Общественное мнение в контексте социальной реальности
Лекция Александра Ослона. ПродолжениеРассматривая социальные поля, П. Бурдье (а также и Никлас Луман, обозначавший их как функциональные подсистемы общества) подчеркивал автономность полей и разрывы между ними. Быть в какой-то момент в каком-то поле – значит не быть в других полях. Переходить из одного поля в другое – значит совершать скачок, становиться в какой-то мере другим. Например, обыденное понимание армии: это люди в военной форме, на военной службе, в разных армейских чинах, они готовятся к войне или воюют. Но если следовать той логике, о которой я говорю, то армия – это не люди, а "армейское" поле – специфический комплекс теорий. А люди, находящиеся в этом поле и идентифицируемые как военнослужащие, – носители и исполнители теорий этого комплекса со своими особыми способами видения мира, производства суждений и действий и т. д. Но военный вне армейского поля – уже не военный. Он может переходить в поле повседневности (семья, домашние заботы), в поле медицины (если болеет и лежит в госпитале), наконец, в поле своих увлечений (если, допустим, собирает марки и посещает клуб филателистов). Впрочем, внимательный наблюдатель сможет различить "армейскую косточку", то есть следы армейского поля и в сугубо гражданских ситуациях.
Социальные поля различаются по степени детализации лежащих в их основе комплексов теорий, а также по их жесткости и требовательности к оказавшимся в них людям – агентам полей. На одном полюсе лежат диффузные поля, соединяющие людей во временные и аморфные общности, на другом полюсе – жестко структурированные поля, называемые социальными институтами и оказывающие на своих участников вполне реальное принуждающее воздействие. Это происходит, разумеется, силами других участников, выполняющих соответствующие функции в рамках институтов, включая наложение санкций за недопустимые отклонения от требуемых норм, подготовку новых поколений, передачу традиций.
Любое профессиональное поле включает в себя соответствующие институты и при их посредстве добивается от любого своего агента, чтобы он был специалистом или, иными словами, чтобы он владел специальными или даже научными теориями этого поля. Относительно "чужих" полей этот же человек может располагать всего лишь наивными теориями, или, если они почему-то имеют для него значение, – продвинутыми теориями. Так, агент юридического поля, например адвокат, должен отлично знать кодексы законов и обширные их толкования. От инженера же эти знания не требуются, он может обойтись самыми смутными и наивными представлениями о сфере юриспруденции. Хотя с другой стороны, жизненные обстоятельства могут "втолкнуть" его в эту сферу и заставить овладевать продвинутыми юридическими теориями.
Массовое поле. Вот так издали я двигаюсь к тому, чтобы всё-таки придти, наконец, к разговору об общественном мнении. Столь длинный путь необходим, так как это понятие слишком сложное, чтобы взять и просто разобраться с ним. И предварительный разговор еще не закончен: кроме тех полей, о которых я рассказал и которые конституируются специфическими комплексами теорий, надо рассмотреть ещё одно поле. Это – "поле полей", включающее в себя все наивные теории, какие только есть в мире теорий. В этом смысле оно объединяет наивные компоненты всех социальных полей, весь океан наивных теорий. Каждый человек с первого и до последнего своего дня – участник этого "поля полей", так как обязательно владеет какими-то из имеющих в нем хождение наивных теорий – иначе он просто не сможет жить среди людей. Поэтому я называю это поле массовым.
В личностном знании наивные теории, взятые из массового поля, составляют львиную долю, и на их фоне знание научных, специальных и продвинутых теорий – капля в море. В то же время по отношению ко всему массовому полю личный запас наивных теорий микроскопически мал: любой человек о подавляющем большинстве теорий массового поля понятия не имеет. О каких-то – он только слышал, но ни подумать, ни тем более сказать о них ничего не может. И только о некоторых – знакомых – темах мы имеем какие-то представления, можем вступать в коммуникации и совершать осмысленные с точки зрения этих представлений действия. Такого рода коммуникации/действия могут происходить в любых социальных ситуациях и в любых социальных средах, за исключением тех, где наивных теорий недостаточно и взаимодействие происходит исходя из более глубоких – продвинутых, специальных или научных – теорий. Например о теории относительности многим вообще нечего сказать, немногие – могут наивно порассуждать о ней (особенно, если разговор затрагивает личность Эйнштейна), но только немногие знают что-то большее и могут коммуницировать компетентно. Им, кстати, наивные разговоры на эту тему не только не интересны, но представляются досужими, глупыми и бессмысленными. То же самое касается любой темы – от Америки до воспитания детей, от плохой работы правительства до предстоящего ремонта в подъезде. В этом необозримом тематическом спектре всегда наиболее частыми оказываются коммуникации обыденные, повседневные, не требующие особой компетентности, то есть порождаемые наивными теориями массового поля. Тогда как коммуникации, базирующиеся на более основательных знаниях, происходят гораздо реже (носителей более глубоких теорий по численности гораздо меньше) и только в определенных ситуациях (например, научные теории в трамвае обсуждаются крайне редко).
Таким образом, второе имя массового поля – это "поле повседневности", и оно, как писал Альфред Шюц, имеет по сравнению с любыми другими полями (он их называет "конечные области значения") тотальный характер. Оно – социальная атмосфера, в которой живет и постоянно коммуницирует каждый человек, подобно тому, как он живет и дышит в физической атмосфере в каждое мгновение своей жизни. Несмотря на широту и диффузность, массовое поле активно принуждает каждого из нас осваивать все новые и новые наивные теории. Жизнь человека в массовом поле, то есть в мире повседневности – постоянное движение, суть которого – приобретение новых наивных знаний, наряду, конечно, с забыванием старых. Так происходит потому, что массовое поле инициирует непрерывно развивающуюся сеть коммуникаций, в которой те, кто уже "знает", так или иначе принуждают узнавать тех, кто еще "не знает". Жить среди людей – означает быть всегда в этой сети, постоянно быть под напряжением "силовых линий" массового поля и следовательно ежечасно подвергаться "бомбардировке" наивными теориями.
Репрезентативные опросы. Идея рассматривать мир теорий как массовое поле, оказывающее, подобно гравитационному полю, воздействие на каждого живого человека, дает возможность описать процедуру репрезентативного опроса по аналогии с физическими измерениями.
