Левые в России и левая повестка дня
Лекция Ильи Пономарева, Карин Клеман и Алексея ЦветковаМы публикуем полную стенограмму лекции-обсуждения одного из основателей Молодежного левого фронта, заместителя директора Института проблем глобализации Ильи Пономарева, директора института "Коллективное действие", социолога Карин Клеман, редактора издательства "Ультра.Культура" Алексея Цветкова, прочитанной 17 ноября 2005 года в клубе «Улица ОГИ» в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».
Таким образом мы продолжаем ту линию публичных лекций, в которых пытаемся дойти до практического политического самоопределения выступающего (см. лекции Григория Явлинского, Гарри Каспарова - с одной стороны, и Глеба Павловского и некоторых государственных экономистов – с другой). В этот раз мы выясняли основания позиции не отдельного политика, а целого движения, которое приходит на смену традиционным (вышедшим из КПСС) левым и появляется на развалинах полемики между «коммунистами» и «демократами», которая царила в российской политике в 90-е.
Социальная, левая повестка дня актуализирована тем, что, как говорят, "если лозунгом революции 1991 г. была свобода, то лозунгом наступающей революции должна стать справедливость" и необходим "левый поворот". В прошлый раз с представителями молодежных левых движений мы столкнулись на лекции Даниеля Кон-Бендита и, похоже, друг другу не очень понравились. В прошедшие выходные Илья Пономарев и Левый фронт присоединились к либералам и общественникам в несанкционированном антифашистском пикете у мэрии Москвы.
Сообщение Ильи Пономарева
Добрый день. Когда мы с Алексеем и Карин думали об этой лекции, то очень долго размышляли, в каком формате ее делать, до какой детальности говорить на какие темы, где провести тонкую грань между теорией и практикой. Основная проблема, которая перед нами стоит, заключается в том, что вся «левая тематика» сопряжена с таким количеством разнообразных мифов и стереотипов, что понять друг друга бывает очень трудно.
Поэтому мы решили, что я начну с того, что попробую разобрать определенное количество разнообразных мифов, которые есть в обществе, попробую дать определения, что такое «левые», что такое «правые», расскажу о том, какие течения существуют в мире и в России.
Потом я передам слово моим коллегам. Алексей больше расскажет о «левой» теории и о том, что в этом отношении существует в мире. Тем более что один из мифов, который мы хотим разрушить – это миф, что «левые» - это то, что осталось глубоко в прошлом, что вся левая мысль опирается на то, что было написано более 100 лет назад, и с тех пор в этом смысле ничего не происходит.
Карин же попробует развеять другой миф. Она расскажет о современном социальном движении в России, о том, что «левые» - это не только бабушки и дедушки, которые выходят на улицы наших городов с портретами Сталина, но еще и нечто другое, свежее, новое.
Начать я хочу с самого провокационного вопроса, с вопроса, который вызывает наибольшее количество дискуссий. Ответ на него, на самом деле, порождает дискуссии даже в собственно левой среде. Это вопрос о том, что такое «левые». Я попробую дать несколько точек зрения. Думаю, что даже присутствующие здесь мои коллеги будут со мной спорить на эту тему. Сколько есть левых, столько есть мнений о том, что такое «левое», а что такое «правое».
Вообще, разделение на «левых» и «правых» родилось во Франции во времена Великой Французской революции в Конвенте: революционеры сидели слева, консерваторы – справа. Причем никакого другого смысла в этих понятиях, кроме рассадки в зале, не было. Тогда впервые люди начали «кучковаться» сообразно своим политическим взглядам. Так родилось «левое» и «правое».
Сейчас такое географическое определение «левизны» и «правизны» порождает большое количество проблем. Большое количество мыслителей не только слева, но и справа тратят много времени на то, чтобы определить, что же такое «левое», что такое «правое». Доходит до того, что, например, такой известный человек, как Александр Гельевич Дугин, дошел до трехмерной картины: есть слева, справа, есть низ и верх, есть целая сфера из различных политических взглядов. Много политических сил со смешанными взглядами – «правые» в экономике и «левые» в политике, и наоборот.
