самом деле”. И потом из этих устных традиций щедро черпали хрущевские комиссии по реабилитации, Солженицын и Антонов-Овсеенко младший, когда писали свои книги. Вот примерно как можно описать официальную культуру, ее периферию, и результаты культурной динамики условно к началу марта 1953 года.
http://polit.ru/culture/2006/04/24/seminar.html
Открытые семинары “Полит.ру”. Цикл “Истоки и судьба перемен: Культурная динамика 1953-2005гг.”. Семинар №1. ч.1Стенограмма
“Полит.ру” публикует стенограмму первого семинара из цикла “Истоки и судьба перемен: Культурная динамика 1953-2005гг.”, проходившего в декабре 2005 года в клубе Bilingua. Ведущим цикла был известный политолог и преподаватель Алексей Зудин, признанный специалист в области сравнительного анализа групповых интересов и систем представительства, исследования политического процесса и политической системы России, культурологических аспектов модернизации и “транзита”.
Считается, что глубинной причиной многочисленных трудностей, с которыми с конца 80-х годов сталкивается формирование нового общественного уклада, служит отсутствие необходимых культурных ресурсов. Тезис о культурной неподготовленности России к переменам нуждается в уточнении. Сквозной анализ культурных сдвигов за 30-летний период, предшествовавший началу реформ, обнаруживает постоянное увеличение модернизационного потенциала позднесоветского общества. Масштаб и глубина сдвигов в направлении модернизации были таковы, что к концу позднесоветского периода их присутствие в различной степени ощущалось почти на всем пространстве официальной культуры. Итоги позднесоветской культурной трансформации стали важным фактором российского “транзита”. Они также в значительной степени определили рамки культурной динамики в постсоветский период. Замысел цикла состоял во вскрытии культурных истоков дальнейшей трансформации.
“Мы сами прогнали своих коммунистов, без чужой помощи. Позднесоветское общество оказалось в состоянии перемолоть официальную идеологию. Общество оказалось богаче, и в дальнейшем официальная идеология пыталась приспосабливаться, черпая ресурсы за своими пределами – из общества, с культурной периферии. Сначала - классика при Сталине, после войны – дореволюционные традиции, потом – другие ресурсы, не имевшие прямого отношения к доктрине. Так официальная идеология пыталось восполнить свою пустоту. Наконец, наступил момент, когда эта старая идеология умерла полностью. Общество оказалось сильнее и богаче той самой власти, которая пыталась это общество постоянно выстраивать”.
Участники семинара: Вахнина Людмила, член Совета правозащитного центра “Мемориал”, член экспертного совета при Уполномоченном по правам человека; Дорофеев Максим, советник Административно-правового департамента Министерства регионального развития РФ; Зайка Ксения, слушательница МШСЭН; Лукьянов Александр, научный сотрудник географического факультета МГУ; Московкин Лев, спец. корреспондент “Московской Правды”; Ситнова Ирина, преподаватель Московского социально-психологического университета (МПСИ) и РГСУ; Фетисов Андрей, Эксперт центра этнорелигиозных и политических исследований; Чикурова Марина, аспирант Кафедры теории и практики культуры РАГС; Чудновский Григорий, эксперт в области конфликтологии переходных процессов; Шагалович Дмитрий, эксперт Минэкономразвития РФ. Организатор семинара - Алексей Боганцев, ПОЛИТ.РУ. Ведущий семинара – Алексей Зудин, преподаватель ГУ-ВШЭ, МВШСЭН, консультант ИМЭМО РАН, Центра политических технологий.
Зудин. Хочу напомнить: наш семинар – свободный, но связанный. Он связан заявленной темой и тем, что у этого семинара есть ведущий, то есть человек, который будет рассказывать, делиться с вами о своем видении этой темы. Этот семинар будет отличаться от просто свободной дискуссии, тем более от свободной дискуссии на актуальные политические темы. Не потому, что я хочу от них уйти, а просто потому, что такова тема. Если будет большая потребность и желание, мы можем эти вопросы обсудить уже за рамками семинара. А рамки семинара ограничены обозначенной темой: Истоки и судьбы перемен, культурная динамика 1953-2005. Семинары заявлены как интерактивные, и мы будем этого, безусловно, придерживаться, но на первом семинаре я вас прошу разрешения дать мне немножко больше возможности поработать “говорящей головой” для того, чтобы ввести вас в рамки концептуальной схемы, которую я хочу предложить вашему обсуждению, и в которую в той или иной степени укладывается заявленный предмет, а именно долговременная культурная динамика. Я раздал список своих работ, на которых основан данный курс, это даст возможность тем, кто захочет посетить следующий семинар, прийти на него более “вооруженными”, чтобы у меня было меньше необходимости говорить самому и освободить место для дискуссии, для обсуждения, для интерактива.
Почему выбрана эта тема? Думаю, не будет преувеличением, если я скажу, что многих людей занимает вопрос о том, почему траектория перемен в нашей стране отличается от тех, которые мы наблюдали в странах классического демократического транзита, к которым относится не только нынешняя Центральная Европа, но и послевоенная Германия. Почему и когда начались перемены? Этот вопрос всерьез не обсуждался и считается в общем решенным. Как когда? Все знают, что перемены начались с августовской революции 1991 года. При желании, можно прибавить сюда период с апреля 1985 года. В отношении причин также наблюдается единодушие. Прежде всего, на передний план выдвигаются экономические и военно-политические факторы. У нас упали темпы экономического роста, ресурсы кончились, экстенсивное развитие экономики стало более невозможно, усилилось давление со стороны Запада и в этой ситуации у советского руководства просто не оставалось другого выбора, как начать управляемые реформы. Все это довольно складно и все это, по большому счету, так и есть. Только здесь не хватает чего-то важного. Прежде всего, почему перемены приняли именно ту форму, которую они приняли? Почему либерализация и демократизация стали практически безальтернативными формами перемен, по крайней мере, на их начальном этапе? Почему советский общественный строй и политическая система рухнули так быстро и относительно безболезненно? На мой взгляд, это говорит о достаточно высокой степени подготовленности людей к этим переменам.
В то же время в научной и околонаучной литературе преобладают утверждения, которые за точку отсчета берут Восточную Европу, и выдвигаются прямо противоположные тезисы. Я приведу пример такого стандартного объяснения из далеко не самой плохой работы: “В России в конце 80-х годов не было социальной базы для движения к рынку и демократии. В отличие от стран Восточной Европы и Прибалтики, интеллигенция в России не представляла собой контрэлиты, которая могла бы прийти на смену партийно-хозяйственной номенклатуре и принести с собой новые ценности и идеалы”. Мне кажется, что дело обстоит сложнее. Тезисы про контрэлиту и новые ценности полезно развести. Контрэлиты действительно не было, этот факт эмпирически достаточно очевидный и не нуждается в особых доказательствах. А вот новые идеи и ценности - они появились. И причиной их появления в позднесоветских элитах, субэлитах и обществе стала культурная трансформация, которая происходила в нашей стране с 1953 по 1985 год. Такая тихая, плохо осознаваемая культурная трансформация, которая захватила не только какие-то привилегированные группы, но и массовые слои позднесоветского общества. Перемены начались не в результате революционной или договорной смены элит, а стали итогом долговременной культурной трансформации. Старые элиты и значительная часть общества постепенно пропитывались новыми ценностями. В России, в отличие от Германии, выход из тоталитаризма начался как эволюционный, обусловленный внутренней логикой развития. На мой взгляд, это обстоятельство имеет принципиальное значение для всей последующей траектории. В отличие от Германии, мы из своего тоталитаризма выросли, как вырастают из старого костюма. В отличие от Германии мы сами начали свою трансформацию.
Когда я говорил о стандартных объяснениях, я не имел в виду, что в научной литературе среди социологов, политологов отсутствуют альтернативные подходы. Они есть. Другое дело, что, на мой взгляд, они не сведены в какую-то последовательную картину, это отдельные, разрозненные тезисы. Например, в свое время Татьяной Заславской был выдвинут тезис о новом качестве советского общества и новом качестве человека в преддверии перестройки. Этот тезис не получил дальнейшего развития, потому что перестройка очень быстро превратилась в совершенно другой тип политического развития. Есть книга Гордона и Клопова, она называется “Что это было?”, в которой затрагивается вопрос о формировании социальных предпосылок перемен. Наконец, есть работы Игоря Клямкина, который стремится рассматривать развитие массового сознания в современной России с точки зрения преемственности с позднесоветским периодом. Наконец, сейчас появилось очень много конкретных исследований по советскому периоду. Они дают богатый эмпирический материал о том, как формировались предпосылки перемен.
Теперь немного об особенностях подхода, который я хочу предложить. Это подход, прежде всего, эмпирический. В каком-то смысле это опыт долговременного включенного наблюдения. Я, как и большинство людей моего возраста и близких возрастов, имел возможность наблюдать этот процесс изнутри, и, наверное, именно это было самым первоначальным, донаучным мотивом к тому, чтобы выбрать эту тему. Я не ставил перед собой целью следовать какой-то из принятых концепций, подтверждать их правильность, или, наоборот, опровергать. Я пользовался известными мне конструкциями как строительным материалом. Если говорить об общих теоретических основаниях, которые я считаю разумными, это, скорее, социальный конструктивизм, то есть восприятие культуры, общества и политики как сконструированных, созданных индивидуальными и коллективными акторами в соответствии с определенной системой представлений. Хочу оговориться. Хотя в центре внимания культура, я не являюсь сторонником культурного детерминизма. Роль культуры в процессах развития, на мой взгляд, нуждается в новом понимании. Первый этап был пройден относительно недавно, когда экономисты, социологи и политологи сошлись в едином мнении, и это мнение было выражено афористично: “культура имеет значение”. Американцы даже выпустили очень интересный сборник на эту тему. Так вот, эта формула неизбежно вплотную подводит нас к следующему этапу: после того, как мы осознали, что культура имеет значение, не худо бы разобраться в том, какое именно значение имеет культура.
На мой взгляд, для начала перемен в нашей стране именно культура, то есть изменение системы ценностей и представлений в широком смысле имело решающее значение. Не будь результатов позднесоветской культурной эволюции, никаких политических перемен не было бы или они бы приняли иное направление. Но это не означает, что во всех ситуациях культура играет решающую роль. И здесь я согласен с Сейлой Бенхабиб, которая отвергает притязания культуры на парадигмальность, на то, чтобы быть универсальной интеллектуальной отмычкой и объяснять все на свете. На русский язык относительно недавно переведена ее книга, она так и называется - “Притязания культуры”. Если говорить о нас, то в дальнейшем решающую роль в нашей стране, с моей точки зрения, будут играть, скорее, институты, то есть то, что задает поведенческие модели, а не культура, потому что более или менее адекватные ориентиры, которые она создает, у нас уже есть. И в этом мое, насколько я понимаю, достаточно существенное расхождение с большей частью авторов, которые пишут на эту тему у нас в стране. Главная проблема сейчас – не столько недостаток ориентиров, сколько дефицит адекватных поведенческих моделей.
Предлагаемый подход основывается на широкой трактовке культуры: культура понимается социологически, это самые разные феномены в широком диапазоне от обыденных суждений до концепций в общественных науках. Сама культура интерпретируется как гетерогенное и подвижное образование. Культурные феномены в дальнейшем будут рассматриваться в тесной связи с динамикой массового сознания и социальными сдвигами, которые происходили в позднесоветском и постсоветском обществе. Свои результаты я рассматриваю как сугубо предварительные. Речь идет не о какой-то завершенной концепции, а скорее о совокупности рабочих гипотез. Настоящий семинар я рассматриваю как своего рода эксперимент, который призван показать, насколько предлагаемый подход, а также предварительные результаты этого подхода, представляют интерес для кого-либо еще, кроме самого автора.
Теперь немного об инструментах. Рабочая модель – это концентрическая модель культуры. Собственно говоря, это наиболее распространенный познавательный инструмент в социальных науках, по крайней мере, после того, как Эдуард Шилз написал о центре и периферии. Составляющие этой модели: ядро, формирующийся вокруг него центр, и периферия. Система координат по оси “центр – периферия” призвана помочь нам интерпретировать процесс перемен. Понятно, что ядро не обязательно будет одно, их может быть несколько, а периферия тоже может иметь разные отношения с центром, наряду с периферией может выделяться полупериферия, некие промежуточные образования и так далее. Важную роль в анализе живых культурных феноменов имеет категория публичной сферы. Только те культурные феномены, которые наделены правом на публичную репрезентацию, то есть на возможность легально, относительно беспрепятственно предъявлять себя обществу, только они наиболее активно и плодотворно участвуют в культурном обороте. Это не означает, что другие не участвуют, это означает, что участие всех других оказывается существенно затруднено. И, наконец, это различного рода динамические процессы, которые происходят в пространстве, которое предварительным образом очерчено и размечено уже упоминавшимися категориями. Это могут быть самые различные процессы - дифференциация, кристаллизация, диффузия, возникают полюса, с ними что-то происходит, они либо консолидируются, либо они начинают слабеть. Речь пойдет об адаптации, ассимиляции и изоляции различных культурных феноменов. Система может быть равновесной и неравновесной, какие-то силы, какие-то культурные конструкты выдвигаются на позиции гегемонии, то есть на лидирующие позиции, другие отодвигаются на периферию. Мы будем также пользоваться термином “официализация”, означающем включение неких продуктов в центр культуры, наделение их официальным статусом. Каждой фазе культурной динамики соответствует новое соотношение между центром и периферией этой системы, а также изменения в коллективной идентичности, включая образы будущего и прошлого, и в образе внешнего мира. Условно было выделено пять основных фаз, пять основных этапов, пять основных периодов в культурной динамике с 1953 года по нынешнее время. Их мы будем осуждать достаточно подробно.
Собственно говоря, отправной точкой для всего исследования стало неприятие моностилистической модели культуры советского общества, модели, которая явно или неявно присутствует в большинстве научных работ и учебников. Моностилистическая модель исключает возможность возникновения в рамках советского общества идеологического и политического плюрализма. В качестве альтернативы была предложена двухполюсная, или бинарная модель советской культуры, которая предусматривает сакральный центр, и секулярную, или светскую, периферию.
Итак, мы с вами первоначально поговорим о самой первой фазе, об исходной фазе динамики, которую можно назвать фазой активного центра. Временные рамки этого периода – это раннесоветская культура и сталинская классика, получившая название “большого стиля”. Что это за время? Это время зарождения и безусловной гегемонии официальной идеологии и тех культурных продуктов, которые эта идеология включает в орбиту своего притяжения самыми различными способами. Я здесь отметил некоторые вехи и составляющие этого процесса, которые нам помогут понять официальную советскую модель культуры в своем классическом варианте. Исходно, и это очень важно, это понятие социальной катастрофы. То есть то, что произошло в нашей стране, начиная с 1917 года, по глубине и травматизму перемен можно сравнить с социальной катастрофой. Что стало ее результатом, значимым для нашей темы? Результатом стала перевернутая культурная иерархия. Причем имеет смысл говорить о перевернутой культурной иерархии сразу в двух смыслах. Во-первых, утвердилось мировоззрение, которое в свой центр поставило ценности, которые обычно в центре не расположены.
В центре наиболее распространенных мировоззренческих систем располагаются ценности смысла жизни, ответы на вечные вопросы: добро и зло, прекрасное и благое, смысл жизни, смысл человеческого существования. Все, что касается реального и должного устройства социального и политического мира – это все область вторичная или третичная по сравнению с этим ядром обычной культурной системы. У нас же произошел переворот. Иерархия перевернулась, и в центре системы оказались не смысложизненные ценности, а сфера общественно-политических ценностей, которая задает ориентиры для устроения и понимания социального и политического порядка. Все, что относилось к области смысла жизни, добра и зла – это все было отодвинуто в лучшем случае на периферию. Но есть и второй смысл культурного переворота.
Я сознательно подчеркнул особую важность понятия “социальная катастрофа”: она привела к тому, что на поверхности оказались общественные слои, которые были носителями архаической культуры. Я придерживаюсь такой трактовки культуры и исторического процесса, согласно которой прошлое по большому счету никуда не исчезает. Обычно принято считать, что вот есть историческое время, вот оно движется, прошлое постепенно уходит, его носители исчезают, наступает новое время. А остатки старого времени живут в музеях и библиотеках, но собственно говоря, у них нет живых носителей. Мне кажется, это не совсем верно. Исторический процесс можно уподобить постоянному умножению культурных слоев, и в ходе движения исторического времени один слой надстраивается над другим, не уничтожая этот предшествующий полностью, вне зависимости от того, как с ним обращаются. В каком-то смысле, прошлое уничтожить невозможно. Как известно, в начале ХХ века господствовала довольно наивная вера в научно-технический и политический прогресс, казалось, что время социальной и культурной архаики ушло глубоко в прошлое. Жизнь стала гораздо сложнее, распространяются научные знания, грамотность, техника, сложные формы государственного устройства, и кажется, что время необратимо. Но пример нашей страны, а потом и не только нашей, показал, что это не так.
Историческое время в каком-то смысле обратимо, и культурные феномены, которые, казалось бы, давно пройдены, давно исчезли, в результате социальной катастрофы вдруг ожили и вышли на поверхность. Слово “архаика” звучит немного абстрактно. Что имеется в виду? Я думаю, что все в той или иной степени читали Платонова. Вот мироощущение платоновских героев – это архаика, которая вдруг оказалась лишена опосредующих звеньев и разговаривает с миром напрямую. Вот что это такое. Это господство недифференцированных представлений о мире, это также мир, в котором снова есть место чуду и который демонстрирует повышенное тяготение к сакрализации.
В начале ХХ века казалось, что старый мир, в котором центральное место занимала религия и церковь, постепенно отступает. Прямым результатом расширения светской культуры была секуляризация представлений о власти: власть перестали считать божественной, признается, что власть – это творение человека, а значит, ее можно конструировать по-разному, и менять в соответствии с меняющимися потребностями общества. Но после социальной катастрофы новый общественный и политический строй объявил себя священным, божественным и неприкосновенным. Во главе с центральной фигурой. Вот почему для нас активизация и выход на поверхность архаических слоев культуры имеет большое значение. У тоталитарной идеологии в обществе был прямой союзник в лице культурной архаики, выброшенной наверх социальной катастрофой. Но архаика была не единственным союзником тоталитарной идеологии. И тоталитарная идеология, и новая культурная система не просто навязываются обществу, они в определенной степени обществом принимаются изнутри.
Следующее опорное для нас понятие – это понятие сакрализующей травмы. О чем идет речь? Новая культура с новым центром, внутри которого оказались помещены не смысложизненные, а общественно-политические ценности, имела дело не только с этой самой архаикой, но и с обществом, которое прошло определенный путь по пути секуляризации. Каким образом происходит принятие новой культурной системы этим обществом, которое частично уже было секуляризовано? Оно происходит за счет особого психологического механизма, который я назвал сакрализующей травмой. Речь идет о той обстановке, которую создает социальная катастрофа. Это обстановка повышенного страха, повышенной тревоги и одновременно краха всех ориентиров. Человек испытывает и страх, и надежду на обретение надежных ориентиров. Важно помнить, что старый мир рухнул, его не сломали. В последнее время нас пытаются убедить, что до 1917 года была такая благообразная дореволюционная Россия, был император, которого любило общество и народ, которому была предана аристократия, была, конечно, типичная русская расхлябанность, но в целом все жили в мире и согласии, но был ряд нехороших людей, которые воспользовались сложностями, созданными войной, и все это разрушили. Такова новейшая популярная интерпретация революции, которую можно условно назвать версией “Пикуля – Михалкова”. Но так не бывает. Дореволюционный строй износился, этот был старый и гнилой строй, и именно поэтому он обрушился таким страшным образом, исчез в результате социальной катастрофы. Так вот: атмосфера катастрофы порождает в людях и страх, и очень сильное желание хоть за что-то уцепиться. И когда в такой психологической ситуации возникает монополия какой-то идеологической доктрины, вы отчасти начинаете принимать ее изнутри, причем вы принимаете ее особым способом, без обсуждения, то есть без участия рационалистических пластов своего сознания.
Светская идеология принимается вами на веру. Восприятие новой идеологии и связанной с ней культуры через сакрализующую травму, то есть напрямую, без опосредований всего того, что именуется “сознанием”, приводит к устранению одного из центральных механизмов, через которые развивается человеческая культура, а именно устранение диалогических отношений. Институт диалога исчезает. Появляются круг проблем, и со временем он становится все шире, в отношении которых вопросы и обсуждение не поощряются. За это не просто наказывают, постепенно и по умолчанию это превращается в правило хорошего тона. Не принято обсуждать общественно-политическое устройство, а поскольку происходит постоянная экспансия официальной культуры, то вопросов, которые не подлежат обсуждению, и не могут включаться в диалогические отношения, со временем становится все больше и больше. Правда, противоречие между секулярными началами в обществе и сакральной идеологией, только приглушается, но не уходит. В дальнейшем, уже в советский период, по мере увеличения удельного веса занятых в промышленности и городского населения, противоречие между все более секулярным обществом и официальной сакральной культурой, превращается в главное противоречие культуры советского общества.
И, наконец, еще одно важное свойство, которое необходимо отметить: условно, его можно назвать негерметичностью. О чем здесь идет речь? Я уже говорил, что в период катастрофы тоталитарная идеология действует не одна. Помимо архаики ее вольным и невольным союзником отчасти становится и дореволюционная русская культура. Дореволюционная культура, как собственно традиционная, связанная с миром деревни, так и современная для своего времени, или городская, обладали одним общим свойством. Это была культура, лишенная четких внешних и внутренних границ. Известно, что Россия в свое время не прошла через период, связанный с реформацией. И в массовом сознании, и в общественной мысли, проблема спасения души не отделилась окончательно от проблем мироустроения. В результате культура не обрела самодостаточности и самоценности и обязательно нуждается во внешнем оправдании. И поэтому среди носителей культуры, прежде всего высокой культуры, за исключением, наверно, звезд Серебряного века, в массовых слоях интеллигенции, центральное место занимала идея общественного служения. Ты не потому должен заниматься писательским ремеслом, что это ремесло само по себе есть себе оправдание, ты должен заниматься писательским ремеслом для того, чтобы служить обществу. Ты не потому должен заниматься медициной или писать картины, или учить детей, что сами по себе эти профессии и занятия самоценны. Нет, ты имеешь право этим заниматься потому и в той мере, в которой ты служишь обществу. К моменту социальной катастрофы культура еще не окончательно превратилась в самостоятельную подсистему российского социума. Так вот, слабость внутренних оснований и отсутствие самодостаточности, сыграли важную роль в том, что культура, нашла в тоталитарной идеологии своего интеллектуального фаворита. Тоталитарная идеология, которая предполагала целостное, слабодифференцированное видение мира, оказалась особенно привлекательной для дореволюционной русской культуры.
В результате тоталитарной реконструкции образовалась вертикаль советской культуры. Официальная цель – создание культурно однородного общества. Но мы с вами знаем, большие социальные системы не могут быть однородными. И результатом попытки создания культурного единства стало только то, что линии дифференциации упростились. Внутри той системы, которая была создана после формирования вертикали советской культуры, произошла первичная культурная дифференциация. У нас появилось сакральное ядро, которое образовывала светская идеология, вокруг него сформировалась официальная культура, и далее была периферия. Так вот, первая, самая активная фаза культурной динамики – это период расширения центра. Центр агрессивно наступает на все остальное культурное пространство, и в отношении всех других культурных продуктов, всех других культурных феноменов действует двойная стратегия: это либо включение в состав официального центра, либо вытеснение в зону профанных, низких, социально неодобряемых значений, т.е. на культурную периферию. В результате этой экспансии культурное пространство становилось все более и более сакрализованным. Вообще очень мало оставалось чего, что так или иначе не было бы либо напрямую, либо через какие-то опосредующие звенья не было соотнесено с миром идеологии. И к началу 50-х годов в общем создалось впечатление, что официальная культура пожрала собою все культурное пространство.
Символом этого процесса может служить всем известная и бывшая многократно объектом различного рода шуток “Книга о вкусной и здоровой пище”. Для нас важно не только то, что в кулинарной книге изображались продукты, которые было невозможно купить, но и то, что она открывалась цитатой из товарища Сталина. Отныне сакральное ядро имеет отношение ко всему, включая “вкусную и здоровую пищу”. Наука не была исключением. Последняя фаза расширения сакрального ядра сожрала генетику, почти уничтожила психологию, вынудив психологов бежать в физиологию и в медицину, прятаться там, была даже попытка конструирования идеологически правильной физики. Это был предел расширения данной системы. Как справедливо отмечает Эрнст Геллнер, чрезмерное присутствие священного ощущается в обществе как тяжесть. А от тяжести устают. Но это не единственная проблема, которая возникала в связи с предельным расширением сакрального ядра. Социальные сдвиги, которые сопутствовали развитию советской системы, делали общество все более секулярным. Между сакрализованной культурой и секулярным обществом, которому отказывают в праве на адекватную культуру, возникает принципиальное противоречие. Масштабное утверждение советской системы началось с уничтожения традиционной деревни – единственного естественного, если применительно к обществу возможно говорить о естественных состояниях, источника сакральности. Дальше. Все основные системы жизнеобеспечения советской системы имели секулярные основания. Они основывались на современной для того времени технологии, на современном для того времени производстве и на современной для того времени науке. И дальнейшее расширение сакрализованной культуры просто-напросто ставило под угрозу, ставило под вопрос сами основания советской системы.
И еще. Сакральная культура прекрасно осознавала, что находится во враждебном окружении, что ее окружает общество, которое в общем-то чем дальше, тем больше мыслит по-другому, оно мыслит, используя рационалистический багаж. Для него наиболее естественные способы объяснения того, что происходит, это научное объяснение. Но естественное распространение этих объяснений создает угрозу для сакрального ядра. На мой взгляд, вторая причина агрессивной экспансии официальной культуры состоит в том, что она фактически существовала во враждебном окружении внутри собственной страны. И чем дальше, тем большим становился контраст между секулярным обществом и сакральной идеологией.
Последнюю причину можно, если угодно, назвать иронической. Между прочим, официальная идеологическая система именовала себя наукой и всерьез претендовала на научный статус. И в этом тоже был источник серьезного внутреннего противоречия. Фаза экспансии сакрального ядра окончилась по естественным причинам. Центральная фигура в этом ядре просто физически исчезла. И началось движение в прямо противоположном направлении. Этот процесс растянулся где-то на 50 лет, и он образовал ось позднесоветской динамики. Это постепенное, тихое, но постоянное наступление периферии на центр, на официальную культуру. Если мы посмотрим на официальную культуру в конце позднесоветского периода, в преддверии перестройки, то мы увидим, что она вся заполнена периферийными по происхождению культурными продуктами. Она сама внутренне опустошилась, ей нечем было питаться, и она эти периферийные продукты в себя принимала.
Можно попробовать суммировать официальную картину мира к началу марта 1953 года. В этой картине отдается приоритет родовому, коллективному началу перед началом индивидуальным. Центральное место занимает героическое время. Это время утверждения советского строя, период революции и гражданской войны. Все персонажи, как положительные, так и отрицательные, которые появляются в поле официальной культуры, соответствуют строгому канону. Главное там – преданность своим, вождю и беспощадность к врагам. Позитивные характеристики героев: стойкий, несгибаемый, беззаветный, беспощадный и так далее. Большую роль играет официализированная патриархальная мораль, это мораль горожан в первом поколении, которые заполнили советские города в период сталинской индустриализации и урбанизации. Индивидуальное существование не имеет самостоятельной ценности. Оно имеет только ценность тогда, когда соотнесено с родовым началом. Правда, не все так просто. Владимир Паперный, автор книги “Культура Два”, довольно точно отметил, что вообще-то официальная культура была двухслойной, это был симбиоз пласта, который появился в раннесоветский период, и более позднего, уже сталинского.
Раннесоветский культурный слой – это эгалитарный коллективизм, а вот сталинский период появляется иерархический индивидуализм. Появляется привилегированная прослойка, и нахождение в ней дает некую возможность на удовлетворение индивидуальных потребностей. То есть это уже иерархическая система. Она есть в жизни, но в публичном пространстве эта система отсутствует: большие и маленькие вожди обязаны демонстрировать публичную скромность. В публичном пространстве сохраняются эгалитаристские символы и приоритет родовых ценностей. Деньги не имеют значения. Деньги – это способ рассчитываться в магазине. Деньги лишены ценности, точно так же, как лишены ценности по большому счету дом, быт и семья. В центре – труд и работа. Официальный человек того времени живет не дома, он живет на работе. Благосостояние имеет лишь символическую ценность, это то, что зримо воплощено в сельскохозяйственной выставке, потом ВДНХ. Символическое благосостояние может потребляться только коллективно и только визуально, оно должна стать реальностью в каком-то неопределенном будущем. Индивидуальные устремления к благосостоянию, безусловно, осуждаются, как погоня за длинным рублем, как тяга к пустым развлечениям и так далее. Все то, что связано с индивидуальным существованием, переживаниями, внутренний мир человека, поиски смысла жизни – это все на периферии. Этим занимаются странные, нелепые, неправильные люди.
Что такое периферия? Периферия сталинской классики достаточно разнообразна. Если в пространстве официальной культуры есть только одно ядро, то на периферии сразу несколько полюсов, в различной степени оформленных. Там доживают остатки дореволюционного города и его жизненного уклада, а также остатки старого сакрального центра, а именно русская православная церковь. На периферии находятся уцелевшие личные библиотеки потомственных горожан и старых большевиков, которые активно участвовали в параллельном культурном обороте. Периферия – это относительно свободная, нецензурированная стихия устного творчества, песен и анекдотов. Но на периферии затруднено воспроизводство знаково закрепленной продукции – книг и журналов. На периферии также располагаются ряд представителей высокой культуры, которые так и остались непокоренными официальной идеологией. Живет в изоляции Ахматова, живет, но не работает Зощенко, которого травят. Периферия, связанная с высокой культурой, обречена на социальное молчание. И казалось, что ее постигнет естественная смерть. Люди умрут, книги истлеют, и все закончится. Но к счастью, век сталинской монологической культуры оказался короче, чем жизнь периферии. И после 1953 года очень многие вещи, которые были заперты на периферии, обрели более свободный статус. Что еще было на периферии? Там, например, располагались устные, неканонические трактовки героического времени. Люди рассказывали своим детям, своим близким друзьям, “как было на самом деле”. И потом из этих устных традиций щедро черпали хрущевские комиссии по реабилитации, Солженицын и Антонов-Овсеенко младший, когда писали свои книги. Вот примерно как можно описать официальную культуру, ее периферию, и результаты культурной динамики условно к началу марта 1953 года.
http://polit.ru/culture/2006/04/24/seminar.html
Исчезающий канон
Открытые семинары “Полит.ру”. Цикл “Истоки и судьба перемен: Культурная динамика 1953-2005гг.”. Семинар №1. ч.2Теперь давайте сделаем прыжок через 50 лет, в март 1985 года. Мы увидим, что культурная ситуация в советском обществе существенно изменилась. Была восстановлена ценность настоящего времени. Раньше ценностью обладало только будущее время. Вновь появилась автономия научного знания и индивидуального начала. В сталинской России научное знание и его носители не обладали автономией, они было полностью подчинены официальной идеологии. В одном из сталинских фильмов прозвучала крылатая фраза: “Если цифры против нас, тем хуже дли цифр!” В культуре был закреплен негативный, уничижительный образ носителя знаний. Это всем известный карикатурный интеллигент в очках и шляпе. И здесь официальная идеология имела естественную опору в народном антиинтеллектуализме, потому что этих субъектов в народной среде тоже не любили. На исходе позднесоветского времени личные переживания, смех и чувственность также вернули себе полноценное место в культуре. Начался распад аскетической трудовой этики, в которой высоко ценимый труд был лишен прямой связи с индивидуализированными формами денежного вознаграждения. Было преодолено безденежное сознание, низкий статус денег в культуре. Коллективизм сменился позднесоветской разновидностью индивидуализма. Произошло укоренение потребительских ориентаций. Наконец, индивидуальное благосостояние вернуло себе высокий культурный статус. Возникший в обществе культ новой приватности преодолел ущербное положение в культуре, которое раньше занимала частная сфера. Государственная собственность утратила моральный авторитет и стала восприниматься как ничейная. Усложнились и закрепленные в культуре представления о социальной фигуре руководителя. Образ начальника, который фиксирует только иерархическую принадлежность его носителя, оказался недостаточным к тому времени. И культура очень остро ощущала эту недостаточность. Позднесоветская культура активизирует образ хозяина, который наряду с иерархической позицией акцентирует также и позитивные деловые качества: заинтересованное отношение к делу и успешность. Никакого предпринимательства пока нет, но под чужой социальной маской уже появился частный предприниматель как культурный герой. Центральными положительными персонажами официальной культуры под собственными или чужими именами становится эффективный хозяин и интеллигент – основные действующие лица будущей политической эпохи.
Что происходит за 30 лет с положительными персонажами официальной культуры, присутствующими в публичном пространстве? Они все переделываются в интеллигентов. Это интеллигентный директор, интеллигентный секретарь райкома, который борется с отсталым секретарем горкома. Это интеллигентный Ленин, “который в Польше”. Интеллигентные все, включая рабочих. Наконец, показательно и то, что после того, как с конца 60-х годов стала проводиться активная публичная кампания по реабилитации органов госбезопасности, в полном соответствии с духом времени позитивным образом для советского шпиона и секретного сотрудника была избрана не местная разновидность Джеймса Бонда, а интеллигент. Кто такой Штирлиц? Кто такой Любшин в “Щите и мече”, кто такой Бероев? Они все интеллигенты. Официальная культура все больше чувствует свою пустоту, и она пытается грабить поднимающийся средний класс, поднимающуюся интеллигенцию, забрав у нее образы. Она теперь сама претендует на интеллигентность.
Но это не все. Началась идеологическая дифференциация позднесоветских элит и субэлитных групп. Восстановились традиционные механизмы культурной динамики. В культуру вернулся диалог, началась полемика, точнее возобновилась после 80-летнего перерыва. Полемика между западниками и славянофилами, теперь уже русофилами. Более того, восстановилась и традиционная для нашей страны организационная форма – литературно-журнальные партии. Возродилась заново роль стран Восточной Европы в качестве посредников в культурном обмене между Россией и Западом. Поездки на Запад – это привилегия номенклатуры. А вот туризм в братские социалистические страны – это вещь вполне доступная для советского человека, если он хорошо себя ведет и ударно трудится. Оттуда люди привозили образцы передовых для нашего общества стандартов потребления, образа жизни, досуга, организации дома, и вообще они узнавали, что, оказывается, существуют частные магазины, в которых все по-другому. Позднесоветская культура переходит в постканоническое состояние. Официальный канон продолжает существовать, но содержательно он исчезает, потому что уже невозможно с определенностью сказать, что именно он означает. В начале 1980-х годов официальные литературоведы ломали очень много копий, пытаясь выяснить, а что же означает социалистический реализм? И эта проблема, которая вылезла в литературоведении, она на самом деле была везде, потому что канон в экономике - плановое хозяйство - тоже размылся. Все говорили о том, что нужно совершенствовать хозяйственный механизм и предлагали разные варианты. Во всех сферах, которые мы ни возьмем, канон расплывается. Канон замещается конкурирующими толкованиями. Решающая роль переходит к субэлитам, которые активно интерпретируют канон в соответствии с собственными представлениями и интересами. В обществе утверждается плюралистическая культурная ситуация. Полностью создание культурных основ современного общества в советский период не завершилось, да оно было и невозможно. Но основная часть работы была сделана именно там. И каким образом произошел этот культурный сдвиг, мы будем обсуждать на следующем семинаре.
Реплика из зала. У меня некоторые сомнения вызывает положение о том, что прошлое не умирает. Все-таки ничего вечного не бывает. И постепенно все-таки прошлое уходит. Другое дело, скажем, что есть определенные точки возврата. Если ее не пройти, то прошлое еще может вернуться. Грубо говоря, наше общество еще можно вернуть во времена застоя, примерно, но во времена 30-х годов, не говоря уже о дореволюционном состоянии, вернуть его просто невозможно. Все, что связано с тем периодом, уже отмерло. Поэтому пласты накапливаются, но наступает какой-то критический момент, когда под тяжестью всех этих выше лежащих пластов нижний просто сплющивается и превращается в однородную массу, которой вернуться в какой-то определенный слой уже невозможно.
Зудин. Необратимость, как и точки возврата – или не возврата – вещь достаточно реальная. Я говорил о другом. Основные типы сознания и соответствующие им типы культуры никуда не уходят, они всегда с нами. Где живет сейчас архаика у нас, в США, во Франции? Она живет на социальном дне, в преступных сообществах, среди тех, кто полностью выключен из того, что называется организованным обществом, то есть, как иногда говорят, в щелях социальной структуры. В этом смысле архаика всегда с нами. Архаика выходит на поверхность во время городских бунтов в Соединенных Штатах, а теперь – и в европейских странах, в поведении людей во время катастроф, социальных и природных. Там вступают в действие самые первичные, самые глубокие, самые древние механизмы, слои представлений, схемы поведения. Только в этом смысле. Не в буквальном, что можно что-то воскресить и реставрировать. Тип остается. И вот эти типы, они надстраиваются, как слоеный эволюционный пирог. И если верхние слои культуры по каким-то причинам оказываются недееспособными, архаика выходит на поверхность.
Реплика из зала-2. Я бы хотела продолжить тему архаики. Если мы говорим об архаике, то говорим не просто о том, что она сохранилась в каком-то сознании и выходит на поверхность при каких-то катастрофах, бунтах и так далее. Эта архаика живет в обществе и во всех его сферах. В какой-то больше, в какой-то меньше. В науке, может быть, архаическое сознание проявляется не так ярко. Но, на мой взгляд, политическая сфера, что отмечается многими авторами, она характеризуется архаическими элементами. Если мы будем раскладывать политику вообще, может быть, это наиболее ярко проявляется на примере советского периода, с одной стороны, в котором, как говорили, существует тотальная идеология, в раннесоветский период, потом просто появляется некая пародия на эту архаику. Например, сейчас, когда мы наблюдаем, эти элементы все более ярко проявляют себя в современной политической ситуации. И она постоянно живет, мы постоянно возвращаемся к этой архаике. Тот же Ахиезер отмечает, что в какие-то переходные периоды человеку проще пойти по пути, который когда-то был пройден его предками, как-то заложен внутри, и поэтому Россия постоянно возвращается, шаг вперед, два шага назад.
Зудин. Когда я говорил о щелях, речь идет о том, где архаика конденсируется, скапливается в концентрированном выражении. Но одновременно она разлита по всему обществу, потому что это, с одной стороны, представлено наиболее древними слоями человеческой психики, а с другой стороны, определенными формами социальной организации. Как составная часть человеческой психики она разлита по всему обществу, она присутствует. Другое дело, что на передний план она выходит только тогда, когда организованное общество начинает разрушаться. А в концентрированном виде, обретая собственные, альтернативные формы социальной организации, она появляется в щелях, на дне, в преступных сообществах и так далее. Если кого-то эта тема интересует боле подробно, есть книга Тернера, она была переведена еще в советское время, она называется “Символ и ритуал”, и там на очень хорошем материале примитивных сообществ прослеживается внутренняя связь между структурой и антиструктурой. Антиструктура – это элементы, исключенные по тем или иным причинам из организованного в настоящий момент общества, и в противовес ей они порождают собственную структуру. Организация преступного сообщества призвана снабдить определенными формами координации и упорядоченности те элементы, которые организованное общество выбросило из своей среды. Антиструктуры тяготеют к архаическим формам сознания, включая сакрализацию.
Реплика из зала 3. Мне бы хотелось обратить внимание на тему, которая здесь возникла – рациональности и иррациональности восприятия психологии общества. Тут, быть может, вы немножко упростили в том смысле, что ненависти у малообразованных слоев к интеллигенции в общем-то не было. Я знаю, что в этих слоях очень уважали тех, кто выбился наверх, кто, как говорится, выучился на инженера. Мне кажется, что это была одна из вещей, на которых все-таки держался рациональный стиль если не всеобщего восприятия, но хотя бы сверху держался. Было все-таки противоречие. С одной стороны, и власть тоже старалась придать какой-то большой авторитет науке, “нам разум дал стальные руки-крылья”, все это тоже высоко превозносилось, а с другой стороны, действительно шло какое-то подавление. Кстати, вы кибернетику еще не упомянули. … То есть действительно происходили какие-то вещи, которые толкали общество и общественное сознание к регрессу. И вот что получилось после, тоже в общем-то не очень понятно. С одной стороны, в последующую эпоху был высок авторитет интеллигенции. Между прочим, именно на этом, я думаю, в значительной мере держались процессы, которые произошли в конце 1980-х – начале 1990-х, первоначальный, романтический период, он держался все-таки на том, что народ очень высоко ставил интеллигенцию.
Что произошло дальше? Когда вы сказали, что если цифры противоречат нашей идее, то тем хуже для цифр, понимаете, я вот это наблюдаю постоянно. Я пятый год доказываю одно арифметическое соотношение. У нас распространено мнение, что у нас служит в армии только каждый десятый. Человек, который не поленится сходить в библиотеку или залезть в Интернет и потратить три часа, и который располагает знаниями арифметики в объеме пятого класса, может сам, без всякой подсказки доказать, что у нас служит каждый третий. Может быть, это частный вопрос, но то, что пять лет это невозможно обществу доказать, для меня рисует просто некую картину состояния умов. Что в одном, другом, пятом, десятом месте не сделали это, и это не стало достоянием всеобщего сознания, для меня характеризует состояние сознания вообще. И то, что сейчас процветают знахарки и бог знает что, и это тоже выражается в восприятии мира совершенно фантастическом. Ушло рациональное осмысление мира. Что уж говорить о более сложных вещах? Когда кто-то выбирает какого-то врага, и ты хоть расшибись, доказывая, что сегодня он враг, а вчера союзник, что в разных ситуациях он может быть враг и не враг, совершенно все попусту. Как это получилось? На каком этапе? Это тоже можно называть архаикой, как мы впали в эту архаику? Мне кажется, это очень важные вопросы.
Зудин. Действительно, было не только “эй ты, шляпа, сними очки”. Было и естественное уважение. То есть народное отношение к носителям знаний и высокой культуры было двойственным. Я упомянул народный антиинтеллектуализм потому, что он, во-первых, был, а во-вторых, он выступал хорошим естественным союзником для власти, которая этот карикатурный, сниженный образ интеллигента поощряла. В позднесоветский период постепенно происходит восстановление автономного статуса науки и привлекательности профессий, связанных с образованием и наукой – это то, что произошло после 1953 года. Но это был не линейный и достаточно сложный процесс. Советские социологи, изучавшие престижность различных профессий на долговременной основе, получили неожиданные данные. Они обнаружили, что где-то к концу 1970-х годов прежний романтизм в отношении ряда профессий стал исчезать. Дети уже больше не хотели становиться космонавтами и физиками. Как вы думаете, кем все больше хотеть стать советские дети?
Вопрос из зала. Товароведами?
Зудин. Совершенно верно. В конце 70-х уже товароведы, бухгалтеры, то есть те профессии, которые максимально приближены к живым деньгам или той сфере, в которой происходит обращение живых денег. Я бы этот процесс однозначно как регресс не обозначал, потому что, с одной стороны, здесь произошли сдвиги, которые являются позитивными в ценностном отношении. Люди поняли, что на самом деле только тот труд реально ценен, который оплачивается. И здесь уход от этих немножко идеалистических, детских представлений, которые поднимали ценность и статус интеллигентных профессий. А затем у нас 1991 год – это не только прорыв вперед, но это и катастрофа. Это катастрофа, связанная с ограниченным разрушением социума, и это, извините, второе пришествие архаики. Ползком все это началось с середины 70-х годов, когда начался скрытый экономический и социальный кризис, а потом все это выплеснулось на поверхность. В силу того, что наше общество отличается в целом невысоким уровнем социальной организации, это первичное часто очень близко расположено от поверхности культуры. На Западе расстояние до него гораздо больше нужно пройти. У нас оно ближе. У нас слой социальной организации, которая нас отделяет от архаики, он тоньше. Поэтому она так относительно часто заявляет о себе. Что такое бандиты в культурном отношении? Это архаика.
Вопрос из зала. Кем сейчас хотят стать дети?