Здесь следует подчеркнуть, что речь идет только об опросах, основанных на вероятностных выборках респондентов (обычно говорится о взрослых людях от 18 лет и старше). Такие опросы отличаются, во-первых, тем, что в них четко определяется генеральная совокупность, то есть то население, которое должно быть репрезентировано (представлено) выборкой (чаще всего это жители определенной территории – страны, региона, области и т. д.). Во-вторых, в них обязательно применяется какая-то из процедур отбора респондентов, обеспечивающих для каждого человека из генеральной совокупности равную вероятность попасть в выборку. При таком подходе математическая статистика гарантирует, что полученные на выборке процентные соотношения между ответами респондентов можно экстраполировать на все исследуемое население. Иными словами, можно утверждать, что если бы был проведен сплошной опрос, были бы получены те же результаты, что и при опросе небольшой вероятностной выборки респондентов. ,Это, конечно, упрощенное описание, но уже из него ясно, что никакие опросы на улицах, по радио, через интернет не репрезентативны, так как выборки в них – не вероятностные. Тогда как наши, ФОМовские, опросы населения в принципе являются таковыми, потому что их выборки изначально конструируются с учетом требования репрезентативности. Поэтому когда после опроса мы заявляем, что это говорит население, а не просто опрошенные респонденты, мы имеем на то достаточно веские основания.
После этой краткой справки о репрезентативных опросах вернемся к понятию массового поля и выдвинем следующее утверждение. Опрос, проведенный в какой-то момент на какую-то тему и репрезентирующий какую-то совокупность людей, фиксирует на данный момент и для этой совокупности состояние массового поля в отношении этой темы. Иначе говоря, опрос показывает, какие теории, связанные с этой темой, освоены и проявляют себя в ответах респондентов, а также каковы соотношения между "охватами" этих освоенных теорий. При этом главную роль играют именно наивные теории, так как теории научные, специальные и продвинутые имеют относительно малые и даже микроскопические "охваты". Таким образом, репрезентативные опросы населения – это метод изучения массового поля, инструмент выявления в этом поле находящихся в обращении наивных теорий.
Наивные теории, выявляемые опросами. Типичный пример исследования массового поля – выяснение того, как люди интерпретируют понятия, не слишком укорененные в языке и практике, но часто употребляемые специалистами. Это делается с помощью вопроса "Что это, как Вы это понимаете?", задаваемого в открытой форме, когда высказывания респондента дословно фиксируются интервьюером. Если, например, взять постоянно присутствующую в СМИ тему "инвестиции", то выясняется, что в понимании этого термина имеет место значительное разнообразие. Большинство респондентов готовы говорить об этом, но далеко не все высказывания соответствуют тому, что имеют в виду специалисты, говоря об инвестициях. "Наивные теоретики" часто говорят об инвестициях как о "воровстве", "обмане", "жизни с протянутой рукой", "нищете", "финансовой помощи" и т. д. Это хороший пример того, как происходит наполнение житейскими смыслами достаточно четкого для специалиста понятия, насколько сильно могут отличаться наивные теории от специальных и насколько велико их разнообразие. Но, надо отметить, наивные теории об инвестициях не слишком важны для специалистов и управленцев. Другое дело – выборы: здесь представления людей, по-своему, по-житейски понимающих политическую ситуацию, имеют гораздо большее значение, так как каждый гражданин обладает голосом, независимо от того, носителем какой теории он является – научной (политолог), специальной (политик, политконсультант), продвинутой (политически активный гражданин) или наивной (политически пассивный избиратель, обыватель).
Носители наивных политических теорий составляют подавляющее большинство, поэтому они играют главную электоральную роль и следовательно являются главным источником предвыборной озабоченности политиков и политтехнологов. В наивных теориях о политиках и партиях крупицы знаний, почерпнутых из СМИ, перемешаны с эмоциями и чувствами, и они в малой степени связаны с тем, что пишут в своих программах или говорят в своих речах политические персонажи. На самом деле работают два основных фактора. Во-первых, избиратели домысливают, чего хочет политик, они как бы читают его мысли и выстраивают свои теории о его внутреннем мире. Так происходит приписывание политика к какой-то категории: демократ, державник, западник, либерал и проч. Разумеется, не в этих политологических терминах, а на каком-то своем, "естественном" языке, где главенствуют различения хороший / плохой, доверяю / не доверяю. Вторая координата ещё дальше от рациональности: оценивается дееспособность политика, запас его сил, воли, способностей добиться того, чего он, как кажется, хочет. Если оценка потенции политика оказывается высокой и, одновременно, предполагается, что хочет он чего-то позитивного, то такого рода наивная теория подталкивает к голосованию за него. Если большие массы избиратели приходят к выводу о дееспособности политика и одновременно каждый из них приписывает его к какой-то СВОЕЙ позитивной категории, то он приобретает особую популярность. Как показывают опросы, именно так произошло и по-прежнему происходит с В. Путиным, и поэтому вот уже почти семь лет рейтинг его популярности столь велик.
Медийное поле. Одним из главных корней, из которых произрастают наивные теории, один из существенных факторов их формирования – это медийное поле. В этом смысле массовое поле и медийное поле очень тесно сопрягаются, недаром, например, так широко распространена наивная теория о гипнотическом воздействии телевидения на население.
Само медийное поле, как и всякое поле, в значительной мере живет своей жизнью: оно автономно, замкнуто, поддерживает для своих участников свою социальную реальность. Его специфическое устройство описывал, например, П. Бурдье в цитировавшейся книге "О телевидении и журналистике", а также Н. Луман в недавно переведенной у нас книге "Реальность массмедиа". Но и без сложной аналитики мы все интуитивно понимаем, что медийное поле устроено и функционирует в соответствии со своим главным смыслом – распространением информации. Этот смысл диктует содержание теорий, которыми медийное поле вооружает своих агентов: необходимо добиваться признания и влиятельности в аудиториях, в противном случае информация будет игнорироваться и ее распространение будет затруднено. Один из главных инструментов решения этой задачи – отбор информации для распространения, определение, что есть главное и второстепенное. На примере новостей мы хорошо понимаем, что "демиурги", сидящие за кулисами новостных программ, формируя по своим критериям "повестку дня", могут очень многое изменить в представлениях о том, как устроен этот мир, что следует думать о том-то и как следует относиться к тому-то. Широко известен пример репортажей о войне в Персидском заливе, когда канал CNN впервые явно и откровенно продемонстрировал конструирование вполне определенной картины событий. Мы помним, как канал НТВ времен Гусинского своими "тревожно-правдивыми" новостями описывал мир, полный беспокойства и угроз, а сейчас тот же канал рисует его подчеркнуто спокойно и даже несколько иронично. Возникает вопрос: так это мир изменился или что-то переменилось на канале?
Медийное поле оказывает воздействие прежде всего на массовое поле, на наивные теории. Если программа "Время" сообщит о том, что Земля не круглая, а иной формы, это будет большая новость, но носители специальных теорий, например астрономы, её проигнорируют. А носители наивных теорий, которым о форме Земли известно лишь то, что им рассказали в детстве, эту новую информацию воспримут и, возможно, при должных усилиях медийного поля примут. И в их социальной реальности Земля станет не круглой, а квадратной.
