Выборы: Когда сильнейший не побеждает
Антон Олейник
08.05.2007, №82 (1856)Ассоциативный ряд со словом “выборы” (если начитаться учебников по политологии) включает прилагательное “конкурентные”, а через него — “соревнования”, “быстрее, выше, сильнее”, наконец, “побеждает сильнейший”. Наверное, где-то оно так и есть (или, может, было), раз в учебниках пишут. В России выборы разворачиваются по особому сценарию, согласно которому оливковая ветвь достается сильнейшему кандидату скорее в исключительных случаях. Опытный игрок предпочтет ставить здесь не на явных фаворитов и породистых скакунов, а на невзрачных темных лошадок.
Смутные времена
Нет, не поймут в России того, кто, провожая занимавшего высшую должность, либо в лучший мир (хотя, казалось бы, куда уж лучше?), либо просто “на другую работу”, решит показать свою европеизированность и воскликнет: “Король умер. Да здравствует король!” Фраза уместна в условиях стабильных политических режимов, когда смена власти сводится к смене лица, занимающего наиболее высокий кабинет, и — в худшем случае — к косметическому ремонту в нем (но без излишеств с итальянскими подрядчиками). В России же со сменой власти всегда проблемы. Бесконфликтную и предсказуемую передачу власти из рук в руки не удавалось обеспечить ни до революции 1917 г., ни в советское время, ни в постсоветской действительности. Ее и тогда, и сейчас сопровождают смутные времена.
Их неизбежность легко понять, учитывая, во-первых, высокую ценность приза, с которым ни пальмовые ветви, ни “все золото мира” сравнения не выдерживают. Победитель получает все. Занявшему второе место в лучшем случае уготовлена судьба боксера, который перед своими учениками в ДЮСШ уездного города N любит вспоминать о бое с Ним Самим. В худшем… нет, лучше не говорить о грустном. В общем, есть за что бороться и есть чего бояться. Во-вторых, правила получения этого сверхценного приза нигде не прописаны. Конечно, существует статья 81 Конституции РФ, четко определяющая процедуру занятия высшего офиса. Но проблема в том, что даже писаную норму, закрепленную в Основном законе (особенно ее третий параграф о максимальном количестве сроков занятия должности президента), разделяют далеко не все. Что уж тогда говорить о понимании других, неписаных правил, о которых у каждой из вовлеченных сторон — непосредственных участников (претендентов на высший пост), групп их поддержки и зрителей — есть свое мнение. В итоге трепет в душе объясняется не предвкушением праздника, а неповторимым ощущением смятения и неопределенности.
Как выбирает правящая элита
Роль группы поддержки выполняет правящая элита, точнее, различные неформальные объединения вокруг того или иного претендента, существующие в ней (в разные времена их называли по-разному: фракции, группировки — термин был особенно популярен в 1930-е гг., — “семьи”, команды). Конечно, членство в команде предопределяет выбор, и чем многочисленнее она, тем больше шансов у претендента. Однако поддержки членов только своей команды недостаточно (ведь команд много, и ни одна из них физически не способна расставить своих людей на все ключевые позиции), нужно еще и заручиться как минимум нейтралитетом членов других команд. Чтобы надеяться на получение статуса “общепримиряющего”, претендент должен рассматриваться большинством членов правящей элиты как “наименее проблемный”.
Первое лицо в КПСС чаще всего выбиралось верхушкой партийного аппарата — секретарями ЦК, членами и кандидатами в члены Политбюро — именно по этому признаку. Инициативные, волевые претенденты по этой причине рассматривались с подозрением. Михаил Восленский в этой связи обращает внимание на выбор “первым” не сильнейшего, а того, кто сумел не привлечь к себе лишнего внимания, скрыть свои таланты (если таковые вообще имелись) и амбиции. Так практически из ниоткуда, точнее, из тени своих значительно более “сиятельных” соперников пришли в высшую власть Сталин, Хрущев, Брежнев и Черненко, т. е. половина из руководителей СССР. Причем эти четыре лица занимали высший офис значительно дольше остальных — 82% советского времени. Нынешний президент проделал аналогичный путь.