Зудин. Это очень интересно. Со второй половины 1990-х годов начался процесс стихийного восстановления культурных иерархий. Вдруг стало опять модно ходить в театр. Опять стало модно ходить в кино. Стало модно получать высшее образование. Вспомним, что в начале 1990-х годов это выглядело очень отсталым: “ты что, с ума сошел, учится идти? Если приспичило – купи диплом”. … Так вот. Где-то до середины 1990-х годов дети преимущественно хотели стать предпринимателями. Затем начинается перелом. Во второй половине 1990-х годов один из опросов ФОМ зафиксировал, что молодежь теперь уже хочет быть не предпринимателями, а менеджерами. Связь с предпринимательством сохраняется, но эта связь опосредована. Востребовано высшее образование, открывающее путь к высокооплачиваемой, но “чистой работе”. Потому что само предпринимательство окрашено очень плохо. Как выразительно сказала одна дама на фокус-группах, “что вы меня про образ предпринимателя спрашиваете, у меня образ не предпринимателя, а их трупов! Одни только трупы и трупы!” А другая подвела черту: “Только не мой муж!” Другими словами, массовый идеал в первой половине 90-х годов – это предприниматель, во второй половине 90-х – менеджер, а сейчас вы, наверно, и без меня знаете, кто - государственный служащий.
Вопрос из зала. Влияние других культур – это тоже периферийные вещи?
Зудин. Советское общество до 1953 года - это суперизолированное общество, и на первых порах, не только внешним, но и внутренним образом. Вот пример. Какое-то время, в начале 30-х годов передовых рабочих иногда возили за границу. Была поездка на теплоходе профсоюзных активистов в Германию, Англию. Потом свои делились своими впечатлениями, а кто-то вел дневник. Чужие и новые для них реалии они воспринимали через достаточно жесткие установки. Например, человек видит, в Германии, очень много хорошей, передовой техники. И он фиксирует в своем дневнике: как много передовой техники, как это хорошо. В этот период еще можно было официально признавать передовую роль Запада в области техники. Это уже к концу 30-х годов было все зачеркнуто, наступило полное советское самомнение, которое получило в 1941 году страшный удар, но потом вернулось и пышным цветом расцвело в конце 1940-х – начале 1950-х годов. Но в начале 1930-х хвалить западную технику пока еще можно. Так вот, профсоюзный активист фиксирует в своем дневнике: как много хорошей техники! Но тут же добавляет: я видел там и заржавевшие механизмы, и это свидетельствует об обреченности капиталистического строя. В Англии передовым советским рабочим говорят, что есть возможность посмотреть на выезд королевы или короля. Реакция следующая. Мы своего убили, чего мы будем на ихнего смотреть? Советское общество до 1953 года – это общество закрытое извне и изнутри.
В то же время важно помнить, что образ Запада не был полностью тождественен образу врага. Никогда. Всегда в этом образе, наряду с врагом, был и друг. И враг, и друг были мифологические, поскольку были составной частью официальной картины мира. Я уж не говорю о том, что эта колоссальная изоляция была прервана войной, потому что 11 миллионов человек, кто в составе победоносных армий, а кто в составе разгромленной армии оказались за пределами Советского Союза. И эти 11 миллионов превратились в носителей альтернативных представлений о том, как там организована жизнь. Потому что Германия, конечно, поганая, но какая там жизнь! Там и гражданские по-другому одеты и солдаты экипированы по-другому. И одно из первых впечатлений от встречи на Эльбе с американцами, это контраст между обустроенным и ухоженным солдатом союзников и бедностью советских солдат. И образ врага, и образ друга в образе Запада существенно меняются в советский период. После 1953 года “героический рабочий класс” начинает замещаться “прогрессивным человечеством” и “миролюбивыми силами”. После 1953 года советское общество становится более открытым. Но главное не в том, что все большее количество советских граждан слушали “Голос Америки” или Би-Би-Си, и поэтому начались перемены. Главное в другом, оно проявляется в разных формах.
Об одной из таких форм я прочел в статье Даниэля-младшего. Оказывается, наши диссиденты пришли к идее прав человека, не читая никаких документов на эту тему. Они сами, самостоятельно пришли к идее прав человека и ее сформулировали. И только потом познакомились с соответствующими документами. В этом наше отличие от фашистской Германии. Фашистскую Германию разгромили. А мы из своего тоталитаризма стали выползать за счет внутренних ресурсов. Конечно, внешние факторы есть всегда. Но мы свои перемены начали сами. Мы сами прогнали своих коммунистов, без чужой помощи. Позднесоветское общество оказалось в состоянии перемолоть официальную идеологию. Общество оказалось богаче, и в дальнейшем официальная идеология пыталась приспосабливаться, черпая ресурсы за своими пределами – из общества, с культурной периферии. Сначала - классика при Сталине, после войны – дореволюционные традиции, потом – другие ресурсы, не имевшие прямого отношения к доктрине. Так официальная идеология пыталось восполнить свою пустоту. Наконец, наступил момент, когда эта старая идеология умерла полностью. Общество оказалось сильнее и богаче той самой власти, которая пыталась это общество постоянно выстраивать.
24 апреля 2006, 07:41
http://polit.ru/culture/2006/04/24/seminar.html
Открытые семинары “Полит.ру”. Цикл “Истоки и судьба перемен: Культурная динамика 1953-2005гг.”. Семинар №1. ч.2Теперь давайте сделаем прыжок через 50 лет, в март 1985 года. Мы увидим, что культурная ситуация в советском обществе существенно изменилась. Была восстановлена ценность настоящего времени. Раньше ценностью обладало только будущее время. Вновь появилась автономия научного знания и индивидуального начала. В сталинской России научное знание и его носители не обладали автономией, они было полностью подчинены официальной идеологии. В одном из сталинских фильмов прозвучала крылатая фраза: “Если цифры против нас, тем хуже дли цифр!” В культуре был закреплен негативный, уничижительный образ носителя знаний. Это всем известный карикатурный интеллигент в очках и шляпе. И здесь официальная идеология имела естественную опору в народном антиинтеллектуализме, потому что этих субъектов в народной среде тоже не любили. На исходе позднесоветского времени личные переживания, смех и чувственность также вернули себе полноценное место в культуре. Начался распад аскетической трудовой этики, в которой высоко ценимый труд был лишен прямой связи с индивидуализированными формами денежного вознаграждения. Было преодолено безденежное сознание, низкий статус денег в культуре. Коллективизм сменился позднесоветской разновидностью индивидуализма. Произошло укоренение потребительских ориентаций. Наконец, индивидуальное благосостояние вернуло себе высокий культурный статус. Возникший в обществе культ новой приватности преодолел ущербное положение в культуре, которое раньше занимала частная сфера. Государственная собственность утратила моральный авторитет и стала восприниматься как ничейная. Усложнились и закрепленные в культуре представления о социальной фигуре руководителя. Образ начальника, который фиксирует только иерархическую принадлежность его носителя, оказался недостаточным к тому времени. И культура очень остро ощущала эту недостаточность. Позднесоветская культура активизирует образ хозяина, который наряду с иерархической позицией акцентирует также и позитивные деловые качества: заинтересованное отношение к делу и успешность. Никакого предпринимательства пока нет, но под чужой социальной маской уже появился частный предприниматель как культурный герой. Центральными положительными персонажами официальной культуры под собственными или чужими именами становится эффективный хозяин и интеллигент – основные действующие лица будущей политической эпохи.
Что происходит за 30 лет с положительными персонажами официальной культуры, присутствующими в публичном пространстве? Они все переделываются в интеллигентов. Это интеллигентный директор, интеллигентный секретарь райкома, который борется с отсталым секретарем горкома. Это интеллигентный Ленин, “который в Польше”. Интеллигентные все, включая рабочих. Наконец, показательно и то, что после того, как с конца 60-х годов стала проводиться активная публичная кампания по реабилитации органов госбезопасности, в полном соответствии с духом времени позитивным образом для советского шпиона и секретного сотрудника была избрана не местная разновидность Джеймса Бонда, а интеллигент. Кто такой Штирлиц? Кто такой Любшин в “Щите и мече”, кто такой Бероев? Они все интеллигенты. Официальная культура все больше чувствует свою пустоту, и она пытается грабить поднимающийся средний класс, поднимающуюся интеллигенцию, забрав у нее образы. Она теперь сама претендует на интеллигентность.
Но это не все. Началась идеологическая дифференциация позднесоветских элит и субэлитных групп. Восстановились традиционные механизмы культурной динамики. В культуру вернулся диалог, началась полемика, точнее возобновилась после 80-летнего перерыва. Полемика между западниками и славянофилами, теперь уже русофилами. Более того, восстановилась и традиционная для нашей страны организационная форма – литературно-журнальные партии. Возродилась заново роль стран Восточной Европы в качестве посредников в культурном обмене между Россией и Западом. Поездки на Запад – это привилегия номенклатуры. А вот туризм в братские социалистические страны – это вещь вполне доступная для советского человека, если он хорошо себя ведет и ударно трудится. Оттуда люди привозили образцы передовых для нашего общества стандартов потребления, образа жизни, досуга, организации дома, и вообще они узнавали, что, оказывается, существуют частные магазины, в которых все по-другому. Позднесоветская культура переходит в постканоническое состояние. Официальный канон продолжает существовать, но содержательно он исчезает, потому что уже невозможно с определенностью сказать, что именно он означает. В начале 1980-х годов официальные литературоведы ломали очень много копий, пытаясь выяснить, а что же означает социалистический реализм? И эта проблема, которая вылезла в литературоведении, она на самом деле была везде, потому что канон в экономике - плановое хозяйство - тоже размылся. Все говорили о том, что нужно совершенствовать хозяйственный механизм и предлагали разные варианты. Во всех сферах, которые мы ни возьмем, канон расплывается. Канон замещается конкурирующими толкованиями. Решающая роль переходит к субэлитам, которые активно интерпретируют канон в соответствии с собственными представлениями и интересами. В обществе утверждается плюралистическая культурная ситуация. Полностью создание культурных основ современного общества в советский период не завершилось, да оно было и невозможно. Но основная часть работы была сделана именно там. И каким образом произошел этот культурный сдвиг, мы будем обсуждать на следующем семинаре.
Реплика из зала. У меня некоторые сомнения вызывает положение о том, что прошлое не умирает. Все-таки ничего вечного не бывает. И постепенно все-таки прошлое уходит. Другое дело, скажем, что есть определенные точки возврата. Если ее не пройти, то прошлое еще может вернуться. Грубо говоря, наше общество еще можно вернуть во времена застоя, примерно, но во времена 30-х годов, не говоря уже о дореволюционном состоянии, вернуть его просто невозможно. Все, что связано с тем периодом, уже отмерло. Поэтому пласты накапливаются, но наступает какой-то критический момент, когда под тяжестью всех этих выше лежащих пластов нижний просто сплющивается и превращается в однородную массу, которой вернуться в какой-то определенный слой уже невозможно.
Зудин. Необратимость, как и точки возврата – или не возврата – вещь достаточно реальная. Я говорил о другом. Основные типы сознания и соответствующие им типы культуры никуда не уходят, они всегда с нами. Где живет сейчас архаика у нас, в США, во Франции? Она живет на социальном дне, в преступных сообществах, среди тех, кто полностью выключен из того, что называется организованным обществом, то есть, как иногда говорят, в щелях социальной структуры. В этом смысле архаика всегда с нами. Архаика выходит на поверхность во время городских бунтов в Соединенных Штатах, а теперь – и в европейских странах, в поведении людей во время катастроф, социальных и природных. Там вступают в действие самые первичные, самые глубокие, самые древние механизмы, слои представлений, схемы поведения. Только в этом смысле. Не в буквальном, что можно что-то воскресить и реставрировать. Тип остается. И вот эти типы, они надстраиваются, как слоеный эволюционный пирог. И если верхние слои культуры по каким-то причинам оказываются недееспособными, архаика выходит на поверхность.
Реплика из зала-2. Я бы хотела продолжить тему архаики. Если мы говорим об архаике, то говорим не просто о том, что она сохранилась в каком-то сознании и выходит на поверхность при каких-то катастрофах, бунтах и так далее. Эта архаика живет в обществе и во всех его сферах. В какой-то больше, в какой-то меньше. В науке, может быть, архаическое сознание проявляется не так ярко. Но, на мой взгляд, политическая сфера, что отмечается многими авторами, она характеризуется архаическими элементами. Если мы будем раскладывать политику вообще, может быть, это наиболее ярко проявляется на примере советского периода, с одной стороны, в котором, как говорили, существует тотальная идеология, в раннесоветский период, потом просто появляется некая пародия на эту архаику. Например, сейчас, когда мы наблюдаем, эти элементы все более ярко проявляют себя в современной политической ситуации. И она постоянно живет, мы постоянно возвращаемся к этой архаике. Тот же Ахиезер отмечает, что в какие-то переходные периоды человеку проще пойти по пути, который когда-то был пройден его предками, как-то заложен внутри, и поэтому Россия постоянно возвращается, шаг вперед, два шага назад.
Зудин. Когда я говорил о щелях, речь идет о том, где архаика конденсируется, скапливается в концентрированном выражении. Но одновременно она разлита по всему обществу, потому что это, с одной стороны, представлено наиболее древними слоями человеческой психики, а с другой стороны, определенными формами социальной организации. Как составная часть человеческой психики она разлита по всему обществу, она присутствует. Другое дело, что на передний план она выходит только тогда, когда организованное общество начинает разрушаться. А в концентрированном виде, обретая собственные, альтернативные формы социальной организации, она появляется в щелях, на дне, в преступных сообществах и так далее. Если кого-то эта тема интересует боле подробно, есть книга Тернера, она была переведена еще в советское время, она называется “Символ и ритуал”, и там на очень хорошем материале примитивных сообществ прослеживается внутренняя связь между структурой и антиструктурой. Антиструктура – это элементы, исключенные по тем или иным причинам из организованного в настоящий момент общества, и в противовес ей они порождают собственную структуру. Организация преступного сообщества призвана снабдить определенными формами координации и упорядоченности те элементы, которые организованное общество выбросило из своей среды. Антиструктуры тяготеют к архаическим формам сознания, включая сакрализацию.
Реплика из зала 3. Мне бы хотелось обратить внимание на тему, которая здесь возникла – рациональности и иррациональности восприятия психологии общества. Тут, быть может, вы немножко упростили в том смысле, что ненависти у малообразованных слоев к интеллигенции в общем-то не было. Я знаю, что в этих слоях очень уважали тех, кто выбился наверх, кто, как говорится, выучился на инженера. Мне кажется, что это была одна из вещей, на которых все-таки держался рациональный стиль если не всеобщего восприятия, но хотя бы сверху держался. Было все-таки противоречие. С одной стороны, и власть тоже старалась придать какой-то большой авторитет науке, “нам разум дал стальные руки-крылья”, все это тоже высоко превозносилось, а с другой стороны, действительно шло какое-то подавление. Кстати, вы кибернетику еще не упомянули. … То есть действительно происходили какие-то вещи, которые толкали общество и общественное сознание к регрессу. И вот что получилось после, тоже в общем-то не очень понятно. С одной стороны, в последующую эпоху был высок авторитет интеллигенции. Между прочим, именно на этом, я думаю, в значительной мере держались процессы, которые произошли в конце 1980-х – начале 1990-х, первоначальный, романтический период, он держался все-таки на том, что народ очень высоко ставил интеллигенцию.
Что произошло дальше? Когда вы сказали, что если цифры противоречат нашей идее, то тем хуже для цифр, понимаете, я вот это наблюдаю постоянно. Я пятый год доказываю одно арифметическое соотношение. У нас распространено мнение, что у нас служит в армии только каждый десятый. Человек, который не поленится сходить в библиотеку или залезть в Интернет и потратить три часа, и который располагает знаниями арифметики в объеме пятого класса, может сам, без всякой подсказки доказать, что у нас служит каждый третий. Может быть, это частный вопрос, но то, что пять лет это невозможно обществу доказать, для меня рисует просто некую картину состояния умов. Что в одном, другом, пятом, десятом месте не сделали это, и это не стало достоянием всеобщего сознания, для меня характеризует состояние сознания вообще. И то, что сейчас процветают знахарки и бог знает что, и это тоже выражается в восприятии мира совершенно фантастическом. Ушло рациональное осмысление мира. Что уж говорить о более сложных вещах? Когда кто-то выбирает какого-то врага, и ты хоть расшибись, доказывая, что сегодня он враг, а вчера союзник, что в разных ситуациях он может быть враг и не враг, совершенно все попусту. Как это получилось? На каком этапе? Это тоже можно называть архаикой, как мы впали в эту архаику? Мне кажется, это очень важные вопросы.
Зудин. Действительно, было не только “эй ты, шляпа, сними очки”. Было и естественное уважение. То есть народное отношение к носителям знаний и высокой культуры было двойственным. Я упомянул народный антиинтеллектуализм потому, что он, во-первых, был, а во-вторых, он выступал хорошим естественным союзником для власти, которая этот карикатурный, сниженный образ интеллигента поощряла. В позднесоветский период постепенно происходит восстановление автономного статуса науки и привлекательности профессий, связанных с образованием и наукой – это то, что произошло после 1953 года. Но это был не линейный и достаточно сложный процесс. Советские социологи, изучавшие престижность различных профессий на долговременной основе, получили неожиданные данные. Они обнаружили, что где-то к концу 1970-х годов прежний романтизм в отношении ряда профессий стал исчезать. Дети уже больше не хотели становиться космонавтами и физиками. Как вы думаете, кем все больше хотеть стать советские дети?
Вопрос из зала. Товароведами?
Зудин. Совершенно верно. В конце 70-х уже товароведы, бухгалтеры, то есть те профессии, которые максимально приближены к живым деньгам или той сфере, в которой происходит обращение живых денег. Я бы этот процесс однозначно как регресс не обозначал, потому что, с одной стороны, здесь произошли сдвиги, которые являются позитивными в ценностном отношении. Люди поняли, что на самом деле только тот труд реально ценен, который оплачивается. И здесь уход от этих немножко идеалистических, детских представлений, которые поднимали ценность и статус интеллигентных профессий. А затем у нас 1991 год – это не только прорыв вперед, но это и катастрофа. Это катастрофа, связанная с ограниченным разрушением социума, и это, извините, второе пришествие архаики. Ползком все это началось с середины 70-х годов, когда начался скрытый экономический и социальный кризис, а потом все это выплеснулось на поверхность. В силу того, что наше общество отличается в целом невысоким уровнем социальной организации, это первичное часто очень близко расположено от поверхности культуры. На Западе расстояние до него гораздо больше нужно пройти. У нас оно ближе. У нас слой социальной организации, которая нас отделяет от архаики, он тоньше. Поэтому она так относительно часто заявляет о себе. Что такое бандиты в культурном отношении? Это архаика.
Вопрос из зала. Кем сейчас хотят стать дети?
Зудин. Это очень интересно. Со второй половины 1990-х годов начался процесс стихийного восстановления культурных иерархий. Вдруг стало опять модно ходить в театр. Опять стало модно ходить в кино. Стало модно получать высшее образование. Вспомним, что в начале 1990-х годов это выглядело очень отсталым: “ты что, с ума сошел, учится идти? Если приспичило – купи диплом”. … Так вот. Где-то до середины 1990-х годов дети преимущественно хотели стать предпринимателями. Затем начинается перелом. Во второй половине 1990-х годов один из опросов ФОМ зафиксировал, что молодежь теперь уже хочет быть не предпринимателями, а менеджерами. Связь с предпринимательством сохраняется, но эта связь опосредована. Востребовано высшее образование, открывающее путь к высокооплачиваемой, но “чистой работе”. Потому что само предпринимательство окрашено очень плохо. Как выразительно сказала одна дама на фокус-группах, “что вы меня про образ предпринимателя спрашиваете, у меня образ не предпринимателя, а их трупов! Одни только трупы и трупы!” А другая подвела черту: “Только не мой муж!” Другими словами, массовый идеал в первой половине 90-х годов – это предприниматель, во второй половине 90-х – менеджер, а сейчас вы, наверно, и без меня знаете, кто - государственный служащий.
Вопрос из зала. Влияние других культур – это тоже периферийные вещи?
Зудин. Советское общество до 1953 года - это суперизолированное общество, и на первых порах, не только внешним, но и внутренним образом. Вот пример. Какое-то время, в начале 30-х годов передовых рабочих иногда возили за границу. Была поездка на теплоходе профсоюзных активистов в Германию, Англию. Потом свои делились своими впечатлениями, а кто-то вел дневник. Чужие и новые для них реалии они воспринимали через достаточно жесткие установки. Например, человек видит, в Германии, очень много хорошей, передовой техники. И он фиксирует в своем дневнике: как много передовой техники, как это хорошо. В этот период еще можно было официально признавать передовую роль Запада в области техники. Это уже к концу 30-х годов было все зачеркнуто, наступило полное советское самомнение, которое получило в 1941 году страшный удар, но потом вернулось и пышным цветом расцвело в конце 1940-х – начале 1950-х годов. Но в начале 1930-х хвалить западную технику пока еще можно. Так вот, профсоюзный активист фиксирует в своем дневнике: как много хорошей техники! Но тут же добавляет: я видел там и заржавевшие механизмы, и это свидетельствует об обреченности капиталистического строя. В Англии передовым советским рабочим говорят, что есть возможность посмотреть на выезд королевы или короля. Реакция следующая. Мы своего убили, чего мы будем на ихнего смотреть? Советское общество до 1953 года – это общество закрытое извне и изнутри.
В то же время важно помнить, что образ Запада не был полностью тождественен образу врага. Никогда. Всегда в этом образе, наряду с врагом, был и друг. И враг, и друг были мифологические, поскольку были составной частью официальной картины мира. Я уж не говорю о том, что эта колоссальная изоляция была прервана войной, потому что 11 миллионов человек, кто в составе победоносных армий, а кто в составе разгромленной армии оказались за пределами Советского Союза. И эти 11 миллионов превратились в носителей альтернативных представлений о том, как там организована жизнь. Потому что Германия, конечно, поганая, но какая там жизнь! Там и гражданские по-другому одеты и солдаты экипированы по-другому. И одно из первых впечатлений от встречи на Эльбе с американцами, это контраст между обустроенным и ухоженным солдатом союзников и бедностью советских солдат. И образ врага, и образ друга в образе Запада существенно меняются в советский период. После 1953 года “героический рабочий класс” начинает замещаться “прогрессивным человечеством” и “миролюбивыми силами”. После 1953 года советское общество становится более открытым. Но главное не в том, что все большее количество советских граждан слушали “Голос Америки” или Би-Би-Си, и поэтому начались перемены. Главное в другом, оно проявляется в разных формах.
Об одной из таких форм я прочел в статье Даниэля-младшего. Оказывается, наши диссиденты пришли к идее прав человека, не читая никаких документов на эту тему. Они сами, самостоятельно пришли к идее прав человека и ее сформулировали. И только потом познакомились с соответствующими документами. В этом наше отличие от фашистской Германии. Фашистскую Германию разгромили. А мы из своего тоталитаризма стали выползать за счет внутренних ресурсов. Конечно, внешние факторы есть всегда. Но мы свои перемены начали сами. Мы сами прогнали своих коммунистов, без чужой помощи. Позднесоветское общество оказалось в состоянии перемолоть официальную идеологию. Общество оказалось богаче, и в дальнейшем официальная идеология пыталась приспосабливаться, черпая ресурсы за своими пределами – из общества, с культурной периферии. Сначала - классика при Сталине, после войны – дореволюционные традиции, потом – другие ресурсы, не имевшие прямого отношения к доктрине. Так официальная идеология пыталось восполнить свою пустоту. Наконец, наступил момент, когда эта старая идеология умерла полностью. Общество оказалось сильнее и богаче той самой власти, которая пыталась это общество постоянно выстраивать.
24 апреля 2006, 07:41
http://polit.ru/culture/2006/04/24/seminar.html
Неосоциализм Ху Цзиньтао и современная идеология КНРПоследние полтора десятилетия прошли для Китая под лозунгом ускоренного развития рыночной системы. Результатом подобного форсирования процессов стало изменение самой социальной структуры, в которой «народные массы», служившие прежде опорой партийной власти, утратили былое главенствующее положение, а общество подверглось жесткому имущественному расслоению. Все это вынудило компартию Китая скорректировать идеологические установки и выдвинуть новый лозунг о построении «социалистического гармоничного общества». «Полит.ру» публикует исследование Ольги Борох и Александра Ломанова «Неосоциализм Ху Цзиньтао и современная идеология КНР», в котором авторы подробно рассматривают общественно-политическую и экономическую обстановку в Китае за последние годы и анализируют реальные возможности КНР предложить развивающимся странам альтернативный путь рыночной модернизации, опробованный самим Китаем, и тем самым повысить свой международный престиж. Статья опубликована в последнем номере журнала «Pro et Contra» (2005. № 3 (30)), издаваемом Московским Центром Карнеги.
В начале октября 2005 года в Пекине состоялся 5-й пленум ЦК Коммунистической партии Китая 16-го созыва, посвященный обсуждению пятилетнего плана на 2006–2010 годы. Это был первый важный партийный форум, на котором китайский партийно-государственный руководитель Ху Цзиньтао выступал в качестве лидера-единоначальника, обладающего максимальной полнотой власти [1].
Рассуждения о том, что Ху Цзиньтао был бы рад осуществить радикальные реформы, но ему мешает «старая гвардия», более не имеют под собой серьезных оснований. Не сбылись надежды зарубежных аналитиков, мечтавших увидеть в Ху «китайского Горбачева». Напротив, при новом руководстве контроль над СМИ и изданием литературы, затрагивающей острые политические вопросы, стал даже строже, чем это было в 1990-е при Цзян Цзэмине.
Однако еще большим заблуждением была бы попытка представить Ху Цзиньтао косным и консервативным аппаратчиком, который стремится избежать перемен. Власть решительно не допускает открытого спора о проблемах перехода страны к многопартийной парламентской демократии, она жестко ограничивает обсуждение трагических страниц недавней истории, включая события мая-июня 1989 года на площади Тяньаньмэнь. Вместе с тем запреты на упоминание ряда политических и исторических проблем уживаются с растущей откровенностью при анализе социально-экономической ситуации в Китайской Народной Республике. Вопросы острого имущественного расслоения, коррупции, экологического и сырьевого кризиса обсуждаются открыто. Китайские СМИ избегают возлагать вину за возникшие проблемы на прежних лидеров страны, но при этом обнародуют все больше тревожных цифр [2].
На долю председателя Ху выпала трудная задача смены модели реформ, разработанной четверть века назад Дэн Сяопином. Именно эта тема стала главной в коммюнике упомянутого пленума ЦК КПК, призвавшего «изменить взгляд на развитие» и «создать новую модель развития». Приступая к «реформированию реформ», китайские власти концентрируют идеологические усилия на двух основных направлениях: это пропаганда нового, социально справедливого экономического курса и борьба с либеральной идеологией, воспринимаемой как вызов политической устойчивости КНР.
Гармония для Поднебесной
Хотя официальный курс правящей компартии на построение социализма в годы реформ формально не менялся, реальная политика последнего десятилетия ХХ века поставила рыночную эффективность выше распределительной справедливости. Ху Цзиньтао и премьер Вэнь Цзябао пытаются исправить диспропорции, накопившиеся в период ускоренного развития рыночной системы. Политика элитарного авторитаризма 1990-х способствовала формированию новой социальной структуры, в которой «народные массы», служившие прежде опорой партийной власти, утратили былое главенствующее положение. Появление в обществе высших и низших слоев, имущественное расслоение, формирование групп с различными интересами, готовых добиваться собственной выгоды в ущерб другим, – все это побудило новые власти КНР перевести тему сбалансированного развития экономики на более высокий концептуальный уровень.
Появился новый лозунг строительства «социалистического гармоничного общества», который вошел в официальную политическую лексику в конце 2004 года. В первой половине 2005-го он занял во внутрикитайской пропаганде ведущее место; и решения октябрьского пленума ЦК КПК закрепили эту тенденцию. Власть признала, что возникшая в конце 1970-х годов модель Дэн Сяопина, ориентированная на «опережающее обогащение» наиболее активной части общества и поддержание высоких темпов роста ВВП, уже исчерпала свой потенциал. Пришло время обратить внимание на качество роста, попытаться сгладить социальные противоречия, дать сотням миллионов китайцев доступ к бесплатному среднему образованию и недорогому здравоохранению, позаботиться о сохранении окружающей среды, снизить расход энергии и сырья.
Еще в сентябре 2004-го 4-й пленум ЦК КПК 16-го созыва провозгласил, что социальной базой компартии является общество, в котором весь народ способен полностью реализовать свои возможности, чтобы каждый человек получил свою долю и все жили в гармонии друг с другом. Власти сообщили, что и впредь собираются защищать «развитие жизненных сил» передовых регионов и тех отраслей экономики, которые обладают конкурентными преимуществами, а также социальных групп, обогатившихся первыми в соответствии с заветами Дэн Сяопина. Но уже настало время позаботиться об отстающих районах и отраслях, о бедствующих социальных группах. Чтобы избежать социального взрыва, КПК призывает общество всеми силами ратовать за сплоченность и взаимопомощь, поощрять «хорошее поветрие поддержки бедных», выступать за создание между людьми атмосферы равенства и любви, спаянности и гармонии. При этом власти признали необходимость согласования различных интересов, существующих внутри общества, и формирования механизмов, которые позволяли бы социальным группам отстаивать свои интересы «разумным правовым» путем без ущерба для стабильности в обществе [3].
В феврале 2005 года Ху Цзиньтао выступил перед руководящими кадровыми работниками провинциального уровня с речью, в которой попытался выделить основные характеристики «гармоничного общества». Их оказалось шесть: демократическая правовая система, равенство и справедливость, доверие и дружба, наполнение [общества творческой] жизненной силой, стабильность и упорядоченность, гармоничное сосуществование человека и природы. Октябрьский пленум 2005-го зафиксировал эти шесть аспектов «гармоничного общества» в качестве основополагающей партийной установки, задающей тон в кампании по пропаганде нового лозунга.
Заметим, что и при Цзян Цзэмине в Китае часто говорили об «управлении страной на основе закона и морали», о «программе строительства гражданской нравственности». Идея приоритета стабильности была краеугольным камнем элитарного авторитаризма 1990-х годов. Однако в китайской идеологии весьма важно, как именно расставлены акценты в официозной комментаторской литературе, истолковывающей для масс политику властей [4]. В разъяснениях новой политики подчеркивается особая важность идеалов равенства и справедливости.
Ключевыми лозунгами правления Ху Цзиньтао стали «всесторонность», «сбалансированность» и «справедливость». Власти избегают прямых противопоставлений, однако выступающие в СМИ эксперты и комментаторы недвусмысленно сравнивают новые приоритеты с «односторонностью», «несбалансированностью» и «несправедливостью» политики прошлого десятилетия. Вместо старого курса на «опережающее процветание» для самых ловких и предприимчивых власти обещают создать условия для «совместного процветания» всех китайцев.
С известной долей упрощения инновации Ху Цзиньтао можно назвать «неосоциалистическими». Они строятся на подчеркнутом внимании к интересам «слабых групп», проигравших от реформ или получивших от них ничтожные выгоды. Одновременно в пропаганде усилилась старая консервативная тема противодействия «чуждой идеологии», способной расшатать устои китайской однопартийной системы и привести ее к краху подобно тому, как это произошло с КПСС. В новой линии можно услышать отголоски эгалитаризма 1950–1970-х, но она существенно отличается от «старосоциалистической» политики Мао Цзэдуна четким подтверждением курса на развитие рыночной экономики и участие Китая в экономической глобализации.
Стилистика лозунгов Ху Цзиньтао во многом сближается с традиционной конфуцианской идеологией отношения к «народу как основе», которая требовала от правителя неустанной заботы о материальной стороне жизни подданных, дабы заполучить «сердце народа» и обеспечить в государстве стабильность и гармонию. Призыв Ху Цзиньтао к правящей элите «использовать власть для народа, соединить чувства с народом и помышлять об интересах народа» уже получил неофициальное прозвание «новых трех народных принципов». Это связывает нынешние власти с наследием основателя демократической Китайской республики Сунь Ятсена – автора изначальных «трех народных принципов» (национализм, народовластие и народное благосостояние).
Идеология КПК более не акцентирует ни идеи классовой борьбы, несовместимые с построением рыночной экономики, ни идеи интернационализма, противоречащие националистической программе построения «специфически китайского социализма». За годы реформ западный марксизм как учение об общемировой миссии пролетариата по освобождению всех трудящихся от власти капитала превратился в Китае в сложное переплетение идеологических установок. Марксизм-ленинизм составляет ныне лишь четвертую часть официальной идеологии КПК. Остальные три четверти состоят из идейно-теоретического наследия китайских руководителей: это революционно-националистические «идеи Мао Цзэдуна», рыночная реформаторская «теория Дэн Сяопина» и «важные идеи тройного представительства» эпохи Цзян Цзэминя, обосновывающие политическую интеграцию китайских предпринимателей в ряды «строителей социализма».
Теперь к этим руководящим идеям все чаще добавляется «гармоничное общество». Если Ху Цзиньтао останется на посту генерального секретаря до XVIII съезда партии, который должен состояться осенью 2012 года, то эта формулировка также имеет шанс быть канонизированной и включенной в партийный устав. Отметим, что политика нового лидера была весьма последовательной: он призывает партийных аппаратчиков к скромности и служению народу с первых недель пребывания на посту генсека ЦК КПК. Идея сочетания экономического роста с восстановлением элементов социальной справедливости находит позитивный отклик среди простых людей, что помогает утверждению «неосоциализма» как части современной официальной идеологии Компартии Китая.
Неолиберализм не пройдет
Китайская интеллигенция начала обсуждать проблемы реформ еще в 1980-е годы. Споры того десятилетия были окрашены в мировоззренческие тона, из-за чего позднее их назовут «метафизическими» дебатами об абстрактных «-измах» [5]. Курс реформ то и дело пытались соотнести с общими социальными и политическими концепциями: социализм или капитализм, авторитаризм или либерализм, рыночная или плановая экономика. Яркими страницами китайской интеллектуальной истории 1980-х стали споры о гуманизме и отчуждении человека при социализме, об открытии традиционной китайской культуры внешним влияниям. Хотя власти часто реагировали на выступления интеллигенции с чрезмерной жесткостью, общим фоном для официального и неформального дискурса тех лет служило отрицание маоистской модели социализма. Правящая партия была озабочена созданием идеологически непротиворечивого объяснения происходящих перемен, – чтобы курс реформ не подрывал легитимность ее правления.
Трагические события 1989 года и распад СССР стали для китайской элиты большим потрясением, стимулировавшим поворот к авторитарно-консервативным ценностям. В 1990-е стремление интеллигенции к разрушению старых институтов и отказу от традиционной культуры угасло из-за опасений вместо свободы и процветания получить коллапс системы, хаос и экономический спад. Китайские споры о том, являются ли проводимые реформы социалистическими или капиталистическими, сошли на нет после того, как в 1992 году власти провозгласили курс на построение социалистической рыночной экономики. Оставив мировоззренческие дебаты, интеллигенция занялась обсуждением конкретных аспектов преобразований внутри имеющейся системы. Эпоха «-измов» временно завершилась, уступив дорогу десятилетию «споров о проблемах».
Дискуссии 1990-х стали профессиональными и специализированными, что сделало их непонятными и скучными для широких масс. В последнее десятилетие прошлого века китайская интеллигенция утратила влияние на общество, усилив свое воздействие на власть. Правящая элита приблизила интеллигенцию к себе и приступила к налаживанию взаимодействия между экспертным сообществом и властью. Компартия так и не допустила интеллигенцию к процедуре принятия политических решений, но стала более внимательно и заинтересованно выслушивать ее советы, все активнее приглашая экспертов на стадии предварительного обсуждения проблем. Власть поощряет академические дискуссии, дает представителям разных школ и течений возможность издавать книги, публиковать статьи в периодике, выступать на конференциях.
Однако на рубеже веков часть интеллигенции вновь заинтересовалась «метафизическими» проблемами развития страны, поставив под сомнение избранную модель реформ. На фоне обострения социально-экономических противоречий в конце 1990-х годов в Китае появились оппоненты власти в лице «новых левых» [6]. Они заявили, что в годы реформ компартия взяла на вооружение либеральную экономическую политику, позабыв о слабых и бедных. «Новые левые» выступают против либерализма и решительно отвергают попытки объяснить нарастание социальных издержек реформ «пережитками социализма» или недостатком рыночных свобод.
«Новые левые» не ставят под сомнение необходимость могущественного государства, но ждут от него большей социальной заботы о простых людях. Они выступают против западной модели глобализации и видят главную угрозу не в распространении демократической идеологии, «опасной» для внутренней стабильности Китая, а в экономическом порабощении страны международным капиталом. Утопический и декларативный характер позиции «новых левых» не лишает ее привлекательности в глазах «слабых групп» китайского общества, проигравших от реформ.
На начальном этапе реформ в 1980-е главными критиками рыночных преобразований в КНР были левые силы ортодоксального толка. На рубеже веков в китайской экономической мысли возникло так называемое «неосновное течение», которое пытается бросить вызов «дискурсивной гегемонии» неолибералов [7]. Публицистические статьи представителей «неосновного течения» невозможно встретить в профессиональных экономических журналах КНР, ориентирующихся на строгие западные стандарты формализации и математизации экономического знания. Им по большей части закрыт доступ и на страницы партийных теоретических изданий, переставших служить трибуной для дискуссий и выступающих в роли проводника одной нормативной точки зрения. Однако ряд общественно-политических журналов регулярно публикуют выступления представителей этого течения, например пекинский ежемесячник «Ду шу» («Чтение книг»), популярное экономическое издание «Цзинцзисюэ чацзо» («Чайная комната экономистов»). Тексты выступлений на конференциях публикуются и в многочисленных газетах экономического профиля. Тираж издания большого значения не имеет, поскольку все интересные материалы тут же распространяются в Интернете. Кроме того, в Китае регулярно издаются сборники статей о наиболее заметных экономических дискуссиях, а также подборки публикаций представителей различных направлений китайской экономической мысли.
Сторонники «неосновного течения» близки по взглядам к «новым левым». Они полагают, что представители господствующего «основного направления» защищают лишь тех, кто выиграл от преобразований: предпринимателей, правительственных чиновников, ученых. Экономисты «неосновного направления» подчеркнуто заботятся о рабочих и крестьянах, мало выигравших от реформ, выступают на стороне «слабых групп». Их волнуют проблемы справедливости и равенства, они предупреждают, что интересы иностранного монополистического капитала вступают в конфликт с долгосрочными интересами китайского народа.
Пользующиеся поддержкой власти и бизнеса китайские экономисты-либералы, по утверждению последователей «неосновного течения», выступают от лица «компрадоров» и хотят уничтожить само понятие «национального производства» [8]. Они полагают, что новые группы власти уже сформировались и некоторые люди, «опираясь на власть и силу международного капитала, хотят поглотить богатства китайского народа, способствуют распаду Китая». Теоретик «неосновного течения» экономист Цзо Дапэй предостерегает, что в случае дальнейшего распространения в стране неолиберальной идеологии меньшинство получит возможность свободно расхищать богатство, пренебрегая интересами государства и большинства людей, а международный капитал сможет бесконтрольно извлекать в Китае прибыли [9].
При этом представители «неосновного направления» не возлагают ответственность за распространение неолиберальной идеологии на руководство КПК, заявляя, что это дело рук международного капитала. К примеру, они всерьез утверждают, что правые силы США и Великобритании с помощью разведки специально заслали в Гонконг известного либерального экономиста китайского происхождения Чжан Учана, поручив тому «увести китайские реформы в ошибочном направлении». Экономист «неосновного течения» Ян Фань полагает, что международный капитал специально поддерживает интерес общества к либеральным экономистам, рассчитывая тем самым облегчить пропаганду идей «шоковой терапии». По его мнению, в глобальную «ось шоковой терапии» входят Джеффри Сакс из Гарвардского университета, Милтон Фридмен из Чикагского университета, крайне либеральные экономисты, к числу которых относится Чжан Учан [10], а также МВФ и расположенные в Гонконге международные рейтинговые агентства.
С приходом к власти Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао китайское руководство все чаще обращается к тем вопросам, которые поставлены «новыми левыми». Безусловно, главным стимулом к формированию официозного «неосоциалистического» проекта стали серьезные социально-экономические проблемы развития страны. Но идеологический вызов со стороны неофициальных левых интеллектуалов также сыграл свою роль: правящая компартия не хочет, чтобы ее считали покровителем неолиберализма, опасаясь дальнейшего ослабления марксистско-маоистских идеологических устоев, которые составляют основу легитимности коммунистического правления.
Новое руководство развернуло кампанию критического изучения неолиберализма. На уровне официального обществоведения он рассматривается как опасное течение, закрепляющее на интеллектуально-теоретическом уровне мировое господство монополистического капитала. При этом власти умело перенаправили острие полемики с китайских проблем на Латинскую Америку и бывший СССР, утверждая, что эти регионы превратились в «зоны бедствия» из-за американской политики навязывания либеральной модели другим странам. В июле 2003 года в Академии общественных наук (АОН) Китая была создана специальная исследовательская группа по проблемам неолиберализма во главе с заместителем секретаря АОН Хэ Бинмэном. В нее вошли ученые, занимающиеся вопросами экономической теории, исследователи западной экономической мысли, а также специалисты по проблемам Латинской Америки, России, США и Европы.
Отправной точкой для их работы стало признание того, что неолиберализм уже проник в Китай. Эта идеология быстро меняется, но китайские экономические и теоретические круги ее недопонимают. Было признано, что в КНР есть расхождения и в оценке неолиберализма: одни ученые его полностью отвергают, другие видят в нем чудодейственное средство и предлагают использовать для дальнейшего проведения реформ. Через год АОН Китая подготовила книгу «Анализ неолиберализма», в которой было заявлено, что современный неолиберализм противостоит кейнсианству и выражает стремление «превратить государственно-монополистический капитализм в международный монополистический капитализм» [11].
Хэ Бинмэн подчеркнул, что в 1970-1980-е началось глобальное распространение неолиберализма, который постепенно превращался из теории в политику и идеологию и «стал важной составной частью продвигаемой американским и английским монополистическим капиталом единой глобальной теоретической системы» [12]. Реализация этого курса в развивающихся странах привела к углублению имущественного расслоения, росту бедности и ослаблению экономического суверенитета. По мнению профессора Хэ, Китаю не следует отказываться от участия в экономической глобализации, но при этом «необходимо быть бдительными по отношению к стоящей за ней глобальной экспансией неолиберализма и монополистического капитала» [13].
В связи с публикацией книги о неолиберализме АОН Китая провела в июне 2004 года в Пекине научную конференцию с участием ответственных работников Отдела пропаганды ЦК, Центральной партийной школы и других организаций. Мероприятие было призвано подтвердить высокую научную и идейную ценность книги, а также призвать к ее активному распространению среди руководящих работников. На конференции ученые заявили, что неолиберализм – это «теоретическое проявление идеологии глобализации международного монополистического капитала, его главная цель – расчленение национальных государств в интересах расширения пространства для монополистического капитала» [14]. Непонимание этого способно привести к ошибкам «в теории и в политическом курсе». Было подчеркнуто, что «ЦК КПК уделяет особое внимание исследованию проблемы неолиберализма», тогда как китайские «работники философии и общественных наук должны активно действовать, ответить контрударом на вызов теории неолиберализма в адрес марксизма, чтобы укрепить руководящие позиции марксизма в сфере идеологии, философии и общественных наук» [15].
В начале 2005 года бывший ректор Пекинского университета У Шуцин опубликовал в главном партийном теоретическом журнале «Цюши» статью под красноречивым заголовком «Два типа реформ, два типа результатов». Напомнив основополагающий лозунг китайских реформ «практика – единственный критерий истины» [16], профессор У заявил, что практика более десятка лет реформ в Китае, в бывшем СССР и в странах Восточной Европы стала наглядным примером пагубности неолиберальных рецептов. Реформы в бывшем СССР и в странах Восточной Европы, проводившиеся в соответствии с предписаниями западного неолиберализма, развеяли миф о том, что только приватизация может повысить экономическую эффективность. Напротив, реформы социалистической рыночной экономики в КНР добились признанных в мире успехов, доказав правильность современного китайского марксизма – теории Дэн Сяопина и важных идей «тройного представительства». «Это две разные теоретические основы и направляющие идеи, две разные по характеру реформы, результаты которых резко различаются, поэтому истина и ложь должны быть чрезвычайно ясными» [17], – заключил У Шуцин.