Общественное мнение. Чтобы поговорить, наконец, в свете всего сказанного о том, что такое "общественное мнение", надо сделать последний шаг и разделить массовое поле в его текущем состоянии на три больших региона. В первом регионе мы оставим наивные теории с малыми "охватами", не имеющие в данный момент сколько-нибудь заметного хождения в обществе. В другой части оказались наивные теории с достаточно большими "охватами", то есть порождающие крупные общности носителей этих теорий. Это множество широкоохватных наивных теорий мы разделим на второй и третий регионы, где второй регион будет состоять из теорий, не актуальных сегодня, не вызывающих особого интереса и переживаний, не порождающих сколько-нибудь интенсивных коммуникаций. В третьем регионе, напротив, сосредоточим широкоохватные наивные теории, присутствующие по тем или иным причинам в фокусе общественного внимания, в актуальной "повестке дня". Что это за причины – отдельный вопрос: то ли что-то действительно произошло и СМИ "трубят" об этом, то ли СМИ что-то "раздули" и кажется, что это произошло, – сейчас неважно. В любом случае речь идет о наивных теориях, переживаемых в данный момент многими людьми как важные, как значимые. Этот, третий, регион мы называем "регионом общественного мнения", а совокупность содержащихся в нем теорий – "общественным мнением".
Например тема "птичий грипп" актуализировала несколько широкоохватных наивных теорий, в том числе теорию предстоящей эпидемии, теорию конкурентной борьбы между производителями куриного мяса, теорию информационного "пузыря", надутого из вполне обычного явления, и т. д. Тема замены льгот денежными выплатами вывела на передний план по крайней мере две теории: протестную теорию "не отнимайте льготы!" и более спокойную теорию "давайте деньги". Из этих примеров очевидно, что наполнение третьего региона в разные моменты времени может меняться, так как актуальные темы и связанные с ними теории приходят и уходят. По мере потери актуальности теории из региона общественного мнения могут переходить во второй регион широкоохватных, но не слишком важных в данный момент теорий (пример – еще недавно так волновавшие массовое поле наивные теории "озоновых дыр", финансового кризиса, гибели принцессы Дианы, дефицита соли и т.д.). Если носители наивных теорий постепенно забывают их, то они могут оказаться и в первом регионе массового поля (как, например, наивные теории конца 80-х годов о хозрасчете, кооперативах, выборности руководителей, которые во времена "перестройки" вызывали феноменальный интерес).
Кроме того, что наивные теории региона общественного мнения являются широкоохватными, актуальными и важными, их отличает еще одно свойство, кажущееся иногда почти мистическим: они оказывают на людей принуждающее воздействие, вызывая сильные эмоции, волнения, переживания, и даже иногда толкают к экстраординарным действиям и поступкам. Поэтому, кстати, некоторые исследователи находят мнимые аналогии между общественным мнением и социальными институтами. Под давлением общественного мнения политики уходят в отставку, правительства останавливают реформы, парламенты, сопротивляясь, принимают законы, работодатели идут на уступки профсоюзам и т. д. Как писала знаменитая немецкая основоположница изучения общественного мнения в Европе Элизабет Ноэль-Нойман, люди обладают "социальной кожей", чувствительной к переживаниям других людей, и склонны присоединяться к этим переживаниям. Указанное "мистическое" свойство общественного мнения – результат эмоционального заражения, когда ты начинаешь волноваться о чем-то потому, что это волнует других. Пусть ты вчера даже не думал об этом, но сегодня это стало для тебя актуальным, заставило рассуждать и даже отложить дела, чтобы отправиться, например, на митинг, чтобы протестовать и требовать того, что требуют многие. Такие ситуации развиваются по принципу положительной обратной связи: чем больше общность носителей ставшей актуальной наивной теории, тем быстрее она прирастает новыми носителями, тем объемнее и интенсивнее коммуникации, в том числе и в СМИ, тем больше людей "заражаются и присоединяются".
Разделение "широкоохватных" наивных теорий на второй и третий регионы соответствует тому, как Уолтер Липпман (американский мыслитель, ввел в употребление термина "стереотип", еще в 1922 году издал классическую книгу "Общественное мнение") разделял просто "общественные мнения" и "Общественное Мнение", с большой буквы: "Характеристики внешнего мира, которые вытекают из поведения других человеческих существ постольку, поскольку это поведение касается нас самих, зависит от нас или интересно нам, мы можем в первом приближении назвать общественными делами (public affairs). Картины в головах этих человеческих существ, образы их самих, других людей, их потребностей, целей, взаимоотношений – это общественные мнения. Картины, в соответствии с которыми действуют группы людей или индивиды, действующие от имени групп, – это Общественное Мнение, с большой буквы". (Цитата из перевода книги У. Липпмана, изданного ФОМом в 2004 году).
Выше использовалось сравнение наивных теорий, составляющих массовое поле, с океаном, на поверхности которого – осознаваемые, а в глубинах – доведенные до автоматизма теории. Эту метафору можно продолжить: часть поверхности океана – спокойная, с небольшим волнами (второй регион), а в других местах – штормы, большие волны, ураганы, то есть происходит что-то необычное (третий регион). Из этой картины, кроме всего прочего, видно, насколько непостоянной, зыбкой и условной оказывается граница между вторым и третьим регионами, то есть между тем, что Липпман обозначал как "общественные мнения" и "Общественное Мнение". А первый регион с его малоохватными наивными теориями – это прибрежные зоны океана, разнообразные заливы, бухты, лагуны, весьма специфические и прилегающие к берегам продвинутых, специальных и научных теорий.
Океан наивных теорий – это среда, порождаемая мириадами коммуникаций, либо непосредственно в ходе общения между людьми, либо через посредников – массмедиа, кино, книги, интернет и др. В этой коммуникативной среде наивные теории появляются, распространяются, трансформируются, сменяются другими, исчезают. Она – как воздух, которым мы дышим, и, как воздух, мы безостановочно принимаем в себя и выдаём вовне в ходе коммуникаций порции этой среды. Это не физическая атмосфера, это социальная атмосфера. И мы все чувствуем её точно так же, как чувствуем воздух, но обычно не отдаём себе в этом отчета. За исключением тех ситуаций, когда имеем дело с наивными теориями третьего региона, то есть с Общественным Мнением, с большой буквы. Тогда с нами происходит что-то вроде того, что произошло с Остапом Бендером, который ощутил давление воздушного столба, когда влюбился в Зосю Синицкую.
Специальные и наивные теории опросов. Возвращаясь к опросам, следует еще раз подчеркнуть, что они – всего лишь инструмент наблюдения и фиксации текущего состояния социальной атмосферы, этого вечно меняющегося, многомерного и бесконечно сложного объекта. Поллстеры (от английского слова poll – опрос) – своего рода социальные метеорологи, расставляющие приборы (вопросники) в нужных точках (в репрезентативной выборке респондентов) и снимающие их показания (в ходе интервью с респондентами). Поллстеры разговаривают с респондентами, предполагая, что примерно так люди разговаривали бы, или, может быть, даже разговаривают между собой, обсуждая те или иные аспекты социальной реальности. Но цель состоит не в том, чтобы просто зафиксировать, что говорят люди на те или иные темы. На основе опросов выявляются распространенные и актуальные наивные теории, соотношения между их "охватами" и в конечном счете дается описание текущего состояния коммуникативной среды и ее динамики в терминах "обитающих" в ней в данный момент наивных теорий. Так же точно метеорологи снимают со своих приборов отсчеты температуры, давления, влажности, скорости ветра и др., чтобы рассказать не об этих числах, а о движении циклонов и антициклонов, погодных фронтах и в результате сконструировать картину-описание происходящего в атмосфере и дать кратко- и среднесрочные прогнозы. Поэтому широко распространенная наивная теории, что общественное мнение – это то, что показывают опросы, так же нелепа, как заявление, что показания термометра, барометра и гигрометра за окном – это и есть погода.