Молодость и инициативность, с точки зрения правящей элиты, являются серьезным недостатком, ибо противоречат принципу “первый среди равных”: правит команда, а не конкретное лицо, особенно в первые годы занятия высшего офиса. Грамотно выстроенная карьера Александра Шелепина завершилась не на посту первого секретаря ЦК (главным претендентом на который он считался в момент снятия Хрущева, организованного во многом его усилиями), а в аппаратных глубинах.
Портрет на фоне коридора власти
Если набросать портрет идеального кандидата, который сможет стать “собирателем” российских команд, то кисть художника должна особенно хорошо поработать над следующими чертами:
— свой: претендент должен обладать значительным опытом работы на государственной службе, в том числе и в самых верхах аппарата. В нынешней ситуации хорошей стартовой позицией является офис в президентской администрации. По свидетельству руководителя отдела в одном из федеральных министерств, “у нас реальная власть — это президентская власть, исключительно… Есть чуть-чуть правительство, но только в той степени, в какой президентская власть это позволяет”;
— несамостоятельный, зависимый от свиты, т. е. группы поддержки: влиять на сильного претендента после его избрания на высшую должность становится невозможно. И вместо благодарности тем, кто ему в этом помог, есть риск услышать что-то вроде: “Я вам что-то должен? Прощаю!” По мнению эксперта, долгое время работавшего в ближайшем окружении Бориса Ельцина, “свита делает короля… вы знаете, для лидера, мне кажется, это один из самых главных вопросов — обрести точную адекватную роль свою, найти это точное отношение со свитой”.
Комбинация первых двух характеристик означает, что главным источником легитимности власти успешного претендента должен быть государственный аппарат. Обладание другими источниками легитимности, такими как личная харизма или всенародная поддержка, делают его менее зависимым от основного российского электората — государственных служащих.
Государственными служащими ценятся предсказуемость “властных импульсов” и уважение к сложившемуся порядку вещей. Следовательно, рассчитывающий на успех претендент однозначно не должен восприниматься как реформатор или как обладающий потенциалом стать таковым. Административная реформа в этом смысле является особенно нежелательной ассоциацией с именем претендента: вне зависимости от успеха или его отсутствия в достижении заявленных целей она нарушает существующие рутины и процедуры согласования. Она подрывает позиции даже нынешнего хозяина высшего офиса в определенных кругах чиновничества, не говоря уже о тех, кто рассматривает административную реформу как стартовую площадку для дальнейшего роста. Недовольство редко принимает явную форму. В лучшем случае оно сводится к публикациям под вымышленным именем и под вымышленными исходными данными, как это случилось с моментально ставшей библиографической редкостью и желанным дополнением к домашней библиотеке государственного служащего книгой “Да, господин Президент!”. Хорошо знакомый с ситуацией эксперт так передает настроения части государственного аппарата: “Все, что Y делает своей административной реформой, вносит хаос, поэтому они его ненавидят. Он им мешает работать. Своими реформами он делает только хуже. Причем с такими идиотами, как Х. Есть пассивные идиоты, и есть деятельные идиоты”.
Наконец, успешный претендент должен быть мастером интриг, умеющим без труда разгадывать тайны мадридского двора. Обладание этим качеством требует незаурядных способностей, знания человеческой психологии и умения ее использовать в своих интересах. Советская школа особенно ценна с этой точки зрения (или работа с людьми, прошедшими ее). По признанию представителя молодого поколения государственных служащих, начальника отдела в федеральном министерстве, “бывали случаи, когда министр раскрывал свою мотивацию передо мной. Я удивлялся, мне бы в голову не пришло такое, такая сложная и хитрая мотивация. Наш министр однажды сказал замечательную фразу: “Они, эти люди, хотели меня обмануть?! Меня! Почитайте мою биографию. Я старый комсомольский волк”.
Складывающийся портрет неполон, чтобы с точностью определить “единого кандидата властвующей элиты” (есть шанс, что до самого последнего момента его имя будет неизвестно широкой публике, как и обещал президент). Но он достаточен, чтобы исключить из шорт-листа некоторые находящиеся на слуху имена.
В статье использованы материалы исследования российской бюрократии, проводимого автором совместно со Светланой Глинкиной (ИЭ РАН), Евгенией Гвоздевой, Натальей Апариной (Кемеровский ГУ) и Карин Клеман (ИС РАН).