Менеджерская приватизация и проблема справедливости
Важной вехой на пути развития дискуссий в Китае об эффективности и справедливости стали вспыхнувшие в 2004-м критические дебаты китайских экономистов о непрозрачных схемах приватизации государственного имущества, используемых управленцами госпредприятий. Участников этой дискуссии объединило стремление защитить интересы слабых социальных групп, лишенных доступа к дележке государственной собственности. В центре внимания оказалась проблема МВО (сокр. от англ. management buyout), то есть приобретения менеджерами контрольного пакета акций своей компании. Обсуждение начиналось как попытка критического взгляда на проблемы реформирования госпредприятий, но вскоре оно переросло в масштабные дебаты о социальной справедливости. К спору экономистов подключились историки, юристы и социологи; благодаря Интернету дискуссия оказалась в центре внимания широких слоев китайского общества.
Летом 2005 года правительство КНР сообщило, что число пользователей Интернета в стране превысило 100 млн человек. Интерес этой образованной и сравнительно обеспеченной социальной группы к проблеме МВО связан с массовым увлечением игрой на фондовом рынке, благодаря чему среди китайцев появилось много мелких акционеров. Интернет стал важной трибуной для споров о современных проблемах КНР. Хотя политические ограничители действуют и в китайском виртуальном пространстве, оно допускает бóльшую открытость и многообразие мнений, чем печатные издания.
Инициатором дискуссии стал профессор Китайского университета в Гонконге 49-летний Лан Сяньпин (Larry Lang). Уроженец Тайваня и обладатель докторской степени бизнес-школы Вортон Пенсильванского университета, Лан получил известность как опытный специалист по фондовым рынкам и корпоративному управлению. В начале 2000-х годов он подключился к изучению проблем фондового рынка КНР и выступил с предложениями по защите прав мелких акционеров, которые в ответ дали профессору уважительное прозвище «контролер Лан».
Летом 2004-го Лан Сяньпин опубликовал серию статей, в которых показал, какими путями государственная собственность переходит в частные руки в ходе реформирования предприятий. Объектом его критики стали три известные компании – Haier (бытовая техника), TCL (электроника) и Greencool (хладагенты), что многократно усилило общественный резонанс выступления. Оказалось, что эти предприятия, считавшиеся в Китае образцом реформирования и пользовавшиеся благосклонностью властей и официальных СМИ, использовали непрозрачные схемы для превращения государственного имущества в частное.
Бурная реакция на публикации Лан Сяньпина связана и с его особым местом в среде китайских интеллектуалов: он этнический китаец, но не с материка. Следовательно, он не включен в сложившиеся внутри КНР взаимоотношения науки и власти, свободен от стереотипов, в том числе идеологических. С другой стороны, Лан Сяньпин может говорить о проблемах Китая, как выходец из «свободного мира» рыночной экономики, профессионально анализирующий финансовую отчетность проблемных компаний.
Отдельные защитники менеджерской приватизации поставили вопрос о недопустимости вмешательства чужаков в китайские реформы, заговорив о «бесстыдстве» движимого тщеславием Лан Сяньпина, который берется обсуждать то, что не касается его лично [18]. Однако позиция Лана как независимого и влиятельного эксперта стала важной поддержкой не только для миноритариев, обеспокоенных судьбой своих акций, но и для идейных защитников интересов «слабых групп». Лан Сяньпин поставил под сомнение применяемые в Китае методы реформирования госпредприятий с помощью инструментов МВО, приводящие к переходу госимущества в частные руки по заниженной цене. Заодно Лан выступил против мифа о хронической и неизлечимой неэффективности госпредприятий. Подлинная проблема, по его мнению, состоит в отсутствии должного контроля над менеджментом.
Необходимо напомнить, что экономические реформы 1990-х годов прошли в КНР под лозунгом «не спорить», который выдвинул в 1992-м сам Дэн Сяопин. Желая защитить намеченные им рыночные преобразования от нападок ортодоксальных коммунистических идеологов, он провозгласил: «Не вести дискуссий – это мое изобретение… Начнешь спорить – и все осложняется, время утрачивается, ничего не удается завершить» [19]. Критиков левого толка заставили молчать, но в последнее десятилетие ХХ века в Китае на фоне динамичного взлета экономики мало кто об этом сожалел. Стоит отметить, что неолибералы успешно обошли в 1990-е годы официальный идеологический запрет на дискуссии по проблеме приватизации, использовав для обоснования идеи разгосударствления экономики широкое обсуждение теории прав собственности Роналда Коуза.
Лишь в последние годы быстрое имущественное расслоение и углубление социальных противоречий заставили китайскую элиту задуматься о том, что дискуссии все-таки нужны, поскольку монопольное положение негласно санкционированных властью либеральных экономических установок может сделать реформы однобокими и повредить интересам устойчивого развития страны. Хотя в КНР по-прежнему не используется политически неприемлемое слово «приватизация», государство неуклонно сокращает свое вмешательство в экономику, а его бывшие активы незаметно для общества переходят в частные руки. В этом контексте вполне можно согласиться с китайскими исследователями, которые считают спор вокруг выкупа акций менеджерами «крупной схваткой в китайских идейных кругах в начале XXI века», которая «окажет влияние на содержание, методы и направление следующего этапа реформирования предприятий и, как следствие, на реформы и развитие китайской экономики и общества» [20].
Представители «основного направления» экономической науки отнеслись к разоблачениям Лан Сяньпина с большой настороженностью. На научной конференции по проблемам реформирования государственного сектора экономики заместитель директора Института предприятий Центра исследований развития при Госсовете КНР Чжан Вэнькуй раскритиковал Лана за призывы прекратить реформу прав собственности на госпредприятиях. По его мнению, остановка реформы нанесет народу еще больший ущерб, чем ее продолжение, поэтому надо лишь сосредоточить усилия на упорядочении этого процесса. Чжан Вэнькуй сказал, что не является приверженцем менеджерских выкупов, признав, что МВО часто используется для покупки государственного имущества по низкой цене. Однако в Китае долгое время царила уравниловка и топ-менеджеры госпредприятий не получали достойного вознаграждения, а поэтому, по его словам, предоставление им преимуществ в покупке акций «рационально».
Относящийся к мейнстриму китайской экономической мысли профессор Чжан Вэйин отметил, что условия для ведения бизнеса в КНР становятся все лучше. Одновременно он признал, что общественное мнение относится к предпринимателям все хуже, а развитие частных предприятий чаще рассматривают как последствие разграбления госимущества. Однако уход государства из сферы экономики и его замещение частным предпринимательством представляет собой процесс создания богатства, а не его раздела. Чжан Вэйин уверен, что продажа госпредприятий в частные руки не обязательно означает, что государство окажется в убытке, поскольку сделка может быть взаимовыгодной. О выступлениях Лан Сяньпина он отозвался с неодобрением. У Чжан Вэйина вызывает опасения ситуация, когда «некоторые ученые», объединившись с массами «под флагом научной свободы, защиты госимущества, защиты прав мелких и средних акционеров, всеми силами отрицают реформирование госпредприятий последних десяти лет, реформу системы прав собственности, отрицают [роль] отряда наших предпринимателей» [21].
Представители господствующего течения осудили Лан Сяньпина за попытки перейти от анализа действий менеджеров трех известных компаний, присвоивших государственное имущество, к отрицанию реформы прав собственности в масштабах всей страны. Критики отмечали, что включение КНР в мировую экономику требует повышения конкурентоспособности и тут главные надежды можно возлагать лишь на негосударственный сектор. Неолибералы напоминали, что в 1990-е годы в Китае уже была безуспешная попытка усовершенствовать систему управления на госпредприятиях. «Утечка» госимущества в ходе реформ действительно происходит, но с этим нужно смириться как с неизбежной платой за ускорение перехода от старой экономической системы к новой. Защитники выкупа акций менеджерами образно сравнили госимущество с мороженым в жаркий летний день: чем ждать, пока оно растает и пропадет, лучше поскорее подарить его другим людям [22].
«Спор об MBO» приобретает особый смысл в контексте «неосоциалистического» поворота Ху Цзиньтао. Один из критиков Лан Сяньпина прямо указал на связь дискуссии с новыми акцентами в позиции китайских властей, заметив, что выступление Лана «соответствовало основополагающей политике государства, которая состоит в заботе о слабых группах», благодаря чему оно «вызвало широкий отклик различных общественных слоев» [23]. Опросы, проведенные популярными информационно-поисковыми порталами китайского Интернета «Сина» и «Соху» показали, что после критического выступления «неолиберала» Чжан Вэйина на его стороне было лишь 10 проц. респондентов, тогда как на стороне Лан Сяньпина – 90 проц. [24].
На помощь Лан Сяньпину поспешили представители «новых левых», поддержавшие его попытку отстоять социальную справедливость. Цзо Дапэй из Института экономики АОН Китая заявил, что выводы гонконгского эксперта правильны, а реформа прав собственности на госпредприятиях в действительности представляет собой раздел имущества государства, осуществляемый небольшой кучкой людей. «Я хочу ударить в набат во имя китайского народа: имущество народа и его будущее в опасности! В Китае не только появилось много “предпринимателей” наподобие российского Ходорковского, к нам идут и опасные люди, похожие на итальянского премьера Берлускони! Они хотят не только разграбить общенародное богатство, но и заполучить политическую власть, что станет угрозой для любой современной демократии. Мы стоим не только перед реальным капитализмом, но и перед самым коррумпированным черным капитализмом, где чиновники, состоящие в сговоре с бизнесом, обладают властью и богатством, владеют всем. Нам нужны не только китайский Путин и серьезная борьба с богатыми, обогатившимися на разграблении народа. Надо по-настоящему рассчитаться с теми, кто грабит народное имущество под предлогом “реформы системы”, с коррумпированными чиновниками, которые проталкивают капитализм для власти и знати, с теми, кто сознательно поддерживает разграбление общественного богатства. Нельзя больше терпеть их грабительские преступления, надо вернуть назад народное имущество, вернуть народную власть!» [25].
Цзо Дапэй назвал ошибкой использование MBO при реформировании госпредприятий. Высмеивая позицию неолибералов, он сравнил управленцев с домработницей, присваивающей имущество семьи. «Младший член семьи говорит: “Надо наказать эту домработницу, уволить ее или сдать в полицию”. Старший отвечает: “Неправильно, вы такие глупые, у вас нет опыта. Почему работница ворует? Это происходит потому, что вещи в нашем доме не принадлежат ей. Чтобы решить проблему, надо отдать ей домашние вещи”. Люди, которые сейчас говорят у нас о реформировании госпредприятий, придерживаются такой же логики» [26].
«Спор об МВО» обозначил сложный выбор будущего пути развития Китая. Рассудительные неолибералы считают главной целью эффективность во имя экономического развития, полагая, что если материальных благ, доступных для дележа, станет больше, это позволит избежать вспышки народного недовольства. Эмоциональные «новые левые» считают, что превыше всего равенство и справедливость. Реализация их идеалов на практике грозит снизить эффективность китайской экономики, но и в этом случае был бы возможен позитивный результат – снизится накал социальных протестов, будут смягчены последствия имущественного расслоения.
Но еще есть третий, тупиковый путь построения капитализма латиноамериканского типа, который более всего тревожит китайские власти и экспертное сообщество. На этом пути не будет в Китае ни эффективности, за которую сражаются неолибералы, ни социальной справедливости, о которой мечтают «новые левые». Вместо этого коррумпированный альянс власти и капитала обречет страну на длительную стагнацию и хроническую нестабильность.
Перед лицом этой опасности защитники эффективности и сторонники справедливости могут выступать как союзники. «Новые левые» критикуют социальные недостатки рыночного капитализма, неолибералы связывают возникновение несправедливости с чиновничьим злоупотреблением властью и обменом ее на деньги. Их позиции не исключают друг друга, поскольку Китаю нужно преодолеть издержки как политической монополии власти, так и экономической монополии капитала.
Влиятельный 82-летний экономист Лю Гогуан отметил, что выдвинутая новым китайским руководством задача построения «гармоничного социалистического общества» не может быть реализована без адекватного урегулирования отношений между экономической эффективностью и социальной справедливостью. Он позитивно оценил «спор об МВО» как вклад в обсуждение этой проблемы.
По мнению профессора Лю, развернувшаяся дискуссия повлияла на принятие решений о дальнейшем реформировании госпредприятий. Расследование, проведенное Комитетом по контролю и управлению государственным имуществом, выявило крупномасштабную «утечку» собственности в ходе менеджерских выкупов. С 2005 года крупным госпредприятиям было запрещено передавать управляющим права на госимущество, а средним и малым предприятиям позволено осуществлять такую передачу только под строгим контролем соответствующих ведомств. Лю Гогуан считает, что это решение можно рассматривать как отклик власти на мнение общества. «В целом в итоге этой дискуссии – как с точки зрения общественного мнения, так и принятия решений – на весах эффективности и справедливости была увеличена доля справедливости и немного скорректирован прежний односторонний уклон [в сторону эффективности]», – заключил ученый [27].
Интеллигентская шерсть на пролетарской коже
При новом руководстве в КНР прозвучала острая критика претензий на участие в формировании государственной политики со стороны «публичной интеллигенции». Китайская трактовка этого иностранного термина (public intellectuals) носит весьма широкий характер. К «публичной интеллигенции» там относят не только интеллектуалов из академических кругов, но и представителей СМИ, активистов неправительственных организаций, юристов, кинорежиссеров и даже известных эстрадных звезд. Судя по всему, столь широкая трактовка была вызвана влиянием традиционного представления о «работниках умственного труда», выделяемых среди прочих трудящихся.
Вопрос о влиянии интеллектуальной элиты на китайское общество обсуждался на протяжении всей новой истории Китая, а проблема общественно-политического статуса образованных «служилых» (ши) поднималась еще в глубокой древности в эпоху Сражающихся царств (V–III вв. до н. э.). Однако созвучная этим темам современная концепция «публичной интеллигенции» была заимствована из западной социологии. На Западе эту проблему начали обсуждать еще в 1970-е годы, теперь она вызвала интерес и внутри Китая. Жесткие заявления о недопустимости отрыва «публичной интеллигенции» от «масс» отразили не только стремление властей защитить свои позиции от возможных посягательств, но и накопившееся за годы реформ недоверие простого народа к позабывшей о нем элите.
Катализатором споров стала публикация в сентябре 2004 года тематического выпуска популярного гуанчжоуского еженедельника «Наньфан жэньу чжоукань» [28]. Изначально эта акция носила коммерческий характер. Китайские периодические издания действуют в условиях рынка, при этом сохранение идеологических ограничителей не избавляет их от напряженного соперничества за симпатии читателей. Появляющиеся с конца 1990-х в местном издании Forbes списки китайских богачей до сих пор вызывают в обществе значительный резонанс. Полагая, что интерес образованной аудитории не ограничивается списками миллиардеров и миллионеров, «Наньфан жэньу чжоукань» последовал примеру британского журнала Prospect и обнародовал собственный список 50 наиболее влиятельных представителей «публичной интеллигенции» Китая. В него попали люди, которые не только отличаются высоким профессионализмом в своей сфере деятельности, но и высказывают собственное мнение по поводу проблем общества в целом, выдвигают свои предложения и участвуют в общественной жизни.
Авторы публикации подчеркивали, что в Китае наступила эпоха, когда ряды интеллигенции ширятся, однако «публичных интеллигентов» становится все меньше. Появилось много докторов и профессоров, но немногие из них готовы пожертвовать чем-либо ради справедливости и поступать по совести. Огромное число статей и книг пишется ради получения выгод, их авторы не хотят видеть проблемы, которые затрагивают интересы большинства людей. «Список 50» был призван продемонстрировать, что в Китае еще не перевелись интеллигенты, способные вдохновлять сердца людей. Особой похвалы удостоились инициатор «спора об МВО» Лан Сяньпин, экономист У Цзинлянь, выступивший с предупреждением о манипуляциях на рынке акций, историк Цинь Хуэй, указавший на серьезные проблемы, возникающие в ходе налоговой реформы в деревне [29].
После публикации в журнале «список 50» попал в Интернет, что стимулировало широкое обсуждение вопроса о том, кто же сегодня может повлиять на развитие Китая. В откликах в Интернете и на страницах печатных СМИ отмечалось, что влияние того или иного представителя образованной элиты в своей сфере деятельности вовсе не означает его влияния на судьбы всей страны. Интеллигенция может «влиять на Китай», когда ее идеи «превращаются в общественную политику или когда они становятся основанием для разработки отдельных положений законов» [30]. В этом контексте «публичный интеллигент» характеризуется как человек, способный увидеть проблему или скрытую опасность там, где другие ее пока не видят.
Официальные СМИ откликнулись на этот спор с неожиданной резкостью. В ноябре 2004 года в шанхайской партийной газете «Цзефан жибао» появилась установочная статья, которая вскоре была перепечатана в центральной «Жэньминь жибао» [31]. В ней было заявлено, что заимствование «заморского» термина «публичная интеллигенция» и составление по западному образцу каких-то списков на деле противопоставляют интеллигенцию партии и народным массам. Пропагандисты концепции «публичной интеллигенции» выступают за то, чтобы интеллигенция была независимой и критически настроенной и при этом не принадлежала ни к какому классу или группе. Однако на самом деле интеллигенция – это часть рабочего класса, это элемент народных масс, это группа, руководимая партией: «Коль кожи нет, на чем держаться волосам?». Ценность современной интеллигенции состоит в служении социализму и народным массам, тогда как за якобы «независимыми» интеллигентами скрываются определенные группы интересов: «Эту тайну сейчас знает любой прохожий, не стоит больше говорить об этом».
Автор публикации обвинил сторонников концепции «публичной интеллигенции» в принижении роли народных масс, будто бы неспособных самостоятельно говорить о своих интересах. Страдают от этого и сами интеллигенты: пытаясь стать «всемогущими» и претендуя на роль «идейных вождей» масс, они отрываются от профессии, вмешиваются в дела, в которых не разбираются, становятся звездами телевидения и СМИ, «устраивают шоу». «Совершенно очевидно, что такая теория “публичной интеллигенции” ведет интеллигенцию по ложному пути», поэтому главное, заключил автор из «Цзефан жибао», – сохранять трезвость и твердость, придерживаться руководящего положения марксизма, чтобы не заблудиться среди различных идейных течений.
Особо примечательно появление в установочной статье выражения о «коже и волосах», которое исторически восходит к древнекитайской летописи «Цзо чжуань». В новейшей истории Китая этот образ воспринимается прежде всего в контексте выступлений Мао Цзэдуна, который призывал интеллигенцию безоговорочно встать на сторону КПК. 13 октября 1957 года на 13-м заседании Верховного Государственного совещания Мао заявил: «“Коль кожи нет, на чем держаться волосам?” Я отмечал, что в Китае было пять кож. Старых три: империалистическая собственность, феодальная собственность и собственность бюрократическо-капиталистическая. В прошлом интеллигенция жила за счет этих трех кож. Кроме них, она кормилась еще за счет национально-капиталистической собственности и собственности мелких производителей, то есть мелкой буржуазии… За счет чего живет теперь интеллигенция? И демократические партии, и профессора, и ученые, и журналисты находятся на содержании у рабочего класса и коллективизированного крестьянства, они живут за счет общенародной и коллективной собственности – словом, за счет социалистической общественной собственности. Поскольку пяти старых кож уже нет, волосы сейчас летают в воздухе, а если они опускаются на новую кожу, то прирастают к ней пока непрочно. На эту новую кожу интеллигенция смотрит еще свысока: какой-то там пролетариат, какие-то там крестьяне-бедняки и низшие середняки, уж больно они темны, не знают ни астрономии, ни географии» [32].
Напоминание о политике Мао Цзэдуна в отношении интеллигенции носит в современном китайском контексте двойственный характер. С одной стороны, новые руководители страны пытаются сгладить последствия элитарного авторитаризма 1990-х, призывая к гармонизации общественных отношений и преодолению возникшего разрыва между элитой (в том числе интеллектуальной) и народными массами. Эти усилия находят в обществе поддержку и понимание.
В 1990-е годы в Китае сформировался союз элит – политической, экономической и интеллектуальной, сумевших согласовать свои интересы и разделить между собой выгоды от стабильности и развития. Вместе с тем определение баланса интересов этих трех сил еще не завершено. Политическая элита сохраняет за собой командные позиции и право определять положение двух других элит – экономической и интеллектуальной. Попытка интеллектуальной элиты повысить свой статус и забрать в явочном порядке часть функций политической элиты вызвала у властей негативную реакцию.
С другой стороны, китайское общество сильно изменилось. В рыночных условиях интеллигенция обрела альтернативную «кожу», то есть экономическую базу, что дает ей ощущение независимости и свободы. На этом фоне напоминания о временах Мао Цзэдуна, когда интеллигенция подвергалась гонениям и унижениям, вряд ли способны заставить современную образованную элиту добровольно отказаться от стремления занять лидирующие позиции в обществе.
Именно поэтому власти дали понять, что повышение материального положения интеллигенции не дает ей права предлагать собственные социально-политические альтернативы за пределами узких профессиональных сфер. В целях сохранения статус-кво была подтверждена старая официальная формулировка, закрепляющая социальную роль интеллигенции как «части рабочего класса». В начале 1980-х эта формулировка Дэн Сяопина повышала статус интеллигенции и мотивировала ее к активному участию в преобразованиях. Однако в современных условиях она утратила прежний позитивный смысл из-за неуклонного снижения общественного статуса рабочего класса.
http://polit.ru/research/2006/04/20/boroh.html
В начале октября 2005 года в Пекине состоялся 5-й пленум ЦК Коммунистической партии Китая 16-го созыва, посвященный обсуждению пятилетнего плана на 2006–2010 годы. Это был первый важный партийный форум, на котором китайский партийно-государственный руководитель Ху Цзиньтао выступал в качестве лидера-единоначальника, обладающего максимальной полнотой власти [1].
Рассуждения о том, что Ху Цзиньтао был бы рад осуществить радикальные реформы, но ему мешает «старая гвардия», более не имеют под собой серьезных оснований. Не сбылись надежды зарубежных аналитиков, мечтавших увидеть в Ху «китайского Горбачева». Напротив, при новом руководстве контроль над СМИ и изданием литературы, затрагивающей острые политические вопросы, стал даже строже, чем это было в 1990-е при Цзян Цзэмине.
Однако еще большим заблуждением была бы попытка представить Ху Цзиньтао косным и консервативным аппаратчиком, который стремится избежать перемен. Власть решительно не допускает открытого спора о проблемах перехода страны к многопартийной парламентской демократии, она жестко ограничивает обсуждение трагических страниц недавней истории, включая события мая-июня 1989 года на площади Тяньаньмэнь. Вместе с тем запреты на упоминание ряда политических и исторических проблем уживаются с растущей откровенностью при анализе социально-экономической ситуации в Китайской Народной Республике. Вопросы острого имущественного расслоения, коррупции, экологического и сырьевого кризиса обсуждаются открыто. Китайские СМИ избегают возлагать вину за возникшие проблемы на прежних лидеров страны, но при этом обнародуют все больше тревожных цифр [2].
На долю председателя Ху выпала трудная задача смены модели реформ, разработанной четверть века назад Дэн Сяопином. Именно эта тема стала главной в коммюнике упомянутого пленума ЦК КПК, призвавшего «изменить взгляд на развитие» и «создать новую модель развития». Приступая к «реформированию реформ», китайские власти концентрируют идеологические усилия на двух основных направлениях: это пропаганда нового, социально справедливого экономического курса и борьба с либеральной идеологией, воспринимаемой как вызов политической устойчивости КНР.
Гармония для Поднебесной
Хотя официальный курс правящей компартии на построение социализма в годы реформ формально не менялся, реальная политика последнего десятилетия ХХ века поставила рыночную эффективность выше распределительной справедливости. Ху Цзиньтао и премьер Вэнь Цзябао пытаются исправить диспропорции, накопившиеся в период ускоренного развития рыночной системы. Политика элитарного авторитаризма 1990-х способствовала формированию новой социальной структуры, в которой «народные массы», служившие прежде опорой партийной власти, утратили былое главенствующее положение. Появление в обществе высших и низших слоев, имущественное расслоение, формирование групп с различными интересами, готовых добиваться собственной выгоды в ущерб другим, – все это побудило новые власти КНР перевести тему сбалансированного развития экономики на более высокий концептуальный уровень.
Появился новый лозунг строительства «социалистического гармоничного общества», который вошел в официальную политическую лексику в конце 2004 года. В первой половине 2005-го он занял во внутрикитайской пропаганде ведущее место; и решения октябрьского пленума ЦК КПК закрепили эту тенденцию. Власть признала, что возникшая в конце 1970-х годов модель Дэн Сяопина, ориентированная на «опережающее обогащение» наиболее активной части общества и поддержание высоких темпов роста ВВП, уже исчерпала свой потенциал. Пришло время обратить внимание на качество роста, попытаться сгладить социальные противоречия, дать сотням миллионов китайцев доступ к бесплатному среднему образованию и недорогому здравоохранению, позаботиться о сохранении окружающей среды, снизить расход энергии и сырья.
Еще в сентябре 2004-го 4-й пленум ЦК КПК 16-го созыва провозгласил, что социальной базой компартии является общество, в котором весь народ способен полностью реализовать свои возможности, чтобы каждый человек получил свою долю и все жили в гармонии друг с другом. Власти сообщили, что и впредь собираются защищать «развитие жизненных сил» передовых регионов и тех отраслей экономики, которые обладают конкурентными преимуществами, а также социальных групп, обогатившихся первыми в соответствии с заветами Дэн Сяопина. Но уже настало время позаботиться об отстающих районах и отраслях, о бедствующих социальных группах. Чтобы избежать социального взрыва, КПК призывает общество всеми силами ратовать за сплоченность и взаимопомощь, поощрять «хорошее поветрие поддержки бедных», выступать за создание между людьми атмосферы равенства и любви, спаянности и гармонии. При этом власти признали необходимость согласования различных интересов, существующих внутри общества, и формирования механизмов, которые позволяли бы социальным группам отстаивать свои интересы «разумным правовым» путем без ущерба для стабильности в обществе [3].
В феврале 2005 года Ху Цзиньтао выступил перед руководящими кадровыми работниками провинциального уровня с речью, в которой попытался выделить основные характеристики «гармоничного общества». Их оказалось шесть: демократическая правовая система, равенство и справедливость, доверие и дружба, наполнение [общества творческой] жизненной силой, стабильность и упорядоченность, гармоничное сосуществование человека и природы. Октябрьский пленум 2005-го зафиксировал эти шесть аспектов «гармоничного общества» в качестве основополагающей партийной установки, задающей тон в кампании по пропаганде нового лозунга.
Заметим, что и при Цзян Цзэмине в Китае часто говорили об «управлении страной на основе закона и морали», о «программе строительства гражданской нравственности». Идея приоритета стабильности была краеугольным камнем элитарного авторитаризма 1990-х годов. Однако в китайской идеологии весьма важно, как именно расставлены акценты в официозной комментаторской литературе, истолковывающей для масс политику властей [4]. В разъяснениях новой политики подчеркивается особая важность идеалов равенства и справедливости.
Ключевыми лозунгами правления Ху Цзиньтао стали «всесторонность», «сбалансированность» и «справедливость». Власти избегают прямых противопоставлений, однако выступающие в СМИ эксперты и комментаторы недвусмысленно сравнивают новые приоритеты с «односторонностью», «несбалансированностью» и «несправедливостью» политики прошлого десятилетия. Вместо старого курса на «опережающее процветание» для самых ловких и предприимчивых власти обещают создать условия для «совместного процветания» всех китайцев.
С известной долей упрощения инновации Ху Цзиньтао можно назвать «неосоциалистическими». Они строятся на подчеркнутом внимании к интересам «слабых групп», проигравших от реформ или получивших от них ничтожные выгоды. Одновременно в пропаганде усилилась старая консервативная тема противодействия «чуждой идеологии», способной расшатать устои китайской однопартийной системы и привести ее к краху подобно тому, как это произошло с КПСС. В новой линии можно услышать отголоски эгалитаризма 1950–1970-х, но она существенно отличается от «старосоциалистической» политики Мао Цзэдуна четким подтверждением курса на развитие рыночной экономики и участие Китая в экономической глобализации.
Стилистика лозунгов Ху Цзиньтао во многом сближается с традиционной конфуцианской идеологией отношения к «народу как основе», которая требовала от правителя неустанной заботы о материальной стороне жизни подданных, дабы заполучить «сердце народа» и обеспечить в государстве стабильность и гармонию. Призыв Ху Цзиньтао к правящей элите «использовать власть для народа, соединить чувства с народом и помышлять об интересах народа» уже получил неофициальное прозвание «новых трех народных принципов». Это связывает нынешние власти с наследием основателя демократической Китайской республики Сунь Ятсена – автора изначальных «трех народных принципов» (национализм, народовластие и народное благосостояние).
Идеология КПК более не акцентирует ни идеи классовой борьбы, несовместимые с построением рыночной экономики, ни идеи интернационализма, противоречащие националистической программе построения «специфически китайского социализма». За годы реформ западный марксизм как учение об общемировой миссии пролетариата по освобождению всех трудящихся от власти капитала превратился в Китае в сложное переплетение идеологических установок. Марксизм-ленинизм составляет ныне лишь четвертую часть официальной идеологии КПК. Остальные три четверти состоят из идейно-теоретического наследия китайских руководителей: это революционно-националистические «идеи Мао Цзэдуна», рыночная реформаторская «теория Дэн Сяопина» и «важные идеи тройного представительства» эпохи Цзян Цзэминя, обосновывающие политическую интеграцию китайских предпринимателей в ряды «строителей социализма».
Теперь к этим руководящим идеям все чаще добавляется «гармоничное общество». Если Ху Цзиньтао останется на посту генерального секретаря до XVIII съезда партии, который должен состояться осенью 2012 года, то эта формулировка также имеет шанс быть канонизированной и включенной в партийный устав. Отметим, что политика нового лидера была весьма последовательной: он призывает партийных аппаратчиков к скромности и служению народу с первых недель пребывания на посту генсека ЦК КПК. Идея сочетания экономического роста с восстановлением элементов социальной справедливости находит позитивный отклик среди простых людей, что помогает утверждению «неосоциализма» как части современной официальной идеологии Компартии Китая.
Неолиберализм не пройдет
Китайская интеллигенция начала обсуждать проблемы реформ еще в 1980-е годы. Споры того десятилетия были окрашены в мировоззренческие тона, из-за чего позднее их назовут «метафизическими» дебатами об абстрактных «-измах» [5]. Курс реформ то и дело пытались соотнести с общими социальными и политическими концепциями: социализм или капитализм, авторитаризм или либерализм, рыночная или плановая экономика. Яркими страницами китайской интеллектуальной истории 1980-х стали споры о гуманизме и отчуждении человека при социализме, об открытии традиционной китайской культуры внешним влияниям. Хотя власти часто реагировали на выступления интеллигенции с чрезмерной жесткостью, общим фоном для официального и неформального дискурса тех лет служило отрицание маоистской модели социализма. Правящая партия была озабочена созданием идеологически непротиворечивого объяснения происходящих перемен, – чтобы курс реформ не подрывал легитимность ее правления.
Трагические события 1989 года и распад СССР стали для китайской элиты большим потрясением, стимулировавшим поворот к авторитарно-консервативным ценностям. В 1990-е стремление интеллигенции к разрушению старых институтов и отказу от традиционной культуры угасло из-за опасений вместо свободы и процветания получить коллапс системы, хаос и экономический спад. Китайские споры о том, являются ли проводимые реформы социалистическими или капиталистическими, сошли на нет после того, как в 1992 году власти провозгласили курс на построение социалистической рыночной экономики. Оставив мировоззренческие дебаты, интеллигенция занялась обсуждением конкретных аспектов преобразований внутри имеющейся системы. Эпоха «-измов» временно завершилась, уступив дорогу десятилетию «споров о проблемах».
Дискуссии 1990-х стали профессиональными и специализированными, что сделало их непонятными и скучными для широких масс. В последнее десятилетие прошлого века китайская интеллигенция утратила влияние на общество, усилив свое воздействие на власть. Правящая элита приблизила интеллигенцию к себе и приступила к налаживанию взаимодействия между экспертным сообществом и властью. Компартия так и не допустила интеллигенцию к процедуре принятия политических решений, но стала более внимательно и заинтересованно выслушивать ее советы, все активнее приглашая экспертов на стадии предварительного обсуждения проблем. Власть поощряет академические дискуссии, дает представителям разных школ и течений возможность издавать книги, публиковать статьи в периодике, выступать на конференциях.
Однако на рубеже веков часть интеллигенции вновь заинтересовалась «метафизическими» проблемами развития страны, поставив под сомнение избранную модель реформ. На фоне обострения социально-экономических противоречий в конце 1990-х годов в Китае появились оппоненты власти в лице «новых левых» [6]. Они заявили, что в годы реформ компартия взяла на вооружение либеральную экономическую политику, позабыв о слабых и бедных. «Новые левые» выступают против либерализма и решительно отвергают попытки объяснить нарастание социальных издержек реформ «пережитками социализма» или недостатком рыночных свобод.
«Новые левые» не ставят под сомнение необходимость могущественного государства, но ждут от него большей социальной заботы о простых людях. Они выступают против западной модели глобализации и видят главную угрозу не в распространении демократической идеологии, «опасной» для внутренней стабильности Китая, а в экономическом порабощении страны международным капиталом. Утопический и декларативный характер позиции «новых левых» не лишает ее привлекательности в глазах «слабых групп» китайского общества, проигравших от реформ.
На начальном этапе реформ в 1980-е главными критиками рыночных преобразований в КНР были левые силы ортодоксального толка. На рубеже веков в китайской экономической мысли возникло так называемое «неосновное течение», которое пытается бросить вызов «дискурсивной гегемонии» неолибералов [7]. Публицистические статьи представителей «неосновного течения» невозможно встретить в профессиональных экономических журналах КНР, ориентирующихся на строгие западные стандарты формализации и математизации экономического знания. Им по большей части закрыт доступ и на страницы партийных теоретических изданий, переставших служить трибуной для дискуссий и выступающих в роли проводника одной нормативной точки зрения. Однако ряд общественно-политических журналов регулярно публикуют выступления представителей этого течения, например пекинский ежемесячник «Ду шу» («Чтение книг»), популярное экономическое издание «Цзинцзисюэ чацзо» («Чайная комната экономистов»). Тексты выступлений на конференциях публикуются и в многочисленных газетах экономического профиля. Тираж издания большого значения не имеет, поскольку все интересные материалы тут же распространяются в Интернете. Кроме того, в Китае регулярно издаются сборники статей о наиболее заметных экономических дискуссиях, а также подборки публикаций представителей различных направлений китайской экономической мысли.
Сторонники «неосновного течения» близки по взглядам к «новым левым». Они полагают, что представители господствующего «основного направления» защищают лишь тех, кто выиграл от преобразований: предпринимателей, правительственных чиновников, ученых. Экономисты «неосновного направления» подчеркнуто заботятся о рабочих и крестьянах, мало выигравших от реформ, выступают на стороне «слабых групп». Их волнуют проблемы справедливости и равенства, они предупреждают, что интересы иностранного монополистического капитала вступают в конфликт с долгосрочными интересами китайского народа.
Пользующиеся поддержкой власти и бизнеса китайские экономисты-либералы, по утверждению последователей «неосновного течения», выступают от лица «компрадоров» и хотят уничтожить само понятие «национального производства» [8]. Они полагают, что новые группы власти уже сформировались и некоторые люди, «опираясь на власть и силу международного капитала, хотят поглотить богатства китайского народа, способствуют распаду Китая». Теоретик «неосновного течения» экономист Цзо Дапэй предостерегает, что в случае дальнейшего распространения в стране неолиберальной идеологии меньшинство получит возможность свободно расхищать богатство, пренебрегая интересами государства и большинства людей, а международный капитал сможет бесконтрольно извлекать в Китае прибыли [9].
При этом представители «неосновного направления» не возлагают ответственность за распространение неолиберальной идеологии на руководство КПК, заявляя, что это дело рук международного капитала. К примеру, они всерьез утверждают, что правые силы США и Великобритании с помощью разведки специально заслали в Гонконг известного либерального экономиста китайского происхождения Чжан Учана, поручив тому «увести китайские реформы в ошибочном направлении». Экономист «неосновного течения» Ян Фань полагает, что международный капитал специально поддерживает интерес общества к либеральным экономистам, рассчитывая тем самым облегчить пропаганду идей «шоковой терапии». По его мнению, в глобальную «ось шоковой терапии» входят Джеффри Сакс из Гарвардского университета, Милтон Фридмен из Чикагского университета, крайне либеральные экономисты, к числу которых относится Чжан Учан [10], а также МВФ и расположенные в Гонконге международные рейтинговые агентства.
С приходом к власти Ху Цзиньтао и Вэнь Цзябао китайское руководство все чаще обращается к тем вопросам, которые поставлены «новыми левыми». Безусловно, главным стимулом к формированию официозного «неосоциалистического» проекта стали серьезные социально-экономические проблемы развития страны. Но идеологический вызов со стороны неофициальных левых интеллектуалов также сыграл свою роль: правящая компартия не хочет, чтобы ее считали покровителем неолиберализма, опасаясь дальнейшего ослабления марксистско-маоистских идеологических устоев, которые составляют основу легитимности коммунистического правления.
Новое руководство развернуло кампанию критического изучения неолиберализма. На уровне официального обществоведения он рассматривается как опасное течение, закрепляющее на интеллектуально-теоретическом уровне мировое господство монополистического капитала. При этом власти умело перенаправили острие полемики с китайских проблем на Латинскую Америку и бывший СССР, утверждая, что эти регионы превратились в «зоны бедствия» из-за американской политики навязывания либеральной модели другим странам. В июле 2003 года в Академии общественных наук (АОН) Китая была создана специальная исследовательская группа по проблемам неолиберализма во главе с заместителем секретаря АОН Хэ Бинмэном. В нее вошли ученые, занимающиеся вопросами экономической теории, исследователи западной экономической мысли, а также специалисты по проблемам Латинской Америки, России, США и Европы.
Отправной точкой для их работы стало признание того, что неолиберализм уже проник в Китай. Эта идеология быстро меняется, но китайские экономические и теоретические круги ее недопонимают. Было признано, что в КНР есть расхождения и в оценке неолиберализма: одни ученые его полностью отвергают, другие видят в нем чудодейственное средство и предлагают использовать для дальнейшего проведения реформ. Через год АОН Китая подготовила книгу «Анализ неолиберализма», в которой было заявлено, что современный неолиберализм противостоит кейнсианству и выражает стремление «превратить государственно-монополистический капитализм в международный монополистический капитализм» [11].
Хэ Бинмэн подчеркнул, что в 1970-1980-е началось глобальное распространение неолиберализма, который постепенно превращался из теории в политику и идеологию и «стал важной составной частью продвигаемой американским и английским монополистическим капиталом единой глобальной теоретической системы» [12]. Реализация этого курса в развивающихся странах привела к углублению имущественного расслоения, росту бедности и ослаблению экономического суверенитета. По мнению профессора Хэ, Китаю не следует отказываться от участия в экономической глобализации, но при этом «необходимо быть бдительными по отношению к стоящей за ней глобальной экспансией неолиберализма и монополистического капитала» [13].
В связи с публикацией книги о неолиберализме АОН Китая провела в июне 2004 года в Пекине научную конференцию с участием ответственных работников Отдела пропаганды ЦК, Центральной партийной школы и других организаций. Мероприятие было призвано подтвердить высокую научную и идейную ценность книги, а также призвать к ее активному распространению среди руководящих работников. На конференции ученые заявили, что неолиберализм – это «теоретическое проявление идеологии глобализации международного монополистического капитала, его главная цель – расчленение национальных государств в интересах расширения пространства для монополистического капитала» [14]. Непонимание этого способно привести к ошибкам «в теории и в политическом курсе». Было подчеркнуто, что «ЦК КПК уделяет особое внимание исследованию проблемы неолиберализма», тогда как китайские «работники философии и общественных наук должны активно действовать, ответить контрударом на вызов теории неолиберализма в адрес марксизма, чтобы укрепить руководящие позиции марксизма в сфере идеологии, философии и общественных наук» [15].
В начале 2005 года бывший ректор Пекинского университета У Шуцин опубликовал в главном партийном теоретическом журнале «Цюши» статью под красноречивым заголовком «Два типа реформ, два типа результатов». Напомнив основополагающий лозунг китайских реформ «практика – единственный критерий истины» [16], профессор У заявил, что практика более десятка лет реформ в Китае, в бывшем СССР и в странах Восточной Европы стала наглядным примером пагубности неолиберальных рецептов. Реформы в бывшем СССР и в странах Восточной Европы, проводившиеся в соответствии с предписаниями западного неолиберализма, развеяли миф о том, что только приватизация может повысить экономическую эффективность. Напротив, реформы социалистической рыночной экономики в КНР добились признанных в мире успехов, доказав правильность современного китайского марксизма – теории Дэн Сяопина и важных идей «тройного представительства». «Это две разные теоретические основы и направляющие идеи, две разные по характеру реформы, результаты которых резко различаются, поэтому истина и ложь должны быть чрезвычайно ясными» [17], – заключил У Шуцин.
Менеджерская приватизация и проблема справедливости
Важной вехой на пути развития дискуссий в Китае об эффективности и справедливости стали вспыхнувшие в 2004-м критические дебаты китайских экономистов о непрозрачных схемах приватизации государственного имущества, используемых управленцами госпредприятий. Участников этой дискуссии объединило стремление защитить интересы слабых социальных групп, лишенных доступа к дележке государственной собственности. В центре внимания оказалась проблема МВО (сокр. от англ. management buyout), то есть приобретения менеджерами контрольного пакета акций своей компании. Обсуждение начиналось как попытка критического взгляда на проблемы реформирования госпредприятий, но вскоре оно переросло в масштабные дебаты о социальной справедливости. К спору экономистов подключились историки, юристы и социологи; благодаря Интернету дискуссия оказалась в центре внимания широких слоев китайского общества.
Летом 2005 года правительство КНР сообщило, что число пользователей Интернета в стране превысило 100 млн человек. Интерес этой образованной и сравнительно обеспеченной социальной группы к проблеме МВО связан с массовым увлечением игрой на фондовом рынке, благодаря чему среди китайцев появилось много мелких акционеров. Интернет стал важной трибуной для споров о современных проблемах КНР. Хотя политические ограничители действуют и в китайском виртуальном пространстве, оно допускает бóльшую открытость и многообразие мнений, чем печатные издания.
Инициатором дискуссии стал профессор Китайского университета в Гонконге 49-летний Лан Сяньпин (Larry Lang). Уроженец Тайваня и обладатель докторской степени бизнес-школы Вортон Пенсильванского университета, Лан получил известность как опытный специалист по фондовым рынкам и корпоративному управлению. В начале 2000-х годов он подключился к изучению проблем фондового рынка КНР и выступил с предложениями по защите прав мелких акционеров, которые в ответ дали профессору уважительное прозвище «контролер Лан».
Летом 2004-го Лан Сяньпин опубликовал серию статей, в которых показал, какими путями государственная собственность переходит в частные руки в ходе реформирования предприятий. Объектом его критики стали три известные компании – Haier (бытовая техника), TCL (электроника) и Greencool (хладагенты), что многократно усилило общественный резонанс выступления. Оказалось, что эти предприятия, считавшиеся в Китае образцом реформирования и пользовавшиеся благосклонностью властей и официальных СМИ, использовали непрозрачные схемы для превращения государственного имущества в частное.
Бурная реакция на публикации Лан Сяньпина связана и с его особым местом в среде китайских интеллектуалов: он этнический китаец, но не с материка. Следовательно, он не включен в сложившиеся внутри КНР взаимоотношения науки и власти, свободен от стереотипов, в том числе идеологических. С другой стороны, Лан Сяньпин может говорить о проблемах Китая, как выходец из «свободного мира» рыночной экономики, профессионально анализирующий финансовую отчетность проблемных компаний.