Так выглядит теория репрезентативных опросов, к которой склоняется автор. Она по своему типу, безусловно, специальная и поэтому, кстати, ее так трудно изложить в одной лекции. К научным теориям она, конечно, не относится, так как таковой она может быть признана, если получит от научного сообщества соответствующий сертификат.
Но в разных социальных полях в зависимости от их специфики имеют место и иные, наивные воззрения на смысл опросов и их прагматическое значение, равно как и на поллстеров, производящих опросы.
Участники политического поля полагают, что опросы необходимы, чтобы добиватьсяться признания, популярности, влияния, победы на выборах. Им нужны рейтинги и информация о тех болевых точках, о которых следует говорить, обращаясь к людям, чтобы люди прислушивались и голосовали. А тем, кто проводит опросы, отводится роль политтехнологов, то есть консультантов, помогающих политикам решать их задачи.
В поле бизнеса иная ситуация – там нужен успех в смысле прибыли. И суть изучения общественного мнения и использования опросов – это выявление прагматически важных аспектов социальной реальности, характерных для потребителей товаров и услуг. Здесь роль поллстера – это роль участника проекта, ответственного за свой участок "фронта". То есть и бизнесмен, и поллстер как бы находятся в одном окопе и ведут борьбу, в том числе конкурентную, за потребителя, за его деньги.
В поле государства, где занимаются реформами, инновациями, где принимают решения, касающиеся миллионов людей, конечно, добиваются того, чтобы, во-первых, снижать социальную напряженность, сокращать репертуар негативных теорий и их "охваты", и, во-вторых, усиливать социальную солидарность граждан государства, чтобы увеличивать объем сплачивающих теорий и их "охваты" в социальной реальности населения. Здесь опросы видятся в инженерном смысле: они выполняют функцию контура обратной связи для понимания реакций людей на принимаемые решения, инновации, реформы.
В этих трёх полях – политика, бизнес, государство – опросы выступают как посредник между субъектом действия и объектом воздействия. Но есть и другие поля, где в опросы и в работу поллстеров вкладываются совсем иные смыслы.
Смысл поля науки – поиск и предъявление особого, научного знания: непротиворечивого, обоснованного и претендующего на статус истины. Наука добывает знание о том, что она рассматривает как объективную реальность, даже если речь идет не о природных явлениях, а о мыслях людей. Поллстеры-социологи , как и прочие участники поля науки, нацелены на открытие "законов" социальной природы, чтобы более эффективно эту природу "осваивать". Поэтому на основе опросов составляются "рекомендации", а сами поллстеры выступают в роли ученых: пишут статьи и монографии, защищают диссертации, читают лекции и доклады и т. д.
В медийном поле опросы выступают как один из многочисленных источников информации и используются, как и прочая информация, для распространения с целью привлечения внимания и, как говорилось ранее, для достижения признания и усиления своего влияния.
Наконец есть поле профессиональное, где присутствуют сами поллстеры. Это технологическое поле: опросы рассматриваются здесь через призму специальных и научных теорий с точки зрения их репрезентативности, точности, валидности, соответствия каноническим и научно-обоснованным процедурам математической статистики. Здесь говорят о выборках, методиках, региональных сетях, организации полевых работ и др. В этом поле редко задумываются о смысле опросов, рассматривая их как процедуры получения результатов в виде процентных распределений, пользующихся спросом.
Часть 2. Фонд "Общественное мнение" в контексте социальной реальности
В последних высказываниях неявно подчеркивается, что в ФОМе, кроме проведения опросов, предпринимаются также попытки осмыслить свою деятельность. Весь сегодняшний разговор связан именно с такого рода рефлексией. Постоянно наблюдая состояния массового поля и выявляя распространенные в нем наивные теории, мы отдаем себе отчет в том, что занимаем специфическую позицию наблюдателей, но, конечно, остаемся частью этого поля. Нам не под силу выйти за его пределы, но, по крайней мере, мы можем попытаться посмотреть на себя со стороны и хотя бы иногда наблюдать наблюдателя.
Часть 3. Общественное мнение в контексте журнала "Социальная реальность"
С января 2006 года Фонд "Общественное мнение" выпускает ежемесячный журнал "Социальная реальность". Его название после всего сказанного, наверное, не нуждается в комментариях. Но к нему есть еще и подзаголовок – "Журнал социологических наблюдений и сообщений". Этим мы сужаем и конкретизируем рамку журнала: в нем описываются наивные теории, выявляемые посредством опросов. Для иллюстрации тематического спектра можно полистать третий и четвертый номера – я их принес для любезных хозяев этого клуба. Вот, например, заголовки: "Межличностное доверие в России", "Деньги вместо льгот", "Практика сожительств в России", "Смертная казнь как норма жизни". Все это в первом разделе – "Общество". Всего в журнале три постоянных раздела, есть еще "Форум" и "Мастерская". В "Мастерской" мы публикуем статьи методического характера (например "Прогнозирование электорального поведения на региональных выборах") и с методологическим уклоном ("Уолтер Липпман о стереотипах"). Если мы решим опубликовать эту лекцию, то ее место, конечно, в разделе "Мастерская". В разделе "Форум" – живые голоса тех, кто занимается изучением общественного мнения, пишет об этом и может сказать что-то интересное. Здесь интервью, эссе, круглые столы и т. д. Журнал "Социальная реальность" доступен не только в бумажном виде (можно обратиться за этим в ФОМ), но и нашем сайте www.fom.ru.