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/05/08/125433
Антон Олейник
08.05.2007, №82 (1856)Ассоциативный ряд со словом “выборы” (если начитаться учебников по политологии) включает прилагательное “конкурентные”, а через него — “соревнования”, “быстрее, выше, сильнее”, наконец, “побеждает сильнейший”. Наверное, где-то оно так и есть (или, может, было), раз в учебниках пишут. В России выборы разворачиваются по особому сценарию, согласно которому оливковая ветвь достается сильнейшему кандидату скорее в исключительных случаях. Опытный игрок предпочтет ставить здесь не на явных фаворитов и породистых скакунов, а на невзрачных темных лошадок.
Смутные времена
Нет, не поймут в России того, кто, провожая занимавшего высшую должность, либо в лучший мир (хотя, казалось бы, куда уж лучше?), либо просто “на другую работу”, решит показать свою европеизированность и воскликнет: “Король умер. Да здравствует король!” Фраза уместна в условиях стабильных политических режимов, когда смена власти сводится к смене лица, занимающего наиболее высокий кабинет, и — в худшем случае — к косметическому ремонту в нем (но без излишеств с итальянскими подрядчиками). В России же со сменой власти всегда проблемы. Бесконфликтную и предсказуемую передачу власти из рук в руки не удавалось обеспечить ни до революции 1917 г., ни в советское время, ни в постсоветской действительности. Ее и тогда, и сейчас сопровождают смутные времена.
Их неизбежность легко понять, учитывая, во-первых, высокую ценность приза, с которым ни пальмовые ветви, ни “все золото мира” сравнения не выдерживают. Победитель получает все. Занявшему второе место в лучшем случае уготовлена судьба боксера, который перед своими учениками в ДЮСШ уездного города N любит вспоминать о бое с Ним Самим. В худшем… нет, лучше не говорить о грустном. В общем, есть за что бороться и есть чего бояться. Во-вторых, правила получения этого сверхценного приза нигде не прописаны. Конечно, существует статья 81 Конституции РФ, четко определяющая процедуру занятия высшего офиса. Но проблема в том, что даже писаную норму, закрепленную в Основном законе (особенно ее третий параграф о максимальном количестве сроков занятия должности президента), разделяют далеко не все. Что уж тогда говорить о понимании других, неписаных правил, о которых у каждой из вовлеченных сторон — непосредственных участников (претендентов на высший пост), групп их поддержки и зрителей — есть свое мнение. В итоге трепет в душе объясняется не предвкушением праздника, а неповторимым ощущением смятения и неопределенности.
Как выбирает правящая элита
Роль группы поддержки выполняет правящая элита, точнее, различные неформальные объединения вокруг того или иного претендента, существующие в ней (в разные времена их называли по-разному: фракции, группировки — термин был особенно популярен в 1930-е гг., — “семьи”, команды). Конечно, членство в команде предопределяет выбор, и чем многочисленнее она, тем больше шансов у претендента. Однако поддержки членов только своей команды недостаточно (ведь команд много, и ни одна из них физически не способна расставить своих людей на все ключевые позиции), нужно еще и заручиться как минимум нейтралитетом членов других команд. Чтобы надеяться на получение статуса “общепримиряющего”, претендент должен рассматриваться большинством членов правящей элиты как “наименее проблемный”.
Первое лицо в КПСС чаще всего выбиралось верхушкой партийного аппарата — секретарями ЦК, членами и кандидатами в члены Политбюро — именно по этому признаку. Инициативные, волевые претенденты по этой причине рассматривались с подозрением. Михаил Восленский в этой связи обращает внимание на выбор “первым” не сильнейшего, а того, кто сумел не привлечь к себе лишнего внимания, скрыть свои таланты (если таковые вообще имелись) и амбиции. Так практически из ниоткуда, точнее, из тени своих значительно более “сиятельных” соперников пришли в высшую власть Сталин, Хрущев, Брежнев и Черненко, т. е. половина из руководителей СССР. Причем эти четыре лица занимали высший офис значительно дольше остальных — 82% советского времени. Нынешний президент проделал аналогичный путь.