Отдельные защитники менеджерской приватизации поставили вопрос о недопустимости вмешательства чужаков в китайские реформы, заговорив о «бесстыдстве» движимого тщеславием Лан Сяньпина, который берется обсуждать то, что не касается его лично [18]. Однако позиция Лана как независимого и влиятельного эксперта стала важной поддержкой не только для миноритариев, обеспокоенных судьбой своих акций, но и для идейных защитников интересов «слабых групп». Лан Сяньпин поставил под сомнение применяемые в Китае методы реформирования госпредприятий с помощью инструментов МВО, приводящие к переходу госимущества в частные руки по заниженной цене. Заодно Лан выступил против мифа о хронической и неизлечимой неэффективности госпредприятий. Подлинная проблема, по его мнению, состоит в отсутствии должного контроля над менеджментом.
Необходимо напомнить, что экономические реформы 1990-х годов прошли в КНР под лозунгом «не спорить», который выдвинул в 1992-м сам Дэн Сяопин. Желая защитить намеченные им рыночные преобразования от нападок ортодоксальных коммунистических идеологов, он провозгласил: «Не вести дискуссий – это мое изобретение… Начнешь спорить – и все осложняется, время утрачивается, ничего не удается завершить» [19]. Критиков левого толка заставили молчать, но в последнее десятилетие ХХ века в Китае на фоне динамичного взлета экономики мало кто об этом сожалел. Стоит отметить, что неолибералы успешно обошли в 1990-е годы официальный идеологический запрет на дискуссии по проблеме приватизации, использовав для обоснования идеи разгосударствления экономики широкое обсуждение теории прав собственности Роналда Коуза.
Лишь в последние годы быстрое имущественное расслоение и углубление социальных противоречий заставили китайскую элиту задуматься о том, что дискуссии все-таки нужны, поскольку монопольное положение негласно санкционированных властью либеральных экономических установок может сделать реформы однобокими и повредить интересам устойчивого развития страны. Хотя в КНР по-прежнему не используется политически неприемлемое слово «приватизация», государство неуклонно сокращает свое вмешательство в экономику, а его бывшие активы незаметно для общества переходят в частные руки. В этом контексте вполне можно согласиться с китайскими исследователями, которые считают спор вокруг выкупа акций менеджерами «крупной схваткой в китайских идейных кругах в начале XXI века», которая «окажет влияние на содержание, методы и направление следующего этапа реформирования предприятий и, как следствие, на реформы и развитие китайской экономики и общества» [20].
Представители «основного направления» экономической науки отнеслись к разоблачениям Лан Сяньпина с большой настороженностью. На научной конференции по проблемам реформирования государственного сектора экономики заместитель директора Института предприятий Центра исследований развития при Госсовете КНР Чжан Вэнькуй раскритиковал Лана за призывы прекратить реформу прав собственности на госпредприятиях. По его мнению, остановка реформы нанесет народу еще больший ущерб, чем ее продолжение, поэтому надо лишь сосредоточить усилия на упорядочении этого процесса. Чжан Вэнькуй сказал, что не является приверженцем менеджерских выкупов, признав, что МВО часто используется для покупки государственного имущества по низкой цене. Однако в Китае долгое время царила уравниловка и топ-менеджеры госпредприятий не получали достойного вознаграждения, а поэтому, по его словам, предоставление им преимуществ в покупке акций «рационально».
Относящийся к мейнстриму китайской экономической мысли профессор Чжан Вэйин отметил, что условия для ведения бизнеса в КНР становятся все лучше. Одновременно он признал, что общественное мнение относится к предпринимателям все хуже, а развитие частных предприятий чаще рассматривают как последствие разграбления госимущества. Однако уход государства из сферы экономики и его замещение частным предпринимательством представляет собой процесс создания богатства, а не его раздела. Чжан Вэйин уверен, что продажа госпредприятий в частные руки не обязательно означает, что государство окажется в убытке, поскольку сделка может быть взаимовыгодной. О выступлениях Лан Сяньпина он отозвался с неодобрением. У Чжан Вэйина вызывает опасения ситуация, когда «некоторые ученые», объединившись с массами «под флагом научной свободы, защиты госимущества, защиты прав мелких и средних акционеров, всеми силами отрицают реформирование госпредприятий последних десяти лет, реформу системы прав собственности, отрицают [роль] отряда наших предпринимателей» [21].
Представители господствующего течения осудили Лан Сяньпина за попытки перейти от анализа действий менеджеров трех известных компаний, присвоивших государственное имущество, к отрицанию реформы прав собственности в масштабах всей страны. Критики отмечали, что включение КНР в мировую экономику требует повышения конкурентоспособности и тут главные надежды можно возлагать лишь на негосударственный сектор. Неолибералы напоминали, что в 1990-е годы в Китае уже была безуспешная попытка усовершенствовать систему управления на госпредприятиях. «Утечка» госимущества в ходе реформ действительно происходит, но с этим нужно смириться как с неизбежной платой за ускорение перехода от старой экономической системы к новой. Защитники выкупа акций менеджерами образно сравнили госимущество с мороженым в жаркий летний день: чем ждать, пока оно растает и пропадет, лучше поскорее подарить его другим людям [22].
«Спор об MBO» приобретает особый смысл в контексте «неосоциалистического» поворота Ху Цзиньтао. Один из критиков Лан Сяньпина прямо указал на связь дискуссии с новыми акцентами в позиции китайских властей, заметив, что выступление Лана «соответствовало основополагающей политике государства, которая состоит в заботе о слабых группах», благодаря чему оно «вызвало широкий отклик различных общественных слоев» [23]. Опросы, проведенные популярными информационно-поисковыми порталами китайского Интернета «Сина» и «Соху» показали, что после критического выступления «неолиберала» Чжан Вэйина на его стороне было лишь 10 проц. респондентов, тогда как на стороне Лан Сяньпина – 90 проц. [24].
На помощь Лан Сяньпину поспешили представители «новых левых», поддержавшие его попытку отстоять социальную справедливость. Цзо Дапэй из Института экономики АОН Китая заявил, что выводы гонконгского эксперта правильны, а реформа прав собственности на госпредприятиях в действительности представляет собой раздел имущества государства, осуществляемый небольшой кучкой людей. «Я хочу ударить в набат во имя китайского народа: имущество народа и его будущее в опасности! В Китае не только появилось много “предпринимателей” наподобие российского Ходорковского, к нам идут и опасные люди, похожие на итальянского премьера Берлускони! Они хотят не только разграбить общенародное богатство, но и заполучить политическую власть, что станет угрозой для любой современной демократии. Мы стоим не только перед реальным капитализмом, но и перед самым коррумпированным черным капитализмом, где чиновники, состоящие в сговоре с бизнесом, обладают властью и богатством, владеют всем. Нам нужны не только китайский Путин и серьезная борьба с богатыми, обогатившимися на разграблении народа. Надо по-настоящему рассчитаться с теми, кто грабит народное имущество под предлогом “реформы системы”, с коррумпированными чиновниками, которые проталкивают капитализм для власти и знати, с теми, кто сознательно поддерживает разграбление общественного богатства. Нельзя больше терпеть их грабительские преступления, надо вернуть назад народное имущество, вернуть народную власть!» [25].
Цзо Дапэй назвал ошибкой использование MBO при реформировании госпредприятий. Высмеивая позицию неолибералов, он сравнил управленцев с домработницей, присваивающей имущество семьи. «Младший член семьи говорит: “Надо наказать эту домработницу, уволить ее или сдать в полицию”. Старший отвечает: “Неправильно, вы такие глупые, у вас нет опыта. Почему работница ворует? Это происходит потому, что вещи в нашем доме не принадлежат ей. Чтобы решить проблему, надо отдать ей домашние вещи”. Люди, которые сейчас говорят у нас о реформировании госпредприятий, придерживаются такой же логики» [26].
«Спор об МВО» обозначил сложный выбор будущего пути развития Китая. Рассудительные неолибералы считают главной целью эффективность во имя экономического развития, полагая, что если материальных благ, доступных для дележа, станет больше, это позволит избежать вспышки народного недовольства. Эмоциональные «новые левые» считают, что превыше всего равенство и справедливость. Реализация их идеалов на практике грозит снизить эффективность китайской экономики, но и в этом случае был бы возможен позитивный результат – снизится накал социальных протестов, будут смягчены последствия имущественного расслоения.
Но еще есть третий, тупиковый путь построения капитализма латиноамериканского типа, который более всего тревожит китайские власти и экспертное сообщество. На этом пути не будет в Китае ни эффективности, за которую сражаются неолибералы, ни социальной справедливости, о которой мечтают «новые левые». Вместо этого коррумпированный альянс власти и капитала обречет страну на длительную стагнацию и хроническую нестабильность.
Перед лицом этой опасности защитники эффективности и сторонники справедливости могут выступать как союзники. «Новые левые» критикуют социальные недостатки рыночного капитализма, неолибералы связывают возникновение несправедливости с чиновничьим злоупотреблением властью и обменом ее на деньги. Их позиции не исключают друг друга, поскольку Китаю нужно преодолеть издержки как политической монополии власти, так и экономической монополии капитала.
Влиятельный 82-летний экономист Лю Гогуан отметил, что выдвинутая новым китайским руководством задача построения «гармоничного социалистического общества» не может быть реализована без адекватного урегулирования отношений между экономической эффективностью и социальной справедливостью. Он позитивно оценил «спор об МВО» как вклад в обсуждение этой проблемы.
По мнению профессора Лю, развернувшаяся дискуссия повлияла на принятие решений о дальнейшем реформировании госпредприятий. Расследование, проведенное Комитетом по контролю и управлению государственным имуществом, выявило крупномасштабную «утечку» собственности в ходе менеджерских выкупов. С 2005 года крупным госпредприятиям было запрещено передавать управляющим права на госимущество, а средним и малым предприятиям позволено осуществлять такую передачу только под строгим контролем соответствующих ведомств. Лю Гогуан считает, что это решение можно рассматривать как отклик власти на мнение общества. «В целом в итоге этой дискуссии – как с точки зрения общественного мнения, так и принятия решений – на весах эффективности и справедливости была увеличена доля справедливости и немного скорректирован прежний односторонний уклон [в сторону эффективности]», – заключил ученый [27].
Интеллигентская шерсть на пролетарской коже
При новом руководстве в КНР прозвучала острая критика претензий на участие в формировании государственной политики со стороны «публичной интеллигенции». Китайская трактовка этого иностранного термина (public intellectuals) носит весьма широкий характер. К «публичной интеллигенции» там относят не только интеллектуалов из академических кругов, но и представителей СМИ, активистов неправительственных организаций, юристов, кинорежиссеров и даже известных эстрадных звезд. Судя по всему, столь широкая трактовка была вызвана влиянием традиционного представления о «работниках умственного труда», выделяемых среди прочих трудящихся.
Вопрос о влиянии интеллектуальной элиты на китайское общество обсуждался на протяжении всей новой истории Китая, а проблема общественно-политического статуса образованных «служилых» (ши) поднималась еще в глубокой древности в эпоху Сражающихся царств (V–III вв. до н. э.). Однако созвучная этим темам современная концепция «публичной интеллигенции» была заимствована из западной социологии. На Западе эту проблему начали обсуждать еще в 1970-е годы, теперь она вызвала интерес и внутри Китая. Жесткие заявления о недопустимости отрыва «публичной интеллигенции» от «масс» отразили не только стремление властей защитить свои позиции от возможных посягательств, но и накопившееся за годы реформ недоверие простого народа к позабывшей о нем элите.
Катализатором споров стала публикация в сентябре 2004 года тематического выпуска популярного гуанчжоуского еженедельника «Наньфан жэньу чжоукань» [28]. Изначально эта акция носила коммерческий характер. Китайские периодические издания действуют в условиях рынка, при этом сохранение идеологических ограничителей не избавляет их от напряженного соперничества за симпатии читателей. Появляющиеся с конца 1990-х в местном издании Forbes списки китайских богачей до сих пор вызывают в обществе значительный резонанс. Полагая, что интерес образованной аудитории не ограничивается списками миллиардеров и миллионеров, «Наньфан жэньу чжоукань» последовал примеру британского журнала Prospect и обнародовал собственный список 50 наиболее влиятельных представителей «публичной интеллигенции» Китая. В него попали люди, которые не только отличаются высоким профессионализмом в своей сфере деятельности, но и высказывают собственное мнение по поводу проблем общества в целом, выдвигают свои предложения и участвуют в общественной жизни.
Авторы публикации подчеркивали, что в Китае наступила эпоха, когда ряды интеллигенции ширятся, однако «публичных интеллигентов» становится все меньше. Появилось много докторов и профессоров, но немногие из них готовы пожертвовать чем-либо ради справедливости и поступать по совести. Огромное число статей и книг пишется ради получения выгод, их авторы не хотят видеть проблемы, которые затрагивают интересы большинства людей. «Список 50» был призван продемонстрировать, что в Китае еще не перевелись интеллигенты, способные вдохновлять сердца людей. Особой похвалы удостоились инициатор «спора об МВО» Лан Сяньпин, экономист У Цзинлянь, выступивший с предупреждением о манипуляциях на рынке акций, историк Цинь Хуэй, указавший на серьезные проблемы, возникающие в ходе налоговой реформы в деревне [29].
После публикации в журнале «список 50» попал в Интернет, что стимулировало широкое обсуждение вопроса о том, кто же сегодня может повлиять на развитие Китая. В откликах в Интернете и на страницах печатных СМИ отмечалось, что влияние того или иного представителя образованной элиты в своей сфере деятельности вовсе не означает его влияния на судьбы всей страны. Интеллигенция может «влиять на Китай», когда ее идеи «превращаются в общественную политику или когда они становятся основанием для разработки отдельных положений законов» [30]. В этом контексте «публичный интеллигент» характеризуется как человек, способный увидеть проблему или скрытую опасность там, где другие ее пока не видят.
Официальные СМИ откликнулись на этот спор с неожиданной резкостью. В ноябре 2004 года в шанхайской партийной газете «Цзефан жибао» появилась установочная статья, которая вскоре была перепечатана в центральной «Жэньминь жибао» [31]. В ней было заявлено, что заимствование «заморского» термина «публичная интеллигенция» и составление по западному образцу каких-то списков на деле противопоставляют интеллигенцию партии и народным массам. Пропагандисты концепции «публичной интеллигенции» выступают за то, чтобы интеллигенция была независимой и критически настроенной и при этом не принадлежала ни к какому классу или группе. Однако на самом деле интеллигенция – это часть рабочего класса, это элемент народных масс, это группа, руководимая партией: «Коль кожи нет, на чем держаться волосам?». Ценность современной интеллигенции состоит в служении социализму и народным массам, тогда как за якобы «независимыми» интеллигентами скрываются определенные группы интересов: «Эту тайну сейчас знает любой прохожий, не стоит больше говорить об этом».
Автор публикации обвинил сторонников концепции «публичной интеллигенции» в принижении роли народных масс, будто бы неспособных самостоятельно говорить о своих интересах. Страдают от этого и сами интеллигенты: пытаясь стать «всемогущими» и претендуя на роль «идейных вождей» масс, они отрываются от профессии, вмешиваются в дела, в которых не разбираются, становятся звездами телевидения и СМИ, «устраивают шоу». «Совершенно очевидно, что такая теория “публичной интеллигенции” ведет интеллигенцию по ложному пути», поэтому главное, заключил автор из «Цзефан жибао», – сохранять трезвость и твердость, придерживаться руководящего положения марксизма, чтобы не заблудиться среди различных идейных течений.
Особо примечательно появление в установочной статье выражения о «коже и волосах», которое исторически восходит к древнекитайской летописи «Цзо чжуань». В новейшей истории Китая этот образ воспринимается прежде всего в контексте выступлений Мао Цзэдуна, который призывал интеллигенцию безоговорочно встать на сторону КПК. 13 октября 1957 года на 13-м заседании Верховного Государственного совещания Мао заявил: «“Коль кожи нет, на чем держаться волосам?” Я отмечал, что в Китае было пять кож. Старых три: империалистическая собственность, феодальная собственность и собственность бюрократическо-капиталистическая. В прошлом интеллигенция жила за счет этих трех кож. Кроме них, она кормилась еще за счет национально-капиталистической собственности и собственности мелких производителей, то есть мелкой буржуазии… За счет чего живет теперь интеллигенция? И демократические партии, и профессора, и ученые, и журналисты находятся на содержании у рабочего класса и коллективизированного крестьянства, они живут за счет общенародной и коллективной собственности – словом, за счет социалистической общественной собственности. Поскольку пяти старых кож уже нет, волосы сейчас летают в воздухе, а если они опускаются на новую кожу, то прирастают к ней пока непрочно. На эту новую кожу интеллигенция смотрит еще свысока: какой-то там пролетариат, какие-то там крестьяне-бедняки и низшие середняки, уж больно они темны, не знают ни астрономии, ни географии» [32].
Напоминание о политике Мао Цзэдуна в отношении интеллигенции носит в современном китайском контексте двойственный характер. С одной стороны, новые руководители страны пытаются сгладить последствия элитарного авторитаризма 1990-х, призывая к гармонизации общественных отношений и преодолению возникшего разрыва между элитой (в том числе интеллектуальной) и народными массами. Эти усилия находят в обществе поддержку и понимание.
В 1990-е годы в Китае сформировался союз элит – политической, экономической и интеллектуальной, сумевших согласовать свои интересы и разделить между собой выгоды от стабильности и развития. Вместе с тем определение баланса интересов этих трех сил еще не завершено. Политическая элита сохраняет за собой командные позиции и право определять положение двух других элит – экономической и интеллектуальной. Попытка интеллектуальной элиты повысить свой статус и забрать в явочном порядке часть функций политической элиты вызвала у властей негативную реакцию.
С другой стороны, китайское общество сильно изменилось. В рыночных условиях интеллигенция обрела альтернативную «кожу», то есть экономическую базу, что дает ей ощущение независимости и свободы. На этом фоне напоминания о временах Мао Цзэдуна, когда интеллигенция подвергалась гонениям и унижениям, вряд ли способны заставить современную образованную элиту добровольно отказаться от стремления занять лидирующие позиции в обществе.
Именно поэтому власти дали понять, что повышение материального положения интеллигенции не дает ей права предлагать собственные социально-политические альтернативы за пределами узких профессиональных сфер. В целях сохранения статус-кво была подтверждена старая официальная формулировка, закрепляющая социальную роль интеллигенции как «части рабочего класса». В начале 1980-х эта формулировка Дэн Сяопина повышала статус интеллигенции и мотивировала ее к активному участию в преобразованиях. Однако в современных условиях она утратила прежний позитивный смысл из-за неуклонного снижения общественного статуса рабочего класса.
http://polit.ru/research/2006/04/20/boroh.html
Неосоциализм Ху Цзиньтао и современная идеология КНР. ч.2
«Пекинский консенсус» против «вашингтонского»
Особый интерес представляют предпринимаемые в КНР попытки осмыслить успехи реформ и продемонстрировать их привлекательность как внутренней, так и зарубежной аудитории. Начиная с 2004 года китайские официальные теоретики часто обращаются к предложенному в конце 1980-х американцем Джозефом Наем понятию «мягкая сила» (soft power), подразумевающему использование «нематериальных властных ресурсов» культуры и политических идеалов в интересах влияния на поведение людей в других странах [33].
Даже самые поверхностные сравнения с Западом (прежде всего с США) показали китайским теоретикам, что отставание КНР в «мягкой силе» намного превышает отставание в экономике и военной мощи. Как следствие, возник вопрос о том, какие идеи и ценности могут лечь в основу китайской «мягкой силы». Копирование американской глобальной пропаганды идей свободы и демократии для Китая неприемлемо. Однако официальная идеология КПК в ее нынешнем виде также не имеет шанса на всемирный успех.
В конце мая 2004 года тема «ускоренного строительства “мягкой силы” Китая» обсуждалась во время коллективной учебы в Политбюро ЦК КПК [34]. Отмечалось, что наращивание «мягкой силы» Китая является «важной точкой приложения усилий» нового руководства страны, поскольку «“мягкая сила” означает влияние в мире и международную привлекательность культуры страны, ее ценностных представлений, общественных институтов и модели развития» [35]. Участники заседания указали, что наибольшей притягательностью обладает избранный КНР путь экономических преобразований. Ее успехи выглядят особенно впечатляющими на фоне серьезных проблем, к которым привели попытки других стран следовать рецептам «вашингтонского консенсуса». Было заявлено, что именно поэтому за границей проявляют повышенный интерес к китайской модели развития.
Самым ярким выражением этой тенденции был назван опубликованный в мае 2004-го Лондонским центром международной политики доклад бывшего аналитика еженедельника Тime Джошуа К. Рамо «Пекинский консенсус» [36]. Перевод полного текста на китайский язык был оперативно выполнен агентством Синьхуа и распространен среди пяти тысяч членов руководства страны, включая Политбюро.
Рамо заявил, что «вашингтонский консенсус» «исходит из желания сделать счастливыми банкиров», тогда как новый «пекинский консенсус» отвечает более фундаментальной потребности справедливого роста и интересам простых людей. По его мнению, тактика «пекинского консенсуса» опирается на крайнюю осторожность при либерализации торговли и проведении приватизации. Рамо предложил следующее определение «пекинского консенсуса»: это – «решительное стремление к инновациям и экспериментам (взгляните на специальные экономические зоны); активная защита государственных границ и интересов (взгляните на Тайвань); все более осмысленное накопление инструментов асимметричной силы (взгляните на 400 млрд долларов валютных резервов)» [37]. Цель «пекинского консенсуса» – рост при сохранении независимости. По мнению Рамо, построенный на основе «пекинского консенсуса» китайский опыт может быть использован другими развивающимися странами, стремящимися к достижению экономического роста и улучшению жизни народа.
Выдвижение «пекинского консенсуса» как конструктивной альтернативы западным рецептам реформирования экономики стало естественным продолжением темы критики неолиберализма и обсуждения неудач, связанных с реализацией «вашингтонского консенсуса» в других странах. В ходе коллективной учебы в Политбюро обращалось внимание на многочисленные статьи в зарубежных СМИ, посвященные успешному опыту китайских реформ. В КНР появление этих публикаций оценили как «скрытое или открытое одобрение положительного влияния роста “мягкой силы” Китая в мире» [38].
Тема «пекинского консенсуса» широко освещалась на страницах китайских газет и журналов. Китайские авторы подчеркивали, что «вашингтонский консенсус» был навязан другим странам извне, тогда как «пекинский» был «нащупан» Китаем в процессе экономического развития. При этом акценты в китайских публикациях всячески подчеркивали приоритет иностранцев в формулировке и выдвижении идеи «пекинского консенсуса». Иностранцы сами осознали ошибочность идей «шоковой терапии» и высоко оценили опыт Китая, после чего «на Западе была выдвинута концепция “пекинского консенсуса”» [39]. Китайские СМИ указывали, что «выступающий за инновации и уделяющий внимание равенству “пекинский консенсус” сейчас привлек широкое внимание в разных странах» [40].
Показательно, что в ходе обсуждения китайские авторы заговорили не только о превосходстве избранной в КНР модели перехода к рынку, но и о ее всеобщей применимости, что указывает на отход от прежнего акцента на специфичности пути развития страны. «Гоцзи цзиньжун шибао» («Международная финансовая газета») отмечала: «Что касается “пекинского консенсуса” – модели развития, которая сейчас успешно преодолевает пропасть между бедностью и богатством, его главный смысл состоит в отказе от догм и максимальном удовлетворении основных требований справедливости и высокого качества роста. Хотя мир так разнообразен, эта [модель] может оказаться правильной для всего мира» [41].
В ходе дискуссий в Интернете скептики указали, что национальный опыт развития КНР не является всеобщей истиной, тогда как сам «пекинский консенсус» походит на преувеличение, способное вызвать споры и непонимание, в том числе за рубежом [42]. Прозвучало предложение разделять «китайскую модель» и «пекинский консенсус». «Модель» делает упор на обобщении собственного опыта Китая, объясняя причины успеха страны в реформах и открытости. «Консенсус» не только обобщает опыт Китая, но и пытается «сбыть» его другим странам. Обобщение собственного опыта развития Китая весьма важно, однако его возвышение до уровня «пекинского консенсуса» и распространение по образцу «вашингтонского консенсуса» будут «большой ошибкой» [43].
Предложенное Джошуа К. Рамо обобщение китайского опыта трудно назвать точным, а идеи «пекинского консенсуса» в его изложении вряд ли получат признание в КНР, особенно в среде экономистов. «Скорее всего, в будущих исследованиях “пекинский консенсус” наполнится новым содержанием или в него будут внесены дополнения. Однако весьма вероятно, что созданный Рамо термин “пекинский консенсус” сохранится. Он будет непрерывно и активно обсуждаться, становиться с каждым днем все более зрелым и совершенным и превратится в идейное знамя для развивающихся стран и стран с переходной экономикой, которые не признают плановой экономики, не принимают “вашингтонского консенсуса”, а пытаются найти “третий путь”» [44].
В нынешнем виде широко обсуждаемый в КНР «пекинский консенсус» не является концепцией рыночной трансформации, разработанной китайскими реформаторами и впоследствии успешно реализованной на практике. Это своевременно появившийся за рубежом броский лозунг, который оперативно подхватила китайская пропаганда. После соответствующей обработки и содержательного наполнения он может быть использован для демонстрации преимуществ китайского пути перехода к рынку и повышения мирового престижа КНР. По мнению экономиста Чжао Сяо, «выдвижение “пекинского консенсуса” неизбежно вызовет новую волну внимания всего мира к переходу Китая к рынку» [45]. В китайской общественно-политической и экономической литературе упоминания о «пекинском консенсусе», который «предложил иностранный эксперт Рамо» [46], служат лишь поводом и отправной точкой для собственных рассуждений о китайской модели реформ и ее применимости за пределами страны.
Будущую судьбу «пекинского консенсуса» предсказать нелегко. Китай хотел бы повысить свой международный престиж, предложив развивающимся странам альтернативный путь рыночной модернизации. Однако попытка представить опыт преобразований в КНР в форме некоего «антивашингтонского консенсуса» стала бы большой натяжкой, поскольку сами китайские реформаторы заимствовали многие рациональные аспекты «вашингтонского консенсуса». Китайские реформы проводились с учетом «вашингтонских» требований усиления финансовой дисциплины, сокращения бюджетного дефицита, снижения инфляции и стабилизации макроэкономической ситуации. Идеи приватизации госпредприятий и либерализации торговли в Китае не пропагандируются, но, тем не менее, реализуются. Профессиональные китайские экономисты ведут речь не о полном отказе от идей «вашингтонского консенсуса», а о необходимости его обновления и дополнения недостающими компонентами.
Китайский путь избежал «шокового обвала», что выделяет его на фоне трансформаций в других странах. Адаптированная к национальной специфике либеральная экономическая политика породила «китайское чудо», уже четверть века обеспечивая огромной стране устойчивый высокий рост ВВП (в последнее десятилетие в среднем на 9 проц. в год). Вместе с тем современные китайские тревоги по поводу социального расслоения и «грабительской» непрозрачной приватизации с помощью инструментов МВО заставляют вспомнить о странах Латинской Америки и бывшего СССР, критикуемых китайской пропагандой за бездумное следование американским экономическим рецептам.
«Пекинский консенсус» отразил позитивные стороны китайской модели реформ 1980–1990-х годов. Однако быстрое накопление социально-экономических и экологических проблем заставляет Китай искать новую модель преобразований. Привлекательность обновленного варианта «пекинского консенсуса» на мировом рынке реформаторских идей будет зависеть от судьбы «неосоциалистического» проекта Ху Цзиньтао. Если китайские реформы обретут весомую социальную составляющую, тенденция к расширению пропасти между бедными и богатыми будет остановлена и повернута вспять, а экономический рост не замедлится, тогда успешный опыт построения «гармоничного общества» в огромной развивающейся стране действительно может оказаться значимым и за пределами КНР.
Примечания
[1] Пришедшее к власти в 2002–2003 годах новое руководство Китая в лице Ху Цзиньтао и премьера Вэнь Цзябао лишь в 2005-м году завершило переходный период, в течение которого часть полномочий им приходилось делить с прежним лидером страны Цзян Цзэминем. Осенью 2002 года Ху Цзиньтао получил пост генсека ЦК КПК, весной 2003 года он стал председателем КНР, а осенью 2004 года Цзян уступил ему последнюю ключевую должность – председателя Военного совета ЦК КПК. Пост председателя Центрального военного совета КНР перешел к Ху Цзиньтао весной 2005 года.
[2] В комментарии к итогам октябрьского пленума ЦК КПК 2005 года официальное информационное агентство Синьхуа сообщило о «революционных изменениях» в грядущей пятилетке. О современном положении в КНР было сказано, что 10 проц. самых бедных семей владеют лишь 2 проц. имущества, тогда как 10 проц. самых богатых принадлежит 40 процентов; с 1993-го по 2003-й число людей, не имеющих доступа к страховой медицине, выросло в деревне с 900 млн до 1 млрд, в городе – с 96,53 млн до 300 млн (http://news.xinhuanet.com/english/2...ent_3606173.htm).
[3] Чжунгун чжунъян гуаньюй цзяцян дан дэ чжичжэн нэнли цзяньшэ цзюэдин (Постановление ЦК КПК об усилении строительства правящей способности партии). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2004. С. 23–26.
[4] Примером комментаторской литературы о строительстве в Китае «социалистического гармоничного общества» могут служить брошюры, в которых приводятся выдержки из выступлений китайских руководителей и даются разъяснения нового курса. См.: Гоуцзянь шэхуэйчжуи хэсе шэхуэй ганьбу дубэнь (Пособие для кадровых работников о построении социалистического гармоничного общества). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2005; Гоуцзянь шэхуэйчжуи хэсе шэхуэй сюэси вэньда (Вопросы и ответы к изучению [темы] построения социалистического гармоничного общества). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2005.
[5] Кан Сяогуан. Вэйлай 3–5 нянь Чжунго далу чжэнчжи вэньдинсин фэньси (Анализ политической стабильности в континентальном Китае в будущие 3–5 лет) // Чжаньлюэ юй гуаньли. 2002. № 3. С. 15.
[6] Подробнее о течении «новых левых» в КНР см.: Китай: угрозы, риски, вызовы развитию / Ред. В.В. Михеев. Московский центр Карнеги. М., 2005. С. 89–103.
[7] Оформление «неосновного течения» в экономической мысли КНР его сторонники относят к сентябрю 1996 года. В настоящее время к активным деятелям этого течения относятся экономисты Ян Фань, Хань Дэцян, Ян Бинь, Лу Чжоулай, Цзо Дапэй. См.: Юй Чжунго фэйчжулю цзинцзисюэцзя дуйхуа (Диалоги с китайскими экономистами неосновного течения) / Ред. Мао Цзэнъюй. Пекин: Чжунго цзинцзи чубаньшэ, 2004. С. 215–216.
[8] Там же. С. 13.
[9] Цзо Дапэй. Хуньлуань дэ цзинцзисюэ (Экономика беспорядка). Пекин: Шию гунъе чубаньшэ, 2002. С. 2.
[10] В 1988 году Чжан Учан сопровождал Милтона Фридмена в ходе поездки в КНР и даже консультировал американского ученого по вопросам китайской экономической реформы накануне его встречи с тогдашним генсеком ЦК КПК Чжао Цзыяном. Радикальные представители «неосновного течения» видят в тех событиях преднамеренную попытку иностранцев повести китайские реформы по пагубному либеральному пути.
[11] Синь цзыючжуи пинси (Анализ неолиберализма) / Отв. ред. Хэ Бинмэн. Пекин: Шэхуэй кэсюэ вэньсянь чубаньшэ, 2004. С. 4.
[12] Там же. С. 7.
[13] Там же. С. 14.
[14] Гуанмин жибао. 2004. 11 июня.
[15] Там же.
[16] В первой половине 1978 года прогрессивные китайские теоретики пропагандировали это положение марксизма как альтернативу слепому поклонению установкам Мао Цзэдуна. Вопрос о «критерии истины» обсуждался по всей стране, за 1978-й год в центральных и провинциальных изданиях появилось около 700 публикаций на эту тему. Дэн Сяопин использовал такие лозунги, как «опора на факты», «оценка истины на основе практики» и «раскрепощение сознания» для обоснования курса реформ.
[17] У Шуцин. Лян чжун гайгэ, лян чжун цзего (Два типа реформ, два типа результатов) // Цюши. 2005. № 4. С. 49.
[18] Фэйчан цзяофэн. Гоци чаньцюань гайгэ да таолунь шилу (Необычная схватка. Реальные записи большой дискуссии о реформе прав собственности на государственных предприятиях) / Ред. Дэн Юйвэнь. Пекин: Хайян чубаньшэ, 2004. С. 33–37.
[19] Дэн Сяопин вэньсюань. Ди сань цзюань (Дэн Сяопин. Избранные сочинения. Т. 3). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 1993. С. 374.
[20] Фэйчан цзяофэн. С. 3–4.
[21] Там же. С. 34–35.
[22] См.: Лу Чжоулай. Хуэйдао чжэнчжи цзинцзисюэ дэ шидай (Вернуться к эпохе политической экономии) // Ду шу. 2005. № 1. С. 15.
[23] Ван Вэй. Кэгуань, лишидэ чэнжэнь циецзя дэ гунсянь (Объективно, исторически признать вклад предпринимателей) // Ду шу. 2005. № 1. С. 25.
[24] Фэйчан цзяофэн. С. 206.
[25] Там же. С. 48.
[26] Цзо Дапэй. Ингай таолунь гэ минбай (Необходимо обсуждать так, чтобы было понятно) // Ду шу. 2005. № 1. С. 13–14.
[27] Лю Гогуан. Цзинь и бу чжунши шэхуэй гунпин вэньти (Еще больше уделять внимание проблеме социальной справедливости) // Цзинцзи цанькаобао. 2005. 19 апреля (http://theory.people.com.cn/GB/40551/3332319.html).
[28] Наньфан жэньу чжоукань. 2004. № 7. 8 сентября.
[29] В список «Наньфан жэньу чжоукань» попали экономисты Мао Юйши, У Цзинлянь, Вэнь Тецзюнь, Чжан Учан, Лан Сяньпин и Ван Диндин; юристы Чжан Сыи, Цзян Пин и Хэ Вэйфан; историки Юань Вэйши, Чжу Сюэцинь, Цинь Хуэй, У Сы, Сюй Цзилинь, Дин Дун и Се Юн; историки философии Ду Вэймин и Сюй Ююй; политолог Лю Цзюньин; социологи Ли Иньхэ, Чжэн Ефу и Ян Дунпин. В отдельные категории были выделены писатели и деятели искусства, общественные деятели (среди них противники уничтожения старой городской застройки, активисты борьбы за гласность в ситуации с распространением эпидемии СПИДа), работники СМИ и популярные комментаторы. В заключение прилагался почетный список, в который вошли «публичные интеллигенты», уже покинувшие этот мир: Гу Чжунь (1915–1974), Инь Хайгуан (1919–1969), Ван Жошуй (1926–2002), Ван Сяобо (1952–1997), Ян Сяокай (1948–2004), Хуан Ваньли (1911–2001).
[30] Цуй Вэйпин. Цзинтянь, шуй нэн инсян Чжунго? (Кто сегодня может повлиять на Китай?) (http://www.people.com.cn/GB/wenhua/27296/2797756.html).
[31] Цзи Фанпин. Тоуго бяосян кань шичжи – си «гунгун чжиши фэньцзы» лунь (Через проявления видеть сущность – анализ теории «публичной интеллигенции») // Цзефан жибао. 2004. 15 ноября. Перепечатано: Жэньминь жибао. 2004. 25 ноября.
[32] Мао Цзэдун. Избранные произведения. Том V. Пекин: Изд-во лит-ры на ин. яз. 1977. (на рус.яз). С. 617–618.
[33] http://www.people.com.cn/GB/jingji/1037/2903211.html; Nye, Joseph S. Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs, 2004.
[34] При новом руководстве появилась практика публикации сообщений о проведении «коллективной учебы» на заседаниях Политбюро ЦК КПК. На заседание приглашают двух-трех ведущих ученых, которые выступают с сообщениями о современных тенденциях мирового развития и внутрикитайских проблемах. Обычно в ходе мероприятия выступает генсек ЦК КПК, изложение его речи также публикуется официальными СМИ. Первая «коллективная учеба» в Политбюро состоялась 26 декабря 2002 года (менее чем через два месяца после избрания Ху Цзиньтао на пост генсека), она была посвящена изучению Конституции КНР. В августе 2005 года власти сообщили о проведении 24-ой учебы на тему «60-летие победы в мировой антифашистской войне».
[35] Ян Таоюань. Тишэн Чжунго жуань шили. Цзеду чжунъян чжэнчжицзюй ди шисань цы цзити сюэси (Увеличивать мягкую силу Китая. Изучая материалы тринадцатой коллективной учебы в Политбюро ЦК КПК) // Ляован синьвэнь чжоукань. 2004. № 6 (1060). С. 14.
[36] Ramo, Joshua Cooper. The Beijing Consensus. London: The Foreign Policy Center. Spring 2004 (http://fpc.org.uk/publications/123).
[37] Financial Times. 2004. May 8. В конце 2004 года золотовалютные резервы КНР превысили 600 млрд долларов.
[38] Ян Таоюань. Указ. соч. С. 14.
[39] Чжунхуа гуншан шибао. 2004. 18 мая.
[40] Жэньминь жибао. Хайвай бань. 2004. 7 июля.
[41] Гоцзи цзиньжун шибао. 2004. 28 мая.
[42] http://www.media.tsinghua.edu.cn/iw...135&cId=10.
[43] http://article.joyba.com/html/2005-02-22/7538.shtml.
[44] Такое мнение высказал экономист Чжао Сяо – руководитель отдела макроэкономики Исследовательского центра Комитета по контролю и управлению государственным имуществом (http://www.people.com.cn/GB/paper16...70/1157164.html).
[45] http://www.sh.xinhuanet.com/2004-06...nt_2317053.htm.
[46] Отметим, что китайские пропагандисты подчеркивают иностранное происхождение термина «пекинский консенсус», связывая его появление с именем Дж. К. Рамо. Вместе с тем китайские авторы стараются не углубляться в биографию американца. З7-летний консультант, журналист и летчик-любитель, побивший несколько американских авиационных рекордов, совсем не соответствует китайскому образу авторитетного профессионального экономиста
http://polit.ru/research/2006/04/20/boroh.html
«Пекинский консенсус» против «вашингтонского»
Особый интерес представляют предпринимаемые в КНР попытки осмыслить успехи реформ и продемонстрировать их привлекательность как внутренней, так и зарубежной аудитории. Начиная с 2004 года китайские официальные теоретики часто обращаются к предложенному в конце 1980-х американцем Джозефом Наем понятию «мягкая сила» (soft power), подразумевающему использование «нематериальных властных ресурсов» культуры и политических идеалов в интересах влияния на поведение людей в других странах [33].
Даже самые поверхностные сравнения с Западом (прежде всего с США) показали китайским теоретикам, что отставание КНР в «мягкой силе» намного превышает отставание в экономике и военной мощи. Как следствие, возник вопрос о том, какие идеи и ценности могут лечь в основу китайской «мягкой силы». Копирование американской глобальной пропаганды идей свободы и демократии для Китая неприемлемо. Однако официальная идеология КПК в ее нынешнем виде также не имеет шанса на всемирный успех.
В конце мая 2004 года тема «ускоренного строительства “мягкой силы” Китая» обсуждалась во время коллективной учебы в Политбюро ЦК КПК [34]. Отмечалось, что наращивание «мягкой силы» Китая является «важной точкой приложения усилий» нового руководства страны, поскольку «“мягкая сила” означает влияние в мире и международную привлекательность культуры страны, ее ценностных представлений, общественных институтов и модели развития» [35]. Участники заседания указали, что наибольшей притягательностью обладает избранный КНР путь экономических преобразований. Ее успехи выглядят особенно впечатляющими на фоне серьезных проблем, к которым привели попытки других стран следовать рецептам «вашингтонского консенсуса». Было заявлено, что именно поэтому за границей проявляют повышенный интерес к китайской модели развития.
Самым ярким выражением этой тенденции был назван опубликованный в мае 2004-го Лондонским центром международной политики доклад бывшего аналитика еженедельника Тime Джошуа К. Рамо «Пекинский консенсус» [36]. Перевод полного текста на китайский язык был оперативно выполнен агентством Синьхуа и распространен среди пяти тысяч членов руководства страны, включая Политбюро.
Рамо заявил, что «вашингтонский консенсус» «исходит из желания сделать счастливыми банкиров», тогда как новый «пекинский консенсус» отвечает более фундаментальной потребности справедливого роста и интересам простых людей. По его мнению, тактика «пекинского консенсуса» опирается на крайнюю осторожность при либерализации торговли и проведении приватизации. Рамо предложил следующее определение «пекинского консенсуса»: это – «решительное стремление к инновациям и экспериментам (взгляните на специальные экономические зоны); активная защита государственных границ и интересов (взгляните на Тайвань); все более осмысленное накопление инструментов асимметричной силы (взгляните на 400 млрд долларов валютных резервов)» [37]. Цель «пекинского консенсуса» – рост при сохранении независимости. По мнению Рамо, построенный на основе «пекинского консенсуса» китайский опыт может быть использован другими развивающимися странами, стремящимися к достижению экономического роста и улучшению жизни народа.
Выдвижение «пекинского консенсуса» как конструктивной альтернативы западным рецептам реформирования экономики стало естественным продолжением темы критики неолиберализма и обсуждения неудач, связанных с реализацией «вашингтонского консенсуса» в других странах. В ходе коллективной учебы в Политбюро обращалось внимание на многочисленные статьи в зарубежных СМИ, посвященные успешному опыту китайских реформ. В КНР появление этих публикаций оценили как «скрытое или открытое одобрение положительного влияния роста “мягкой силы” Китая в мире» [38].
Тема «пекинского консенсуса» широко освещалась на страницах китайских газет и журналов. Китайские авторы подчеркивали, что «вашингтонский консенсус» был навязан другим странам извне, тогда как «пекинский» был «нащупан» Китаем в процессе экономического развития. При этом акценты в китайских публикациях всячески подчеркивали приоритет иностранцев в формулировке и выдвижении идеи «пекинского консенсуса». Иностранцы сами осознали ошибочность идей «шоковой терапии» и высоко оценили опыт Китая, после чего «на Западе была выдвинута концепция “пекинского консенсуса”» [39]. Китайские СМИ указывали, что «выступающий за инновации и уделяющий внимание равенству “пекинский консенсус” сейчас привлек широкое внимание в разных странах» [40].
Показательно, что в ходе обсуждения китайские авторы заговорили не только о превосходстве избранной в КНР модели перехода к рынку, но и о ее всеобщей применимости, что указывает на отход от прежнего акцента на специфичности пути развития страны. «Гоцзи цзиньжун шибао» («Международная финансовая газета») отмечала: «Что касается “пекинского консенсуса” – модели развития, которая сейчас успешно преодолевает пропасть между бедностью и богатством, его главный смысл состоит в отказе от догм и максимальном удовлетворении основных требований справедливости и высокого качества роста. Хотя мир так разнообразен, эта [модель] может оказаться правильной для всего мира» [41].
В ходе дискуссий в Интернете скептики указали, что национальный опыт развития КНР не является всеобщей истиной, тогда как сам «пекинский консенсус» походит на преувеличение, способное вызвать споры и непонимание, в том числе за рубежом [42]. Прозвучало предложение разделять «китайскую модель» и «пекинский консенсус». «Модель» делает упор на обобщении собственного опыта Китая, объясняя причины успеха страны в реформах и открытости. «Консенсус» не только обобщает опыт Китая, но и пытается «сбыть» его другим странам. Обобщение собственного опыта развития Китая весьма важно, однако его возвышение до уровня «пекинского консенсуса» и распространение по образцу «вашингтонского консенсуса» будут «большой ошибкой» [43].