Часть 4. Фонд "Общественное мнение" в контексте журнала "Социальная реальность"
Я об этом рассказываю не столько в порядке информации, сколько для иллюстрации того, что сегодняшний разговор не случаен. Для ФОМа журнал – очень принципиальная вещь, так как он создает смысловое измерение нашей деятельности. И не только нашей – предполагается, конечно, что в нем также и наши коллеги будут печатать результаты своих исследований и свои суждения о природе социальной реальности. Последнее обсуждается не слишком часто, но не потому, что это неинтересно, а из-за нехватки времени и дефицита места. Так вот, журнал создаёт такое место и журнал требует – поскольку он существует – времени, чтобы размышлять на такие темы. Спасибо.
http://www.polit.ru/lectures/2006/07/18/oslon.html
Лекция Александра Ослона. ПродолжениеРассматривая социальные поля, П. Бурдье (а также и Никлас Луман, обозначавший их как функциональные подсистемы общества) подчеркивал автономность полей и разрывы между ними. Быть в какой-то момент в каком-то поле – значит не быть в других полях. Переходить из одного поля в другое – значит совершать скачок, становиться в какой-то мере другим. Например, обыденное понимание армии: это люди в военной форме, на военной службе, в разных армейских чинах, они готовятся к войне или воюют. Но если следовать той логике, о которой я говорю, то армия – это не люди, а "армейское" поле – специфический комплекс теорий. А люди, находящиеся в этом поле и идентифицируемые как военнослужащие, – носители и исполнители теорий этого комплекса со своими особыми способами видения мира, производства суждений и действий и т. д. Но военный вне армейского поля – уже не военный. Он может переходить в поле повседневности (семья, домашние заботы), в поле медицины (если болеет и лежит в госпитале), наконец, в поле своих увлечений (если, допустим, собирает марки и посещает клуб филателистов). Впрочем, внимательный наблюдатель сможет различить "армейскую косточку", то есть следы армейского поля и в сугубо гражданских ситуациях.
Социальные поля различаются по степени детализации лежащих в их основе комплексов теорий, а также по их жесткости и требовательности к оказавшимся в них людям – агентам полей. На одном полюсе лежат диффузные поля, соединяющие людей во временные и аморфные общности, на другом полюсе – жестко структурированные поля, называемые социальными институтами и оказывающие на своих участников вполне реальное принуждающее воздействие. Это происходит, разумеется, силами других участников, выполняющих соответствующие функции в рамках институтов, включая наложение санкций за недопустимые отклонения от требуемых норм, подготовку новых поколений, передачу традиций.
Любое профессиональное поле включает в себя соответствующие институты и при их посредстве добивается от любого своего агента, чтобы он был специалистом или, иными словами, чтобы он владел специальными или даже научными теориями этого поля. Относительно "чужих" полей этот же человек может располагать всего лишь наивными теориями, или, если они почему-то имеют для него значение, – продвинутыми теориями. Так, агент юридического поля, например адвокат, должен отлично знать кодексы законов и обширные их толкования. От инженера же эти знания не требуются, он может обойтись самыми смутными и наивными представлениями о сфере юриспруденции. Хотя с другой стороны, жизненные обстоятельства могут "втолкнуть" его в эту сферу и заставить овладевать продвинутыми юридическими теориями.
Массовое поле. Вот так издали я двигаюсь к тому, чтобы всё-таки придти, наконец, к разговору об общественном мнении. Столь длинный путь необходим, так как это понятие слишком сложное, чтобы взять и просто разобраться с ним. И предварительный разговор еще не закончен: кроме тех полей, о которых я рассказал и которые конституируются специфическими комплексами теорий, надо рассмотреть ещё одно поле. Это – "поле полей", включающее в себя все наивные теории, какие только есть в мире теорий. В этом смысле оно объединяет наивные компоненты всех социальных полей, весь океан наивных теорий. Каждый человек с первого и до последнего своего дня – участник этого "поля полей", так как обязательно владеет какими-то из имеющих в нем хождение наивных теорий – иначе он просто не сможет жить среди людей. Поэтому я называю это поле массовым.
В личностном знании наивные теории, взятые из массового поля, составляют львиную долю, и на их фоне знание научных, специальных и продвинутых теорий – капля в море. В то же время по отношению ко всему массовому полю личный запас наивных теорий микроскопически мал: любой человек о подавляющем большинстве теорий массового поля понятия не имеет. О каких-то – он только слышал, но ни подумать, ни тем более сказать о них ничего не может. И только о некоторых – знакомых – темах мы имеем какие-то представления, можем вступать в коммуникации и совершать осмысленные с точки зрения этих представлений действия. Такого рода коммуникации/действия могут происходить в любых социальных ситуациях и в любых социальных средах, за исключением тех, где наивных теорий недостаточно и взаимодействие происходит исходя из более глубоких – продвинутых, специальных или научных – теорий. Например о теории относительности многим вообще нечего сказать, немногие – могут наивно порассуждать о ней (особенно, если разговор затрагивает личность Эйнштейна), но только немногие знают что-то большее и могут коммуницировать компетентно. Им, кстати, наивные разговоры на эту тему не только не интересны, но представляются досужими, глупыми и бессмысленными. То же самое касается любой темы – от Америки до воспитания детей, от плохой работы правительства до предстоящего ремонта в подъезде. В этом необозримом тематическом спектре всегда наиболее частыми оказываются коммуникации обыденные, повседневные, не требующие особой компетентности, то есть порождаемые наивными теориями массового поля. Тогда как коммуникации, базирующиеся на более основательных знаниях, происходят гораздо реже (носителей более глубоких теорий по численности гораздо меньше) и только в определенных ситуациях (например, научные теории в трамвае обсуждаются крайне редко).
Таким образом, второе имя массового поля – это "поле повседневности", и оно, как писал Альфред Шюц, имеет по сравнению с любыми другими полями (он их называет "конечные области значения") тотальный характер. Оно – социальная атмосфера, в которой живет и постоянно коммуницирует каждый человек, подобно тому, как он живет и дышит в физической атмосфере в каждое мгновение своей жизни. Несмотря на широту и диффузность, массовое поле активно принуждает каждого из нас осваивать все новые и новые наивные теории. Жизнь человека в массовом поле, то есть в мире повседневности – постоянное движение, суть которого – приобретение новых наивных знаний, наряду, конечно, с забыванием старых. Так происходит потому, что массовое поле инициирует непрерывно развивающуюся сеть коммуникаций, в которой те, кто уже "знает", так или иначе принуждают узнавать тех, кто еще "не знает". Жить среди людей – означает быть всегда в этой сети, постоянно быть под напряжением "силовых линий" массового поля и следовательно ежечасно подвергаться "бомбардировке" наивными теориями.
Репрезентативные опросы. Идея рассматривать мир теорий как массовое поле, оказывающее, подобно гравитационному полю, воздействие на каждого живого человека, дает возможность описать процедуру репрезентативного опроса по аналогии с физическими измерениями.
Здесь следует подчеркнуть, что речь идет только об опросах, основанных на вероятностных выборках респондентов (обычно говорится о взрослых людях от 18 лет и старше). Такие опросы отличаются, во-первых, тем, что в них четко определяется генеральная совокупность, то есть то население, которое должно быть репрезентировано (представлено) выборкой (чаще всего это жители определенной территории – страны, региона, области и т. д.). Во-вторых, в них обязательно применяется какая-то из процедур отбора респондентов, обеспечивающих для каждого человека из генеральной совокупности равную вероятность попасть в выборку. При таком подходе математическая статистика гарантирует, что полученные на выборке процентные соотношения между ответами респондентов можно экстраполировать на все исследуемое население. Иными словами, можно утверждать, что если бы был проведен сплошной опрос, были бы получены те же результаты, что и при опросе небольшой вероятностной выборки респондентов. ,Это, конечно, упрощенное описание, но уже из него ясно, что никакие опросы на улицах, по радио, через интернет не репрезентативны, так как выборки в них – не вероятностные. Тогда как наши, ФОМовские, опросы населения в принципе являются таковыми, потому что их выборки изначально конструируются с учетом требования репрезентативности. Поэтому когда после опроса мы заявляем, что это говорит население, а не просто опрошенные респонденты, мы имеем на то достаточно веские основания.
