Эмир Эмирович
Московский кинофестиваль открывается фильмом мэтра
Юрий Гладильщиков
Для Ведомостей
21.06.2007, №112 (1886)Сегодня — церемония открытия 29-го Московского кинофестиваля. После нее покажут внеконкурсный “Завет” (Zavet) классика Эмира Кустурицы. Фильм наверняка вызовет упреки в легковесности со стороны тех, кто обожает Кустурицу поэтического и трагического — например, за “Время цыган”. Но уж скучным “Завет” не покажется никому.
Сказать про “Завет”, будто это Кустурица в кубе, значит нагло соврать. Это Кустурица как минимум в 125-й степени. Не просто гэги, которых много и в двух его предыдущих лентах — “Черная кошка, белый кот” и “Жизнь чудесна”, а цунами из гэгов. Водоворот из драк, плотских утех, пальбы с использованием подствольных гранатометов, пьянок и музыки, одновременно бесшабашно цыганистой и разудало славянистой.
В “Завете”, например, есть:
сельский гений-дед, чей хутор укреплен не хуже линии Мажино, что позволяет ему творить пакости автомобилю хахаля, который настойчиво пытается подкатить (в прямом смысле слова) к дедовой соседке — ее грудь мы с дедом лицезрим сколько надо через окуляры перископа;
внук деда, парень не промах, способный и выполнить завет деда (продать в городе корову, купить икону Николая Чудотворца и найти красавицу невесту), и поучаствовать в многострельных разборках — одна из них происходит в борделе,
масса недоразумений, как правило, завершающихся взрывами, падением многотонных строений и градом из кирпичей, — кое-кто вынужден при этом драпать без штанов;
две кастрации: одна — быка, который затрахал (опять-таки в прямом смысле) всех хуторских коров, другая — самого противного из бандитов, тоже позволявшего себе излишнюю половую бесконтрольность,
любовь к коровам и даже индюшкам, причем не в том смысле, как в анекдоте про любовь к помидорам (“кушать люблю, а так нет”), а в прямо противоположном — любовь как она есть.
Завершается все долгим боем на дедовском хуторе между мафией, спецназом и участниками двух соединившихся процессий, свадебной и похоронной. Нападающие палят по церкви, защищающиеся отстреливаются из-за углов. Все очень весело. Дед, который тоже женится, выбегает из-под венца, дает ракетный залп — и бегом назад, чтобы на вопрос священника успеть ответить “да!”. Несмотря на ливень пуль, никто никого не ранит, а спрятавшийся за церковью оркестр продолжает наяривать из всех медных.
В фильмах главного Эмира мирового кинематографа не можешь не искать подтекст. Единственная серьезная трактовка “Завета”, которая приходит в голову, — рассматривать его как “Подполье-2”. В “Подполье”, иногда именуемом у нас “Андерграундом”, фильме одновременно сатирическом и трагическом, Кустурица пытался объяснить, что такое балканский дух и балканский анархизм и почему люди в экс-Югославии постоянно палят в воздух и друг друга, очень при этом радуясь жизни. В “Завете” эти же люди выбрались из подполья на воздух разнузданно веселой капиталистической Сербии.
Но в структуре фильма многое не стыкуется между собой. Если это сатира на современную Сербию, то почему Кустурица по-прежнему считает, что дичайший экс-югославский разгул является одновременно животворным?
Если это объяснение в любви стране и нации, где даже отъявленные бандиты кажутся забавными, то почему некоторые из бандитов все-таки в итоге оказываются премерзкими (каковыми разбойники не были у Кустурицы никогда), а им противопоставлены — что тоже наивно — бандиты более хорошие и обманчиво простые, а на деле ушлые хуторские парни?
Если все в жизни не так весело и оптимистично, то отчего “Завет” лишен всякой трагичности и кажется облегченным даже на фоне “Черной кошки, белого кота” — фильма, который был чистым гимном брутальности с витальностью?