Предложенное Джошуа К. Рамо обобщение китайского опыта трудно назвать точным, а идеи «пекинского консенсуса» в его изложении вряд ли получат признание в КНР, особенно в среде экономистов. «Скорее всего, в будущих исследованиях “пекинский консенсус” наполнится новым содержанием или в него будут внесены дополнения. Однако весьма вероятно, что созданный Рамо термин “пекинский консенсус” сохранится. Он будет непрерывно и активно обсуждаться, становиться с каждым днем все более зрелым и совершенным и превратится в идейное знамя для развивающихся стран и стран с переходной экономикой, которые не признают плановой экономики, не принимают “вашингтонского консенсуса”, а пытаются найти “третий путь”» [44].
В нынешнем виде широко обсуждаемый в КНР «пекинский консенсус» не является концепцией рыночной трансформации, разработанной китайскими реформаторами и впоследствии успешно реализованной на практике. Это своевременно появившийся за рубежом броский лозунг, который оперативно подхватила китайская пропаганда. После соответствующей обработки и содержательного наполнения он может быть использован для демонстрации преимуществ китайского пути перехода к рынку и повышения мирового престижа КНР. По мнению экономиста Чжао Сяо, «выдвижение “пекинского консенсуса” неизбежно вызовет новую волну внимания всего мира к переходу Китая к рынку» [45]. В китайской общественно-политической и экономической литературе упоминания о «пекинском консенсусе», который «предложил иностранный эксперт Рамо» [46], служат лишь поводом и отправной точкой для собственных рассуждений о китайской модели реформ и ее применимости за пределами страны.
Будущую судьбу «пекинского консенсуса» предсказать нелегко. Китай хотел бы повысить свой международный престиж, предложив развивающимся странам альтернативный путь рыночной модернизации. Однако попытка представить опыт преобразований в КНР в форме некоего «антивашингтонского консенсуса» стала бы большой натяжкой, поскольку сами китайские реформаторы заимствовали многие рациональные аспекты «вашингтонского консенсуса». Китайские реформы проводились с учетом «вашингтонских» требований усиления финансовой дисциплины, сокращения бюджетного дефицита, снижения инфляции и стабилизации макроэкономической ситуации. Идеи приватизации госпредприятий и либерализации торговли в Китае не пропагандируются, но, тем не менее, реализуются. Профессиональные китайские экономисты ведут речь не о полном отказе от идей «вашингтонского консенсуса», а о необходимости его обновления и дополнения недостающими компонентами.
Китайский путь избежал «шокового обвала», что выделяет его на фоне трансформаций в других странах. Адаптированная к национальной специфике либеральная экономическая политика породила «китайское чудо», уже четверть века обеспечивая огромной стране устойчивый высокий рост ВВП (в последнее десятилетие в среднем на 9 проц. в год). Вместе с тем современные китайские тревоги по поводу социального расслоения и «грабительской» непрозрачной приватизации с помощью инструментов МВО заставляют вспомнить о странах Латинской Америки и бывшего СССР, критикуемых китайской пропагандой за бездумное следование американским экономическим рецептам.
«Пекинский консенсус» отразил позитивные стороны китайской модели реформ 1980–1990-х годов. Однако быстрое накопление социально-экономических и экологических проблем заставляет Китай искать новую модель преобразований. Привлекательность обновленного варианта «пекинского консенсуса» на мировом рынке реформаторских идей будет зависеть от судьбы «неосоциалистического» проекта Ху Цзиньтао. Если китайские реформы обретут весомую социальную составляющую, тенденция к расширению пропасти между бедными и богатыми будет остановлена и повернута вспять, а экономический рост не замедлится, тогда успешный опыт построения «гармоничного общества» в огромной развивающейся стране действительно может оказаться значимым и за пределами КНР.
Примечания
[1] Пришедшее к власти в 2002–2003 годах новое руководство Китая в лице Ху Цзиньтао и премьера Вэнь Цзябао лишь в 2005-м году завершило переходный период, в течение которого часть полномочий им приходилось делить с прежним лидером страны Цзян Цзэминем. Осенью 2002 года Ху Цзиньтао получил пост генсека ЦК КПК, весной 2003 года он стал председателем КНР, а осенью 2004 года Цзян уступил ему последнюю ключевую должность – председателя Военного совета ЦК КПК. Пост председателя Центрального военного совета КНР перешел к Ху Цзиньтао весной 2005 года.
[2] В комментарии к итогам октябрьского пленума ЦК КПК 2005 года официальное информационное агентство Синьхуа сообщило о «революционных изменениях» в грядущей пятилетке. О современном положении в КНР было сказано, что 10 проц. самых бедных семей владеют лишь 2 проц. имущества, тогда как 10 проц. самых богатых принадлежит 40 процентов; с 1993-го по 2003-й число людей, не имеющих доступа к страховой медицине, выросло в деревне с 900 млн до 1 млрд, в городе – с 96,53 млн до 300 млн (http://news.xinhuanet.com/english/2...ent_3606173.htm).
[3] Чжунгун чжунъян гуаньюй цзяцян дан дэ чжичжэн нэнли цзяньшэ цзюэдин (Постановление ЦК КПК об усилении строительства правящей способности партии). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2004. С. 23–26.
[4] Примером комментаторской литературы о строительстве в Китае «социалистического гармоничного общества» могут служить брошюры, в которых приводятся выдержки из выступлений китайских руководителей и даются разъяснения нового курса. См.: Гоуцзянь шэхуэйчжуи хэсе шэхуэй ганьбу дубэнь (Пособие для кадровых работников о построении социалистического гармоничного общества). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2005; Гоуцзянь шэхуэйчжуи хэсе шэхуэй сюэси вэньда (Вопросы и ответы к изучению [темы] построения социалистического гармоничного общества). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 2005.
[5] Кан Сяогуан. Вэйлай 3–5 нянь Чжунго далу чжэнчжи вэньдинсин фэньси (Анализ политической стабильности в континентальном Китае в будущие 3–5 лет) // Чжаньлюэ юй гуаньли. 2002. № 3. С. 15.
[6] Подробнее о течении «новых левых» в КНР см.: Китай: угрозы, риски, вызовы развитию / Ред. В.В. Михеев. Московский центр Карнеги. М., 2005. С. 89–103.
[7] Оформление «неосновного течения» в экономической мысли КНР его сторонники относят к сентябрю 1996 года. В настоящее время к активным деятелям этого течения относятся экономисты Ян Фань, Хань Дэцян, Ян Бинь, Лу Чжоулай, Цзо Дапэй. См.: Юй Чжунго фэйчжулю цзинцзисюэцзя дуйхуа (Диалоги с китайскими экономистами неосновного течения) / Ред. Мао Цзэнъюй. Пекин: Чжунго цзинцзи чубаньшэ, 2004. С. 215–216.
[8] Там же. С. 13.
[9] Цзо Дапэй. Хуньлуань дэ цзинцзисюэ (Экономика беспорядка). Пекин: Шию гунъе чубаньшэ, 2002. С. 2.
[10] В 1988 году Чжан Учан сопровождал Милтона Фридмена в ходе поездки в КНР и даже консультировал американского ученого по вопросам китайской экономической реформы накануне его встречи с тогдашним генсеком ЦК КПК Чжао Цзыяном. Радикальные представители «неосновного течения» видят в тех событиях преднамеренную попытку иностранцев повести китайские реформы по пагубному либеральному пути.
[11] Синь цзыючжуи пинси (Анализ неолиберализма) / Отв. ред. Хэ Бинмэн. Пекин: Шэхуэй кэсюэ вэньсянь чубаньшэ, 2004. С. 4.
[12] Там же. С. 7.
[13] Там же. С. 14.
[14] Гуанмин жибао. 2004. 11 июня.
[15] Там же.
[16] В первой половине 1978 года прогрессивные китайские теоретики пропагандировали это положение марксизма как альтернативу слепому поклонению установкам Мао Цзэдуна. Вопрос о «критерии истины» обсуждался по всей стране, за 1978-й год в центральных и провинциальных изданиях появилось около 700 публикаций на эту тему. Дэн Сяопин использовал такие лозунги, как «опора на факты», «оценка истины на основе практики» и «раскрепощение сознания» для обоснования курса реформ.
[17] У Шуцин. Лян чжун гайгэ, лян чжун цзего (Два типа реформ, два типа результатов) // Цюши. 2005. № 4. С. 49.
[18] Фэйчан цзяофэн. Гоци чаньцюань гайгэ да таолунь шилу (Необычная схватка. Реальные записи большой дискуссии о реформе прав собственности на государственных предприятиях) / Ред. Дэн Юйвэнь. Пекин: Хайян чубаньшэ, 2004. С. 33–37.
[19] Дэн Сяопин вэньсюань. Ди сань цзюань (Дэн Сяопин. Избранные сочинения. Т. 3). Пекин: Жэньминь чубаньшэ, 1993. С. 374.
[20] Фэйчан цзяофэн. С. 3–4.
[21] Там же. С. 34–35.
[22] См.: Лу Чжоулай. Хуэйдао чжэнчжи цзинцзисюэ дэ шидай (Вернуться к эпохе политической экономии) // Ду шу. 2005. № 1. С. 15.
[23] Ван Вэй. Кэгуань, лишидэ чэнжэнь циецзя дэ гунсянь (Объективно, исторически признать вклад предпринимателей) // Ду шу. 2005. № 1. С. 25.
[24] Фэйчан цзяофэн. С. 206.
[25] Там же. С. 48.
[26] Цзо Дапэй. Ингай таолунь гэ минбай (Необходимо обсуждать так, чтобы было понятно) // Ду шу. 2005. № 1. С. 13–14.
[27] Лю Гогуан. Цзинь и бу чжунши шэхуэй гунпин вэньти (Еще больше уделять внимание проблеме социальной справедливости) // Цзинцзи цанькаобао. 2005. 19 апреля (http://theory.people.com.cn/GB/40551/3332319.html).
[28] Наньфан жэньу чжоукань. 2004. № 7. 8 сентября.
[29] В список «Наньфан жэньу чжоукань» попали экономисты Мао Юйши, У Цзинлянь, Вэнь Тецзюнь, Чжан Учан, Лан Сяньпин и Ван Диндин; юристы Чжан Сыи, Цзян Пин и Хэ Вэйфан; историки Юань Вэйши, Чжу Сюэцинь, Цинь Хуэй, У Сы, Сюй Цзилинь, Дин Дун и Се Юн; историки философии Ду Вэймин и Сюй Ююй; политолог Лю Цзюньин; социологи Ли Иньхэ, Чжэн Ефу и Ян Дунпин. В отдельные категории были выделены писатели и деятели искусства, общественные деятели (среди них противники уничтожения старой городской застройки, активисты борьбы за гласность в ситуации с распространением эпидемии СПИДа), работники СМИ и популярные комментаторы. В заключение прилагался почетный список, в который вошли «публичные интеллигенты», уже покинувшие этот мир: Гу Чжунь (1915–1974), Инь Хайгуан (1919–1969), Ван Жошуй (1926–2002), Ван Сяобо (1952–1997), Ян Сяокай (1948–2004), Хуан Ваньли (1911–2001).
[30] Цуй Вэйпин. Цзинтянь, шуй нэн инсян Чжунго? (Кто сегодня может повлиять на Китай?) (http://www.people.com.cn/GB/wenhua/27296/2797756.html).
[31] Цзи Фанпин. Тоуго бяосян кань шичжи – си «гунгун чжиши фэньцзы» лунь (Через проявления видеть сущность – анализ теории «публичной интеллигенции») // Цзефан жибао. 2004. 15 ноября. Перепечатано: Жэньминь жибао. 2004. 25 ноября.
[32] Мао Цзэдун. Избранные произведения. Том V. Пекин: Изд-во лит-ры на ин. яз. 1977. (на рус.яз). С. 617–618.
[33] http://www.people.com.cn/GB/jingji/1037/2903211.html; Nye, Joseph S. Soft Power: The Means to Success in World Politics. New York: Public Affairs, 2004.
[34] При новом руководстве появилась практика публикации сообщений о проведении «коллективной учебы» на заседаниях Политбюро ЦК КПК. На заседание приглашают двух-трех ведущих ученых, которые выступают с сообщениями о современных тенденциях мирового развития и внутрикитайских проблемах. Обычно в ходе мероприятия выступает генсек ЦК КПК, изложение его речи также публикуется официальными СМИ. Первая «коллективная учеба» в Политбюро состоялась 26 декабря 2002 года (менее чем через два месяца после избрания Ху Цзиньтао на пост генсека), она была посвящена изучению Конституции КНР. В августе 2005 года власти сообщили о проведении 24-ой учебы на тему «60-летие победы в мировой антифашистской войне».
[35] Ян Таоюань. Тишэн Чжунго жуань шили. Цзеду чжунъян чжэнчжицзюй ди шисань цы цзити сюэси (Увеличивать мягкую силу Китая. Изучая материалы тринадцатой коллективной учебы в Политбюро ЦК КПК) // Ляован синьвэнь чжоукань. 2004. № 6 (1060). С. 14.
[36] Ramo, Joshua Cooper. The Beijing Consensus. London: The Foreign Policy Center. Spring 2004 (http://fpc.org.uk/publications/123).
[37] Financial Times. 2004. May 8. В конце 2004 года золотовалютные резервы КНР превысили 600 млрд долларов.
[38] Ян Таоюань. Указ. соч. С. 14.
[39] Чжунхуа гуншан шибао. 2004. 18 мая.
[40] Жэньминь жибао. Хайвай бань. 2004. 7 июля.
[41] Гоцзи цзиньжун шибао. 2004. 28 мая.
[42] http://www.media.tsinghua.edu.cn/iw...135&cId=10.
[43] http://article.joyba.com/html/2005-02-22/7538.shtml.
[44] Такое мнение высказал экономист Чжао Сяо – руководитель отдела макроэкономики Исследовательского центра Комитета по контролю и управлению государственным имуществом (http://www.people.com.cn/GB/paper16...70/1157164.html).
[45] http://www.sh.xinhuanet.com/2004-06...nt_2317053.htm.
[46] Отметим, что китайские пропагандисты подчеркивают иностранное происхождение термина «пекинский консенсус», связывая его появление с именем Дж. К. Рамо. Вместе с тем китайские авторы стараются не углубляться в биографию американца. З7-летний консультант, журналист и летчик-любитель, побивший несколько американских авиационных рекордов, совсем не соответствует китайскому образу авторитетного профессионального экономиста
http://polit.ru/research/2006/04/20/boroh.html
Американская экономика: 2006 год
Лекция Леонида ВальдманаМы публикуем полную стенограмму лекции крупного американского и российского экономиста Леонида Вальдмана, прочитанной в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».
Американская экономика в российской жизни присутствует, во-первых, в связи с практическим интересом (что там с долларом, нашей второй валютой), во-вторых, в связи с духовными потребностями народа (интересно, когда, наконец, рухнет американский империализм). Леонид Вальдман, лишь в меру подтверждая самые лучшие опасения и по первому, и по второму пункту, на самом деле развернул свой фантастически широкий экономический инструментарий, интересный и сам по себе, и в связи анализом и прогнозом мировой экономики. Он объяснил, в частности, каким образом США выбрались из кризиса в начале 2000-х (благодаря финансовой политике в пользу корпораций и выводу промышленности в Китай) и чем за это заплатили (структурными ухудшениями экономики и долгами). В результате лекции Леонида Вальдмана может показаться, что мы понимаем американскую экономику существенно лучше, чем российскую, особенно, если учесть, что ряд таких инструментов экономического анализа, да и осуществления политики, у нас просто не работает.
Лекция
Вальдман: Я хотел бы вначале сделать несколько вступительных замечаний. Во-первых, поблагодарить хозяев за приглашение выступить здесь. Читаю эти лекции в Интернете – получаю большое удовольствие, поэтому очень высоко ценю честь быть приглашенным выступить перед вами. Второе замечание, что называется, - пара слов для протокола. В анонсе было указано, чтот лекцию читает известный экономист Леонид Вальдман. По этому поводу я вспомнил, что когда-то мы с моим другом, экономистом Олегом Григорьевым, договорились, что экономисты бывают видные - это те, которые выше 185 см (Олег как раз «видный» экономист), бывают крупные – размер одежды от 54 (под это определение подходил уже я), бывают выдающиеся, которые сочетают и то, и другое. Я в силу завершения работы гормонов роста не мечтаю когда-либо достичь этого статуса, но хотел бы в случае если когда-нибудь будет составляться протокол сегодняшнего мероприятия, чтобы там было написано, что выступал не известный, но крупный экономист. Или наоборот, крупный, но неизвестный.
Лейбин: Договорились.
Вальдман: Спасибо. И третье вступительное замечание, обращенное непосредственно к вам. Спасибо вам большое, что вы пришли послушать хоть и крупного, но неизвестного экономиста. Я по этому поводу испытываю особое чувство ответственности перед вами, чтобы вам не было мучительно больно за бесцельно проведенный вечер. Я должен обязательно вам все как следует рассказать про американскую экономику, очень добросовестно, всеобъемлюще, дидактично. Размышляя о том, как это сделать, я понял, что ни в какой мыслимый регламент такой добросовестный всеобъемлющий рассказ все-таки не вместить. Поэтому он будет по необходимости фрагментарный. Я постараюсь сконцентрировать внимание на тех вещах, которые мне представляются важными и ценными для понимания, и буду очень рассчитывать на ваши вопросы, которые помогут осветить те темные пятна в моей лекции, которые по необходимости, в силу регламента, возникнут. Вот с такого вступления я хотел бы начать.
Если характеризовать нынешнее положение американской экономики, то оно, в целом, на самом деле, выглядит довольно неплохо. Последний показатель инфляции, за февраль, – 0,1%. Рост ВВП, по последним данным, за четвертый квартал прошлого года – немножко слабоват, 1,6%, что ниже того, что было в предшествующих кварталах, но в целом статистика, которая идет сейчас, показывает, что в первом квартале этого года, данные о котором будут немного позже, должна быть заметно лучше, чем в четвертом квартале. Объем розничных продаж – очень неплохой. Безработица падает, сейчас она составляет 4,8%. И не только показатель уровня безработицы, но и все другие индикаторы рынка труда выглядят убедительно, это процесс яркий, полный, достаточно масштабный. 4,8% - это довольно опасная цифра, это уже довольно близко к реальной полной занятости, что всегда пугает экономистов, потому что, когда на рынке труда возникает напряжение, это условие для того, чтобы росла инфляция. Пока этого нет, и более того, рост доходов хотя и происходит, но достаточно замедленный, анемичный, не вызывающий пока серьезных опасений.
Конечно, яркой неприятной цифрой выглядит дефицит платежного баланса, за 2005 г. он составил 805 млрд долларов, и это 20-процентный рост по сравнению с предыдущим годом, что американскую экономику никак не украшает.
Если говорить о рынке недвижимости - это яркий рынок в Америке в последние годы. Здесь как раз мне придется сменить окраску оценки. Начинает меняться тренд, начинает складываться понижающая тенденция. Картинка еще достаточно путаная. Вообще, когда ломается тренд, никогда не бывает сразу яркой статистики, которая вас убеждает, что все уже пошло наверх или пошло вниз. На самом деле, при переломе тренда статистика бывает и «за», и «против», она какое-то время пребывает в неустойчивом положении. Но постепенно начинают превалировать те факторы, которые будут определять последующие тенденции. И сейчас уже можно говорить о том, что складывается тенденция понижения на рынке недвижимости, прежде всего жилищной недвижимости.
В Америке в последние несколько лет замечательный уровень производительности труда, редкий для той фазы, которую переживала экономика. Это тоже плюс. Если говорить о рынке акций, который вроде бы отражает состояние экономики (или предполагается, что должен его отражать), то он выглядит довольно неплохо. Практически все ведущие индексы либо достигли рекордных значений, либо находятся на близком от них расстоянии. Так что рынок в глазах инвесторов выглядит довольно неплохо.
И все-таки, если посмотреть, что положить на другую чашу весов, то это, прежде всего, ожидания финансовых рынков. Они выглядят достаточно блекло. Тот же самый рынок акций, о котором я только что говорил, что он стоит достаточно высоко, при всем при том остается сильно недооцененным, как по историческим меркам за последние 15-20 лет, по сравнению со своими собственными метриками, так и по сравнению с рынком облигаций, который выступает как альтернатива по использованию свободного капитала.
Даже если брать чисто денежные инструменты: срочные депозиты, депозитные сертификаты на короткие периоды – то и здесь вы по всем банкам, которые представляют такие предложения, можете увидеть вполне выраженную тенденцию: ставки процентов по 12-месячным депозитам, как правило, либо намного лучше по сравнению с тем, что вам предлагают на 24, 36, 48 месяцев, или они не хуже. Если сейчас, пожалуй, лучшее предложение, которое я знаю на рынке годовых депозитных сертификатов, вам может дать порядка 5,18% за год, то тот же самый банк вам предложит за 24 месяца содержания ваших денег ставку только 4,3%. Это означает, что банки оценивают, что в перспективе по истечении горизонта в год ситуация на финансовых рынках будет выглядеть существенно хуже, и процентные ставки будут находиться ниже, что означает, что на самом деле экономика не выдержит высоких ставок.
С одной стороны, есть текущая статистика, которая выглядит вполне убедительно и благоприятно. С другой стороны, есть достаточно блеклое восприятие перспективы финансовых рынков инвесторами.
Для того чтобы понять, что сейчас происходит, нужно немного отойти назад, хотя бы на несколько лет, чтобы увидеть процесс в развитии. И я вам сейчас предложу такую короткую пробежку по периоду от начала века.
Как вы знаете, в 2001 г. в экономике США был короткий и мягкий спад - один квартал отрицательного значения роста ВВП. Но на самом деле динамика ВВП не совсем полно описывает состояние экономики. Слабость продолжалась и дальше, просто ВВП рос, а экономика все-таки оставалась слабой по целому ряду других индикаторов. Этот спад произошел как завершение очень длинной фазы роста экономики, продолжавшегося, по существу, с небольшими несущественными перерывами18 лет.
Особенно во второй половине 90-х гг. американская экономика переживала бум инвестиций в самых разных областях. Было реализовано огромное количество инвестиционных проектов. Были созданы мощности практически во всех отраслях промышленности, которые убивали вообще какую-либо возможность для инфляции, потому что рынок становится высококонкурентен, это рынок покупателя, а не рынок продавца, который может диктовать вам цены.
И на излете этого тренда случилась еще несчастная проблема 2000 г., которая потребовала дополнительных инвестиций на случай, если что-то случится. Это был уже явный перебор со стороны корпораций, которые инвестировали, со стороны финансовых властей, которые старались заранее смягчить возможный спад, если что-то с этой компьютерной проблемой 2000 г. реально произойдет. Все это закончилось тем, что рост вдруг (как это всегда и бывает) остановился, а у компаний остались гигантские долги. Причем это долги не на оборот товаров, а долги, взятые под инвестиционные проекты, за которые надо рассчитываться продукцией, которую эти новые строящиеся предприятия должны производить, а вся ситуация на рынке, прогнозы будущего спроса изменились. То, что, предполагалось, вырастет вдвое – упало вдвое.
В этих условиях компаниям было чрезвычайно трудно найти быстрое решение проблем, по существу, рекапитализации своих балансов, оздоровления своей задолженности. Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, как это происходило. Это предмет не сегодняшней лекции. Но эта задача наполняла последние несколько лет и была, на самом деле, блестяще выполнена благодаря целому ряду факторов.
Во-первых, корпорации провели санацию всех своих расходов, сильно снизили себестоимость продукции. Частично это было сделано за счет переноса огромного числа производств в Китай, услуг в Индию или другие страны с дешевой рабочей силой. В итоге это позволило сильно понизить себестоимость продукции, и корпорации на выходе получили замечательную стартовую точку для роста прибыли, как только тренд переменится. С другой стороны, федеральный резерв пришел на помощь всем и вся и начал активно снижать процентную ставку. На пике подъема в 2001 г., весной или в начале лета 2001 г. она была 6,75%. Целым рядом иногда резких и решительных понижений федеральная резервная система понизила ставку в 2003 г. в последний раз до уровня 1%.
Это позволило решить огромное количество проблем. По существу, это был способ "утопить" долги в деньгах. Корпорации могли рефинансировать свои долги на более низких ставках, соответственно, облегчить их обслуживание. Население могло облегчить свое положение, поскольку многие потеряли работу или перспективу роста доходов, или же не потеряли работу, но частично потеряли заработок, исчезли бонусы, у кого-то пересмотрели ставки заработной платы. И люди довольно сильно воспользовались этим снижением процентной ставки через рефинансирование недвижимости. Подробности этого дела, если вас это будет интересовать, я оставлю на вопросы, потому что это длинный рассказ, как это делается. Но это реально многое позволило сделать.
Если взять стандартную семью выше среднего уровня с семейным бюджетом 100 тыс. долларов, то для нее понижение процентной ставки ипотечного кредита на четыре пункта, скажем, с 9% до 5% (это приблизительно нижняя точка, которая наблюдалась), означает, что эта семья получает дополнительно в семейный бюджет порядка 10 тыс. долларов в год, что очень много. Потому что считать нужно не против 100 тыс. долларов, которые составляют семейный бюджет. Из этих 100 тыс. долларов примерно 80 тыс. – это обязательные расходы на еду, на транспорт, на отопление и прочее. И остается более-менее свободных 20 тыс. И к этим 20 добавляются 10 тысяч. Считайте, что свободный доход, который можно тратить по-разному, увеличился в полтора раза просто за счет действий федерального резерва, стимулировавшего пересмотр ставок финансирования недвижимости.
Целым рядом мер удалось произвести оздоровление балансов корпораций без падения потребительских расходов. Это уникальная ситуация в истории американских циклов, когда спад, прежде всего в корпоративных прибылях, происходит без падения потребительского спроса. Но это то, что произошло. И более того, спрос на товары длительного пользования, например, на недвижимость или на автомобили, наоборот, регистрировал рекордные значения в этот период слабости экономики, что добавляло экзотики в эту картину.
Примерно к первому кварталу 2003 г. процесс оздоровления балансов корпораций в общем и целом был завершен, и экономика могла начать новый цикл. Оставалась только неуверенность, связанная с неясностями Иракской войны. Ожидали, что она начнется, но что она может вызвать: новые террористические акты на территории США или какие-то большие осложнения? Вот это и сдерживало деловых людей в запуске крупных инвестиционных проектов. Но как только война началась, рынок сразу стартовал. Исчезла последняя точка неопределенности. Получилось, что сам факт начала войны послужил стартовой точкой для роста рынка акций и самой экономики. Я бы не сказал, что сама по себе война оказала какое-то положительное воздействие на американскую экономику, но эта синхронная связка является фактом, который надо признать.
Таким образом смена тренда произошла, экономика начала расти. И последние годы мы видим этот рост экономики, он происходит в разных показателях по-разному. Если взять рост ВВП, за период 2001-2005 гг. он вырос на 26%. Если взять корпоративные прибыли за этот же период, они выросли почти на 75%. И найти "китайский след" в этом феномене совсем не трудно. По данным китайской статистики, в 2002 г. средняя зарплата китайского промышленного рабочего составляла 57 центов в час. Это в четыре раза меньше, чем в Бразилии или Мексике, - странах, которые тоже считались местом дешевой рабочей силы. Это в 10 раз ниже, чем в странах Юго-Восточной Азии, и это в 30 раз ниже, чем получает средний американский промышленный рабочий. Поэтому если вы переносите производство в Китай, на статье «затраты на персонал», которая в себестоимости любого товара, произведенного в США, является главной статьей расходов, превышающей 50, а иногда и 60%, получаете такой запас прочности, что можете делать все, что угодно. У вас резко меняется положение. Именно здесь источник роста корпоративной прибыли для тех производств, которые перенесены в Китай.
Понятно, что нельзя все относить только на Китай, говорить, что только с ним связаны все факторы роста. Китай выступил очень важным, но не единственным фактором для роста корпоративной прибыли.
Характерная черта этого периода – довольно заметная инфляция оптовых цен, которая не превращается в инфляцию розничных цен. Это означает, что внутри самой системы цепочки предприятий происходит перераспределение этого дохода. Они внутри этой цепочки поставщиков и потребителей регулируют свои нормы прибыли и там же утрясают возрастающие издержки, в том числе на энергоносители (с чем вы все из своего опыта знакомы), в розничную инфляцию этого не передается. И до сих пор розничная инфляция в Америке остается очень сдержанной. Все время остается опасность, что она вот-вот начнет пробиваться. Она пробивается в том, что касается, естественно, энергоресурсов или таких изменчивых показателей, как, например, продукты питания. Но за пределами этих так называемых волатильных статей основная потребительская корзина остается стабильной в ценовом выражении.
Как только завершилась фаза рекапитализации, санации корпоративных балансов, федеральный резерв сразу прекратил понижать процентную ставку. Ниже уровня в 1% невозможно ее снижать. Япония, правда, это сделала, но это дорогое мероприятие, потому что оно разрушает целый ряд финансовых рынков, и это опасно делать. К этому можно идти от большой безвыходности. В определенном смысле 1% - это "уровень пола". И от этого "пола" федеральный резерв начал поднимать процентную ставку. Позавчера было последнее заседание федерального резерва, где они в 15-ый раз подняли процентную ставку на четверть пункта, на 0,25%. Эти ступенчатые повышения начались не в 2003 г. Тогда они прекратили понижать ставку. Еще год федеральный резерв ничего не делал с процентной ставкой, давал экономике встать на ноги и только потом начал постепенно поднимать. И продолжает этот подъем. И не знаю, где он остановится.
Как я говорил, очень яркое явление в экономике США последних лет – это рост стоимости жилой недвижимости. За тот же период, казалось бы, слабости в экономике США жилая недвижимость в оценке, которая принимается в федеральной отчетности, суммарно выросла с суммы в 12,5 триллиона долларов до 19,8 триллиона долларов. Если бы вы захотели купить всю американскую жилую недвижимость, вот сумма, которую вам надо было бы за это заплатить по рыночным ценам. Это очень мощный рост. Естественно, он происходит с мощным ростом задолженности населением по ипотечным кредитам, поскольку по-другому невозможно.
Легко показать, как то же самое снижение процентной ставки с 9% до 5% по ипотеке (само по себе, без других факторов) способно обеспечить рост стоимости недвижимости в полтора раза. А если к этому добавить еще другие, довольно экзотические формы стимулирования этого рынка, как экзотические формы кредитов или рефинансирование с увеличением суммы долга, то можно еще больше увеличить стоимость недвижимости. Это то, что произошло.
И когда мы смотрим на американские долги, нужно понимать, что люди приобрели недвижимость по ставкам, которые исключительно низки в исторической перспективе. Сама ставка федерального резерва в 1% - это была самая низкая ставка за предшествующие 46 лет, т.е. это очень редкое явление. Ставки по ипотеке точно так же очень низкие. Для людей это экономически очень целесообразное поведение. Когда дают дешево – брать больше, когда спрашивают дорого – ограничивать себя в спросе на деньги, на кредит и т.д. В этом смысле, поведение не аномально, оно экономически целесообразно. Но выражается оно в сильном росте задолженности.
Теперь я хотел бы посмотреть, как формируется новый экономический цикл в США, сейчас, в условиях того, что произошло в последние годы. Характерная черта в этом цикле - если вы регулярно читаете экономическую статистику, то вы быстро убеждаетесь, что если продолжать смотреть на экономику США только как на экономику США, то вы перестаете понимать, что происходит. Эту экономику уже нельзя понимать в чисто страновой модели, нужно расширять границы, хотя бы добавлять в эту картину еще Китай. А лучше рассматривать экономику как глобальную, и тогда становятся понятны многие процессы, которые происходят в самой американской экономике.
Скажем, как стандартно выглядит переход из восстановительной фазы цикла в фазу роста. Неважно по какой причине формируется дополнительный потребительский спрос. Он вызывает потребность у магазинов, которые удовлетворяют спрос населения, сделать дополнительные заказы промышленности на производство товаров. Промышленность, чтобы удовлетворить этот дополнительный спрос, расширяет производство, нанимает дополнительную рабочую силу. Раз нанимает дополнительную рабочую силу, значит, платит ей зарплату, таким образом формирует некоторый дополнительный потребительский доход, который может выразиться в новом потребительском расходе, т.е. эти деньги будут предъявлены в магазинах для покупки товаров. И получается, что здесь запускается своего рода усилитель роста, мультипликатор, который разгоняет этот процесс и позволяет перевести экономику из фазы восстановления в фазу активного роста.
Но то, что произошло в последние годы с массовым (действительно массовым!) выносом производства товаров в Китай, разорвало эту картинку. Если формируется дополнительный потребительский спрос, то удовлетворяется-то он в Китае. Это в Китае нужно нанять дополнительных рабочих, это там нужно заплатить зарплату, это там, может быть, произойдет рост. А в Америке этот предъявленный потребительский спрос не превращается в дополнительный потребительский доход.
Именно поэтому становится понятно, почему такая анемичная картинка по росту занятости - несколько лет экономика вроде восстанавливается, но без создания новых рабочих мест). Понятно, почему мощный рост производительности труда, - потому что, если не нанимать дополнительных рабочих, а возлагать на них дополнительные функции, то в итоге у вас получится рост производительности труда. Понятно, почему такой анемичный рост доходов населения – потому что они формируются теперь в Китае. Понятно, почему происходят некоторые вещи с валютой – потому что таким образом и сбережения формируются в Китае, а расходы формируются в Америке. Это в некотором смысле определяет ситуацию на валютном рынке (к этому я еще дополнительно вернусь).
А чем оплачивать эти дополнительно произведенные в Китае товары? Хорошо было бы так, как это обычно бывает в новом цикле роста экономики. Обычно во время кризисов выпадают самые слабые отрасли. Слабые, устаревшие отрасли выдавливаются из экономики именно потому, что они неэффективны. И кризис – это важный механизм очищения структуры экономики от неэффективных отраслей. Они куда-то деваются: либо совсем исчезают, либо переносятся в другие страны. А на их месте появляются новые отрасли, как правило, высокотехнологичные, связанные с большими надеждами, куда инвесторы с удовольствием дают деньги. Эти деньги используются на найм персонала, обучение, на всю работу, которая нужна для того, чтобы раскрутить эти новые отрасли. Еще одна характеристика экономического цикла, который мы сейчас наблюдаем, состоит в том, что в этом цикле никаких новых отраслей в американской экономике не появилось. В первый раз не произошло замещение выбывших производств новыми, более качественными, более высокотехнологичными. С одной стороны, рабочие места уехали в Китай и, как сейчас стало понятно, уехали навсегда. Когда еще уменьшится разрыв между 57 центами за час и 15 с гаком долларов за час – ставки зарплаты промышленного рабочего Китая и США. Никакими валютными корректировками вы в близкой перспективе это изменить не сможете и должны из практических соображений считать, что эти рабочие места уехали навсегда. А с другой стороны, люди, которые высвободились с этих производств в Америке, не нашли себе работу в новых высокотехнологичных отраслях, поскольку их не создано, значит, они должны были взять работу менее квалифицированную и, соответственно, менее оплачиваемую. В итоге еще одно существенное наблюдение из текущего экономического цикла - это то, что структура экономики по качеству ухудшается. Это та плата, которую нужно было сделать, для того чтобы этот спад прошел мягко, а корпорации, наделав безумных долгов, при этом не обанкротились, вышли сухими из воды. Ничего бесплатного не бывает. За это Америка довольно дорого заплатила, просто цена специфическая.
Отсюда, чтобы не нарушать сильно регламент, я сделаю скачок и перейду к процентным ставкам, а оттуда - к валюте. Итак, когда федеральный резерв понижал процентную ставку, все остальные ставки на рынке следовали за ним. Это выражалось, в частности, в том, что существенные для экономической конъюнктуры ставки по ипотеке значительно падали и позволили произвести многократные рефинансирования, улучшить семейные бюджеты и сделать массу других вещей.
Когда федеральный резерв начал поднимать процентные ставки, казалось бы, картинка должна теперь развернуться в обратную сторону и набрать противоположную динамику – ан нет, этого не произошло, или происходит, но в гораздо менее выраженном виде. Если корреляция между ставкой федерального резерва в период понижения со всеми остальными ставками на рынке была довольно высокая, сейчас она почти никакая или очень маленькая, я бы сказал, 0,2-0,3, а в период спада ее можно было считать в 0,8-0,9. Почему?
Сам по себе этот феномен вызвал к жизни знаменитую ремарку ушедшего в отставку председателя федерального бюджета Алана Гринспена о том, что рынки облигаций ведут себя загадочно. Сменивший его на посту Бен Бернанке, только недавно вступивший в должность, высказал по этому поводу гипотезу, что никакой загадки здесь нет, просто речь идет о том, что в глобальной экономике есть избыточность сбережений, и эти сбережения давят на процентные ставки в США. В рамках этого рассуждения, я думаю, и следует посмотреть, что же эти феномены вызывает, скажем, на валютных операциях.
Я понимаю, что валютная тема в российской дискуссии об американских проблемах – особо животрепещущая, поскольку многие являются держателями этой валюты или интересантами по этому поводу. Я не могу выступать с прогнозами типа "что случится?", "будет выше или ниже?". Я не такой умный, чтобы заниматься прогнозами будущего курса доллара.
Мне важно другое – предложить для обсуждения ряд соображений, которые нужно, размышляя на эту тему, иметь в виду. Во-первых, валюта – это относительная ценность. Вы всегда ее меряете по отношению к чему-то другому, будь то цена золота, рубля, евро, йены, швейцарского франка, например. Поэтому, когда вы размышляете о том, что происходит с долларом, надо смотреть, что происходит с другими валютами, ценностями, по отношению к которым он измеряется.
В этой связи я хотел напомнить присутствующим некоторые факты из поведения других участников этого валютного процесса. Во-первых, после азиатского кризиса 1997 г. и российского дефолта 1998 г. в большом числе стран с развивающейся экономикой и в первую очередь экспортно-ориентированной экономикой произошел определенный поворот. Они, довольно сильно поплатившись разнообразными экономическими проблемами за кризис, стали бережно заниматься коллекционированием американских денежных знаков, укреплять валютную базу центральных банков, укреплять резервы, укрепляя тем самым свою банковскую систему в целом. И это способствовало растущему спросу на доллары.
Перевод в период спада массы производств в Китай вызвал там наплыв долларов. А поскольку китайский юань фиксирован по отношению к доллару (только сейчас происходит некоторая эрозия этого фиксированного курса), то Центральный Банк Китая должен был, обеспечивая стабильность этого курса, скупать доллары на рынке и что-то дальше с ними делать. А что можно делать с долларами? На них можно купить долларовые активы. Центральный Банк не может покупать акции какого-нибудь предприятия – это неправильно. Но покупать правительственные облигации США или активы, которые близки к нему по уровню надежности, он может, и он это делает. И это означает, что опять-таки формируется спрос на американскую валюту и на американские долговые инструменты.
В период этой слабости экономики очень ярким участником валютных игр была Япония. Как вы знаете, Япония очень длительный период находилась в состоянии дефляции. Единственным светлым пятном в ее экономике был экспортный сектор: производство компьютеров, электроники, промышленного оборудования, автомобилей. А если доллар падает по отношению к йене, то это наносит, конечно, сразу удар по конкурентоспособности японских товаров. Японский Центральный Банк, защищая конкурентоспособность своей промышленности, занимался совершенно фантастическими по масштабам интервенциями на валютном рынке, скупая доллары и опять-таки направляя их обратно в США, покупая облигации американского правительства.
Также пикантное положение было у Европейского Союза. Он попал в такую же ситуацию, как Япония: доллар падает, и конкурентоспособность теперь уже европейских компаний падает с падением доллара. Высок соблазн заниматься тем же самым, чем и Япония, но Европейский Союз выбрал ассимметричный ответ. Для европейцев, по-моему, стратегически неправильная задача поддерживать американский бюджет и финансировать американский государственный долг. Их ассимметричный ответ выразился в том, что они стали раздувать массу евро так, что вызвали к жизни вопросы о здоровье не только доллара, но и евро. Это помогло несколько улучшить соотношение доллара и евро на рынке. Понятно, что это не просто чистое "раздувание". Есть и объективные факторы, которые стоят за ростом денежной массы в европейской зоне. Но так или иначе именно денежная "накачка" привела к тому, что соотношение доллара и евро изменилось, и поменялся тренд.
Еще одним участником международных валютных игр являются, естественно, страны – производители нефти, газа, других весьма полезных ископаемых. Они выступили большими получателями огромных долларовых масс. На примере России вы знаете, как нелегко распорядиться нежданно нахлынувшим счастьем, и Стабилизационный фонд, который продолжает расти день ото дня, тем и занимается, что поддерживает американскую экономику, поддерживает американский правительственный долг. И понятно, что до тех пор пока не будет изменена идеология использования этих средств, именно это и будет происходить.
В такой картинке, с таким поведением не только Америки, но и других участников международного валютного рынка я бы хотел, чтобы вы посмотрели на ту ситуацию, которая на рынке складывается.
Я бы только хотел здесь сделать одно уточнение. Мне надо ввести понятие carry trade – наверное, не очень распространенное понятие. Я расскажу.
Например, на конец февраля этого года процентная ставка по долгосрочным облигациям в Японии была близка к нулю, немножко выше нуля, но не очень далеко. А ставка федерального резерва повлияла на рост ставок по облигациям США с длинными сроками погашения. Вы можете получить на 30-летних американских правительственных облигациях доход порядка 4,7%. Японские пенсионеры имеют все основания обменять все йены на доллары и отправить их не в японский государственный долг, который дает ноль на вложенные средства, а в американский государственный долг, который дает 4,7%. А в Швейцарии процентная ставка на тот же момент была 1%. Точно так же очень правильно перенести сбережения в Америку или, если их у вас нет, то одолжить деньги и вложить их в США. Этот перенос средств на сопоставимых облигациях, но очень сильно различающихся по доходности, и называется carry trade.
Она может происходить и по-другому, со ставками с разными сроками погашения. Вы одалживаете на год. И если вы знаете, что федеральный резерв на самом деле ничего не будет делать, целый год будет держать ставку на месте, вы спокойно можете одолжить деньги на год под более низкий процент, а разместить эти деньги в длинные, долгосрочные облигации под более высокий процент. И разница ваша. Вашего капитала там может быть совсем немного. Но в итоге все это формирует дополнительный спрос на доллары.
В свою очередь американские инвесторы тоже бегают по миру, ищут, где бы им разместить свои деньги. Какой же им смысл вкладывать в японские облигации и получить на этом ноль, если только они не считают, что произойдет что-то драматическое с курсом йены по отношению к доллару. А так, если этот курс стабилен, то никакого смысла нет. Зато есть смысл, например, инвестировать свои деньги в австралийские правительственные облигации или в новозеландские, где можно получить 7,75% против 4,7% США. Или, скажем, в Исландии, где можно получить 10,7%. Заметьте, что куда-нибудь в развивающиеся страны не бегают, бегают в страны с европейской юридической системой, с юридической защитой капитала, в приличные страны, в Норвегию, например. В общем, этот спрос в значительной степени спекулятивный. Он очень сильно накладывается на картинку курсов валют и влияет на нее.
Сейчас произошло важное изменение. Федеральный резерв, как я говорил, уже 15 раз поднял процентную ставку, и к нему присоединились другие центральные банки. Именно потому, что присоединяются другие центральные банки, это может убить carry trade, где работают, в основном, спекулянты, и это может повлиять и на процентные ставки, и на курсы валют. Этот процесс начался в Банке Англии. В этот же повышательный тренд включилась Швейцария, включился Европейский Союз (там, правда, ставка отстает от Америки, сейчас она 2,5% при 4,75% в США). Так или иначе, повышательная стадия началась.
И буквально на прошлой неделе японский Центральный Банк объявил, что он также заканчивает многолетнюю политику нулевой процентной ставки и готов к повышательной фазе. Он заранее сообщает это рынку, чтобы ни для кого это не было неожиданностью. Это очень важный момент, который будет определять динамику валютных процессов в ближайшие годы. Ничего не произойдет внезапно. Рынок сейчас оценивает, что ставка Центрального Банка Японии к концу этого десятилетия вырастет до уровня 2,5%. Поэтому ничего страшного, драматического не произойдет.
На секунду отвлеку ваше внимание от американской проблемы. Хотел бы обратить внимание на совершенно новое явление в этом цикле. Американская и европейская экономики имеют очень высокий, растущий уровень долгов. Но драматически изменилась ситуация в развивающихся странах. Страны, которые долго были реципиентами финансовой помощи, сидели по уши в долгах, сейчас успешно гасят долги, их облигации высоко котируются, за ними бегают. Они выглядят лучше, во многом кредитуют развитые страны. Это не только страны – экспортеры нефти, это Латинская Америка. Я был удивлен, обнаружив, что даже Африка (Африка в целом) имеет положительный платежный баланс, т.е. она кредитует остальной мир.