Молодость и инициативность, с точки зрения правящей элиты, являются серьезным недостатком, ибо противоречат принципу “первый среди равных”: правит команда, а не конкретное лицо, особенно в первые годы занятия высшего офиса. Грамотно выстроенная карьера Александра Шелепина завершилась не на посту первого секретаря ЦК (главным претендентом на который он считался в момент снятия Хрущева, организованного во многом его усилиями), а в аппаратных глубинах.
Портрет на фоне коридора власти
Если набросать портрет идеального кандидата, который сможет стать “собирателем” российских команд, то кисть художника должна особенно хорошо поработать над следующими чертами:
— свой: претендент должен обладать значительным опытом работы на государственной службе, в том числе и в самых верхах аппарата. В нынешней ситуации хорошей стартовой позицией является офис в президентской администрации. По свидетельству руководителя отдела в одном из федеральных министерств, “у нас реальная власть — это президентская власть, исключительно… Есть чуть-чуть правительство, но только в той степени, в какой президентская власть это позволяет”;
— несамостоятельный, зависимый от свиты, т. е. группы поддержки: влиять на сильного претендента после его избрания на высшую должность становится невозможно. И вместо благодарности тем, кто ему в этом помог, есть риск услышать что-то вроде: “Я вам что-то должен? Прощаю!” По мнению эксперта, долгое время работавшего в ближайшем окружении Бориса Ельцина, “свита делает короля… вы знаете, для лидера, мне кажется, это один из самых главных вопросов — обрести точную адекватную роль свою, найти это точное отношение со свитой”.
Комбинация первых двух характеристик означает, что главным источником легитимности власти успешного претендента должен быть государственный аппарат. Обладание другими источниками легитимности, такими как личная харизма или всенародная поддержка, делают его менее зависимым от основного российского электората — государственных служащих.
Государственными служащими ценятся предсказуемость “властных импульсов” и уважение к сложившемуся порядку вещей. Следовательно, рассчитывающий на успех претендент однозначно не должен восприниматься как реформатор или как обладающий потенциалом стать таковым. Административная реформа в этом смысле является особенно нежелательной ассоциацией с именем претендента: вне зависимости от успеха или его отсутствия в достижении заявленных целей она нарушает существующие рутины и процедуры согласования. Она подрывает позиции даже нынешнего хозяина высшего офиса в определенных кругах чиновничества, не говоря уже о тех, кто рассматривает административную реформу как стартовую площадку для дальнейшего роста. Недовольство редко принимает явную форму. В лучшем случае оно сводится к публикациям под вымышленным именем и под вымышленными исходными данными, как это случилось с моментально ставшей библиографической редкостью и желанным дополнением к домашней библиотеке государственного служащего книгой “Да, господин Президент!”. Хорошо знакомый с ситуацией эксперт так передает настроения части государственного аппарата: “Все, что Y делает своей административной реформой, вносит хаос, поэтому они его ненавидят. Он им мешает работать. Своими реформами он делает только хуже. Причем с такими идиотами, как Х. Есть пассивные идиоты, и есть деятельные идиоты”.
Наконец, успешный претендент должен быть мастером интриг, умеющим без труда разгадывать тайны мадридского двора. Обладание этим качеством требует незаурядных способностей, знания человеческой психологии и умения ее использовать в своих интересах. Советская школа особенно ценна с этой точки зрения (или работа с людьми, прошедшими ее). По признанию представителя молодого поколения государственных служащих, начальника отдела в федеральном министерстве, “бывали случаи, когда министр раскрывал свою мотивацию передо мной. Я удивлялся, мне бы в голову не пришло такое, такая сложная и хитрая мотивация. Наш министр однажды сказал замечательную фразу: “Они, эти люди, хотели меня обмануть?! Меня! Почитайте мою биографию. Я старый комсомольский волк”.
Складывающийся портрет неполон, чтобы с точностью определить “единого кандидата властвующей элиты” (есть шанс, что до самого последнего момента его имя будет неизвестно широкой публике, как и обещал президент). Но он достаточен, чтобы исключить из шорт-листа некоторые находящиеся на слуху имена.
В статье использованы материалы исследования российской бюрократии, проводимого автором совместно со Светланой Глинкиной (ИЭ РАН), Евгенией Гвоздевой, Натальей Апариной (Кемеровский ГУ) и Карин Клеман (ИС РАН).
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/05/08/125433