Если Кустурица стремился сделать осознанно легковесный фильм, то отчего временами поддает пафоса — в частности, православного, снижая его очередным гэгом, но не сильно?
Самое печальное, что и гэги, валы которых должны, по идее, вызывать непрерывную истерику в зале, не всегда кажутся смешными.
Кустурица из тех режиссеров, которые всю жизнь снимают одну и ту же картину. Он и дальше будет снимать про те же витальность и двойственность анархизма, одновременно разрушительного и созидательного, но, возможно, ему требуется, чтобы ситуация — в мире, в Сербии — изменилась более радикально. Чтобы он смог действительно по-новому сопрячь ее со своими любимыми темами. Нестыковки “Завета”, возможно, оттого, что фильм — классический промежуточный. Типичный кризисный.
--------------------------------------------------------------------------------
НОВАЯ КОМАНДА – НОВАЯ НАДЕЖДА
Судя по многим признакам, Московский международный кинофестиваль (ММКФ) наконец-то намерен выработать свою идеологию и создать свой имидж, которые должны позволить ему стать реально конкурентоспособным — если не с Каннским фестивалем, то с фестивалями в Локарно, Роттердаме, а то и (чем черт не шутит?) в Берлине и Венеции. ММКФ делает новая команда: директором программ стала авторитетная в киномире финка Кирси Тюккюлайнен, главный отборщик — глава ФИПРЕССИ Андрей Плахов. Ожидать результатов, наверное, следует в будущем. Едва ли за три месяца удалось собрать сверхсильную конкурсную программу. Впрочем, оценим ее по ходу дела — просмотры начнутся завтра. В конкурсе 20 фильмов, в том числе работы мэтров, например “Незнакомка” итальянца Джузеппе Торнаторе, и три отечественные картины: “Ничего личного” Ларисы Садиловой, “Путешествие с домашними животными” Веры Сторожевой и “Путина” Валерия Огородникова. Жюри, которое возглавил австралийско-голливудский режиссер Фред Скепси (в его составе есть и Рената Литвинова), назовет победителей 30 июня
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/06/21/127887
Московский кинофестиваль открывается фильмом мэтра
Юрий Гладильщиков
Для Ведомостей
21.06.2007, №112 (1886)Сегодня — церемония открытия 29-го Московского кинофестиваля. После нее покажут внеконкурсный “Завет” (Zavet) классика Эмира Кустурицы. Фильм наверняка вызовет упреки в легковесности со стороны тех, кто обожает Кустурицу поэтического и трагического — например, за “Время цыган”. Но уж скучным “Завет” не покажется никому.
Сказать про “Завет”, будто это Кустурица в кубе, значит нагло соврать. Это Кустурица как минимум в 125-й степени. Не просто гэги, которых много и в двух его предыдущих лентах — “Черная кошка, белый кот” и “Жизнь чудесна”, а цунами из гэгов. Водоворот из драк, плотских утех, пальбы с использованием подствольных гранатометов, пьянок и музыки, одновременно бесшабашно цыганистой и разудало славянистой.
В “Завете”, например, есть:
сельский гений-дед, чей хутор укреплен не хуже линии Мажино, что позволяет ему творить пакости автомобилю хахаля, который настойчиво пытается подкатить (в прямом смысле слова) к дедовой соседке — ее грудь мы с дедом лицезрим сколько надо через окуляры перископа;
внук деда, парень не промах, способный и выполнить завет деда (продать в городе корову, купить икону Николая Чудотворца и найти красавицу невесту), и поучаствовать в многострельных разборках — одна из них происходит в борделе,
масса недоразумений, как правило, завершающихся взрывами, падением многотонных строений и градом из кирпичей, — кое-кто вынужден при этом драпать без штанов;
две кастрации: одна — быка, который затрахал (опять-таки в прямом смысле) всех хуторских коров, другая — самого противного из бандитов, тоже позволявшего себе излишнюю половую бесконтрольность,
любовь к коровам и даже индюшкам, причем не в том смысле, как в анекдоте про любовь к помидорам (“кушать люблю, а так нет”), а в прямо противоположном — любовь как она есть.