Сейчас естественен вопрос, для кого нужны Международный валютный фонд, Мировой Банк, кто их нынешние клиенты. У них определенный кризис жанра. Я не думаю, что они начнут заниматься оздоровлением экономик США и Европы. Хотел бы я посмотреть, как Америка будет воспринимать рекомендации Международного валютного фонда, которые он в свое время давал России. Когда в Америке возникли экономические трудности, она действовала ровно по противоположным рекомендациям, не проциклическим, а контрциклическим. Я думаю, что до этого не дойдет. Но роль международных финансовых институтов сейчас немного зависла. Это маленькое наблюдение, отступление в сторону.
Сейчас я хотел бы перейти к проблемам американской экономики, как они выглядят в ближайшей перспективе год-два, 2006-2007 гг., и долгосрочным экономическим проблемам. Риск 2006 г. прежде всего связан, конечно, с продолжением подъема процентных ставок в США. Это всегда очень опасный процесс. Когда Центральный Банк поднимает процентные ставки, он кончает тем, что гробит экономику, отправив ее в новую рецессию. И для таких опасений есть основания. Экономика США очень большая и сложная, она даже не кончается пределами США, по существу, это глобальная экономика. Доля международной торговли в глобальном валовом национальном продукте теперь составляет 30%, а это означает, что это уже глобальная экономика, и бессмысленно ее рассматривать в страновых моделях.
В таких гигантских масштабах центральному банку любой страны очень трудно принимать решения. Я недавно видел оценки Центрального Банка Швейцарии, который считает, что их партнеры в США, федеральная резервная система, имеет лаг в три года. Это означает, что, если вы сегодня поднимаете ставку на четверть процента, как это сделал федеральный резерв позавчера, то эффект от изменения этой процентной ставки окончательно станет ясен, по мнению Швейцарского ЦБ, только через три года. Представляете, что с нами было бы на дорогах, если бы мы тормозили, зная, что тормоза наши сработают через три года, как бы мы вели себя на дороге. Это довольно слепое управление.
Именно такую задачу должен решать ЦБ, и ошибиться – пара пустяков. А хватить лишку и отправить экономику на уровень процентной ставки, который она уже не может выдержать, – очень легко и просто. И пока продолжается подъем процентной ставки, инвесторы очень нервничают, они очень боятся, что именно этим дело и кончится. Еще больше они будут бояться тогда, когда федеральный резерв закончит поднимать процентную ставку. Потому что сам факт того, что он закончил, означает, что он признал, что дальше уже опасно поднимать, дальше уже надо менять тренд, может быть, посмотреть, когда начинать снижать. Это, значит, уже плохо. Это означает, что основания быть оптимистом еще дальше удалены во времени. Уже когда разразится несчастье, на обломках можно будет снова становиться оптимистом.
А инвестиции (когда-то мой приятель дал правильное определение) – это материализованный оптимизм. Если вы посмотрите на профессиональных инвесторов, они все очень оптимистичные люди, это их профессиональная черта, может быть, их так и отбирают. Я боюсь, что даже нынешний председатель федерального резерва, тоже очень оптимистичный человек, Бен Бернанке делает иногда заявления типа «нам море – по колено». Сомневаюсь, что ему удастся провести на этом посту такой длинный срок, как его предшественнику. Но это то, с чем нам всем придется жить.
Ситуация с долгами. Американские долги выглядят страшно сами по себе. Но если вы начнете их соизмерять с долгами других стран или с американскими долгами в другие периоды, в соотношении с объемом экономики… Как в старом анекдоте: ну, ужас, но не ужас-ужас. Конечно, финансовая политика, которую проводила администрация Буша в последние годы, избыточно стимулятивна. Избыточно. Про второй налоговый пакет, который был принят, уже Гринспен говорил, что не нужно, экономика уже оклемывается сама по себе, это лишнее. Но на самом деле администрация Буша действовала не столько из конъюнктурных соображений, что нужно делать в условиях экономического спада. Она под сурдинку реализовывала экономическую программу консерваторов в видении того, как должна функционировать государственная фискальная политика, как должны выглядеть государственные долги и т.д.
Надо сказать, что фискальная политика Буша была не совсем безосновательна. Если внимательно посмотреть на ситуацию, которая складывалась в последние годы Клинтона, она тоже была ненормальной, просто в другую сторону. В последние клинтоновские годы расходы бюджета были на исторически очень низком уровне, а доходы бюджета были на исторически очень высоком уровне. Это говорит, что государству на самом деле столько денег не нужно, налоговые ставки избыточны, государство берет лишнее.
И Буш, собственно, с этим и пришел: не надо этого лишнего. Потому что как только эти деньги попадут государству, они будут неэффективно истрачены. Этот процесс не уникален для России, он универсален по всему миру, везде государственное управление деньгами хуже частного. Но Буш перестарался, и в результате его действий ситуация стала зеркальной. В период экономического спада доходы бюджета стали на уровне исторических минимумов, а расходы на уровне исторических максимумов.
Сейчас ситуация немного улучшается, рост корпоративных прибылей привел к тому, что и налоги стали поступать в казну в больших размерах. Американские долги при ближайшем рассмотрении не выглядят так страшно. Если взять сравнение в международном плане, американские долги в сравнении с долей государственных долгов в ВВП, скажем, Японии, в Америке это 60%, а в Японии – 150%. Я сейчас цифры немного округляю, но порядок величин такой. В Германии – чуть больше 60%, во Франции – 65%, а в Америке сейчас, при плохом состоянии американских государственных финансов, – аж 60%. На международном фоне не так страшно.
Страшны не столько американские долги в этих соотносительных измерениях, страшно другое – достаточно бледно выглядит перспектива. Америка плохо подходит к тем периодам, когда нагрузки на государственный бюджет будут существенно возрастать, впереди демографический кризис, он совсем близко. По американскому законодательству частичное использование накопленных пенсионных бенефитов начинается с возраста 62 года, а выход на пенсию в 65 лет. И кризис начнется тогда, когда то, что называется baby-boomers, т.е. послевоенное поколение, начнет уходить на пенсию, т.е. первые признаки появятся с 2008 г., а это через полтора года. На самом деле, в бюджете, который будет приниматься в следующем году, будут находиться те возрастающие расходы, которые связаны с этим демографическим провалом. Дальше они будут расти очень мощно. И хорошо было бы к этому периоду подходить в гораздо лучшем финансовом состоянии, чем Америка сейчас подходит. Вот это плохо.
Точно так же американские долги выглядят не замечательно с учетом того, что структура экономики стала хуже. Да, Америка уже много десятилетий сокращает промышленный сектор у себя. Популярный биржевой индекс Dow Jones Industrial, он исторический, это памятник американского капитализма индустриальной эпохи. Я немного утрирую, но, в принципе, в большей своей части компании, включенные в этот индекс, не представляют настоящее ядро современной американской экономики. А в целом структура экономики ухудшается.
Отсюда легко перейти к долгосрочным проблемам, которые у Америки есть. Как я сказал, прежде всего это демографическая проблема.
Является ли и инфляция долгосрочной проблемой? Инфляция – загадочная вещь. На самом деле, та мягкая монетарная политика, которую проводил и как философию исповедовал федеральный резерв в последние десятилетия при Гринспене и даже немного раньше, с необходимостью стимулирует очень мощный инвестиционный поток, очень мощный инвестиционный процесс. В результате она стимулирует создание экономики и сейчас уже глобальной экономики, где избыток производственных мощностей, где высококонкурентная среда, которая сама по себе блокирует инфляционный потенциал. Насколько видит глаз, инфляционный потенциал выглядит сдержанным.
Другое дело, что если начнутся какие-нибудь сильные пертурбации. Ситуация, которая складывается в отношениях между Америкой и Китаем, часть Америки устраивает, а часть Америки совершенно не устраивает. Потому что что там происходит? Америка экспортирует рабочие места, ноу-хау, навыки организации производства, долги. А импортирует она сбережения и промышленные товары. В итоге Китай за американские деньги строит лучшую в мире экономику. Америка это оплачивает. Она, разумеется, пользуется плодами дешевого китайского труда, но сколько бы китайцам пришлось заплатить, чтобы без американской помощи построить такую экономику? По-моему, ее вообще нельзя было бы построить.
Но в итоге между Америкой и Китаем создается определенное напряжение. Сейчас оно выражается в том, что сегодня (30 марта) предполагалось голосование в Конгрессе по законопроекту о наложении тотального тарифа в размере 27,5% на все китайские товары, если Китай не отпустит юань в свободное плавание, что позволит несколько сократить разрыв потенциалов, который возникает при фиксации курсов. Представьте на минуту, что это проявление протекционизма произошло. Это означает, что китайские товары должны продаваться в Америке существенно дороже. Это инфляционное действие? Да, инфляционное. Способствует оно возврату рабочих мест? В короткой перспективе – нисколько, а в среднесрочной – может быть. Насколько? Я не берусь оценить. Это я к примеру о тех пертурбациях, которые могут изменить инфляционную перспективу в Америке.
Леонид Вальдман (фото Н. Четвериковой)Последнее – это угроза рецессии. Как я уже говорил, нынешний председатель федерального резерва Бен Бернанке – очень оптимистичный экономист. Он на прошлой неделе как раз выступал по очень животрепещущим темам американского экономического цикла, опять-таки про процентные ставки (я с ними вам уже, наверное, надоел).
Есть такое понятие – перевернутая кривая доходности. Нормально, что когда вы вкладываете деньги в облигации на год, вы получаете один процент, а если вы вкладываете на два года, вы, вроде, должны получить более высокий процент, на десять лет – еще более высокий, на тридцать лет – еще более высокий. Если это соотношение нарушается и доходность по облигациям с более коротким сроком погашения выше, чем по облигациям с более длинным сроком погашения, такая кривая доходности называется перевернутой. А история экономических циклов в США показывает, что всегда, когда вы видите этот знак на рынке облигаций, за ним с интервалом 12-18 месяцев следует рецессия. Пока не было ни одного исключения из этого правила.
Сначала Гринспен, теперь Бен Бернанке говорил: «Сейчас все по-другому. Вы напрасно на это так внимательно смотрите. Все теперь изменилось». Почему? Бен Бернанке, выступая на прошлой неделе, привел по этому поводу два аргумента. Он сказал: «Во-первых, раньше, когда наблюдались перевернутые кривые доходности, сами ставки доходности по облигациям были существенно выше, чем сейчас, не 4% с лишним, а 6-7% с лишним. Тогда, действительно, перевертывание кривой свидетельствует, что ставки процентов уже рестриктивные, т.е. они запирают рост, и экономика дальше должна перейти в рецессию. А сейчас ставки существенно ниже, поэтому чего опасаться…»
На мой взгляд, аргумент довольно слабый. Потому что в домашних хозяйствах – гигантские долги, исторически максимальные, и правительственные долги тоже запредельны. Обслуживать такую задолженность становится очень больно при существенно более низком уровне процентных ставок, чем наблюдается в обычной экономике. Т.е. "порог чувствительности" понизился. Поэтому мне кажется, что аргумент Бернанке не очень работает.
Другой аргумент, который он приводит: «Вы посмотрите на спрэды, т.е. разницу между, скажем, доходностью правительственной облигации на 10 лет и доходностями облигаций каких-то крупных компаний, например, General Electric, на 10 лет. Риски по долгам правительства США до сих пор считаются нулевыми, а по всем остальным заемщикам они отличны от нуля, даже по самым крепким, как General Electric. Спрэды, разрывы между доходностью правительственных и корпоративных облигаций, сейчас очень низкие, что само по себе должно свидетельствовать о том, что рынок с оптимизмом оценивает перспективу корпораций, и, соответственно, не надо так уж убиваться по поводу перевернутой».
Это, на мой взгляд, еще один слабый аргумент. Потому что сейчас в силу оздоровления корпоративных балансов в последние годы долги корпораций выглядят намного лучше, чем правительственные долги. Поэтому я бы не рассчитывал на это, как на палочку-выручалочку.
Риск может быть совершенно неожиданным. Например, в условиях глобализации мировой торговли, производства, сбережений, финансовых рынков, такой риск, как риск пандемии, птичьего гриппа, может много чего нарушить. В экономике, где все поставки рассчитаны just in time, чтобы ни у кого не было лишних запасов, и все глобально, по всему миру, перемещается по часовому графику, любые нарушения (а тут будут необходимы карантины) могут разрушить ткань мировой торговли, мирового производства и обмена очень легко и просто.
Собственно, сама эта эпидемия может оказаться разрушительной. Я видел оценки бюджетного офиса Конгресса США, который по запросу Конгресса сделал два сценария того, что может происходить в Америке: тяжелый и мягкий варианты. При тяжелом варианте заболевает 150 млн человек, из которых умирает 5 млн человек. Экономика падает на 5%. Мягкий вариант: заболевает 90 млн человек, умирает 100 тыс. человек, экономика падает на 1,5%. И это Америка, самая самодостаточная страна в мире.
Я воспринимаю эти риски как довольно высокие. Может возникнуть мировая катастрофа, запускающая массу других разрушений в экономической ткани.
Но в целом я воспринимаю с оптимизмом то, что будет происходить в Америке. Америка когда-то должна научиться жить по средствам, жить на то, что она сама зарабатывает, и вернуться к тем ценностям, которые у нее когда-то были, но из-за благополучной жизни куда-то делись. Это мой вариант экономического оптимизма.
На этом я, наверное, завершу. Я старался, как мог, но все равно перебрал регламент. Очень рассчитываю на ваши вопросы.
http://polit.ru/lectures/2006/04/04/valdman.html
Лекция Леонида ВальдманаМы публикуем полную стенограмму лекции крупного американского и российского экономиста Леонида Вальдмана, прочитанной в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».
Американская экономика в российской жизни присутствует, во-первых, в связи с практическим интересом (что там с долларом, нашей второй валютой), во-вторых, в связи с духовными потребностями народа (интересно, когда, наконец, рухнет американский империализм). Леонид Вальдман, лишь в меру подтверждая самые лучшие опасения и по первому, и по второму пункту, на самом деле развернул свой фантастически широкий экономический инструментарий, интересный и сам по себе, и в связи анализом и прогнозом мировой экономики. Он объяснил, в частности, каким образом США выбрались из кризиса в начале 2000-х (благодаря финансовой политике в пользу корпораций и выводу промышленности в Китай) и чем за это заплатили (структурными ухудшениями экономики и долгами). В результате лекции Леонида Вальдмана может показаться, что мы понимаем американскую экономику существенно лучше, чем российскую, особенно, если учесть, что ряд таких инструментов экономического анализа, да и осуществления политики, у нас просто не работает.
Лекция
Вальдман: Я хотел бы вначале сделать несколько вступительных замечаний. Во-первых, поблагодарить хозяев за приглашение выступить здесь. Читаю эти лекции в Интернете – получаю большое удовольствие, поэтому очень высоко ценю честь быть приглашенным выступить перед вами. Второе замечание, что называется, - пара слов для протокола. В анонсе было указано, чтот лекцию читает известный экономист Леонид Вальдман. По этому поводу я вспомнил, что когда-то мы с моим другом, экономистом Олегом Григорьевым, договорились, что экономисты бывают видные - это те, которые выше 185 см (Олег как раз «видный» экономист), бывают крупные – размер одежды от 54 (под это определение подходил уже я), бывают выдающиеся, которые сочетают и то, и другое. Я в силу завершения работы гормонов роста не мечтаю когда-либо достичь этого статуса, но хотел бы в случае если когда-нибудь будет составляться протокол сегодняшнего мероприятия, чтобы там было написано, что выступал не известный, но крупный экономист. Или наоборот, крупный, но неизвестный.
Лейбин: Договорились.
Вальдман: Спасибо. И третье вступительное замечание, обращенное непосредственно к вам. Спасибо вам большое, что вы пришли послушать хоть и крупного, но неизвестного экономиста. Я по этому поводу испытываю особое чувство ответственности перед вами, чтобы вам не было мучительно больно за бесцельно проведенный вечер. Я должен обязательно вам все как следует рассказать про американскую экономику, очень добросовестно, всеобъемлюще, дидактично. Размышляя о том, как это сделать, я понял, что ни в какой мыслимый регламент такой добросовестный всеобъемлющий рассказ все-таки не вместить. Поэтому он будет по необходимости фрагментарный. Я постараюсь сконцентрировать внимание на тех вещах, которые мне представляются важными и ценными для понимания, и буду очень рассчитывать на ваши вопросы, которые помогут осветить те темные пятна в моей лекции, которые по необходимости, в силу регламента, возникнут. Вот с такого вступления я хотел бы начать.
Если характеризовать нынешнее положение американской экономики, то оно, в целом, на самом деле, выглядит довольно неплохо. Последний показатель инфляции, за февраль, – 0,1%. Рост ВВП, по последним данным, за четвертый квартал прошлого года – немножко слабоват, 1,6%, что ниже того, что было в предшествующих кварталах, но в целом статистика, которая идет сейчас, показывает, что в первом квартале этого года, данные о котором будут немного позже, должна быть заметно лучше, чем в четвертом квартале. Объем розничных продаж – очень неплохой. Безработица падает, сейчас она составляет 4,8%. И не только показатель уровня безработицы, но и все другие индикаторы рынка труда выглядят убедительно, это процесс яркий, полный, достаточно масштабный. 4,8% - это довольно опасная цифра, это уже довольно близко к реальной полной занятости, что всегда пугает экономистов, потому что, когда на рынке труда возникает напряжение, это условие для того, чтобы росла инфляция. Пока этого нет, и более того, рост доходов хотя и происходит, но достаточно замедленный, анемичный, не вызывающий пока серьезных опасений.
Конечно, яркой неприятной цифрой выглядит дефицит платежного баланса, за 2005 г. он составил 805 млрд долларов, и это 20-процентный рост по сравнению с предыдущим годом, что американскую экономику никак не украшает.
Если говорить о рынке недвижимости - это яркий рынок в Америке в последние годы. Здесь как раз мне придется сменить окраску оценки. Начинает меняться тренд, начинает складываться понижающая тенденция. Картинка еще достаточно путаная. Вообще, когда ломается тренд, никогда не бывает сразу яркой статистики, которая вас убеждает, что все уже пошло наверх или пошло вниз. На самом деле, при переломе тренда статистика бывает и «за», и «против», она какое-то время пребывает в неустойчивом положении. Но постепенно начинают превалировать те факторы, которые будут определять последующие тенденции. И сейчас уже можно говорить о том, что складывается тенденция понижения на рынке недвижимости, прежде всего жилищной недвижимости.
В Америке в последние несколько лет замечательный уровень производительности труда, редкий для той фазы, которую переживала экономика. Это тоже плюс. Если говорить о рынке акций, который вроде бы отражает состояние экономики (или предполагается, что должен его отражать), то он выглядит довольно неплохо. Практически все ведущие индексы либо достигли рекордных значений, либо находятся на близком от них расстоянии. Так что рынок в глазах инвесторов выглядит довольно неплохо.
И все-таки, если посмотреть, что положить на другую чашу весов, то это, прежде всего, ожидания финансовых рынков. Они выглядят достаточно блекло. Тот же самый рынок акций, о котором я только что говорил, что он стоит достаточно высоко, при всем при том остается сильно недооцененным, как по историческим меркам за последние 15-20 лет, по сравнению со своими собственными метриками, так и по сравнению с рынком облигаций, который выступает как альтернатива по использованию свободного капитала.
Даже если брать чисто денежные инструменты: срочные депозиты, депозитные сертификаты на короткие периоды – то и здесь вы по всем банкам, которые представляют такие предложения, можете увидеть вполне выраженную тенденцию: ставки процентов по 12-месячным депозитам, как правило, либо намного лучше по сравнению с тем, что вам предлагают на 24, 36, 48 месяцев, или они не хуже. Если сейчас, пожалуй, лучшее предложение, которое я знаю на рынке годовых депозитных сертификатов, вам может дать порядка 5,18% за год, то тот же самый банк вам предложит за 24 месяца содержания ваших денег ставку только 4,3%. Это означает, что банки оценивают, что в перспективе по истечении горизонта в год ситуация на финансовых рынках будет выглядеть существенно хуже, и процентные ставки будут находиться ниже, что означает, что на самом деле экономика не выдержит высоких ставок.
С одной стороны, есть текущая статистика, которая выглядит вполне убедительно и благоприятно. С другой стороны, есть достаточно блеклое восприятие перспективы финансовых рынков инвесторами.
Для того чтобы понять, что сейчас происходит, нужно немного отойти назад, хотя бы на несколько лет, чтобы увидеть процесс в развитии. И я вам сейчас предложу такую короткую пробежку по периоду от начала века.
Как вы знаете, в 2001 г. в экономике США был короткий и мягкий спад - один квартал отрицательного значения роста ВВП. Но на самом деле динамика ВВП не совсем полно описывает состояние экономики. Слабость продолжалась и дальше, просто ВВП рос, а экономика все-таки оставалась слабой по целому ряду других индикаторов. Этот спад произошел как завершение очень длинной фазы роста экономики, продолжавшегося, по существу, с небольшими несущественными перерывами18 лет.
Особенно во второй половине 90-х гг. американская экономика переживала бум инвестиций в самых разных областях. Было реализовано огромное количество инвестиционных проектов. Были созданы мощности практически во всех отраслях промышленности, которые убивали вообще какую-либо возможность для инфляции, потому что рынок становится высококонкурентен, это рынок покупателя, а не рынок продавца, который может диктовать вам цены.
И на излете этого тренда случилась еще несчастная проблема 2000 г., которая потребовала дополнительных инвестиций на случай, если что-то случится. Это был уже явный перебор со стороны корпораций, которые инвестировали, со стороны финансовых властей, которые старались заранее смягчить возможный спад, если что-то с этой компьютерной проблемой 2000 г. реально произойдет. Все это закончилось тем, что рост вдруг (как это всегда и бывает) остановился, а у компаний остались гигантские долги. Причем это долги не на оборот товаров, а долги, взятые под инвестиционные проекты, за которые надо рассчитываться продукцией, которую эти новые строящиеся предприятия должны производить, а вся ситуация на рынке, прогнозы будущего спроса изменились. То, что, предполагалось, вырастет вдвое – упало вдвое.
В этих условиях компаниям было чрезвычайно трудно найти быстрое решение проблем, по существу, рекапитализации своих балансов, оздоровления своей задолженности. Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, как это происходило. Это предмет не сегодняшней лекции. Но эта задача наполняла последние несколько лет и была, на самом деле, блестяще выполнена благодаря целому ряду факторов.
Во-первых, корпорации провели санацию всех своих расходов, сильно снизили себестоимость продукции. Частично это было сделано за счет переноса огромного числа производств в Китай, услуг в Индию или другие страны с дешевой рабочей силой. В итоге это позволило сильно понизить себестоимость продукции, и корпорации на выходе получили замечательную стартовую точку для роста прибыли, как только тренд переменится. С другой стороны, федеральный резерв пришел на помощь всем и вся и начал активно снижать процентную ставку. На пике подъема в 2001 г., весной или в начале лета 2001 г. она была 6,75%. Целым рядом иногда резких и решительных понижений федеральная резервная система понизила ставку в 2003 г. в последний раз до уровня 1%.
Это позволило решить огромное количество проблем. По существу, это был способ "утопить" долги в деньгах. Корпорации могли рефинансировать свои долги на более низких ставках, соответственно, облегчить их обслуживание. Население могло облегчить свое положение, поскольку многие потеряли работу или перспективу роста доходов, или же не потеряли работу, но частично потеряли заработок, исчезли бонусы, у кого-то пересмотрели ставки заработной платы. И люди довольно сильно воспользовались этим снижением процентной ставки через рефинансирование недвижимости. Подробности этого дела, если вас это будет интересовать, я оставлю на вопросы, потому что это длинный рассказ, как это делается. Но это реально многое позволило сделать.
Если взять стандартную семью выше среднего уровня с семейным бюджетом 100 тыс. долларов, то для нее понижение процентной ставки ипотечного кредита на четыре пункта, скажем, с 9% до 5% (это приблизительно нижняя точка, которая наблюдалась), означает, что эта семья получает дополнительно в семейный бюджет порядка 10 тыс. долларов в год, что очень много. Потому что считать нужно не против 100 тыс. долларов, которые составляют семейный бюджет. Из этих 100 тыс. долларов примерно 80 тыс. – это обязательные расходы на еду, на транспорт, на отопление и прочее. И остается более-менее свободных 20 тыс. И к этим 20 добавляются 10 тысяч. Считайте, что свободный доход, который можно тратить по-разному, увеличился в полтора раза просто за счет действий федерального резерва, стимулировавшего пересмотр ставок финансирования недвижимости.
Целым рядом мер удалось произвести оздоровление балансов корпораций без падения потребительских расходов. Это уникальная ситуация в истории американских циклов, когда спад, прежде всего в корпоративных прибылях, происходит без падения потребительского спроса. Но это то, что произошло. И более того, спрос на товары длительного пользования, например, на недвижимость или на автомобили, наоборот, регистрировал рекордные значения в этот период слабости экономики, что добавляло экзотики в эту картину.
Примерно к первому кварталу 2003 г. процесс оздоровления балансов корпораций в общем и целом был завершен, и экономика могла начать новый цикл. Оставалась только неуверенность, связанная с неясностями Иракской войны. Ожидали, что она начнется, но что она может вызвать: новые террористические акты на территории США или какие-то большие осложнения? Вот это и сдерживало деловых людей в запуске крупных инвестиционных проектов. Но как только война началась, рынок сразу стартовал. Исчезла последняя точка неопределенности. Получилось, что сам факт начала войны послужил стартовой точкой для роста рынка акций и самой экономики. Я бы не сказал, что сама по себе война оказала какое-то положительное воздействие на американскую экономику, но эта синхронная связка является фактом, который надо признать.
Таким образом смена тренда произошла, экономика начала расти. И последние годы мы видим этот рост экономики, он происходит в разных показателях по-разному. Если взять рост ВВП, за период 2001-2005 гг. он вырос на 26%. Если взять корпоративные прибыли за этот же период, они выросли почти на 75%. И найти "китайский след" в этом феномене совсем не трудно. По данным китайской статистики, в 2002 г. средняя зарплата китайского промышленного рабочего составляла 57 центов в час. Это в четыре раза меньше, чем в Бразилии или Мексике, - странах, которые тоже считались местом дешевой рабочей силы. Это в 10 раз ниже, чем в странах Юго-Восточной Азии, и это в 30 раз ниже, чем получает средний американский промышленный рабочий. Поэтому если вы переносите производство в Китай, на статье «затраты на персонал», которая в себестоимости любого товара, произведенного в США, является главной статьей расходов, превышающей 50, а иногда и 60%, получаете такой запас прочности, что можете делать все, что угодно. У вас резко меняется положение. Именно здесь источник роста корпоративной прибыли для тех производств, которые перенесены в Китай.
Понятно, что нельзя все относить только на Китай, говорить, что только с ним связаны все факторы роста. Китай выступил очень важным, но не единственным фактором для роста корпоративной прибыли.
Характерная черта этого периода – довольно заметная инфляция оптовых цен, которая не превращается в инфляцию розничных цен. Это означает, что внутри самой системы цепочки предприятий происходит перераспределение этого дохода. Они внутри этой цепочки поставщиков и потребителей регулируют свои нормы прибыли и там же утрясают возрастающие издержки, в том числе на энергоносители (с чем вы все из своего опыта знакомы), в розничную инфляцию этого не передается. И до сих пор розничная инфляция в Америке остается очень сдержанной. Все время остается опасность, что она вот-вот начнет пробиваться. Она пробивается в том, что касается, естественно, энергоресурсов или таких изменчивых показателей, как, например, продукты питания. Но за пределами этих так называемых волатильных статей основная потребительская корзина остается стабильной в ценовом выражении.
Как только завершилась фаза рекапитализации, санации корпоративных балансов, федеральный резерв сразу прекратил понижать процентную ставку. Ниже уровня в 1% невозможно ее снижать. Япония, правда, это сделала, но это дорогое мероприятие, потому что оно разрушает целый ряд финансовых рынков, и это опасно делать. К этому можно идти от большой безвыходности. В определенном смысле 1% - это "уровень пола". И от этого "пола" федеральный резерв начал поднимать процентную ставку. Позавчера было последнее заседание федерального резерва, где они в 15-ый раз подняли процентную ставку на четверть пункта, на 0,25%. Эти ступенчатые повышения начались не в 2003 г. Тогда они прекратили понижать ставку. Еще год федеральный резерв ничего не делал с процентной ставкой, давал экономике встать на ноги и только потом начал постепенно поднимать. И продолжает этот подъем. И не знаю, где он остановится.
Как я говорил, очень яркое явление в экономике США последних лет – это рост стоимости жилой недвижимости. За тот же период, казалось бы, слабости в экономике США жилая недвижимость в оценке, которая принимается в федеральной отчетности, суммарно выросла с суммы в 12,5 триллиона долларов до 19,8 триллиона долларов. Если бы вы захотели купить всю американскую жилую недвижимость, вот сумма, которую вам надо было бы за это заплатить по рыночным ценам. Это очень мощный рост. Естественно, он происходит с мощным ростом задолженности населением по ипотечным кредитам, поскольку по-другому невозможно.
Легко показать, как то же самое снижение процентной ставки с 9% до 5% по ипотеке (само по себе, без других факторов) способно обеспечить рост стоимости недвижимости в полтора раза. А если к этому добавить еще другие, довольно экзотические формы стимулирования этого рынка, как экзотические формы кредитов или рефинансирование с увеличением суммы долга, то можно еще больше увеличить стоимость недвижимости. Это то, что произошло.
И когда мы смотрим на американские долги, нужно понимать, что люди приобрели недвижимость по ставкам, которые исключительно низки в исторической перспективе. Сама ставка федерального резерва в 1% - это была самая низкая ставка за предшествующие 46 лет, т.е. это очень редкое явление. Ставки по ипотеке точно так же очень низкие. Для людей это экономически очень целесообразное поведение. Когда дают дешево – брать больше, когда спрашивают дорого – ограничивать себя в спросе на деньги, на кредит и т.д. В этом смысле, поведение не аномально, оно экономически целесообразно. Но выражается оно в сильном росте задолженности.
Теперь я хотел бы посмотреть, как формируется новый экономический цикл в США, сейчас, в условиях того, что произошло в последние годы. Характерная черта в этом цикле - если вы регулярно читаете экономическую статистику, то вы быстро убеждаетесь, что если продолжать смотреть на экономику США только как на экономику США, то вы перестаете понимать, что происходит. Эту экономику уже нельзя понимать в чисто страновой модели, нужно расширять границы, хотя бы добавлять в эту картину еще Китай. А лучше рассматривать экономику как глобальную, и тогда становятся понятны многие процессы, которые происходят в самой американской экономике.
Скажем, как стандартно выглядит переход из восстановительной фазы цикла в фазу роста. Неважно по какой причине формируется дополнительный потребительский спрос. Он вызывает потребность у магазинов, которые удовлетворяют спрос населения, сделать дополнительные заказы промышленности на производство товаров. Промышленность, чтобы удовлетворить этот дополнительный спрос, расширяет производство, нанимает дополнительную рабочую силу. Раз нанимает дополнительную рабочую силу, значит, платит ей зарплату, таким образом формирует некоторый дополнительный потребительский доход, который может выразиться в новом потребительском расходе, т.е. эти деньги будут предъявлены в магазинах для покупки товаров. И получается, что здесь запускается своего рода усилитель роста, мультипликатор, который разгоняет этот процесс и позволяет перевести экономику из фазы восстановления в фазу активного роста.
Но то, что произошло в последние годы с массовым (действительно массовым!) выносом производства товаров в Китай, разорвало эту картинку. Если формируется дополнительный потребительский спрос, то удовлетворяется-то он в Китае. Это в Китае нужно нанять дополнительных рабочих, это там нужно заплатить зарплату, это там, может быть, произойдет рост. А в Америке этот предъявленный потребительский спрос не превращается в дополнительный потребительский доход.
Именно поэтому становится понятно, почему такая анемичная картинка по росту занятости - несколько лет экономика вроде восстанавливается, но без создания новых рабочих мест). Понятно, почему мощный рост производительности труда, - потому что, если не нанимать дополнительных рабочих, а возлагать на них дополнительные функции, то в итоге у вас получится рост производительности труда. Понятно, почему такой анемичный рост доходов населения – потому что они формируются теперь в Китае. Понятно, почему происходят некоторые вещи с валютой – потому что таким образом и сбережения формируются в Китае, а расходы формируются в Америке. Это в некотором смысле определяет ситуацию на валютном рынке (к этому я еще дополнительно вернусь).
А чем оплачивать эти дополнительно произведенные в Китае товары? Хорошо было бы так, как это обычно бывает в новом цикле роста экономики. Обычно во время кризисов выпадают самые слабые отрасли. Слабые, устаревшие отрасли выдавливаются из экономики именно потому, что они неэффективны. И кризис – это важный механизм очищения структуры экономики от неэффективных отраслей. Они куда-то деваются: либо совсем исчезают, либо переносятся в другие страны. А на их месте появляются новые отрасли, как правило, высокотехнологичные, связанные с большими надеждами, куда инвесторы с удовольствием дают деньги. Эти деньги используются на найм персонала, обучение, на всю работу, которая нужна для того, чтобы раскрутить эти новые отрасли. Еще одна характеристика экономического цикла, который мы сейчас наблюдаем, состоит в том, что в этом цикле никаких новых отраслей в американской экономике не появилось. В первый раз не произошло замещение выбывших производств новыми, более качественными, более высокотехнологичными. С одной стороны, рабочие места уехали в Китай и, как сейчас стало понятно, уехали навсегда. Когда еще уменьшится разрыв между 57 центами за час и 15 с гаком долларов за час – ставки зарплаты промышленного рабочего Китая и США. Никакими валютными корректировками вы в близкой перспективе это изменить не сможете и должны из практических соображений считать, что эти рабочие места уехали навсегда. А с другой стороны, люди, которые высвободились с этих производств в Америке, не нашли себе работу в новых высокотехнологичных отраслях, поскольку их не создано, значит, они должны были взять работу менее квалифицированную и, соответственно, менее оплачиваемую. В итоге еще одно существенное наблюдение из текущего экономического цикла - это то, что структура экономики по качеству ухудшается. Это та плата, которую нужно было сделать, для того чтобы этот спад прошел мягко, а корпорации, наделав безумных долгов, при этом не обанкротились, вышли сухими из воды. Ничего бесплатного не бывает. За это Америка довольно дорого заплатила, просто цена специфическая.
Отсюда, чтобы не нарушать сильно регламент, я сделаю скачок и перейду к процентным ставкам, а оттуда - к валюте. Итак, когда федеральный резерв понижал процентную ставку, все остальные ставки на рынке следовали за ним. Это выражалось, в частности, в том, что существенные для экономической конъюнктуры ставки по ипотеке значительно падали и позволили произвести многократные рефинансирования, улучшить семейные бюджеты и сделать массу других вещей.
Когда федеральный резерв начал поднимать процентные ставки, казалось бы, картинка должна теперь развернуться в обратную сторону и набрать противоположную динамику – ан нет, этого не произошло, или происходит, но в гораздо менее выраженном виде. Если корреляция между ставкой федерального резерва в период понижения со всеми остальными ставками на рынке была довольно высокая, сейчас она почти никакая или очень маленькая, я бы сказал, 0,2-0,3, а в период спада ее можно было считать в 0,8-0,9. Почему?
Сам по себе этот феномен вызвал к жизни знаменитую ремарку ушедшего в отставку председателя федерального бюджета Алана Гринспена о том, что рынки облигаций ведут себя загадочно. Сменивший его на посту Бен Бернанке, только недавно вступивший в должность, высказал по этому поводу гипотезу, что никакой загадки здесь нет, просто речь идет о том, что в глобальной экономике есть избыточность сбережений, и эти сбережения давят на процентные ставки в США. В рамках этого рассуждения, я думаю, и следует посмотреть, что же эти феномены вызывает, скажем, на валютных операциях.
Я понимаю, что валютная тема в российской дискуссии об американских проблемах – особо животрепещущая, поскольку многие являются держателями этой валюты или интересантами по этому поводу. Я не могу выступать с прогнозами типа "что случится?", "будет выше или ниже?". Я не такой умный, чтобы заниматься прогнозами будущего курса доллара.
Мне важно другое – предложить для обсуждения ряд соображений, которые нужно, размышляя на эту тему, иметь в виду. Во-первых, валюта – это относительная ценность. Вы всегда ее меряете по отношению к чему-то другому, будь то цена золота, рубля, евро, йены, швейцарского франка, например. Поэтому, когда вы размышляете о том, что происходит с долларом, надо смотреть, что происходит с другими валютами, ценностями, по отношению к которым он измеряется.
В этой связи я хотел напомнить присутствующим некоторые факты из поведения других участников этого валютного процесса. Во-первых, после азиатского кризиса 1997 г. и российского дефолта 1998 г. в большом числе стран с развивающейся экономикой и в первую очередь экспортно-ориентированной экономикой произошел определенный поворот. Они, довольно сильно поплатившись разнообразными экономическими проблемами за кризис, стали бережно заниматься коллекционированием американских денежных знаков, укреплять валютную базу центральных банков, укреплять резервы, укрепляя тем самым свою банковскую систему в целом. И это способствовало растущему спросу на доллары.
Перевод в период спада массы производств в Китай вызвал там наплыв долларов. А поскольку китайский юань фиксирован по отношению к доллару (только сейчас происходит некоторая эрозия этого фиксированного курса), то Центральный Банк Китая должен был, обеспечивая стабильность этого курса, скупать доллары на рынке и что-то дальше с ними делать. А что можно делать с долларами? На них можно купить долларовые активы. Центральный Банк не может покупать акции какого-нибудь предприятия – это неправильно. Но покупать правительственные облигации США или активы, которые близки к нему по уровню надежности, он может, и он это делает. И это означает, что опять-таки формируется спрос на американскую валюту и на американские долговые инструменты.
В период этой слабости экономики очень ярким участником валютных игр была Япония. Как вы знаете, Япония очень длительный период находилась в состоянии дефляции. Единственным светлым пятном в ее экономике был экспортный сектор: производство компьютеров, электроники, промышленного оборудования, автомобилей. А если доллар падает по отношению к йене, то это наносит, конечно, сразу удар по конкурентоспособности японских товаров. Японский Центральный Банк, защищая конкурентоспособность своей промышленности, занимался совершенно фантастическими по масштабам интервенциями на валютном рынке, скупая доллары и опять-таки направляя их обратно в США, покупая облигации американского правительства.
Также пикантное положение было у Европейского Союза. Он попал в такую же ситуацию, как Япония: доллар падает, и конкурентоспособность теперь уже европейских компаний падает с падением доллара. Высок соблазн заниматься тем же самым, чем и Япония, но Европейский Союз выбрал ассимметричный ответ. Для европейцев, по-моему, стратегически неправильная задача поддерживать американский бюджет и финансировать американский государственный долг. Их ассимметричный ответ выразился в том, что они стали раздувать массу евро так, что вызвали к жизни вопросы о здоровье не только доллара, но и евро. Это помогло несколько улучшить соотношение доллара и евро на рынке. Понятно, что это не просто чистое "раздувание". Есть и объективные факторы, которые стоят за ростом денежной массы в европейской зоне. Но так или иначе именно денежная "накачка" привела к тому, что соотношение доллара и евро изменилось, и поменялся тренд.
Еще одним участником международных валютных игр являются, естественно, страны – производители нефти, газа, других весьма полезных ископаемых. Они выступили большими получателями огромных долларовых масс. На примере России вы знаете, как нелегко распорядиться нежданно нахлынувшим счастьем, и Стабилизационный фонд, который продолжает расти день ото дня, тем и занимается, что поддерживает американскую экономику, поддерживает американский правительственный долг. И понятно, что до тех пор пока не будет изменена идеология использования этих средств, именно это и будет происходить.
В такой картинке, с таким поведением не только Америки, но и других участников международного валютного рынка я бы хотел, чтобы вы посмотрели на ту ситуацию, которая на рынке складывается.
Я бы только хотел здесь сделать одно уточнение. Мне надо ввести понятие carry trade – наверное, не очень распространенное понятие. Я расскажу.
Например, на конец февраля этого года процентная ставка по долгосрочным облигациям в Японии была близка к нулю, немножко выше нуля, но не очень далеко. А ставка федерального резерва повлияла на рост ставок по облигациям США с длинными сроками погашения. Вы можете получить на 30-летних американских правительственных облигациях доход порядка 4,7%. Японские пенсионеры имеют все основания обменять все йены на доллары и отправить их не в японский государственный долг, который дает ноль на вложенные средства, а в американский государственный долг, который дает 4,7%. А в Швейцарии процентная ставка на тот же момент была 1%. Точно так же очень правильно перенести сбережения в Америку или, если их у вас нет, то одолжить деньги и вложить их в США. Этот перенос средств на сопоставимых облигациях, но очень сильно различающихся по доходности, и называется carry trade.
Она может происходить и по-другому, со ставками с разными сроками погашения. Вы одалживаете на год. И если вы знаете, что федеральный резерв на самом деле ничего не будет делать, целый год будет держать ставку на месте, вы спокойно можете одолжить деньги на год под более низкий процент, а разместить эти деньги в длинные, долгосрочные облигации под более высокий процент. И разница ваша. Вашего капитала там может быть совсем немного. Но в итоге все это формирует дополнительный спрос на доллары.
В свою очередь американские инвесторы тоже бегают по миру, ищут, где бы им разместить свои деньги. Какой же им смысл вкладывать в японские облигации и получить на этом ноль, если только они не считают, что произойдет что-то драматическое с курсом йены по отношению к доллару. А так, если этот курс стабилен, то никакого смысла нет. Зато есть смысл, например, инвестировать свои деньги в австралийские правительственные облигации или в новозеландские, где можно получить 7,75% против 4,7% США. Или, скажем, в Исландии, где можно получить 10,7%. Заметьте, что куда-нибудь в развивающиеся страны не бегают, бегают в страны с европейской юридической системой, с юридической защитой капитала, в приличные страны, в Норвегию, например. В общем, этот спрос в значительной степени спекулятивный. Он очень сильно накладывается на картинку курсов валют и влияет на нее.
Сейчас произошло важное изменение. Федеральный резерв, как я говорил, уже 15 раз поднял процентную ставку, и к нему присоединились другие центральные банки. Именно потому, что присоединяются другие центральные банки, это может убить carry trade, где работают, в основном, спекулянты, и это может повлиять и на процентные ставки, и на курсы валют. Этот процесс начался в Банке Англии. В этот же повышательный тренд включилась Швейцария, включился Европейский Союз (там, правда, ставка отстает от Америки, сейчас она 2,5% при 4,75% в США). Так или иначе, повышательная стадия началась.
И буквально на прошлой неделе японский Центральный Банк объявил, что он также заканчивает многолетнюю политику нулевой процентной ставки и готов к повышательной фазе. Он заранее сообщает это рынку, чтобы ни для кого это не было неожиданностью. Это очень важный момент, который будет определять динамику валютных процессов в ближайшие годы. Ничего не произойдет внезапно. Рынок сейчас оценивает, что ставка Центрального Банка Японии к концу этого десятилетия вырастет до уровня 2,5%. Поэтому ничего страшного, драматического не произойдет.
На секунду отвлеку ваше внимание от американской проблемы. Хотел бы обратить внимание на совершенно новое явление в этом цикле. Американская и европейская экономики имеют очень высокий, растущий уровень долгов. Но драматически изменилась ситуация в развивающихся странах. Страны, которые долго были реципиентами финансовой помощи, сидели по уши в долгах, сейчас успешно гасят долги, их облигации высоко котируются, за ними бегают. Они выглядят лучше, во многом кредитуют развитые страны. Это не только страны – экспортеры нефти, это Латинская Америка. Я был удивлен, обнаружив, что даже Африка (Африка в целом) имеет положительный платежный баланс, т.е. она кредитует остальной мир.