Мне лично ближе всего такое определение «левых»: левые – это те, кто разделяет идеалы свободы, равенства и братства. Есть люди, которые пытаются определять, что левые – это те, кто выступает за общественную собственность. Есть и такое определение, что левые – это те, кто выступает за общественный прогресс, а правые – те, кто выступает за консервацию существующего порядка вещей. Наконец, самое последнее определение, которое я слышал, и которое мне очень понравилось, гласит, что левые – это те, кто считает, что выступления арабов в Париже имеют социальную природу, а правые – те, кто считают, что они имеют национальную природу. В общем, все это лишь до определенного предела правомочные определения. Они не сильно приближают нас к тому, чтобы понять, что же является «левизной» с точки зрения политики, а что является повесткой дня правых.
С моей точки зрения, ключевые вещи, которые определяют, левый человек или не левый, - это то, как человек отвечает на ряд ключевых вопросов, которые определяют его ментальность, его отношение к тем или иным политическим событиям. Основное, что отличает «левого» от «правого» - это отрицание какой бы то ни было дискриминации и эксплуатации человека, будь то на национальной, религиозной или имущественной основе. Из последнего, в частности, вытекает одно из приведенных определений: что «левые» выступают за общественную собственность. Но даже здесь есть разночтения. Есть большое количество людей четко левых взглядов, которые говорят, что единственный способ избежать эксплуатации и дискриминации по имущественному признаку – это сделать так, чтобы ни у кого не было никакой собственности, собственность принадлежала только обществу в целом. Есть и те, кто выступает за исключительно государственную собственность; есть такие, которые допускают ограниченную частную собственность.
Вторая вещь, которая является определяющей с точки зрения левых – это то, что левые выступают за равные возможности для каждого. По сути, расшифровка слова «равенство» в ряду свобода-равенство-братство. Здесь во избежание разночтений хотел бы особо подчеркнуть, что может быть равенство имущественное, когда у всех одинаковый доход, одинаковая собственность, а может быть равенство возможностей. Я считаю, что левые – это те, кто выступает за равные возможности, и из этого вытекает доктрина социальной справедливости, которая начертана на знаменах левых движений. Равенство же имущественное на ранней социалистической стадии – утопия, а в условиях построения коммунистического общества оно просто теряет смысл по мере отмирания частной собственности.
И, наконец, последняя, очень важная характеристика левых – это то, что роднит левое движение с либеральным. Тем более, что, с моей точки зрения, левое движение является эволюцией раннего либерализма. Если мы посмотрим, как родился марксизм, с чисто философской точки зрения, то легко проведем эту линию. У левых и у либералов общая главная ценность – ценность человеческой жизни, ценность возможности полной самореализации каждой личности, ценность индивидуальной свободы. Только левые совершенно по-другому расшифровывают, каким образом эта ценность может быть реализована. Если либералы говорят, что мы сейчас освободим каждого человека по отдельности, и всем будет счастье, то левые считают, что только освободив общество в целом, мы можем достичь освобождения каждой личности в отдельности. В этом между нами заключена принципиальная разница.
Немного о том, какие есть левые течения. Когда мы говорим «левые», очень часто, особенно в России, срабатывает стереотип, что «левые» - это то же самое, что коммунисты. Чаще всего, если у человека на улице спросить “Что такое «левые»?”, то услышишь: “Левые – это КПРФ”. Чуть-чуть более сведущий в политике человек скажет: “Левые – это КПРФ и «Родина»”. Наконец, бесстрашный борец с режимом из числа либералов добавит к этому списку еще НБП. Однако, на мой взгляд, ни одна из перечисленных организаций, четко левой не является. Но то, что люди их называют, является следствием того, что среди «левых» существует большое количество разнообразных течений, разнообразных направлений мысли, в которых мы попытаемся разобраться, прежде чем двигаться дальше.