После этой краткой справки о репрезентативных опросах вернемся к понятию массового поля и выдвинем следующее утверждение. Опрос, проведенный в какой-то момент на какую-то тему и репрезентирующий какую-то совокупность людей, фиксирует на данный момент и для этой совокупности состояние массового поля в отношении этой темы. Иначе говоря, опрос показывает, какие теории, связанные с этой темой, освоены и проявляют себя в ответах респондентов, а также каковы соотношения между "охватами" этих освоенных теорий. При этом главную роль играют именно наивные теории, так как теории научные, специальные и продвинутые имеют относительно малые и даже микроскопические "охваты". Таким образом, репрезентативные опросы населения – это метод изучения массового поля, инструмент выявления в этом поле находящихся в обращении наивных теорий.
Наивные теории, выявляемые опросами. Типичный пример исследования массового поля – выяснение того, как люди интерпретируют понятия, не слишком укорененные в языке и практике, но часто употребляемые специалистами. Это делается с помощью вопроса "Что это, как Вы это понимаете?", задаваемого в открытой форме, когда высказывания респондента дословно фиксируются интервьюером. Если, например, взять постоянно присутствующую в СМИ тему "инвестиции", то выясняется, что в понимании этого термина имеет место значительное разнообразие. Большинство респондентов готовы говорить об этом, но далеко не все высказывания соответствуют тому, что имеют в виду специалисты, говоря об инвестициях. "Наивные теоретики" часто говорят об инвестициях как о "воровстве", "обмане", "жизни с протянутой рукой", "нищете", "финансовой помощи" и т. д. Это хороший пример того, как происходит наполнение житейскими смыслами достаточно четкого для специалиста понятия, насколько сильно могут отличаться наивные теории от специальных и насколько велико их разнообразие. Но, надо отметить, наивные теории об инвестициях не слишком важны для специалистов и управленцев. Другое дело – выборы: здесь представления людей, по-своему, по-житейски понимающих политическую ситуацию, имеют гораздо большее значение, так как каждый гражданин обладает голосом, независимо от того, носителем какой теории он является – научной (политолог), специальной (политик, политконсультант), продвинутой (политически активный гражданин) или наивной (политически пассивный избиратель, обыватель).
Носители наивных политических теорий составляют подавляющее большинство, поэтому они играют главную электоральную роль и следовательно являются главным источником предвыборной озабоченности политиков и политтехнологов. В наивных теориях о политиках и партиях крупицы знаний, почерпнутых из СМИ, перемешаны с эмоциями и чувствами, и они в малой степени связаны с тем, что пишут в своих программах или говорят в своих речах политические персонажи. На самом деле работают два основных фактора. Во-первых, избиратели домысливают, чего хочет политик, они как бы читают его мысли и выстраивают свои теории о его внутреннем мире. Так происходит приписывание политика к какой-то категории: демократ, державник, западник, либерал и проч. Разумеется, не в этих политологических терминах, а на каком-то своем, "естественном" языке, где главенствуют различения хороший / плохой, доверяю / не доверяю. Вторая координата ещё дальше от рациональности: оценивается дееспособность политика, запас его сил, воли, способностей добиться того, чего он, как кажется, хочет. Если оценка потенции политика оказывается высокой и, одновременно, предполагается, что хочет он чего-то позитивного, то такого рода наивная теория подталкивает к голосованию за него. Если большие массы избиратели приходят к выводу о дееспособности политика и одновременно каждый из них приписывает его к какой-то СВОЕЙ позитивной категории, то он приобретает особую популярность. Как показывают опросы, именно так произошло и по-прежнему происходит с В. Путиным, и поэтому вот уже почти семь лет рейтинг его популярности столь велик.
Медийное поле. Одним из главных корней, из которых произрастают наивные теории, один из существенных факторов их формирования – это медийное поле. В этом смысле массовое поле и медийное поле очень тесно сопрягаются, недаром, например, так широко распространена наивная теория о гипнотическом воздействии телевидения на население.
Само медийное поле, как и всякое поле, в значительной мере живет своей жизнью: оно автономно, замкнуто, поддерживает для своих участников свою социальную реальность. Его специфическое устройство описывал, например, П. Бурдье в цитировавшейся книге "О телевидении и журналистике", а также Н. Луман в недавно переведенной у нас книге "Реальность массмедиа". Но и без сложной аналитики мы все интуитивно понимаем, что медийное поле устроено и функционирует в соответствии со своим главным смыслом – распространением информации. Этот смысл диктует содержание теорий, которыми медийное поле вооружает своих агентов: необходимо добиваться признания и влиятельности в аудиториях, в противном случае информация будет игнорироваться и ее распространение будет затруднено. Один из главных инструментов решения этой задачи – отбор информации для распространения, определение, что есть главное и второстепенное. На примере новостей мы хорошо понимаем, что "демиурги", сидящие за кулисами новостных программ, формируя по своим критериям "повестку дня", могут очень многое изменить в представлениях о том, как устроен этот мир, что следует думать о том-то и как следует относиться к тому-то. Широко известен пример репортажей о войне в Персидском заливе, когда канал CNN впервые явно и откровенно продемонстрировал конструирование вполне определенной картины событий. Мы помним, как канал НТВ времен Гусинского своими "тревожно-правдивыми" новостями описывал мир, полный беспокойства и угроз, а сейчас тот же канал рисует его подчеркнуто спокойно и даже несколько иронично. Возникает вопрос: так это мир изменился или что-то переменилось на канале?
Медийное поле оказывает воздействие прежде всего на массовое поле, на наивные теории. Если программа "Время" сообщит о том, что Земля не круглая, а иной формы, это будет большая новость, но носители специальных теорий, например астрономы, её проигнорируют. А носители наивных теорий, которым о форме Земли известно лишь то, что им рассказали в детстве, эту новую информацию воспримут и, возможно, при должных усилиях медийного поля примут. И в их социальной реальности Земля станет не круглой, а квадратной.
