02.03.2007, №37 (1811)Не знаю, действительно ли многие люди в России интересуются отечественной историей. Но это новая мода. Это в телевизоре. Можно объяснять интерес телевидения к истории, во-первых, тем, что все труднее телевидению говорить о сжимающейся, как шагреневая кожа, политике. Можно думать, что телевизионная мода на историю отражает естественное желание великого народа наконец самоидентифицироваться и консолидироваться. Так или иначе, исторических программ и фильмов на телевидении становится все больше, и за последний месяц двумя самыми громкими проектами стали игровой фильм Первого канала “Ленинград” и пятисотсерийная карамзинская “История государства Российского”, запускаемая в эфир ТВ-Центром. Про “Ленинград” продюсеры говорили, что чуть ли не главным достоинством фильма является историческая достоверность. Про “Историю государства Российского” продюсеры говорят, что трехмерная графика фильма являет собою понятный молодежи язык, рожденный стратегическими компьютерными играми. Казалось бы, между компьютерной “Историей государства Российского” и натуралистичным “Ленинградом” нету ничего общего. Но это только на первый взгляд.
В фильме “Ленинград” сюжет про двух женщин, волею судеб оказавшихся вместе в блокадном городе, развивается на фоне идущих людей. Почти всегда на заднем плане, почти всегда между эпизодами по экрану бредут люди. Люди идут по воду, люди везут на саночках раненых и убитых — люди все время бредут куда-то, и это главное движение в кадре. “Историю государства Российского” на ТВ-Центре показывать начнут только с 14 марта, но из немногочисленных отрывков, представленных публике, уже понятно, что и тут в кадре всегда бредут люди. Теоретически публике должно быть интересно увидать редкие документы или узнать, как выглядели исторические деятели. Теоретически ничего интересного нету в том, чтобы смотреть, как шли войска на Чудское озеро, и как шли войска на Куликово поле, и как шли войска под Полтавой. Однако же именно движение военных людей чаще всего в фильме “История государства Российского” становится фоном, на котором Юрий Шевчук читает карамзинский текст.
Если посмотреть другие исторические программы в нашем телевизоре, то и там мы непременно обнаружим идущих людей в кадре. Феликс Разумовский в программе “Кто мы?” телеканала “Культура” рассказывает про то, как князь Александр Невский убивал родственников и заключал союз с монголами против католиков, — а сам идет в кадре по бескрайнему русскому полю. Андрей И в программе Первого канала “Искатели” рассказывает про то, что собор Василия Блаженного строил, вероятно, не зодчий Барма, а неизвестный итальянец, — а сам, рассказывая это, идет в кадре.
Есть для этой всеобщей ходьбы простое и профессиональное объяснение. Телевизионная картинка, чтобы зрителю было интересно на нее смотреть, должна двигаться.
И дешевле всего, чтобы в кадре двигался человек.
Однако же забавно думать, что всякий вынужденный, казалось бы, художественный прием на самом деле свидетельствует об эпохе. Неинтересно, например, думать, будто обратная перспектива в древнерусских иконах использовалась только потому, что иконописцы не знали линейной перспективы. Нет. Они писали иконы так, чтобы не человек смотрел на Бога, а Бог на человека. Точно так же неинтересно объяснять обязательное движение людей в современных фильмах про историю простым желанием телевизионщиков оживить картинку. Нет. У нас история остановилась: опять террор, опять застой, опять передел собственности. А мы пытаемся убедить друг друга, что будто бы движемся. И консолидируемся как нация в этой попытке