Сейчас естественен вопрос, для кого нужны Международный валютный фонд, Мировой Банк, кто их нынешние клиенты. У них определенный кризис жанра. Я не думаю, что они начнут заниматься оздоровлением экономик США и Европы. Хотел бы я посмотреть, как Америка будет воспринимать рекомендации Международного валютного фонда, которые он в свое время давал России. Когда в Америке возникли экономические трудности, она действовала ровно по противоположным рекомендациям, не проциклическим, а контрциклическим. Я думаю, что до этого не дойдет. Но роль международных финансовых институтов сейчас немного зависла. Это маленькое наблюдение, отступление в сторону.
Сейчас я хотел бы перейти к проблемам американской экономики, как они выглядят в ближайшей перспективе год-два, 2006-2007 гг., и долгосрочным экономическим проблемам. Риск 2006 г. прежде всего связан, конечно, с продолжением подъема процентных ставок в США. Это всегда очень опасный процесс. Когда Центральный Банк поднимает процентные ставки, он кончает тем, что гробит экономику, отправив ее в новую рецессию. И для таких опасений есть основания. Экономика США очень большая и сложная, она даже не кончается пределами США, по существу, это глобальная экономика. Доля международной торговли в глобальном валовом национальном продукте теперь составляет 30%, а это означает, что это уже глобальная экономика, и бессмысленно ее рассматривать в страновых моделях.
В таких гигантских масштабах центральному банку любой страны очень трудно принимать решения. Я недавно видел оценки Центрального Банка Швейцарии, который считает, что их партнеры в США, федеральная резервная система, имеет лаг в три года. Это означает, что, если вы сегодня поднимаете ставку на четверть процента, как это сделал федеральный резерв позавчера, то эффект от изменения этой процентной ставки окончательно станет ясен, по мнению Швейцарского ЦБ, только через три года. Представляете, что с нами было бы на дорогах, если бы мы тормозили, зная, что тормоза наши сработают через три года, как бы мы вели себя на дороге. Это довольно слепое управление.
Именно такую задачу должен решать ЦБ, и ошибиться – пара пустяков. А хватить лишку и отправить экономику на уровень процентной ставки, который она уже не может выдержать, – очень легко и просто. И пока продолжается подъем процентной ставки, инвесторы очень нервничают, они очень боятся, что именно этим дело и кончится. Еще больше они будут бояться тогда, когда федеральный резерв закончит поднимать процентную ставку. Потому что сам факт того, что он закончил, означает, что он признал, что дальше уже опасно поднимать, дальше уже надо менять тренд, может быть, посмотреть, когда начинать снижать. Это, значит, уже плохо. Это означает, что основания быть оптимистом еще дальше удалены во времени. Уже когда разразится несчастье, на обломках можно будет снова становиться оптимистом.
А инвестиции (когда-то мой приятель дал правильное определение) – это материализованный оптимизм. Если вы посмотрите на профессиональных инвесторов, они все очень оптимистичные люди, это их профессиональная черта, может быть, их так и отбирают. Я боюсь, что даже нынешний председатель федерального резерва, тоже очень оптимистичный человек, Бен Бернанке делает иногда заявления типа «нам море – по колено». Сомневаюсь, что ему удастся провести на этом посту такой длинный срок, как его предшественнику. Но это то, с чем нам всем придется жить.
Ситуация с долгами. Американские долги выглядят страшно сами по себе. Но если вы начнете их соизмерять с долгами других стран или с американскими долгами в другие периоды, в соотношении с объемом экономики… Как в старом анекдоте: ну, ужас, но не ужас-ужас. Конечно, финансовая политика, которую проводила администрация Буша в последние годы, избыточно стимулятивна. Избыточно. Про второй налоговый пакет, который был принят, уже Гринспен говорил, что не нужно, экономика уже оклемывается сама по себе, это лишнее. Но на самом деле администрация Буша действовала не столько из конъюнктурных соображений, что нужно делать в условиях экономического спада. Она под сурдинку реализовывала экономическую программу консерваторов в видении того, как должна функционировать государственная фискальная политика, как должны выглядеть государственные долги и т.д.
Надо сказать, что фискальная политика Буша была не совсем безосновательна. Если внимательно посмотреть на ситуацию, которая складывалась в последние годы Клинтона, она тоже была ненормальной, просто в другую сторону. В последние клинтоновские годы расходы бюджета были на исторически очень низком уровне, а доходы бюджета были на исторически очень высоком уровне. Это говорит, что государству на самом деле столько денег не нужно, налоговые ставки избыточны, государство берет лишнее.
И Буш, собственно, с этим и пришел: не надо этого лишнего. Потому что как только эти деньги попадут государству, они будут неэффективно истрачены. Этот процесс не уникален для России, он универсален по всему миру, везде государственное управление деньгами хуже частного. Но Буш перестарался, и в результате его действий ситуация стала зеркальной. В период экономического спада доходы бюджета стали на уровне исторических минимумов, а расходы на уровне исторических максимумов.
Сейчас ситуация немного улучшается, рост корпоративных прибылей привел к тому, что и налоги стали поступать в казну в больших размерах. Американские долги при ближайшем рассмотрении не выглядят так страшно. Если взять сравнение в международном плане, американские долги в сравнении с долей государственных долгов в ВВП, скажем, Японии, в Америке это 60%, а в Японии – 150%. Я сейчас цифры немного округляю, но порядок величин такой. В Германии – чуть больше 60%, во Франции – 65%, а в Америке сейчас, при плохом состоянии американских государственных финансов, – аж 60%. На международном фоне не так страшно.
Страшны не столько американские долги в этих соотносительных измерениях, страшно другое – достаточно бледно выглядит перспектива. Америка плохо подходит к тем периодам, когда нагрузки на государственный бюджет будут существенно возрастать, впереди демографический кризис, он совсем близко. По американскому законодательству частичное использование накопленных пенсионных бенефитов начинается с возраста 62 года, а выход на пенсию в 65 лет. И кризис начнется тогда, когда то, что называется baby-boomers, т.е. послевоенное поколение, начнет уходить на пенсию, т.е. первые признаки появятся с 2008 г., а это через полтора года. На самом деле, в бюджете, который будет приниматься в следующем году, будут находиться те возрастающие расходы, которые связаны с этим демографическим провалом. Дальше они будут расти очень мощно. И хорошо было бы к этому периоду подходить в гораздо лучшем финансовом состоянии, чем Америка сейчас подходит. Вот это плохо.
Точно так же американские долги выглядят не замечательно с учетом того, что структура экономики стала хуже. Да, Америка уже много десятилетий сокращает промышленный сектор у себя. Популярный биржевой индекс Dow Jones Industrial, он исторический, это памятник американского капитализма индустриальной эпохи. Я немного утрирую, но, в принципе, в большей своей части компании, включенные в этот индекс, не представляют настоящее ядро современной американской экономики. А в целом структура экономики ухудшается.
Отсюда легко перейти к долгосрочным проблемам, которые у Америки есть. Как я сказал, прежде всего это демографическая проблема.
Является ли и инфляция долгосрочной проблемой? Инфляция – загадочная вещь. На самом деле, та мягкая монетарная политика, которую проводил и как философию исповедовал федеральный резерв в последние десятилетия при Гринспене и даже немного раньше, с необходимостью стимулирует очень мощный инвестиционный поток, очень мощный инвестиционный процесс. В результате она стимулирует создание экономики и сейчас уже глобальной экономики, где избыток производственных мощностей, где высококонкурентная среда, которая сама по себе блокирует инфляционный потенциал. Насколько видит глаз, инфляционный потенциал выглядит сдержанным.
Другое дело, что если начнутся какие-нибудь сильные пертурбации. Ситуация, которая складывается в отношениях между Америкой и Китаем, часть Америки устраивает, а часть Америки совершенно не устраивает. Потому что что там происходит? Америка экспортирует рабочие места, ноу-хау, навыки организации производства, долги. А импортирует она сбережения и промышленные товары. В итоге Китай за американские деньги строит лучшую в мире экономику. Америка это оплачивает. Она, разумеется, пользуется плодами дешевого китайского труда, но сколько бы китайцам пришлось заплатить, чтобы без американской помощи построить такую экономику? По-моему, ее вообще нельзя было бы построить.
Но в итоге между Америкой и Китаем создается определенное напряжение. Сейчас оно выражается в том, что сегодня (30 марта) предполагалось голосование в Конгрессе по законопроекту о наложении тотального тарифа в размере 27,5% на все китайские товары, если Китай не отпустит юань в свободное плавание, что позволит несколько сократить разрыв потенциалов, который возникает при фиксации курсов. Представьте на минуту, что это проявление протекционизма произошло. Это означает, что китайские товары должны продаваться в Америке существенно дороже. Это инфляционное действие? Да, инфляционное. Способствует оно возврату рабочих мест? В короткой перспективе – нисколько, а в среднесрочной – может быть. Насколько? Я не берусь оценить. Это я к примеру о тех пертурбациях, которые могут изменить инфляционную перспективу в Америке.
Леонид Вальдман (фото Н. Четвериковой)Последнее – это угроза рецессии. Как я уже говорил, нынешний председатель федерального резерва Бен Бернанке – очень оптимистичный экономист. Он на прошлой неделе как раз выступал по очень животрепещущим темам американского экономического цикла, опять-таки про процентные ставки (я с ними вам уже, наверное, надоел).
Есть такое понятие – перевернутая кривая доходности. Нормально, что когда вы вкладываете деньги в облигации на год, вы получаете один процент, а если вы вкладываете на два года, вы, вроде, должны получить более высокий процент, на десять лет – еще более высокий, на тридцать лет – еще более высокий. Если это соотношение нарушается и доходность по облигациям с более коротким сроком погашения выше, чем по облигациям с более длинным сроком погашения, такая кривая доходности называется перевернутой. А история экономических циклов в США показывает, что всегда, когда вы видите этот знак на рынке облигаций, за ним с интервалом 12-18 месяцев следует рецессия. Пока не было ни одного исключения из этого правила.
Сначала Гринспен, теперь Бен Бернанке говорил: «Сейчас все по-другому. Вы напрасно на это так внимательно смотрите. Все теперь изменилось». Почему? Бен Бернанке, выступая на прошлой неделе, привел по этому поводу два аргумента. Он сказал: «Во-первых, раньше, когда наблюдались перевернутые кривые доходности, сами ставки доходности по облигациям были существенно выше, чем сейчас, не 4% с лишним, а 6-7% с лишним. Тогда, действительно, перевертывание кривой свидетельствует, что ставки процентов уже рестриктивные, т.е. они запирают рост, и экономика дальше должна перейти в рецессию. А сейчас ставки существенно ниже, поэтому чего опасаться…»
На мой взгляд, аргумент довольно слабый. Потому что в домашних хозяйствах – гигантские долги, исторически максимальные, и правительственные долги тоже запредельны. Обслуживать такую задолженность становится очень больно при существенно более низком уровне процентных ставок, чем наблюдается в обычной экономике. Т.е. "порог чувствительности" понизился. Поэтому мне кажется, что аргумент Бернанке не очень работает.
Другой аргумент, который он приводит: «Вы посмотрите на спрэды, т.е. разницу между, скажем, доходностью правительственной облигации на 10 лет и доходностями облигаций каких-то крупных компаний, например, General Electric, на 10 лет. Риски по долгам правительства США до сих пор считаются нулевыми, а по всем остальным заемщикам они отличны от нуля, даже по самым крепким, как General Electric. Спрэды, разрывы между доходностью правительственных и корпоративных облигаций, сейчас очень низкие, что само по себе должно свидетельствовать о том, что рынок с оптимизмом оценивает перспективу корпораций, и, соответственно, не надо так уж убиваться по поводу перевернутой».
Это, на мой взгляд, еще один слабый аргумент. Потому что сейчас в силу оздоровления корпоративных балансов в последние годы долги корпораций выглядят намного лучше, чем правительственные долги. Поэтому я бы не рассчитывал на это, как на палочку-выручалочку.
Риск может быть совершенно неожиданным. Например, в условиях глобализации мировой торговли, производства, сбережений, финансовых рынков, такой риск, как риск пандемии, птичьего гриппа, может много чего нарушить. В экономике, где все поставки рассчитаны just in time, чтобы ни у кого не было лишних запасов, и все глобально, по всему миру, перемещается по часовому графику, любые нарушения (а тут будут необходимы карантины) могут разрушить ткань мировой торговли, мирового производства и обмена очень легко и просто.
Собственно, сама эта эпидемия может оказаться разрушительной. Я видел оценки бюджетного офиса Конгресса США, который по запросу Конгресса сделал два сценария того, что может происходить в Америке: тяжелый и мягкий варианты. При тяжелом варианте заболевает 150 млн человек, из которых умирает 5 млн человек. Экономика падает на 5%. Мягкий вариант: заболевает 90 млн человек, умирает 100 тыс. человек, экономика падает на 1,5%. И это Америка, самая самодостаточная страна в мире.
Я воспринимаю эти риски как довольно высокие. Может возникнуть мировая катастрофа, запускающая массу других разрушений в экономической ткани.
Но в целом я воспринимаю с оптимизмом то, что будет происходить в Америке. Америка когда-то должна научиться жить по средствам, жить на то, что она сама зарабатывает, и вернуться к тем ценностям, которые у нее когда-то были, но из-за благополучной жизни куда-то делись. Это мой вариант экономического оптимизма.
На этом я, наверное, завершу. Я старался, как мог, но все равно перебрал регламент. Очень рассчитываю на ваши вопросы.
http://polit.ru/lectures/2006/04/04/valdman.html
Американская экономика: 2006 год
Лекция Леонида Вальдмана. ОбсуждениеОбсуждение
Лейбин: Правильно ли я понял, что если не возникнет катастрофических вещей типа птичьего гриппа или чудовищного конфликта с Китаем, то мировая экономика с американской в центре резким образом не изменит свои правила игры, а Америка будет решать свои проблемы, но на принципиальном устройстве мировой экономики это не отразится?
Вальдман: Я думаю, что будет происходить некоторый контрпроцесс тому, что наблюдалось в последние годы. Например, рост протекционизма в Америке – это вещь, которая для Америки даже странно выглядит. Как сказал один сенатор: «Я считал, что глобализация – это для нас хорошая вещь, поскольку мы самые крутые парни в деревне, и мы от этих правил больше всех выиграем. А раз нет, то я снова должен передумать на эту тему». Это то, что происходит в американской ментальности, – передумывать снова. И протекционизм - проявление этого. Я думаю, что и политический курс сдвинется под это изменение ментальности. Немного подвинут корпорации, уж слишком сильно администрация Буша помогает корпорациям, больше, чем следовало бы.
Поэтому будет контрнаступление, будет выравнивание, будет попытка перераспределить ресурсы внутри системы и, соответственно, защищать домашнее производство, ограничивая международную торговлю. Я не думаю, что это может выразиться в каких-то очень глобальных конфликтах, но вектор немного сдвинется. Потому что если дать тенденции, как она развивается сейчас, развиваться дальше в неопределенном периоде времени, разумеется, США являются бенефициаром такой экономики только в краткосрочном периоде. Поэтому я думаю, что будет контрдвижение, не катаклизм, но контрдвижение, поправка.
Лейбин: Теперь я задам вопрос в политически активной форме, может быть, я не верен по жанру сегодняшнего разговора. Был упомянут наш Cтабфонд как кредитующий мировую экономику, и была упомянута Европа как сыгравшая другую роль, чем Япония. Каков экономический люфт у стран, которые не стоят в центре мировой экономики, т.е. не у Америки? Может ли кто-то из них, Европа или Китай, сыграть на изменении правил игры, и каковы возможности у тех, кто сыграть на изменении правил пока не мечтает, например, у России, по отношению к лишним нефтяным деньгам и Америке?
Вальдман: Про российскую экономику я теперь только в газетах читаю, не очень в ней разбираюсь и не беру на себя смелость. Если советы постороннего, разумеется, Россия, как и другие страны-экспортеры полезных ресурсов и все прочие развивающиеся страны сейчас финансово выглядят получше. Вопрос, что происходит дальше с самой экономикой, является ли это основанием для внутреннего роста. Это дилемма, которую власти здесь решают. Не нужно оглядываться на то, что происходит в мире. Россия по своим масштабам, потенциалу – страна не меньше, чем Америка, не по абсолютным показателям, а по своей самодостаточности, и, мне кажется, она найдет какой-то свой путь.
Что касается соотношения Европы и Америки, на мой вкус, американская экономика даже при ее нынешних проблемах сильнее, чем европейская. Она сильнее не только в абсолютных показателях или по уровню налоговой и долговой нагрузки, она структурно сильнее, она более подвижная, более мобильна. Неслучайно у нее потенциал роста выше, и реализованный потенциал роста все время выше, чем у Европы. И до тех пор пока эта ситуация не изменится, я бы отдал предпочтение Америке.
Япония сейчас выглядит как большая надежда. Она всех пытается уверить, что у нее закончился многолетний, очень тяжелый процесс дефляции, и пока признаки складываются, что это так. Так ли это будет, когда в экономической ткани что-то произойдет, или оправдаются страхи, связанные с американской рецессией, или реализуются трудности, связанные с демографической проблемой…Кстати, с точки зрения демографии, которая является тяжелой проблемой для многих, Япония и Европа находятся в еще более тяжелом положении, чем Америка, и Япония в более тяжелом, чем Европа. В этом смысле у Америки радужные перспективы из самых развитых стран.
Развивающиеся страны, в том числе и Россия, сейчас имеют замечательную возможность в стратегической 10-летней перспективе использовать потенциал тех проблем, которые будут нарастать в экономиках развитых стран, – это шанс. Им можно воспользоваться, можно не воспользоваться. Я надеюсь, что Россия воспользуется.
Григорий Чудновский (фото Н. Четвериковой)Григорий Чудновский: Вы упомянули, что рождение послевоенных детей, которые в ближайшее время должны выйти на пенсию, в Америке, в Великобритании чревато большими проблемами для развития экономики. Вопрос следующий. Как я понял из нашей российской прессы, Америка сейчас применяет к гастрбайтерам либеральный механизм. Либеральный в том смысле, что она их не выдворяет, предлагает щадящие условия легализации, в отличие от Европы, которая закрывает границу, жестко относится, судя по событиям, прошедшим во Франции, по другим прогнозам. Не является ли либеральный механизм по отношению к этой категории рабочей силы компенсационным по отношению к тем, кто выходит на пенсию? Это, конечно, немного квалифицированно, но вопрос такой.
Вальдман: Во-первых, нельзя сказать, какая тенденция в Америке является превалирующей в отношении к гастрбайтерам. Буквально на этой неделе в Америке и в Палате представителей, и в Сенате обсуждается законопроект о большой иммиграционной реформе. Проблема – что делать с нелегальными иммигрантами, каждый день переходящими границу, которых, по оценке Конгресса, насчитывается 11 млн человек. Америка не имеет механизмов, что с ними делать. Она значительную часть этих людей, на мексиканской границе, выдворяет обратно.
Но с Китаем они никак не могут договориться, Китай своих обратно не принимает, и Америка не знает, что с ними делать: их кормить, поить – она их отпускает, они растворяются в системе. Если отвлечься от этой феноменологии, то непонятно, какую роль они играют в экономике США. Вроде как они выполняют работы, которые не любят делать американцы за маленькие деньги, их много в тяжелых секторах экономики. Но польза они для Америки или нет, тем более с точки зрения демографического кризиса, – это вопрос открытый.
Для Европы это глубокое противоречие. Она утрачивает культурную идентичность, и это очень болезненный процесс. Но экономически иммиграция для Европы – неизбежный способ решения или смягчения внутренних проблем. Альтернативы нет.
Валерий Кизилов (фото Н. Четвериковой)Валерий Кизилов: Насколько я помню, три года назад вы уже выступали в России с лекцией об американской экономике, но не перед такой большой аудиторией. Мне запомнился анализ состояния крупнейших корпоративных должников Америки – компаний Freddy Mac, Fanny Mae. Вы тогда оценивали их перспективы как очень трудные, угрожающие, особенно в свете тенденций повышения процентных ставок, которое тогда ожидалось. Сейчас, три года спустя, вы совершенно не упомянули об этом сюжете. Как вы считаете, сейчас эта проблема решена? Если да, то каким образом?
Вальдман: Спасибо большое за вопрос. Я просто не мог себе позволить в рамках регламента рассказать про это. Здесь действительно ситуация стала меняться к лучшему. Для тех, кто не слышал моей старой лекции, Fanny Mae и Freddy Mac – это крупнейшие полугосударственные компании, обеспечивающие кредитование ипотеки и во многом сформировавшие рынок ипотеки в том виде, в котором он сейчас существует. Эти компании к началу этого века набрали гигантские долги, и главное, что соотношение между собственным и привлеченным капиталом было фантастическое – 1:50. Это означает, что если они делают какие-то ошибки в своих операциях и несут потери, то при таком соотношении собственного и заемного капитала остаться без собственного капитала – пара пустяков.
На самом деле, отчасти это и произошло. Буквально две недели назад я видел объявление, что они еще раз пересчитывают всю свою отчетность за пятилетний период, потому что они обнаружили еще новые потери капитала. Начиная с 2003 г. после мощного давления и федерального резерва, и Конгресса, и правительства они начали сокращать собственные кредитные портфели. Продавая кредиты из своего портфеля, они получали деньги, ими они расплачивались с кредиторами, которые им давали деньги, и таким образом объемы их деятельности стали сжиматься. И соответственно, соотношение между собственным и заемным капиталом стало улучшаться.
По-моему, уже два раза меняли руководство и той, и другой компании. Они по полной программе свой кризис проходят. Так что те опасения, которые у меня были тогда, реализовались. Не случилось самого страшного - предотвратили банкротства, разрушение этого рынка, и сейчас положение улучшается.
Григорий Глазков: У меня два взаимосвязанных вопроса. Первый по поводу ухудшения структуры экономики. Хотелось бы чуть больше об этом услышать, что это такое, в чем оно проявляется, какие здесь есть показатели.
Второй вопрос тоже про структуру. У нас реальность такова, что Америка находится уже в постиндустриальной эре, и чем дальше, тем в большей степени это будет проявляться. Одним из важнейших проявлений, наверное, все-таки является довольно быстрый рост доли сектора услуг. Понятно, что часть этих услуг относится к тому, что называется movables, т.е. перемещаемые через границу. Это является объектом глобализации, тут, например, есть конкуренция с индийскими программистами. Но в то же время большая часть услуг – это immovables, это то, что оказывается внутри страны и потребляется внутри страны. У меня в связи с этим вопрос. В прогнозах на более глобальную перспективу (даже в 10-летних), мне кажется, имеет смысл учитывать эти сдвиги. Какие существуют мнения на этот счет?
И, может быть, продолжение этого вопроса. Если говорить о том, что происходит с высвободившимися американскими рабочими, которые потеряли работу из-за того, что она уехала в Китай, думает ли американская администрация или общественность о каких-то программах более-менее глобального характера, связанных с так называемым непрерывным обучением? Наверняка это происходит, но насколько в глобальной перспективе это можно обсуждать? Например, происходит ли движение в сторону того, что в Америке происходило после запуска советского спутника, когда они сделали довольно серьезные сдвиги. Грубо говоря, redneck’ам действительно остается все меньше места на американской земле, но жить-то им как-то надо дальше.
Вальдман: У меня заготовлена одна табличка. Я сделал композицию американской занятости, не всю целиком, а выбрал крупнейшие сектора, которые все в целом собирают больше 95% всей американской занятости, так что, в общем, это вся экономика. И сравнил пропорции секторов в 1990 г. и 2005 г., что изменилось. Промышленность в 1990 г. составляла около 16% экономики, сейчас она составляет 10,5%. Розничная торговля осталась практически такой же, чуть-чуть сократилась с 12% до 11,5%.
Очень сильно выросла отрасль обучения, но она в абсолютных показателях маленькая, и ей, конечно, надо расти и расти во всех измерениях. Потому что американское образование просто ужасно, и совершенно непонятно, почему людям, которые с трудом умеют читать и писать, нужно платить почти 16 долларов в час, а тем, которые тоже, может быть, не умеют читать и писать или умеют читать и писать, платить 57 центов. Никакого оправдания этому нет. В Америке сейчас, даже в период спада, была острая ситуация нехватки высокотехнологичных кадров, специалистов в каких-то узких областях. Среди программистов был избыток, а в некоторых областях был сильный недостаток.
В целом за эти 15 лет самые сильные изменения произошли в секторе здравоохранения. С одной стороны, американское здравоохранение – это очень мощная отрасль, с другой стороны – это совершенно гигантская нагрузка. Если в структуре экономики страны здравоохранение составляет 14%, по моим понятиям, - это уже работа на аптеку. Это избыточно мощная отрасль. Ее рост, на мой взгляд, немного напоминает рост раковой опухоли, она неестественно растет. Сказываются недостатки самой системы здравоохранения, того, как она устроена.
Развивается сектор профессиональных и деловых услуг. Это довольно большая композиция, которая включает в себя и услуги по управлению предприятиями, и профессиональные технические, научные услуги, вплоть до уборки мусора, все включается в эту же область. Доля этого сектора выросла с менее 10% до почти 13%. Замечательно то, что доля правительства в пропорциях экономики осталась почти неизменной, даже немного сократилась, при том, что такие гигантские долги.
Что касается профессионального образования, это то, чем в Америке занимаются в последние годы. Мне с моей колокольни не очень видно, чтобы это сильно работало. По существу, то, что происходило в последние годы с высвобождением людей из промышленных предприятий, они находили работу скорее в строительстве (поскольку был бум в недвижимости и, соответственно, в строительстве нового жилья), в торговле. Если раньше они производили товары, то теперь товары, которые производили они, производят китайцы, а они их продают. Торговля расширилась, а квалификации, чтобы занять место в торговле, по сравнению с тем, чтобы занять место на промышленном предприятии, понятно, требуется куда меньше. И пока я не вижу поворота этого тренда.
Я боюсь, что если сейчас начнется спад с недвижимостью, что с ростом процентных ставок должно происходить и уже происходит, то пострадает отрасль строительства, где очень много рабочих мест, она очень трудоемкая. Я видел оценки, что из всех рабочих мест, которые были созданы за последние годы, на долю всего, что связано с недвижимостью, в том числе риэлторы, ипотечные брокеры и пр. – все, что обслуживает эту сферу, – это 55% всех созданных рабочих мест, которые позволил создать бум. Если с ним что-то случится, то потери, которые пойдут, мы увидим очень быстро, не в ежеквартальных и ежемесячных, а в еженедельных отчетах.
Лейбин: Интересно, если спроецировать долги населения, то как устроены уклад и жизненная стратегия семей, учитывая вашу фразу, что Америке придется менять образ жизни, возвращаться к прежним ценностям? Какие-то существенные сдвиги в этой части уже были, в том, как себя ведут семьи, строят свою стратегию?
Вальдман: Пока нет. Как я говорил, несмотря на рост процентных ставок федерального резерва, рынок не отреагировал адекватно ростом процентных ставок у себя. Ставки по ипотеке – да, немного поднялись, но абсолютно не пропорционально тем изменениям, которые произошли со ставками федерального резерва. А это означает, что и население воспринимает ситуацию как мало изменившуюся. Я был удивлен, что при том, что федеральный резерв, как я уже говорил, начал с 2004 г. поднимать процентную ставку, в 2005 г. были рекордные заимствования населением по ипотеке. Казалось бы, они должны были быть рекордными раньше. Может быть, догоняли "уходящий поезд", мол если не сейчас, то будет еще хуже. Не знаю. Пока еще не сказалось, но скажется обязательно.
Александр Гловели (банковский аналитик): Во-первых, большое спасибо за спокойную и очень дельную, профессиональную лекцию. У меня вопрос по поводу зависимости экономики США от природных ресурсов. Понятно, что крупнейшая в мире экономика, ядро мировой экономики имеет такую ахиллесову пяту – она зависит от поставок природных ресурсов с мировых рынков. Как я понял из вашей лекции, одним из существенных стабилизаторов, смягчивших этот 4-5-кратный рост цен на нефть за последние годы, для американской экономики явился вынос производства в Китай.
Существует ли какая-то стратегия по диверсификации этих стабилизаторов? Может быть, есть какие-то программы по разработке новых месторождений где-то в морях, глубоководное бурение, или что-то происходит на южно-американском направлении, там ищутся какие-то новые месторождения, или сокращаются энергозатраты американской экономики? Существуют ли помимо китайского фактора другие варианты, которые бы позволили США проводить политику диверсификации и географической, и с точки зрения энергоносителей (т.е. пользоваться не только нефтью, но и газом, углем, не только углеводородным топливом, но развивать и атомную энергетику, сланцы)? Существует ли такая стратегия, которая позволит сохранить вариативность?
В этом смысле вопрос, не относящийся к американской экономике, но важный для российской. Сейчас президент куда ни поедет, и в рамках заседаний "Большой восьмерки", первым делом обсуждает вопросы так называемой энергетической безопасности. В России создается такое впечатление, что это самый важный вопрос для мировой экономики. Насколько важен вопрос энергетической независимости и безопасности для США?
Вальдман: Спасибо за вопрос, он дает мне возможность поговорить о том, о чем еще не говорил. Во-первых, какое воздействие оказывает на США ситуация с энергоносителями. Проблема даже состоит не в том, что они стоят дорого. Понятно, что в значительной степени они стоят дорого именно из-за китайского фактора, поскольку глобальная экономика включает в себя экономику Китая, который сейчас мощно строится, и, соответственно, у него сейчас в этой фазе очень мощный спрос на энергоресурсы. А в связи с этим спрос еще идет и в другие страны.
Есть другой, на мой взгляд, более важный фактор, который определяет внутреннюю динамику этого процесса. Дело в том, что начиная с первой половины 70-х гг. в мире не было обнаружено ни одного крупнейшего месторождения нефти. Последнее крупное месторождение было в Саудовской Аравии, как я помню, в первой половине 70-х гг. С тех пор все остальные месторождения, которые находились, существенно, иногда на порядок, были слабее, чем то, что было обнаружено. И чем дальше, тем больше у геологов стало развиваться ощущение, что они уже "продырявили" все, что можно, что просто крупные месторождения закончились.
Я буквально на днях видел сообщение о том, что в районе, кажется, Анголы на континентальном шельфе нашли крупнейшее месторождение. Это, может быть, будет первое такое крупное месторождение, которое было найдено. А так именно это ощущение, что мировые ресурсы вдруг подошли к точке исчерпания или на пути к этому, сильно меняет вообще долгосрочные оценки энергетических балансов и стратегии стран, компаний в этой области. Например, может быть, самый квалифицированный инвестиционный банк США, "Голдман Сакс", свои личные деньги вкладывает в проекты, связанные с ветряными мельницами.
Но есть еще другой момент, на который я бы хотел обратить внимание. Может быть, крупных месторождений с первой половины 70-х гг. больше и не находили, но зато в зависимости от того, где у вас находится уровень цен на нефть, многие месторождения либо выгодно, либо не выгодно эксплуатировать. И если цены падают низко, то они выводят из бизнеса огромное количество низкоэффективных скважин. Но когда цена на нефть начинает расти, начинается возвращение в активную добычу огромного числа маленьких скважин, в том числе в самой Америке. А это уже означает, что меняется характеристика нефтяного баланса страны производства. Нефти, оказывается, может быть гораздо больше, чем вы думали.
И последнее к вашему вопросу. Конечно, речь идет и про ядерную энергетику, и про другое, но главное – это было бы найти замену бензиновым двигателям. Здесь идет огромное количество работ. Появляются гибридные модели, они стоят несколько дороже, но они экономичнее. Но здесь еще не состоялся прорыв. Может быть, это на пути. Если это произойдет, это будет очень важно. Потому что проблема не только в том, что в Америке гигантский автомобильный парк, а в том, что эту технологию обязательно надо будет как можно скорее передать Китаю. Потому что это он пересаживается с велосипеда на автомобиль, и никому мало не покажется, сколько китайцев может сесть на автомобиль и воспользоваться автозаправочными станциями.
Оскар Валитов: В аналитике, в СМИ постоянно появляются разговоры о том, что в Америке ожидается экономический кризис. Насколько это верно? Насколько кому-то эти разговоры могут быть выгодны или невыгодны, в частности, Америке? Или это просто мнение тех, кто это говорит?
Вальдман: Наверно, теоретически можно представить, кому такие разговоры выгодны. Но в Америке слово «рецессия» является неприличным. Даже в прессе вам будут говорить "буква R". Это такое неприличное слово, его не надо произносить вслух. Аналитиков, которые выдают такие мрачные прогнозы, не любят, на работу стараются не брать. Американцы - вообще оптимисты. А что касается инвесторов, те, которые прежде всего обсуждают тему возможной рецессии и что-то по этому поводу делают, среди них оптимистов раз в десять больше, чем пессимистов, если судить хотя бы по соотношению продаж в «длинную» и в «короткую».
Лейбин: Из вашего видения картины получается, что в центре мировой экономики стоит государство, которое справилось с последним кризисом, не очень много за это заплатив, и исключительно инструментами финансовой политики, а наложение позитивных рыночных трендов на начало войны в Ираке – это было скорее совпадение. Глобалистический вопрос. Значит ли это, что у Америки, если исходить из ее экономики, нет никаких других требований к внешнему миру, кроме отсутствия птичьего гриппа и войны с Китаем?
Вальдман: Есть проблемы прежде всего структурного характера. Поскольку структура экономики в Америке реально испортилась, стала хуже – это проблема помимо птичьего гриппа. Сказать, что Америка заплатила мало за мягкий выход из кризиса, - я бы не сказал. Она создала мощную, может быть, самую перспективную экономику в мире, которая будет ее главным конкурентом, скоро, быстро. Китайцы двигаются даже быстрее, чем когда-то двигались японцы. Это все почувствуют. В стратегической перспективе это большая цена, которую Америка заплатила.
С другой стороны, роль экономики США в мире потрясающа. Я, кажется, пропустил одно из высказываний Бена Бернанке, которое люблю цитировать (он автор ярких высказываний). Он как-то сказал: «Развивающийся мир должен быть нам благодарен за то, что мы покупаем товары, которые они производят. Иначе куда бы они это все произведенное дели». В общем, действительно, куда? Больше, действительно, их некуда деть. Потому что Америка – это 5% населения Земли, которое составляет 35% мировой экономики и потребляет 35-40% мировых ресурсов. Куда же еще это все девать. Понятно, что приведение возможностей и желания в баланс должно привести к тому, что глобальная экономика похудеет вместе с американской. Именно поэтому американская экономика по необходимости становится предметом интереса для всех. Поскольку если в ней что-то случится, то все это почувствуют.
Она, тем не менее, сохраняет существенные стратегические преимущества, связанные с потенциалом научных исследований и разработок. Но, прежде всего, неоценимая вещь – это предпринимательская культура, организационные навыки, сама атмосфера предпринимательства, которая в Америке нисколько не сопоставима, скажем, с Европой. Это воспроизводит американскую предприимчивость как стратегическое преимущество. Может быть, китайцы его поколеблют, но мы это еще увидим. За пределами Китая у Америки сейчас других серьезных противников нет.
Константин Ершов (студент ОБИК, трейдер): Меня как трейдера интересует такой вопрос. Начало войны в Ираке. С одной стороны, это позитивный факт для экономики, поскольку целая куча госзаказов стимулирует рост экономики. Как вы уже сказали, индексы Dow Jones и, соответственно, акции взлетели. С другой стороны, это еще больше усугубило ситуацию с платежным балансом. Это мой первый вопрос. Как вы это расцениваете: как отрицательный или как положительный момент для экономики?
Второй вопрос. Насколько прямая связь между процентами по ипотеке и ценами на недвижимость прослеживается в США? Когда падали проценты по ипотеке, что происходило с ценами на недвижимость? Большое спасибо.
Вальдман: Я вообще к этой войне плохо отношусь, и в частности в связи с вопросом, который вы задали. На мой взгляд, ее стимулирующий фактор исключительно скромен. Хотя с точки зрения военных заказов, это, конечно же, заказы, которые не экспортируются в Китай и, соответственно, выполняются в Америке, тем самым правительственный долг транслируется в некоторую расширяющуюся занятость. Но поскольку все военные игрушки страшно дорогие, то и потенциал создания занятости очень ограниченный. Я бы сказал, что с точки зрения экономики война скорее нейтрально-отрицательна, нежели нейтрально-положительна.
Что касается связи процентных ставок и цен на недвижимость, спасибо вам за вопрос. Здесь есть одно замечание общего характера, которое мне бы хотелось высказать. Вообще, мягкая монетарная политика как философия федерального резерва стимулирует рост цен на разные активы, в том числе и на недвижимость, а через глобальную торговлю транслирует это и в другие страны. И легко показать механизм, как это происходит.
Если ограничиться Америкой, то вот вам конкретная считалка. Возьмем ту же самую семью с семейным бюджетом в 100 тыс. долларов, которая не имеет никаких других долгов, и это 100 тыс. после налогообложения, деньги, которые у семьи реально есть. Она размышляет о покупке дома и хотела бы взять на это кредит. У нее, скажем, попросят 10 тыс. долларов заплатить первоначальный взнос, а на остальное она возьмет кредит. Вот какой ей дадут кредит и, соответственно, какой стоимости дом она себе может купить, - это зависит от процентной ставки. Если процентная ставка будет 9%, то ей дадут кредит на 30 лет на покупку дома стоимости 266 тыс. долларов. Это означает, что вместе со своими вложенными 10 тыс. долларов она может заплатить свыше 270 тыс. Если ставка упала до 8%, она может получить кредит 291 тыс. долларов, и, соответственно, купить дом за 300 тыс. Если ставка упала до 5%, то она может получить кредит на 394 тыс. и вместе со своими 10 тыс. купить дом за 400 тыс. долларов.
Посмотрите, что получилось. При 9% ставке она не может позволить себе дом дороже, чем 270 тыс., при 5% она может позволить себе дом за 400 тыс. Это означает, что она может торговаться до этого уровня, и она по своим финансовым возможностям проходит. Это означает, что и продавцы будут поднимать цену на свои дома, потому что потенциал роста высок. И таким образом транслируется понижение процентной ставки в рост цен на недвижимость. В конкретной считалке, это 30-летний кредит с фиксированной ставкой.
Понятно, что когда исчерпались эти возможности роста цены, рынок стал придумывать новые, нетрадиционные механизмы, стали давать кредиты не на 30, а на 50 лет или кредиты не с фиксированной ставкой, а с полуфиксированной, она какое-то время фиксированная, а потом она пойдет по рынку. Эти кредиты страшные. Потому что как сейчас происходит с ростом процентных ставок, вы потом попадаете в очень тяжелую финансовую ситуацию.
Или же совсем экзотическая форма кредитов, которую я вижу на рынке в последний год, - кредит, по которому не нужно платить принципал, не надо возвращать сумму кредита, только обслуживать его, он вечный. Такой экзотический кредит может обслуживать даже семья с куда более низким уровнем дохода. И это все наращивает потенциальную стоимость жилья.
Лейбин: Леонид, может быть, вы скажете пару слов в резюме.
Вальдман: Я, прежде всего, хочу вас поблагодарить за терпение, за интерес, каким я его вижу со своего места. Я очень надеюсь, что мне удалось решить свою главную задачу, а именно – чтобы вам не было мучительно больно за бесцельно проведенный вечер, слушая неизвестного, хотя и крупного экономиста Леонида Вальдмана.
И последнее, если у кого-то еще появятся вопросы, на которые я не сумел ответить, и вы захотите эти ответы получить у меня, вы можете послать мне «емелю» по адресу [email protected], и я обязательно вам отвечу. Может быть, не скоро, не сразу, но как только вернусь, как только до этого доберусь - пожалуйста.
http://polit.ru/lectures/2006/04/04/valdman.html
Лекция Леонида Вальдмана. ОбсуждениеОбсуждение
Лейбин: Правильно ли я понял, что если не возникнет катастрофических вещей типа птичьего гриппа или чудовищного конфликта с Китаем, то мировая экономика с американской в центре резким образом не изменит свои правила игры, а Америка будет решать свои проблемы, но на принципиальном устройстве мировой экономики это не отразится?
Вальдман: Я думаю, что будет происходить некоторый контрпроцесс тому, что наблюдалось в последние годы. Например, рост протекционизма в Америке – это вещь, которая для Америки даже странно выглядит. Как сказал один сенатор: «Я считал, что глобализация – это для нас хорошая вещь, поскольку мы самые крутые парни в деревне, и мы от этих правил больше всех выиграем. А раз нет, то я снова должен передумать на эту тему». Это то, что происходит в американской ментальности, – передумывать снова. И протекционизм - проявление этого. Я думаю, что и политический курс сдвинется под это изменение ментальности. Немного подвинут корпорации, уж слишком сильно администрация Буша помогает корпорациям, больше, чем следовало бы.
Поэтому будет контрнаступление, будет выравнивание, будет попытка перераспределить ресурсы внутри системы и, соответственно, защищать домашнее производство, ограничивая международную торговлю. Я не думаю, что это может выразиться в каких-то очень глобальных конфликтах, но вектор немного сдвинется. Потому что если дать тенденции, как она развивается сейчас, развиваться дальше в неопределенном периоде времени, разумеется, США являются бенефициаром такой экономики только в краткосрочном периоде. Поэтому я думаю, что будет контрдвижение, не катаклизм, но контрдвижение, поправка.
Лейбин: Теперь я задам вопрос в политически активной форме, может быть, я не верен по жанру сегодняшнего разговора. Был упомянут наш Cтабфонд как кредитующий мировую экономику, и была упомянута Европа как сыгравшая другую роль, чем Япония. Каков экономический люфт у стран, которые не стоят в центре мировой экономики, т.е. не у Америки? Может ли кто-то из них, Европа или Китай, сыграть на изменении правил игры, и каковы возможности у тех, кто сыграть на изменении правил пока не мечтает, например, у России, по отношению к лишним нефтяным деньгам и Америке?
Вальдман: Про российскую экономику я теперь только в газетах читаю, не очень в ней разбираюсь и не беру на себя смелость. Если советы постороннего, разумеется, Россия, как и другие страны-экспортеры полезных ресурсов и все прочие развивающиеся страны сейчас финансово выглядят получше. Вопрос, что происходит дальше с самой экономикой, является ли это основанием для внутреннего роста. Это дилемма, которую власти здесь решают. Не нужно оглядываться на то, что происходит в мире. Россия по своим масштабам, потенциалу – страна не меньше, чем Америка, не по абсолютным показателям, а по своей самодостаточности, и, мне кажется, она найдет какой-то свой путь.
Что касается соотношения Европы и Америки, на мой вкус, американская экономика даже при ее нынешних проблемах сильнее, чем европейская. Она сильнее не только в абсолютных показателях или по уровню налоговой и долговой нагрузки, она структурно сильнее, она более подвижная, более мобильна. Неслучайно у нее потенциал роста выше, и реализованный потенциал роста все время выше, чем у Европы. И до тех пор пока эта ситуация не изменится, я бы отдал предпочтение Америке.
Япония сейчас выглядит как большая надежда. Она всех пытается уверить, что у нее закончился многолетний, очень тяжелый процесс дефляции, и пока признаки складываются, что это так. Так ли это будет, когда в экономической ткани что-то произойдет, или оправдаются страхи, связанные с американской рецессией, или реализуются трудности, связанные с демографической проблемой…Кстати, с точки зрения демографии, которая является тяжелой проблемой для многих, Япония и Европа находятся в еще более тяжелом положении, чем Америка, и Япония в более тяжелом, чем Европа. В этом смысле у Америки радужные перспективы из самых развитых стран.
Развивающиеся страны, в том числе и Россия, сейчас имеют замечательную возможность в стратегической 10-летней перспективе использовать потенциал тех проблем, которые будут нарастать в экономиках развитых стран, – это шанс. Им можно воспользоваться, можно не воспользоваться. Я надеюсь, что Россия воспользуется.
Григорий Чудновский (фото Н. Четвериковой)Григорий Чудновский: Вы упомянули, что рождение послевоенных детей, которые в ближайшее время должны выйти на пенсию, в Америке, в Великобритании чревато большими проблемами для развития экономики. Вопрос следующий. Как я понял из нашей российской прессы, Америка сейчас применяет к гастрбайтерам либеральный механизм. Либеральный в том смысле, что она их не выдворяет, предлагает щадящие условия легализации, в отличие от Европы, которая закрывает границу, жестко относится, судя по событиям, прошедшим во Франции, по другим прогнозам. Не является ли либеральный механизм по отношению к этой категории рабочей силы компенсационным по отношению к тем, кто выходит на пенсию? Это, конечно, немного квалифицированно, но вопрос такой.