Общественное мнение. Чтобы поговорить, наконец, в свете всего сказанного о том, что такое "общественное мнение", надо сделать последний шаг и разделить массовое поле в его текущем состоянии на три больших региона. В первом регионе мы оставим наивные теории с малыми "охватами", не имеющие в данный момент сколько-нибудь заметного хождения в обществе. В другой части оказались наивные теории с достаточно большими "охватами", то есть порождающие крупные общности носителей этих теорий. Это множество широкоохватных наивных теорий мы разделим на второй и третий регионы, где второй регион будет состоять из теорий, не актуальных сегодня, не вызывающих особого интереса и переживаний, не порождающих сколько-нибудь интенсивных коммуникаций. В третьем регионе, напротив, сосредоточим широкоохватные наивные теории, присутствующие по тем или иным причинам в фокусе общественного внимания, в актуальной "повестке дня". Что это за причины – отдельный вопрос: то ли что-то действительно произошло и СМИ "трубят" об этом, то ли СМИ что-то "раздули" и кажется, что это произошло, – сейчас неважно. В любом случае речь идет о наивных теориях, переживаемых в данный момент многими людьми как важные, как значимые. Этот, третий, регион мы называем "регионом общественного мнения", а совокупность содержащихся в нем теорий – "общественным мнением".
Например тема "птичий грипп" актуализировала несколько широкоохватных наивных теорий, в том числе теорию предстоящей эпидемии, теорию конкурентной борьбы между производителями куриного мяса, теорию информационного "пузыря", надутого из вполне обычного явления, и т. д. Тема замены льгот денежными выплатами вывела на передний план по крайней мере две теории: протестную теорию "не отнимайте льготы!" и более спокойную теорию "давайте деньги". Из этих примеров очевидно, что наполнение третьего региона в разные моменты времени может меняться, так как актуальные темы и связанные с ними теории приходят и уходят. По мере потери актуальности теории из региона общественного мнения могут переходить во второй регион широкоохватных, но не слишком важных в данный момент теорий (пример – еще недавно так волновавшие массовое поле наивные теории "озоновых дыр", финансового кризиса, гибели принцессы Дианы, дефицита соли и т.д.). Если носители наивных теорий постепенно забывают их, то они могут оказаться и в первом регионе массового поля (как, например, наивные теории конца 80-х годов о хозрасчете, кооперативах, выборности руководителей, которые во времена "перестройки" вызывали феноменальный интерес).
Кроме того, что наивные теории региона общественного мнения являются широкоохватными, актуальными и важными, их отличает еще одно свойство, кажущееся иногда почти мистическим: они оказывают на людей принуждающее воздействие, вызывая сильные эмоции, волнения, переживания, и даже иногда толкают к экстраординарным действиям и поступкам. Поэтому, кстати, некоторые исследователи находят мнимые аналогии между общественным мнением и социальными институтами. Под давлением общественного мнения политики уходят в отставку, правительства останавливают реформы, парламенты, сопротивляясь, принимают законы, работодатели идут на уступки профсоюзам и т. д. Как писала знаменитая немецкая основоположница изучения общественного мнения в Европе Элизабет Ноэль-Нойман, люди обладают "социальной кожей", чувствительной к переживаниям других людей, и склонны присоединяться к этим переживаниям. Указанное "мистическое" свойство общественного мнения – результат эмоционального заражения, когда ты начинаешь волноваться о чем-то потому, что это волнует других. Пусть ты вчера даже не думал об этом, но сегодня это стало для тебя актуальным, заставило рассуждать и даже отложить дела, чтобы отправиться, например, на митинг, чтобы протестовать и требовать того, что требуют многие. Такие ситуации развиваются по принципу положительной обратной связи: чем больше общность носителей ставшей актуальной наивной теории, тем быстрее она прирастает новыми носителями, тем объемнее и интенсивнее коммуникации, в том числе и в СМИ, тем больше людей "заражаются и присоединяются".
Разделение "широкоохватных" наивных теорий на второй и третий регионы соответствует тому, как Уолтер Липпман (американский мыслитель, ввел в употребление термина "стереотип", еще в 1922 году издал классическую книгу "Общественное мнение") разделял просто "общественные мнения" и "Общественное Мнение", с большой буквы: "Характеристики внешнего мира, которые вытекают из поведения других человеческих существ постольку, поскольку это поведение касается нас самих, зависит от нас или интересно нам, мы можем в первом приближении назвать общественными делами (public affairs). Картины в головах этих человеческих существ, образы их самих, других людей, их потребностей, целей, взаимоотношений – это общественные мнения. Картины, в соответствии с которыми действуют группы людей или индивиды, действующие от имени групп, – это Общественное Мнение, с большой буквы". (Цитата из перевода книги У. Липпмана, изданного ФОМом в 2004 году).
Выше использовалось сравнение наивных теорий, составляющих массовое поле, с океаном, на поверхности которого – осознаваемые, а в глубинах – доведенные до автоматизма теории. Эту метафору можно продолжить: часть поверхности океана – спокойная, с небольшим волнами (второй регион), а в других местах – штормы, большие волны, ураганы, то есть происходит что-то необычное (третий регион). Из этой картины, кроме всего прочего, видно, насколько непостоянной, зыбкой и условной оказывается граница между вторым и третьим регионами, то есть между тем, что Липпман обозначал как "общественные мнения" и "Общественное Мнение". А первый регион с его малоохватными наивными теориями – это прибрежные зоны океана, разнообразные заливы, бухты, лагуны, весьма специфические и прилегающие к берегам продвинутых, специальных и научных теорий.
Океан наивных теорий – это среда, порождаемая мириадами коммуникаций, либо непосредственно в ходе общения между людьми, либо через посредников – массмедиа, кино, книги, интернет и др. В этой коммуникативной среде наивные теории появляются, распространяются, трансформируются, сменяются другими, исчезают. Она – как воздух, которым мы дышим, и, как воздух, мы безостановочно принимаем в себя и выдаём вовне в ходе коммуникаций порции этой среды. Это не физическая атмосфера, это социальная атмосфера. И мы все чувствуем её точно так же, как чувствуем воздух, но обычно не отдаём себе в этом отчета. За исключением тех ситуаций, когда имеем дело с наивными теориями третьего региона, то есть с Общественным Мнением, с большой буквы. Тогда с нами происходит что-то вроде того, что произошло с Остапом Бендером, который ощутил давление воздушного столба, когда влюбился в Зосю Синицкую.
Специальные и наивные теории опросов. Возвращаясь к опросам, следует еще раз подчеркнуть, что они – всего лишь инструмент наблюдения и фиксации текущего состояния социальной атмосферы, этого вечно меняющегося, многомерного и бесконечно сложного объекта. Поллстеры (от английского слова poll – опрос) – своего рода социальные метеорологи, расставляющие приборы (вопросники) в нужных точках (в репрезентативной выборке респондентов) и снимающие их показания (в ходе интервью с респондентами). Поллстеры разговаривают с респондентами, предполагая, что примерно так люди разговаривали бы, или, может быть, даже разговаривают между собой, обсуждая те или иные аспекты социальной реальности. Но цель состоит не в том, чтобы просто зафиксировать, что говорят люди на те или иные темы. На основе опросов выявляются распространенные и актуальные наивные теории, соотношения между их "охватами" и в конечном счете дается описание текущего состояния коммуникативной среды и ее динамики в терминах "обитающих" в ней в данный момент наивных теорий. Так же точно метеорологи снимают со своих приборов отсчеты температуры, давления, влажности, скорости ветра и др., чтобы рассказать не об этих числах, а о движении циклонов и антициклонов, погодных фронтах и в результате сконструировать картину-описание происходящего в атмосфере и дать кратко- и среднесрочные прогнозы. Поэтому широко распространенная наивная теории, что общественное мнение – это то, что показывают опросы, так же нелепа, как заявление, что показания термометра, барометра и гигрометра за окном – это и есть погода.