Завершается все долгим боем на дедовском хуторе между мафией, спецназом и участниками двух соединившихся процессий, свадебной и похоронной. Нападающие палят по церкви, защищающиеся отстреливаются из-за углов. Все очень весело. Дед, который тоже женится, выбегает из-под венца, дает ракетный залп — и бегом назад, чтобы на вопрос священника успеть ответить “да!”. Несмотря на ливень пуль, никто никого не ранит, а спрятавшийся за церковью оркестр продолжает наяривать из всех медных.
В фильмах главного Эмира мирового кинематографа не можешь не искать подтекст. Единственная серьезная трактовка “Завета”, которая приходит в голову, — рассматривать его как “Подполье-2”. В “Подполье”, иногда именуемом у нас “Андерграундом”, фильме одновременно сатирическом и трагическом, Кустурица пытался объяснить, что такое балканский дух и балканский анархизм и почему люди в экс-Югославии постоянно палят в воздух и друг друга, очень при этом радуясь жизни. В “Завете” эти же люди выбрались из подполья на воздух разнузданно веселой капиталистической Сербии.
Но в структуре фильма многое не стыкуется между собой. Если это сатира на современную Сербию, то почему Кустурица по-прежнему считает, что дичайший экс-югославский разгул является одновременно животворным?
Если это объяснение в любви стране и нации, где даже отъявленные бандиты кажутся забавными, то почему некоторые из бандитов все-таки в итоге оказываются премерзкими (каковыми разбойники не были у Кустурицы никогда), а им противопоставлены — что тоже наивно — бандиты более хорошие и обманчиво простые, а на деле ушлые хуторские парни?
Если все в жизни не так весело и оптимистично, то отчего “Завет” лишен всякой трагичности и кажется облегченным даже на фоне “Черной кошки, белого кота” — фильма, который был чистым гимном брутальности с витальностью?
Если Кустурица стремился сделать осознанно легковесный фильм, то отчего временами поддает пафоса — в частности, православного, снижая его очередным гэгом, но не сильно?
Самое печальное, что и гэги, валы которых должны, по идее, вызывать непрерывную истерику в зале, не всегда кажутся смешными.
Кустурица из тех режиссеров, которые всю жизнь снимают одну и ту же картину. Он и дальше будет снимать про те же витальность и двойственность анархизма, одновременно разрушительного и созидательного, но, возможно, ему требуется, чтобы ситуация — в мире, в Сербии — изменилась более радикально. Чтобы он смог действительно по-новому сопрячь ее со своими любимыми темами. Нестыковки “Завета”, возможно, оттого, что фильм — классический промежуточный. Типичный кризисный.
--------------------------------------------------------------------------------
НОВАЯ КОМАНДА – НОВАЯ НАДЕЖДА
Судя по многим признакам, Московский международный кинофестиваль (ММКФ) наконец-то намерен выработать свою идеологию и создать свой имидж, которые должны позволить ему стать реально конкурентоспособным — если не с Каннским фестивалем, то с фестивалями в Локарно, Роттердаме, а то и (чем черт не шутит?) в Берлине и Венеции. ММКФ делает новая команда: директором программ стала авторитетная в киномире финка Кирси Тюккюлайнен, главный отборщик — глава ФИПРЕССИ Андрей Плахов. Ожидать результатов, наверное, следует в будущем. Едва ли за три месяца удалось собрать сверхсильную конкурсную программу. Впрочем, оценим ее по ходу дела — просмотры начнутся завтра. В конкурсе 20 фильмов, в том числе работы мэтров, например “Незнакомка” итальянца Джузеппе Торнаторе, и три отечественные картины: “Ничего личного” Ларисы Садиловой, “Путешествие с домашними животными” Веры Сторожевой и “Путина” Валерия Огородникова. Жюри, которое возглавил австралийско-голливудский режиссер Фред Скепси (в его составе есть и Рената Литвинова), назовет победителей 30 июня
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/06/21/127887