Самое многочисленное направление левых – марксистское (т.е. те, кто разделяет классовую теорию Маркса и стоит на материалистических позициях). Его многие считают и единственным, хотя бывают левые немарксисты, а уж после распада СССР быть левым немарксистом стало даже модным. Марксисты внутри себя подразделяются на большое количество более мелких течений и групп, начиная от крупного деления (социал-демократы, социалисты и коммунисты) и заканчивая более мелкими тенденциями.
Социал-демократы – это течение, которое является наиболее респектабельным, институционализированным с точки зрения парламентских институтов в разных странах: мы знаем примеры Германии, Англии, скандинавских стран и т.д. Существует международное объединение эсдеков – Социнтерн. Суть социал-демократии – вера в возможность построения социализма эволюционным путем, путем последовательного реформирования капитализма, используя парламентские методы борьбы. Поэтому эсдеки участвуют в выборах, достигают каких-то результатов в парламентах и пытаются в результате небольших реформ, уступок, подвижек сделать мир справедливее, чище, лучше, надеясь на то, что такое общество перерастет в общество социалистическое. В России влиятельных эсдеков нет; СДПР (ранее Горбачев, сейчас Кишенин) находится скорее на правом фланге и борется за «рынок с человеческим лицом» (хотя питерская группа молодых социал-демократов очень толковая). На самом деле ближе всего к социал-демократическому течению КПРФ, хотя эта партия никогда в этом не признается.
Из коммунистических течений можно выделить несколько. Прежде всего, это достаточно широко представленное у нас в стране сталинистское течение, хотя перечень партий и движений, которые относятся к рядам сталинистов, довольно трудно четко назвать из-за довольно большого бардака в этом направлении. Троцкисты, например, говорят, что КПРФ – это сталинистская партия, но она такой, на самом деле, не является. Сталинистской с определенной натяжкой можно назвать вторую по величине коммунистическую партию России, РКРП-РПК. Четко сталинистской можно назвать партию Нины Андреевой, ВКП(Б). Но, как правило, это достаточно маленькие группы. Следует подчеркнуть, что сталинисты – это не прерогатива России. В мире есть целый ряд влиятельных левых сталинистских сил, как в странах бывшего соцлагеря, так и за его пределами, например, в Греции. Сталинистов отличает повышенная вера в сильное государство как ключевой инструмент для построения социализма.
Антиподы сталинистов – это троцкисты. Если сталинисты выступают за сильную Россию, за возвращение к временам, которые у нас были в 30-40-х гг., за социалистический и в то же время державный патриотизм, выступают против идеалов демократического характера, то троцкизм является крайне левым течением. Идеал троцкистов (скажу, хотя меня, наверное, за это будут критиковать коллеги) – это военный коммунизм 1918 г. Сторонники этого течения отрицают возможность построения социализма в отдельно взятой стране. Троцкисты говорят о том, что необходимо всеми силами добиваться скорейшего осуществления мировой революции (естественно, революции социалистической).
Если социал-демократы объединены в Социнтерн, то троцкисты тоже в международном масштабе пытаются объединяться в организацию IV Интернационала. На эту тему есть даже анекдот: два троцкиста – партия, три троцкиста – раскол, четыре троцкиста – это интернационал. Так оно в жизни реально и происходит. Четвертых Интернационалов в мире существует очень большое количество, реального единства не получается, потому что непримиримый догматизм приводит к возникновению на ровном месте многочисленных поводов для образования фракций и расколов. Недавно мы были свидетелями одного из расколов в российском троцкистском движении, причем поводом для этого было отношение к вопросу, допустимо ли дружить с ливийским посольством в России. Такая ситуация приводит к тому, что вроде бы грамотные марксисты и отважные революционеры оказываются неспособными решать элементарные организационные вопросы, и в течение многих лет остаются небольшими локальными сектами.