Так выглядит теория репрезентативных опросов, к которой склоняется автор. Она по своему типу, безусловно, специальная и поэтому, кстати, ее так трудно изложить в одной лекции. К научным теориям она, конечно, не относится, так как таковой она может быть признана, если получит от научного сообщества соответствующий сертификат.
Но в разных социальных полях в зависимости от их специфики имеют место и иные, наивные воззрения на смысл опросов и их прагматическое значение, равно как и на поллстеров, производящих опросы.
Участники политического поля полагают, что опросы необходимы, чтобы добиватьсяться признания, популярности, влияния, победы на выборах. Им нужны рейтинги и информация о тех болевых точках, о которых следует говорить, обращаясь к людям, чтобы люди прислушивались и голосовали. А тем, кто проводит опросы, отводится роль политтехнологов, то есть консультантов, помогающих политикам решать их задачи.
В поле бизнеса иная ситуация – там нужен успех в смысле прибыли. И суть изучения общественного мнения и использования опросов – это выявление прагматически важных аспектов социальной реальности, характерных для потребителей товаров и услуг. Здесь роль поллстера – это роль участника проекта, ответственного за свой участок "фронта". То есть и бизнесмен, и поллстер как бы находятся в одном окопе и ведут борьбу, в том числе конкурентную, за потребителя, за его деньги.
В поле государства, где занимаются реформами, инновациями, где принимают решения, касающиеся миллионов людей, конечно, добиваются того, чтобы, во-первых, снижать социальную напряженность, сокращать репертуар негативных теорий и их "охваты", и, во-вторых, усиливать социальную солидарность граждан государства, чтобы увеличивать объем сплачивающих теорий и их "охваты" в социальной реальности населения. Здесь опросы видятся в инженерном смысле: они выполняют функцию контура обратной связи для понимания реакций людей на принимаемые решения, инновации, реформы.
В этих трёх полях – политика, бизнес, государство – опросы выступают как посредник между субъектом действия и объектом воздействия. Но есть и другие поля, где в опросы и в работу поллстеров вкладываются совсем иные смыслы.
Смысл поля науки – поиск и предъявление особого, научного знания: непротиворечивого, обоснованного и претендующего на статус истины. Наука добывает знание о том, что она рассматривает как объективную реальность, даже если речь идет не о природных явлениях, а о мыслях людей. Поллстеры-социологи , как и прочие участники поля науки, нацелены на открытие "законов" социальной природы, чтобы более эффективно эту природу "осваивать". Поэтому на основе опросов составляются "рекомендации", а сами поллстеры выступают в роли ученых: пишут статьи и монографии, защищают диссертации, читают лекции и доклады и т. д.
В медийном поле опросы выступают как один из многочисленных источников информации и используются, как и прочая информация, для распространения с целью привлечения внимания и, как говорилось ранее, для достижения признания и усиления своего влияния.
Наконец есть поле профессиональное, где присутствуют сами поллстеры. Это технологическое поле: опросы рассматриваются здесь через призму специальных и научных теорий с точки зрения их репрезентативности, точности, валидности, соответствия каноническим и научно-обоснованным процедурам математической статистики. Здесь говорят о выборках, методиках, региональных сетях, организации полевых работ и др. В этом поле редко задумываются о смысле опросов, рассматривая их как процедуры получения результатов в виде процентных распределений, пользующихся спросом.
Часть 2. Фонд "Общественное мнение" в контексте социальной реальности
В последних высказываниях неявно подчеркивается, что в ФОМе, кроме проведения опросов, предпринимаются также попытки осмыслить свою деятельность. Весь сегодняшний разговор связан именно с такого рода рефлексией. Постоянно наблюдая состояния массового поля и выявляя распространенные в нем наивные теории, мы отдаем себе отчет в том, что занимаем специфическую позицию наблюдателей, но, конечно, остаемся частью этого поля. Нам не под силу выйти за его пределы, но, по крайней мере, мы можем попытаться посмотреть на себя со стороны и хотя бы иногда наблюдать наблюдателя.
Часть 3. Общественное мнение в контексте журнала "Социальная реальность"
С января 2006 года Фонд "Общественное мнение" выпускает ежемесячный журнал "Социальная реальность". Его название после всего сказанного, наверное, не нуждается в комментариях. Но к нему есть еще и подзаголовок – "Журнал социологических наблюдений и сообщений". Этим мы сужаем и конкретизируем рамку журнала: в нем описываются наивные теории, выявляемые посредством опросов. Для иллюстрации тематического спектра можно полистать третий и четвертый номера – я их принес для любезных хозяев этого клуба. Вот, например, заголовки: "Межличностное доверие в России", "Деньги вместо льгот", "Практика сожительств в России", "Смертная казнь как норма жизни". Все это в первом разделе – "Общество". Всего в журнале три постоянных раздела, есть еще "Форум" и "Мастерская". В "Мастерской" мы публикуем статьи методического характера (например "Прогнозирование электорального поведения на региональных выборах") и с методологическим уклоном ("Уолтер Липпман о стереотипах"). Если мы решим опубликовать эту лекцию, то ее место, конечно, в разделе "Мастерская". В разделе "Форум" – живые голоса тех, кто занимается изучением общественного мнения, пишет об этом и может сказать что-то интересное. Здесь интервью, эссе, круглые столы и т. д. Журнал "Социальная реальность" доступен не только в бумажном виде (можно обратиться за этим в ФОМ), но и нашем сайте www.fom.ru.
Часть 4. Фонд "Общественное мнение" в контексте журнала "Социальная реальность"
Я об этом рассказываю не столько в порядке информации, сколько для иллюстрации того, что сегодняшний разговор не случаен. Для ФОМа журнал – очень принципиальная вещь, так как он создает смысловое измерение нашей деятельности. И не только нашей – предполагается, конечно, что в нем также и наши коллеги будут печатать результаты своих исследований и свои суждения о природе социальной реальности. Последнее обсуждается не слишком часто, но не потому, что это неинтересно, а из-за нехватки времени и дефицита места. Так вот, журнал создаёт такое место и журнал требует – поскольку он существует – времени, чтобы размышлять на такие темы. Спасибо.
http://www.polit.ru/lectures/2006/07/18/oslon.html