Вальдман: Во-первых, нельзя сказать, какая тенденция в Америке является превалирующей в отношении к гастрбайтерам. Буквально на этой неделе в Америке и в Палате представителей, и в Сенате обсуждается законопроект о большой иммиграционной реформе. Проблема – что делать с нелегальными иммигрантами, каждый день переходящими границу, которых, по оценке Конгресса, насчитывается 11 млн человек. Америка не имеет механизмов, что с ними делать. Она значительную часть этих людей, на мексиканской границе, выдворяет обратно.
Но с Китаем они никак не могут договориться, Китай своих обратно не принимает, и Америка не знает, что с ними делать: их кормить, поить – она их отпускает, они растворяются в системе. Если отвлечься от этой феноменологии, то непонятно, какую роль они играют в экономике США. Вроде как они выполняют работы, которые не любят делать американцы за маленькие деньги, их много в тяжелых секторах экономики. Но польза они для Америки или нет, тем более с точки зрения демографического кризиса, – это вопрос открытый.
Для Европы это глубокое противоречие. Она утрачивает культурную идентичность, и это очень болезненный процесс. Но экономически иммиграция для Европы – неизбежный способ решения или смягчения внутренних проблем. Альтернативы нет.
Валерий Кизилов (фото Н. Четвериковой)Валерий Кизилов: Насколько я помню, три года назад вы уже выступали в России с лекцией об американской экономике, но не перед такой большой аудиторией. Мне запомнился анализ состояния крупнейших корпоративных должников Америки – компаний Freddy Mac, Fanny Mae. Вы тогда оценивали их перспективы как очень трудные, угрожающие, особенно в свете тенденций повышения процентных ставок, которое тогда ожидалось. Сейчас, три года спустя, вы совершенно не упомянули об этом сюжете. Как вы считаете, сейчас эта проблема решена? Если да, то каким образом?
Вальдман: Спасибо большое за вопрос. Я просто не мог себе позволить в рамках регламента рассказать про это. Здесь действительно ситуация стала меняться к лучшему. Для тех, кто не слышал моей старой лекции, Fanny Mae и Freddy Mac – это крупнейшие полугосударственные компании, обеспечивающие кредитование ипотеки и во многом сформировавшие рынок ипотеки в том виде, в котором он сейчас существует. Эти компании к началу этого века набрали гигантские долги, и главное, что соотношение между собственным и привлеченным капиталом было фантастическое – 1:50. Это означает, что если они делают какие-то ошибки в своих операциях и несут потери, то при таком соотношении собственного и заемного капитала остаться без собственного капитала – пара пустяков.
На самом деле, отчасти это и произошло. Буквально две недели назад я видел объявление, что они еще раз пересчитывают всю свою отчетность за пятилетний период, потому что они обнаружили еще новые потери капитала. Начиная с 2003 г. после мощного давления и федерального резерва, и Конгресса, и правительства они начали сокращать собственные кредитные портфели. Продавая кредиты из своего портфеля, они получали деньги, ими они расплачивались с кредиторами, которые им давали деньги, и таким образом объемы их деятельности стали сжиматься. И соответственно, соотношение между собственным и заемным капиталом стало улучшаться.
По-моему, уже два раза меняли руководство и той, и другой компании. Они по полной программе свой кризис проходят. Так что те опасения, которые у меня были тогда, реализовались. Не случилось самого страшного - предотвратили банкротства, разрушение этого рынка, и сейчас положение улучшается.
Григорий Глазков: У меня два взаимосвязанных вопроса. Первый по поводу ухудшения структуры экономики. Хотелось бы чуть больше об этом услышать, что это такое, в чем оно проявляется, какие здесь есть показатели.
Второй вопрос тоже про структуру. У нас реальность такова, что Америка находится уже в постиндустриальной эре, и чем дальше, тем в большей степени это будет проявляться. Одним из важнейших проявлений, наверное, все-таки является довольно быстрый рост доли сектора услуг. Понятно, что часть этих услуг относится к тому, что называется movables, т.е. перемещаемые через границу. Это является объектом глобализации, тут, например, есть конкуренция с индийскими программистами. Но в то же время большая часть услуг – это immovables, это то, что оказывается внутри страны и потребляется внутри страны. У меня в связи с этим вопрос. В прогнозах на более глобальную перспективу (даже в 10-летних), мне кажется, имеет смысл учитывать эти сдвиги. Какие существуют мнения на этот счет?
И, может быть, продолжение этого вопроса. Если говорить о том, что происходит с высвободившимися американскими рабочими, которые потеряли работу из-за того, что она уехала в Китай, думает ли американская администрация или общественность о каких-то программах более-менее глобального характера, связанных с так называемым непрерывным обучением? Наверняка это происходит, но насколько в глобальной перспективе это можно обсуждать? Например, происходит ли движение в сторону того, что в Америке происходило после запуска советского спутника, когда они сделали довольно серьезные сдвиги. Грубо говоря, redneck’ам действительно остается все меньше места на американской земле, но жить-то им как-то надо дальше.
Вальдман: У меня заготовлена одна табличка. Я сделал композицию американской занятости, не всю целиком, а выбрал крупнейшие сектора, которые все в целом собирают больше 95% всей американской занятости, так что, в общем, это вся экономика. И сравнил пропорции секторов в 1990 г. и 2005 г., что изменилось. Промышленность в 1990 г. составляла около 16% экономики, сейчас она составляет 10,5%. Розничная торговля осталась практически такой же, чуть-чуть сократилась с 12% до 11,5%.
Очень сильно выросла отрасль обучения, но она в абсолютных показателях маленькая, и ей, конечно, надо расти и расти во всех измерениях. Потому что американское образование просто ужасно, и совершенно непонятно, почему людям, которые с трудом умеют читать и писать, нужно платить почти 16 долларов в час, а тем, которые тоже, может быть, не умеют читать и писать или умеют читать и писать, платить 57 центов. Никакого оправдания этому нет. В Америке сейчас, даже в период спада, была острая ситуация нехватки высокотехнологичных кадров, специалистов в каких-то узких областях. Среди программистов был избыток, а в некоторых областях был сильный недостаток.
В целом за эти 15 лет самые сильные изменения произошли в секторе здравоохранения. С одной стороны, американское здравоохранение – это очень мощная отрасль, с другой стороны – это совершенно гигантская нагрузка. Если в структуре экономики страны здравоохранение составляет 14%, по моим понятиям, - это уже работа на аптеку. Это избыточно мощная отрасль. Ее рост, на мой взгляд, немного напоминает рост раковой опухоли, она неестественно растет. Сказываются недостатки самой системы здравоохранения, того, как она устроена.
Развивается сектор профессиональных и деловых услуг. Это довольно большая композиция, которая включает в себя и услуги по управлению предприятиями, и профессиональные технические, научные услуги, вплоть до уборки мусора, все включается в эту же область. Доля этого сектора выросла с менее 10% до почти 13%. Замечательно то, что доля правительства в пропорциях экономики осталась почти неизменной, даже немного сократилась, при том, что такие гигантские долги.
Что касается профессионального образования, это то, чем в Америке занимаются в последние годы. Мне с моей колокольни не очень видно, чтобы это сильно работало. По существу, то, что происходило в последние годы с высвобождением людей из промышленных предприятий, они находили работу скорее в строительстве (поскольку был бум в недвижимости и, соответственно, в строительстве нового жилья), в торговле. Если раньше они производили товары, то теперь товары, которые производили они, производят китайцы, а они их продают. Торговля расширилась, а квалификации, чтобы занять место в торговле, по сравнению с тем, чтобы занять место на промышленном предприятии, понятно, требуется куда меньше. И пока я не вижу поворота этого тренда.
Я боюсь, что если сейчас начнется спад с недвижимостью, что с ростом процентных ставок должно происходить и уже происходит, то пострадает отрасль строительства, где очень много рабочих мест, она очень трудоемкая. Я видел оценки, что из всех рабочих мест, которые были созданы за последние годы, на долю всего, что связано с недвижимостью, в том числе риэлторы, ипотечные брокеры и пр. – все, что обслуживает эту сферу, – это 55% всех созданных рабочих мест, которые позволил создать бум. Если с ним что-то случится, то потери, которые пойдут, мы увидим очень быстро, не в ежеквартальных и ежемесячных, а в еженедельных отчетах.
Лейбин: Интересно, если спроецировать долги населения, то как устроены уклад и жизненная стратегия семей, учитывая вашу фразу, что Америке придется менять образ жизни, возвращаться к прежним ценностям? Какие-то существенные сдвиги в этой части уже были, в том, как себя ведут семьи, строят свою стратегию?
Вальдман: Пока нет. Как я говорил, несмотря на рост процентных ставок федерального резерва, рынок не отреагировал адекватно ростом процентных ставок у себя. Ставки по ипотеке – да, немного поднялись, но абсолютно не пропорционально тем изменениям, которые произошли со ставками федерального резерва. А это означает, что и население воспринимает ситуацию как мало изменившуюся. Я был удивлен, что при том, что федеральный резерв, как я уже говорил, начал с 2004 г. поднимать процентную ставку, в 2005 г. были рекордные заимствования населением по ипотеке. Казалось бы, они должны были быть рекордными раньше. Может быть, догоняли "уходящий поезд", мол если не сейчас, то будет еще хуже. Не знаю. Пока еще не сказалось, но скажется обязательно.
Александр Гловели (банковский аналитик): Во-первых, большое спасибо за спокойную и очень дельную, профессиональную лекцию. У меня вопрос по поводу зависимости экономики США от природных ресурсов. Понятно, что крупнейшая в мире экономика, ядро мировой экономики имеет такую ахиллесову пяту – она зависит от поставок природных ресурсов с мировых рынков. Как я понял из вашей лекции, одним из существенных стабилизаторов, смягчивших этот 4-5-кратный рост цен на нефть за последние годы, для американской экономики явился вынос производства в Китай.
Существует ли какая-то стратегия по диверсификации этих стабилизаторов? Может быть, есть какие-то программы по разработке новых месторождений где-то в морях, глубоководное бурение, или что-то происходит на южно-американском направлении, там ищутся какие-то новые месторождения, или сокращаются энергозатраты американской экономики? Существуют ли помимо китайского фактора другие варианты, которые бы позволили США проводить политику диверсификации и географической, и с точки зрения энергоносителей (т.е. пользоваться не только нефтью, но и газом, углем, не только углеводородным топливом, но развивать и атомную энергетику, сланцы)? Существует ли такая стратегия, которая позволит сохранить вариативность?
В этом смысле вопрос, не относящийся к американской экономике, но важный для российской. Сейчас президент куда ни поедет, и в рамках заседаний "Большой восьмерки", первым делом обсуждает вопросы так называемой энергетической безопасности. В России создается такое впечатление, что это самый важный вопрос для мировой экономики. Насколько важен вопрос энергетической независимости и безопасности для США?
Вальдман: Спасибо за вопрос, он дает мне возможность поговорить о том, о чем еще не говорил. Во-первых, какое воздействие оказывает на США ситуация с энергоносителями. Проблема даже состоит не в том, что они стоят дорого. Понятно, что в значительной степени они стоят дорого именно из-за китайского фактора, поскольку глобальная экономика включает в себя экономику Китая, который сейчас мощно строится, и, соответственно, у него сейчас в этой фазе очень мощный спрос на энергоресурсы. А в связи с этим спрос еще идет и в другие страны.
Есть другой, на мой взгляд, более важный фактор, который определяет внутреннюю динамику этого процесса. Дело в том, что начиная с первой половины 70-х гг. в мире не было обнаружено ни одного крупнейшего месторождения нефти. Последнее крупное месторождение было в Саудовской Аравии, как я помню, в первой половине 70-х гг. С тех пор все остальные месторождения, которые находились, существенно, иногда на порядок, были слабее, чем то, что было обнаружено. И чем дальше, тем больше у геологов стало развиваться ощущение, что они уже "продырявили" все, что можно, что просто крупные месторождения закончились.
Я буквально на днях видел сообщение о том, что в районе, кажется, Анголы на континентальном шельфе нашли крупнейшее месторождение. Это, может быть, будет первое такое крупное месторождение, которое было найдено. А так именно это ощущение, что мировые ресурсы вдруг подошли к точке исчерпания или на пути к этому, сильно меняет вообще долгосрочные оценки энергетических балансов и стратегии стран, компаний в этой области. Например, может быть, самый квалифицированный инвестиционный банк США, "Голдман Сакс", свои личные деньги вкладывает в проекты, связанные с ветряными мельницами.
Но есть еще другой момент, на который я бы хотел обратить внимание. Может быть, крупных месторождений с первой половины 70-х гг. больше и не находили, но зато в зависимости от того, где у вас находится уровень цен на нефть, многие месторождения либо выгодно, либо не выгодно эксплуатировать. И если цены падают низко, то они выводят из бизнеса огромное количество низкоэффективных скважин. Но когда цена на нефть начинает расти, начинается возвращение в активную добычу огромного числа маленьких скважин, в том числе в самой Америке. А это уже означает, что меняется характеристика нефтяного баланса страны производства. Нефти, оказывается, может быть гораздо больше, чем вы думали.
И последнее к вашему вопросу. Конечно, речь идет и про ядерную энергетику, и про другое, но главное – это было бы найти замену бензиновым двигателям. Здесь идет огромное количество работ. Появляются гибридные модели, они стоят несколько дороже, но они экономичнее. Но здесь еще не состоялся прорыв. Может быть, это на пути. Если это произойдет, это будет очень важно. Потому что проблема не только в том, что в Америке гигантский автомобильный парк, а в том, что эту технологию обязательно надо будет как можно скорее передать Китаю. Потому что это он пересаживается с велосипеда на автомобиль, и никому мало не покажется, сколько китайцев может сесть на автомобиль и воспользоваться автозаправочными станциями.
Оскар Валитов: В аналитике, в СМИ постоянно появляются разговоры о том, что в Америке ожидается экономический кризис. Насколько это верно? Насколько кому-то эти разговоры могут быть выгодны или невыгодны, в частности, Америке? Или это просто мнение тех, кто это говорит?
Вальдман: Наверно, теоретически можно представить, кому такие разговоры выгодны. Но в Америке слово «рецессия» является неприличным. Даже в прессе вам будут говорить "буква R". Это такое неприличное слово, его не надо произносить вслух. Аналитиков, которые выдают такие мрачные прогнозы, не любят, на работу стараются не брать. Американцы - вообще оптимисты. А что касается инвесторов, те, которые прежде всего обсуждают тему возможной рецессии и что-то по этому поводу делают, среди них оптимистов раз в десять больше, чем пессимистов, если судить хотя бы по соотношению продаж в «длинную» и в «короткую».
Лейбин: Из вашего видения картины получается, что в центре мировой экономики стоит государство, которое справилось с последним кризисом, не очень много за это заплатив, и исключительно инструментами финансовой политики, а наложение позитивных рыночных трендов на начало войны в Ираке – это было скорее совпадение. Глобалистический вопрос. Значит ли это, что у Америки, если исходить из ее экономики, нет никаких других требований к внешнему миру, кроме отсутствия птичьего гриппа и войны с Китаем?
Вальдман: Есть проблемы прежде всего структурного характера. Поскольку структура экономики в Америке реально испортилась, стала хуже – это проблема помимо птичьего гриппа. Сказать, что Америка заплатила мало за мягкий выход из кризиса, - я бы не сказал. Она создала мощную, может быть, самую перспективную экономику в мире, которая будет ее главным конкурентом, скоро, быстро. Китайцы двигаются даже быстрее, чем когда-то двигались японцы. Это все почувствуют. В стратегической перспективе это большая цена, которую Америка заплатила.
С другой стороны, роль экономики США в мире потрясающа. Я, кажется, пропустил одно из высказываний Бена Бернанке, которое люблю цитировать (он автор ярких высказываний). Он как-то сказал: «Развивающийся мир должен быть нам благодарен за то, что мы покупаем товары, которые они производят. Иначе куда бы они это все произведенное дели». В общем, действительно, куда? Больше, действительно, их некуда деть. Потому что Америка – это 5% населения Земли, которое составляет 35% мировой экономики и потребляет 35-40% мировых ресурсов. Куда же еще это все девать. Понятно, что приведение возможностей и желания в баланс должно привести к тому, что глобальная экономика похудеет вместе с американской. Именно поэтому американская экономика по необходимости становится предметом интереса для всех. Поскольку если в ней что-то случится, то все это почувствуют.
Она, тем не менее, сохраняет существенные стратегические преимущества, связанные с потенциалом научных исследований и разработок. Но, прежде всего, неоценимая вещь – это предпринимательская культура, организационные навыки, сама атмосфера предпринимательства, которая в Америке нисколько не сопоставима, скажем, с Европой. Это воспроизводит американскую предприимчивость как стратегическое преимущество. Может быть, китайцы его поколеблют, но мы это еще увидим. За пределами Китая у Америки сейчас других серьезных противников нет.
Константин Ершов (студент ОБИК, трейдер): Меня как трейдера интересует такой вопрос. Начало войны в Ираке. С одной стороны, это позитивный факт для экономики, поскольку целая куча госзаказов стимулирует рост экономики. Как вы уже сказали, индексы Dow Jones и, соответственно, акции взлетели. С другой стороны, это еще больше усугубило ситуацию с платежным балансом. Это мой первый вопрос. Как вы это расцениваете: как отрицательный или как положительный момент для экономики?
Второй вопрос. Насколько прямая связь между процентами по ипотеке и ценами на недвижимость прослеживается в США? Когда падали проценты по ипотеке, что происходило с ценами на недвижимость? Большое спасибо.
Вальдман: Я вообще к этой войне плохо отношусь, и в частности в связи с вопросом, который вы задали. На мой взгляд, ее стимулирующий фактор исключительно скромен. Хотя с точки зрения военных заказов, это, конечно же, заказы, которые не экспортируются в Китай и, соответственно, выполняются в Америке, тем самым правительственный долг транслируется в некоторую расширяющуюся занятость. Но поскольку все военные игрушки страшно дорогие, то и потенциал создания занятости очень ограниченный. Я бы сказал, что с точки зрения экономики война скорее нейтрально-отрицательна, нежели нейтрально-положительна.
Что касается связи процентных ставок и цен на недвижимость, спасибо вам за вопрос. Здесь есть одно замечание общего характера, которое мне бы хотелось высказать. Вообще, мягкая монетарная политика как философия федерального резерва стимулирует рост цен на разные активы, в том числе и на недвижимость, а через глобальную торговлю транслирует это и в другие страны. И легко показать механизм, как это происходит.
Если ограничиться Америкой, то вот вам конкретная считалка. Возьмем ту же самую семью с семейным бюджетом в 100 тыс. долларов, которая не имеет никаких других долгов, и это 100 тыс. после налогообложения, деньги, которые у семьи реально есть. Она размышляет о покупке дома и хотела бы взять на это кредит. У нее, скажем, попросят 10 тыс. долларов заплатить первоначальный взнос, а на остальное она возьмет кредит. Вот какой ей дадут кредит и, соответственно, какой стоимости дом она себе может купить, - это зависит от процентной ставки. Если процентная ставка будет 9%, то ей дадут кредит на 30 лет на покупку дома стоимости 266 тыс. долларов. Это означает, что вместе со своими вложенными 10 тыс. долларов она может заплатить свыше 270 тыс. Если ставка упала до 8%, она может получить кредит 291 тыс. долларов, и, соответственно, купить дом за 300 тыс. Если ставка упала до 5%, то она может получить кредит на 394 тыс. и вместе со своими 10 тыс. купить дом за 400 тыс. долларов.
Посмотрите, что получилось. При 9% ставке она не может позволить себе дом дороже, чем 270 тыс., при 5% она может позволить себе дом за 400 тыс. Это означает, что она может торговаться до этого уровня, и она по своим финансовым возможностям проходит. Это означает, что и продавцы будут поднимать цену на свои дома, потому что потенциал роста высок. И таким образом транслируется понижение процентной ставки в рост цен на недвижимость. В конкретной считалке, это 30-летний кредит с фиксированной ставкой.
Понятно, что когда исчерпались эти возможности роста цены, рынок стал придумывать новые, нетрадиционные механизмы, стали давать кредиты не на 30, а на 50 лет или кредиты не с фиксированной ставкой, а с полуфиксированной, она какое-то время фиксированная, а потом она пойдет по рынку. Эти кредиты страшные. Потому что как сейчас происходит с ростом процентных ставок, вы потом попадаете в очень тяжелую финансовую ситуацию.
Или же совсем экзотическая форма кредитов, которую я вижу на рынке в последний год, - кредит, по которому не нужно платить принципал, не надо возвращать сумму кредита, только обслуживать его, он вечный. Такой экзотический кредит может обслуживать даже семья с куда более низким уровнем дохода. И это все наращивает потенциальную стоимость жилья.
Лейбин: Леонид, может быть, вы скажете пару слов в резюме.
Вальдман: Я, прежде всего, хочу вас поблагодарить за терпение, за интерес, каким я его вижу со своего места. Я очень надеюсь, что мне удалось решить свою главную задачу, а именно – чтобы вам не было мучительно больно за бесцельно проведенный вечер, слушая неизвестного, хотя и крупного экономиста Леонида Вальдмана.
И последнее, если у кого-то еще появятся вопросы, на которые я не сумел ответить, и вы захотите эти ответы получить у меня, вы можете послать мне «емелю» по адресу [email protected], и я обязательно вам отвечу. Может быть, не скоро, не сразу, но как только вернусь, как только до этого доберусь - пожалуйста.
http://polit.ru/lectures/2006/04/04/valdman.html
МИД РФ оскорблен «фекальными массами» грузинского министраМИД РФ крайне удивлен и возмущен высказываниями министра обороны Грузии Ираклия Окруашвили, сообщает РИА «Новости».
В российском МИД слова Окруашвили относительно российского рынка вина назвали недостойными думающего политика.По словам замглавы МИД РФ Григория Карасина подобные заявления в принципе не к лицу ответственным думающим политикам.
Ранее Окруашвили, комментируя винный конфликт с Россией, заявил, что большинство грузинских виноделов старались ввезти в РФ то вино, которое не реализуется в Европе, поскольку в России, по мнению грузинского министра, «можно продать даже фекальные массы».
http://polit.ru/news/2006/04/26/oskorblenie.popup.html
В российском МИД слова Окруашвили относительно российского рынка вина назвали недостойными думающего политика.По словам замглавы МИД РФ Григория Карасина подобные заявления в принципе не к лицу ответственным думающим политикам.
Ранее Окруашвили, комментируя винный конфликт с Россией, заявил, что большинство грузинских виноделов старались ввезти в РФ то вино, которое не реализуется в Европе, поскольку в России, по мнению грузинского министра, «можно продать даже фекальные массы».
http://polit.ru/news/2006/04/26/oskorblenie.popup.html
Литвин закрыл очередную сессию Верховной РадыСегодня спикер Владимир Литвин закрыл девятую сессию Верховной Рады четвертого созыва. В заключительной речи он сказал, что нынешний парламент четыре года жил всем тем, чем живет украинский народ, передает «Корреспондент».
Как сказал Литвин, работа Верховной Рады была сопоставима с постоянным балансированием на лезвии ножа. Но при этом оснований для завышенных самооценок работы парламента и для самоуничижения нет.
Подводя итоги работы Владимир Литвин отметил, что Верховная Рада 4-го созыва приняла 1250 законов, из которых 1138 вступили в силу (по результатам работы парламента 3-го созыва вступили в силу 1016 законов, 2 созыва - 713, 1 - 467).
В зале зарегистрировались 258 народных депутатов. Присутствовали члены Кабинета Министров во главе с премьер-министром Юрием Ехануровым, представители разных ветвей власти.
Также спикер выразил уверенность в том, что политическая составляющая в деятельности парламента 4-го созыва была сильна, как никогда.
Только вчера высший административный суд Украины отклонил иски представителей нескольких не прошедших в парламент политических сил, которые оспаривали итоги выборов в Верховную Раду 26 марта.
Сегодня в России, на Украине и в Белоруссии вспоминают жертв Чернобыльской катастрофы, произошедшей в 1986 году. Особенно сильно от аварии на Чернобыльской АЭС пострадали север Украины, запад России и Белоруссия. В Украине на грязных территориях живет от 3 до 5 млн людей. Установлены запреты на сбор ягод, грибов, цветов на загрязненных территориях.
http://polit.ru/news/2006/04/26/closing_time.popup.html
Как сказал Литвин, работа Верховной Рады была сопоставима с постоянным балансированием на лезвии ножа. Но при этом оснований для завышенных самооценок работы парламента и для самоуничижения нет.
Подводя итоги работы Владимир Литвин отметил, что Верховная Рада 4-го созыва приняла 1250 законов, из которых 1138 вступили в силу (по результатам работы парламента 3-го созыва вступили в силу 1016 законов, 2 созыва - 713, 1 - 467).
В зале зарегистрировались 258 народных депутатов. Присутствовали члены Кабинета Министров во главе с премьер-министром Юрием Ехануровым, представители разных ветвей власти.
Также спикер выразил уверенность в том, что политическая составляющая в деятельности парламента 4-го созыва была сильна, как никогда.
Только вчера высший административный суд Украины отклонил иски представителей нескольких не прошедших в парламент политических сил, которые оспаривали итоги выборов в Верховную Раду 26 марта.
Сегодня в России, на Украине и в Белоруссии вспоминают жертв Чернобыльской катастрофы, произошедшей в 1986 году. Особенно сильно от аварии на Чернобыльской АЭС пострадали север Украины, запад России и Белоруссия. В Украине на грязных территориях живет от 3 до 5 млн людей. Установлены запреты на сбор ягод, грибов, цветов на загрязненных территориях.
http://polit.ru/news/2006/04/26/closing_time.popup.html
Россиянам дают шанс в «Формуле-1»Пресс-служба гоночной команды "Мидлэнд-Ф1", выступающей в чемпионате мира "Формулы-1" под российской лицензией сообщила о начале проведения конкурса, рассчитанного на технических специалистов из России, желающих попробовать свои силы в проектировании болида "Ф-1". Победитель конкурса получит возможность пройти стажировку в конструкторском бюро команды в Великобритании.
Специально для конкурса конструкторским бюро "Мидлэнд" во главе с техническим директором команды Джеймсом Ки были подготовлены несколько технических заданий, затрагивающих отдельные системы и элементы конструкции болида "Формулы-1". Поставленные проблемы касаются таких аспектов гоночного автомобиля как аэродинамика, подвеска и электроника..
Как передает РИА «Новости», в качестве членов жюри конкурса выступят технический директор "Мидлэнд" Джеймс Ки и руководители подразделений конструкторского бюро команды.
"Выступая в "Формуле-1" под российским флагом, мы стремимся к максимально широкому участию России в нашей деятельности - к привлечению в становлении и развитии команды не только российских гонщиков и российского бизнеса, но и научно-технического потенциала России, высочайший уровень которого признан во всем мире, - цитирует основателя и владельца команды Алекса Шнайдера пресс-служба "Мидлэнд". - Этот конкурс - первый этап наших долгосрочных планов по привлечению в команду российского научно-технического потенциала и российских специалистов".
"На данном этапе наша цель состоит в том, чтобы оценить перспективы работы российских технических специалистов в такой специфической сфере как разработка автомобиля "Формулы-1", - добавил Шнайдер.
По его мнению, "современная "Формула-1" - это соревнование не только спортсменов, но и технологий, поэтому, организуя этот конкурс, мы не просто даем беспрецедентную и уникальную возможность российским техническим специалистам, но также рассчитываем повысить конкурентоспособность наших гоночных автомобилей".
В первых четырех гонках сезона-2006 "Мидлэнд-Ф1" пока набрала ни одного очка.
http://polit.ru/news/2006/04/26/Formula.popup.html
Специально для конкурса конструкторским бюро "Мидлэнд" во главе с техническим директором команды Джеймсом Ки были подготовлены несколько технических заданий, затрагивающих отдельные системы и элементы конструкции болида "Формулы-1". Поставленные проблемы касаются таких аспектов гоночного автомобиля как аэродинамика, подвеска и электроника..
Как передает РИА «Новости», в качестве членов жюри конкурса выступят технический директор "Мидлэнд" Джеймс Ки и руководители подразделений конструкторского бюро команды.
"Выступая в "Формуле-1" под российским флагом, мы стремимся к максимально широкому участию России в нашей деятельности - к привлечению в становлении и развитии команды не только российских гонщиков и российского бизнеса, но и научно-технического потенциала России, высочайший уровень которого признан во всем мире, - цитирует основателя и владельца команды Алекса Шнайдера пресс-служба "Мидлэнд". - Этот конкурс - первый этап наших долгосрочных планов по привлечению в команду российского научно-технического потенциала и российских специалистов".
"На данном этапе наша цель состоит в том, чтобы оценить перспективы работы российских технических специалистов в такой специфической сфере как разработка автомобиля "Формулы-1", - добавил Шнайдер.
По его мнению, "современная "Формула-1" - это соревнование не только спортсменов, но и технологий, поэтому, организуя этот конкурс, мы не просто даем беспрецедентную и уникальную возможность российским техническим специалистам, но также рассчитываем повысить конкурентоспособность наших гоночных автомобилей".
В первых четырех гонках сезона-2006 "Мидлэнд-Ф1" пока набрала ни одного очка.
http://polit.ru/news/2006/04/26/Formula.popup.html
Казахстан: милиция разогнала митинг в память об убитом оппозиционереСегодня на центральной площади Алма-Аты в Казахстане милиция разогнала молчаливую демонстрацию в память убитого в феврале оппозиционера Алтынбека Сарсенбаева, сообщает «Газета.Ru» со ссылкой на Reuters.
Как пишет казахстанское Интернет-издание «Навигатор», накануне по телеканалу «Алматы» в течение дня шла бегущая строка с призывом не поддаваться на провокации и не выходить на площадь Республики. Однако на площади собралось 60-70 человек, среди которых родственники погибшего политика и активисты оппозиционных партий.
Они устроили молчаливую акцию, чтобы выразить несогласие с ходом следствия по делу об убийстве Сарсенбаева. Митингующие обвязали головы повязками с надписью "Алтынбек". Милиция окружила демонстрантов, избивала дубинками.
Задержано, по разным данным, 20-30 человек, среди которых несколько журналистов, а также два брата Сарсенбаева - Кайнарбек и Рыспек.
Алтынбек Сарсенбаев занимал в разное время должности министра культуры, информации и общественного согласия, посла Казахстана в России, позже вошел в оппозиционное движение «За справедливый Казахстан».
Как писал ранее «Полит.ру», в Казахстане так и не получен ответ на вопрос, каковы истинные мотивы заказчика преступления, и кто мог получить непосредственную выгоду от устранения политика, считавшегося в Казахстане «серым кардиналом оппозиции», несмотря на то, что в МВД заявляют, что преступление фактически раскрыто.
http://polit.ru/news/2006/04/26/kazah_miting.popup.html
Как пишет казахстанское Интернет-издание «Навигатор», накануне по телеканалу «Алматы» в течение дня шла бегущая строка с призывом не поддаваться на провокации и не выходить на площадь Республики. Однако на площади собралось 60-70 человек, среди которых родственники погибшего политика и активисты оппозиционных партий.
Они устроили молчаливую акцию, чтобы выразить несогласие с ходом следствия по делу об убийстве Сарсенбаева. Митингующие обвязали головы повязками с надписью "Алтынбек". Милиция окружила демонстрантов, избивала дубинками.
Задержано, по разным данным, 20-30 человек, среди которых несколько журналистов, а также два брата Сарсенбаева - Кайнарбек и Рыспек.
Алтынбек Сарсенбаев занимал в разное время должности министра культуры, информации и общественного согласия, посла Казахстана в России, позже вошел в оппозиционное движение «За справедливый Казахстан».
Как писал ранее «Полит.ру», в Казахстане так и не получен ответ на вопрос, каковы истинные мотивы заказчика преступления, и кто мог получить непосредственную выгоду от устранения политика, считавшегося в Казахстане «серым кардиналом оппозиции», несмотря на то, что в МВД заявляют, что преступление фактически раскрыто.
http://polit.ru/news/2006/04/26/kazah_miting.popup.html
Бенефициарами RosUkrEnergo оказались банкир и владелец баскетбольного клубаГазета «Известия», входящая в холдинг «Газпром-Медиа», назвала бенефициариев украинской доли в компании RosUkrEnergo, которая является посредником в поставках газа на Украину. Как оказалось, 50-процентной долей австрийского банка Raiffeisen в RosUkrEnergo владеют малоизвестные в широких кругах украинские бизнесмены Дмитрий Фирташ (у него 90% акций) и Иван Фурсин (10%).
По информации газеты, такие данные представлены в отчете аудиторов о финансовой деятельности RosUkrEnergo с 22 июля 2004 года по 31 декабря 2005 года. Отчет заверен аудиторской компанией Pricewaterhouse Coopers.
Дмитрий Фирташ – владелец баскетбольного клуба «Киев», представитель компании Eural Trans Gas в Туркмении, Узбекистане и Казахстане. Компания зарегистрирована в Будапеште, где Фирташ проживает основную часть времени. Он также является президентом филиала компании Highrock Holdings Ltd, собственником которой является бизнесмен Семен Могилевич, фактический владелец украинских телеканалов К-1 и К-2.
Иван Фурсин – владелец одесского Мисто-банка, основной акционер Одесской киностудии. Фурсин стал известен после попытки захвата им и его Мисто-банком обувной фабрики «Киев». Тогда за Фурсина вступился его приятель, глава парламентской фракции «Наша Украина» Николай Мартыненко, против него пошла пропрезидентская партия «Пора». Это противостояние стало первым расколом в «оранжевой команде». Фурсин баллотировался в Верховную раду по списку «народников», но эта партия не преодолела 3-процентный барьер.
Напомним, что в начале 2006 года «Нафтогаз Украины» и «Газпром» в результате так называемой «газовой войны» решили, что посредником в будущих поставках газа на Украину будет RosUkrEnergo. Была выработана схема, по которой «Газпром» продает газ RosUkrEnergo по $230 за тысячу кубометров, а RosUkrEnergo этот газ смешивает с более дешевым туркменским и перепродает Украине уже по $90.
Казалось бы, конфликт был разрешен, однако у украинских властей возник вопрос о собственниках компании-посредника. В Киеве заговорили о непрозрачности газовых отношений Украины и России, и даже стали звучать призывы пересмотреть газовые соглашения. После того, как Виктор Ющенко заявил, что «среди владельцев компании нет ни одной украинской государственной структуры», в стране начались расследования, однако они ни к чему не привели. О начале собственного расследования объявила и Юлия Тимошенко. Вопросом заинтересовались также российские депутаты, которые направили запрос в Генпрокуратуру. Ранее вслед за российскими и украинскими правоохранительными структурами расследованием деятельности швейцарской RosUkrEnergo AG занялся Минюст США.
Из официальных заявлений российского газового монополиста, было известно, что 50% акций RosUkrEnergo принадлежат «Газпрому», остальные находятся в руках австрийского банка Raiffeisen, который не является собственником компании, а лишь представляет интересы акционеров. Однако полный перечень всех лиц, имеющих отношение к RosUkrEnergo,оставался неизвестен. В связи с этим высказывались подозрения, что нежелание расшифровывать совладельцев RosUkrEnergo может свидетельствовать о том, что в их число входят физические лица из состава топ-менеджмента «Газпрома».
http://polit.ru/news/2006/04/26/benef.popup.html
По информации газеты, такие данные представлены в отчете аудиторов о финансовой деятельности RosUkrEnergo с 22 июля 2004 года по 31 декабря 2005 года. Отчет заверен аудиторской компанией Pricewaterhouse Coopers.
Дмитрий Фирташ – владелец баскетбольного клуба «Киев», представитель компании Eural Trans Gas в Туркмении, Узбекистане и Казахстане. Компания зарегистрирована в Будапеште, где Фирташ проживает основную часть времени. Он также является президентом филиала компании Highrock Holdings Ltd, собственником которой является бизнесмен Семен Могилевич, фактический владелец украинских телеканалов К-1 и К-2.
Иван Фурсин – владелец одесского Мисто-банка, основной акционер Одесской киностудии. Фурсин стал известен после попытки захвата им и его Мисто-банком обувной фабрики «Киев». Тогда за Фурсина вступился его приятель, глава парламентской фракции «Наша Украина» Николай Мартыненко, против него пошла пропрезидентская партия «Пора». Это противостояние стало первым расколом в «оранжевой команде». Фурсин баллотировался в Верховную раду по списку «народников», но эта партия не преодолела 3-процентный барьер.
Напомним, что в начале 2006 года «Нафтогаз Украины» и «Газпром» в результате так называемой «газовой войны» решили, что посредником в будущих поставках газа на Украину будет RosUkrEnergo. Была выработана схема, по которой «Газпром» продает газ RosUkrEnergo по $230 за тысячу кубометров, а RosUkrEnergo этот газ смешивает с более дешевым туркменским и перепродает Украине уже по $90.
Казалось бы, конфликт был разрешен, однако у украинских властей возник вопрос о собственниках компании-посредника. В Киеве заговорили о непрозрачности газовых отношений Украины и России, и даже стали звучать призывы пересмотреть газовые соглашения. После того, как Виктор Ющенко заявил, что «среди владельцев компании нет ни одной украинской государственной структуры», в стране начались расследования, однако они ни к чему не привели. О начале собственного расследования объявила и Юлия Тимошенко. Вопросом заинтересовались также российские депутаты, которые направили запрос в Генпрокуратуру. Ранее вслед за российскими и украинскими правоохранительными структурами расследованием деятельности швейцарской RosUkrEnergo AG занялся Минюст США.
Из официальных заявлений российского газового монополиста, было известно, что 50% акций RosUkrEnergo принадлежат «Газпрому», остальные находятся в руках австрийского банка Raiffeisen, который не является собственником компании, а лишь представляет интересы акционеров. Однако полный перечень всех лиц, имеющих отношение к RosUkrEnergo,оставался неизвестен. В связи с этим высказывались подозрения, что нежелание расшифровывать совладельцев RosUkrEnergo может свидетельствовать о том, что в их число входят физические лица из состава топ-менеджмента «Газпрома».
http://polit.ru/news/2006/04/26/benef.popup.html
В Индии разогнали демонстрацию студентов против квот для низших кастСегодня в Нью-Дели полиция применила слезоточивый газ и водометы при разгоне студенческой демонстрации, сообщает РИА «Новости».
Демонстрация выражала протест против введения обязательных бесплатных квот во всех вузах страны для обучения выходцев из низших каст. Сегодня студенты из 4 медицинских колледжей решили опротестовать эту инициативу. В акции участвовали сотни студентов, многие из которых были задержаны. Полиция применила при разгоне демонстрации слезоточивый газ и водометы.
Социальная поддержка низших каст в Индии - инициатива правительства Объединенного прогрессивного альянса под эгидой Индийского национального конгресса. Они предложили ввести квоты на бесплатное обучение.
Однако многие граждане страны не согласны нарушать традиции. В частности, студенты, которые сегодня вышли на демонстрацию, считают, что такие квоты обесценивает их дипломы и снижает имидж престижных университетов и колледжей Индии.
http://polit.ru/news/2006/04/26/india.popup.html
Демонстрация выражала протест против введения обязательных бесплатных квот во всех вузах страны для обучения выходцев из низших каст. Сегодня студенты из 4 медицинских колледжей решили опротестовать эту инициативу. В акции участвовали сотни студентов, многие из которых были задержаны. Полиция применила при разгоне демонстрации слезоточивый газ и водометы.
Социальная поддержка низших каст в Индии - инициатива правительства Объединенного прогрессивного альянса под эгидой Индийского национального конгресса. Они предложили ввести квоты на бесплатное обучение.
Однако многие граждане страны не согласны нарушать традиции. В частности, студенты, которые сегодня вышли на демонстрацию, считают, что такие квоты обесценивает их дипломы и снижает имидж престижных университетов и колледжей Индии.
http://polit.ru/news/2006/04/26/india.popup.html
МИД России требует от Грузии обеспечить безопасность вывода военных базСегодня официальный представитель МИД РФ Михаил Камынин потребовал от грузинской стороны обеспечить безопасность вывода российских военных баз и транспортировку выводимой техники и личного состава, передает РИА «Новости».
Как сообщил Камынин, у него появилась информация, что накануне, 25 апреля, представители местного населения в Ахалкалаки заблокировали российскую военную базу в этом городе.
По его словам, командование базы обратилось к руководству местной военной полиции и МВД Грузии с предложением обеспечить безопасность выдвижения военной техники. «Однако грузинские власти отказались принимать какие-либо меры, сославшись на то, что это, дескать, не входит в их обязанности», - подчеркнул он.
Камынин напомнил, что именно Грузия, в соответствии с подписанным 31 марта 2006 года российско-грузинским Соглашением, взяла на себя обязательства по обеспечению вывода российских баз, поэтому, МИД России ожидает от грузинской стороны «необходимых действий в Ахалкалаки».
http://polit.ru/news/2006/04/26/makesafe.popup.html
Как сообщил Камынин, у него появилась информация, что накануне, 25 апреля, представители местного населения в Ахалкалаки заблокировали российскую военную базу в этом городе.
По его словам, командование базы обратилось к руководству местной военной полиции и МВД Грузии с предложением обеспечить безопасность выдвижения военной техники. «Однако грузинские власти отказались принимать какие-либо меры, сославшись на то, что это, дескать, не входит в их обязанности», - подчеркнул он.
Камынин напомнил, что именно Грузия, в соответствии с подписанным 31 марта 2006 года российско-грузинским Соглашением, взяла на себя обязательства по обеспечению вывода российских баз, поэтому, МИД России ожидает от грузинской стороны «необходимых действий в Ахалкалаки».
http://polit.ru/news/2006/04/26/makesafe.popup.html
Глава ВОЗ: пандемия птичьего гриппа будетСегодня генеральный директор Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) Ли Чон Вук заявил, что вероятность пандемии птичьего гриппа очень велика, сообщает РИА «Новости».
На пресс-конференции в Баку глава ВОЗ сказал: «Это всего лишь вопрос времени, пандемия будет, но не знаем, когда именно».
Сейчас вирус находится на третьей стадии мутации – он способен переходить от птиц на человека, но пока не может распространяться от человека к человеку. Всего, по словам Ли Чон Вука, прежде чем наступит пандемия, вирус должен пройти шесть этапов мутаций. Глава ВОЗ опасается, что в таком случае возможны многочисленные жертвы среди людей.
ВОЗ подготовила и разослала во все 192 страны, входящие в организацию, собственный план борьбы с вирусом птичьего гриппа. Однако Ли Чон Вук призывает каждое государство выработать свой план мероприятий на случай возможной пандемии.
http://polit.ru/news/2006/04/26/pandemia.popup.html
На пресс-конференции в Баку глава ВОЗ сказал: «Это всего лишь вопрос времени, пандемия будет, но не знаем, когда именно».
Сейчас вирус находится на третьей стадии мутации – он способен переходить от птиц на человека, но пока не может распространяться от человека к человеку. Всего, по словам Ли Чон Вука, прежде чем наступит пандемия, вирус должен пройти шесть этапов мутаций. Глава ВОЗ опасается, что в таком случае возможны многочисленные жертвы среди людей.
ВОЗ подготовила и разослала во все 192 страны, входящие в организацию, собственный план борьбы с вирусом птичьего гриппа. Однако Ли Чон Вук призывает каждое государство выработать свой план мероприятий на случай возможной пандемии.
http://polit.ru/news/2006/04/26/pandemia.popup.html
Дневник усталый летчик
Авторизация
Записи
- Календарь записей
- Темы записей
-
4396 Политика
-
3939 Статьи
-
3180 Экономика
-
2276 Новости
-
2052 Превед._Я_Медвед!
-
1892 Nasha_Раша
-
1423 Россия
-
919 Мир вокруг нас
-
828 Криз_из....
-
745 Происшествия
-
638 Украина
-
390 Точка зрения
-
389 Жизненное
-
351 СНГ
-
341 Авто
-
330 Для памяти
-
259 Учеба
-
254 Работа
- Список заголовков
Главное меню