Существуют крайние левые марксистские течения другого типа, например, маоисты (в России они представлены в очень ограниченном количестве). Существуют и более умеренные течения, например, социалисты или еврокоммунисты. Последние появились в Европе в 60-х гг. Они с теоретической точки зрения опирались преимущественно на наследие, которое оставил Антонио Грамши, а организационным толчком для развития еврокоммунизма был 1968 г.: события во Франции, ввод советских войск в Чехословакию и т.д. Еврокоммунисты – это демократические левые, которые стоят на марксистских позициях, но не хотят ассоциироваться с тем, что происходило в Советском Союзе. Они более умеренные, чем троцкисты, хотя также плохо относятся к личности Сталина и сталинизму как явлению.
Но самое массовое, самое классическое коммунистическое движение – это движение ленинистское, которое опирается на идеалы большевизма, Октябрьской революции. Среди марксистов-ленинцев нет полного единства, некоторые подвергают определенной ревизии то, что происходило во времена Советского Союза, считая сталинизм отходом от идеалов ленинизма. Горбачев даже в 80-е гг. породил такое направление, как «социализм с человеческим лицом». Думаю, большинство ленинцев и сейчас разделяет смысл подобного термина, хотя сам он порядком скомпрометирован своим автором.
Последнее, что бы я выделил из числа марксистских течений – это направление сторонников т.н. госкапитализма, или госкаповцы. В это течение входят марксисты из разных групп. Они опираются на теорию государственного капитализма и говорят о том, что переход к социалистическому обществу возможен через тотальное огосударствление, в рамках капиталистического строя и капиталистических отношений.
Коснемся большого количества других, немарксистских течений. Они сами говорят, что не марксисты, хотя, на мой взгляд, на 95% исповедуют марксистские подходы, и зачастую гораздо левее не только социал-демократов, но и многих коммунистов. Я не буду вдаваться в них достаточно глубоко, скорее, просто обозначу, чтобы мы понимали спектр, с которым мы имеем дело. Во-первых, это различные анархистские течения: анархо-синдикалисты, анархо-коммунисты, существуют анархисты-революционеры и т.д. Есть разнообразные «зеленые» течения. Среди «зеленых», в принципе, есть и праволиберальные направления, но доминируют, конечно, люди, которые симпатизируют, скорее, левым (радикальные экологи, анархо-экологи и т.д.). Есть леволиберальные течения, которые провозглашают либеральные политические ценности, но в то же самое время в экономике имеют четкую левую позицию. Есть тред-юнионисты (профсоюзные, рабочие движения). Есть правозащитные организации.
Следует отметить широко распространившиеся, особенно во второй половине XX в., различные национальные освободительные движения, ориентированные на проведение левой повестки дня, условно говоря, чегеваристы. Прежде всего, они развиты в Латинской Америке, и, кстати, на опыт именно этих движений очень часто ссылается КПРФ, говоря о том, что борьба в России является не только социальной, но еще и национально-освободительной. На мой взгляд, это является некоторой натяжкой, потому что национально-освободительные движения рождаются как ответ на фактическую или юридическую оккупацию страны, что позволяет заменить классовые лозунги на националистические. У нас никакой оккупации пока нет, поэтому спекуляции на антиамериканизме и державничество приводят к успехам чуждым левым сил, начиная с действующего президента.
И, наконец, пожалуй, самое модное, самое упоминаемое в последнее время течение – это альтерглобалистское течение. Здесь я бы очень четко разграничил антиглобалистское течение, которое является националистическим по своей сути, направленным на изоляцию страны от внешнего мира, и альтерглобалистское течение, которое говорит об альтернативной модели глобализации, о противодействии тем процессам, которые происходят в мире сейчас во имя иной, новой и более справедливой модели глобального общества. Это течение достаточно рыхлое, в него входит большое количество не политических, а социальных групп – либертарианских, феминистских, движения защиты прав меньшинств и т.д., которые также тяготеют влево.
Что в этом отношении происходит в России? В России левые все время спорят по суперпринципиальному вопросу: в кризисе они находятся или не в кризисе? С моей точки зрения, мы находимся не в кризисе, но в очень интересной фазе нашего развития. Потому что после краха Советского Союза та повестка дня, которая обычно считается левой, была, безусловно, определенным образом скомпрометирована. Власть очень часто старалась навязать стереотип, что модель СССР – это предел мечтаний левых. Вы хотите возвращаться к очередям, к несвободе, к тоталитарному обществу и т.д. - значит, вы за левых. Если вы не хотите туда возвращаться, значит, вы за правых. Именно такую повестку дня пытались навязать большинству населения – и навязывают до сих пор.
К сожалению, частично сами левые дают почву для подобного рода спекуляций, потому что корни наиболее влиятельных левых движений в России сейчас (в частности, той же КПРФ) лежат, безусловно, в КПСС. КПРФ с гордостью подчеркивает, что «мы наследники лучших традиций КПСС, история партии отсчитывается с 1903 года». Хотя де-юре КПРФ возникла только в 1993 г., после того, как это было разрешено Конституционным Судом. И этот факт отражает, что КПРФ возникла как партия законная, парламентская, как партия, которая хочет прийти к власти тем путем, который записан в нынешней Конституции РФ. И все методы, которые эта партия до сих пор реализовывала, лежали в этом русле.
В то же время от КПСС откололось большое количество и других организаций, та же РКРП, которая в начале 90-х гг. была очень массовой партией, но потом уступила лидерство КПРФ в силу не определенности до конца своей позиции: то ли она парламентская, то ли они революционная, то ли какая другая. Кроме нее, из той же шинели вышло порядочное количество маленьких сект, которые насчитывают 100, 200, 300, в лучшем случае 500 человек, распределенных по России, которые исповедуют какие-то очень конкретные взгляды и говорят о том, что все остальные – ненастоящие коммунисты.
Только в последнее время, фактически в начале 2000-х гг., в России стали заметны левые течения, которые родились не из наследства КПСС, а начали появляться заново и снизу. Среди подобных течений больше всего разных троцкистских групп. Они, на самом деле, существовали в 80-х гг., и были люди, которые были левыми диссидентами во времена Советского Союза, тот же Кагарлицкий. Но только в последнее время они стали приобретать какое-то реальное политическое влияние, т.е. к ним стали прислушиваться, общаться с ними как с какой-то политической силой, а не как с городскими сумасшедшими.
Власть, конечно, не могла стоять в стороне от того, что происходит среди левых. И у власти есть совершенно понятная и определенная стратегия относительно того, каким образом с левыми бороться (помимо постоянной пропаганды по телевизору, и уже упомянутого желания поставить знак равенства между левыми и СССР). Используется целый ряд чисто политтехнологических приемов. Прежде всего, это стимулирование разнообразных расколов, противоречий в движении, вбросы компроматов, и т.д. Есть стремление властей показать, что левое движение – это нечто абсолютно маргинальное, в нем находятся сумасшедшие, у них нет интеллекта, они опасны и чужды всем здравомыслящим людям. Из того, что любой левый лидер успевает прокричать в экран телевизора, т.е. когда ему дается такая редкая возможность, оставляются две-три фразы, сводящиеся к тому, что «мы сейчас все отберем, всех перевешаем». На этом все заканчивается, а любое рассуждение, как правило, полностью исчезает из традиционных СМИ.
Следствием этой политики власти явился довольно тревожный негативный процесс, который в итоге приводит к тому, что левым очень тяжело самоорганизоваться и перейти от тактики непрерывной обороны, отступлений, компромиссов и т.д. к тактике наступления. Он заключается в замене политики технологией, а значит – в деидеологизации левого движения.
Есть тезис, который очень часто пропагандируется в последнее время: забудьте про свой марксизм, забудьте про свои идеалы, «чего тут думать – трясти надо». Есть враг – Путин, до этого был враг-Ельцин, давайте мы сейчас все объединимся: все, кто против Ельцина, все, кто против Путина и т.д., навалимся, победим, потом будем разбираться. В итоге что получается? Когда левые объединяются, например, с условной Хакамадой, то значительная часть людей из числа сторонников Хакамады, которая ненавидит коммунистов, перестает ходить на то, что предлагает Хакамада. А большая часть левых ненавидит Хакамаду и тоже перестает что-либо делать. При этом все равно, что будет говорить Хакамада – хоть призывать к немедленному установлению диктатуры пролетариата, ей просто не поверят. Посмотрите – даже объединение «Яблока» и СПС является большой проблемой и далеко не всегда дает результат. Что же говорить о гораздо более далеких друг от друга по взглядам политических силах?
Такой подход начинает работать только тогда, когда людям платят за то, что они приходят на митинги. В то же время те, которые делают это искренне, по своим убеждениям, приходить перестают. Для правых это норма; для левых – немыслимо. Те митинги, которые организовывает «объединенная оппозиция», перестают быть митингами народными. Вместо этого они становятся митингами, на которые собираются только активисты – те, которые приходят в любом случае. Завершает картину обнесение (особенно в Москве) этих митингов турникетами, барьерами, металлоискателями и т.д. Зеваки стоят на тротуарах и смотрят, как мимо них ходят какие-то странные люди, которые непонятно, чего требуют, но понятно, что они «против». Почему против? За что выступают? Куда они идут? Что это за люди? Дистанция между политическими организациями и теми, чьи интересы они защищают, только увеличивается.
Когда говорят о разнообразных объединениях оппозиционных сил, часто приводят пример Украины. Дескать, оппозиция объединилась в ходе «оранжевой революции» и добилась победы. Но даже если мы посмотрим на Украину, там та же Соцпартия Мороза – условно говоря, левое крыло «оранжевой революции» - до последнего момента сохраняла полную идеологическую и организационную автономию. И хотя она являлась одним из основных организаторов Майдана, выполняя основную техническую штабную работу (палатки, мобилизация, руководство, управление и т.д.), тем не менее, она всегда сохраняла свое политическое лицо. Как раз это было залогом того, что у властей не было маневра ни влево, ни вправо, потому что им противостояли сильные и четко спозиционированные левые и сильные правые, благодаря этому и возникла ситуация «народ против власти». Если бы они были объединены заранее в единую силу, Кучма легко бы переиграл их с помощью «левых» или «правых поворотов» - так, как это делает сейчас Путин в России, пользуясь слабостью левых. Кстати, как только Соцпартия после победы начала растворяться в чуждой ей по взглядам политической силе «оранжистов», она резко начала терять свою популярность.
Украинский пример дает нам хорошую пищу для размышлений над конструкцией отечественного политического пространства. То же самое может происходить и в России. Может, если бы в России структура левого движения сейчас не претерпевала совершенно иную эволюцию. Об этом буду говорить в последней части моего выступления.
Один из стереотипов, который распространен и который опять-таки часто пропагандируется СМИ (как проправительственными, так и либеральными) – тот, что левые – это пенсионеры. Понятно, что если левые – это те, кто за Советский Союз, то тогда действительно, они в основном должны быть пенсионерами, это вполне органично. Если же принять точку зрения, что левые – это те, кто за социальный прогресс, тогда естественным будет другой образ, образ молодых. Если взять СПС: он на самом деле, не является молодежной партией, средний возраст его членов не принципиально отличается от среднего возраста членов КПРФ, но имеет имидж молодежной партии, потому что он в массовом сознании выступает за прогресс, за развитие. А левые, которые якобы за регресс и возвращение назад, имеют имидж пенсионеров. На самом деле, реальность совершенно иная. В последние годы, когда закончилась прививка начала 90-х гг. о реакционности левых, в наше движение начался массовый приток именно самых молодых людей, 18-20-летних. Это вполне соответствует общемировым тенденциям.
Еще один рубеж пропагандистской обороны на пути превращения левых в дееспособную боевую организацию также постоянно звучит в СМИ: молодые якобы хотят, например, сделать из КПРФ социал-демократическую умеренную, как говорят журналисты, «цивилизованную» партию. На самом деле все происходит ровно наоборот. Та молодежь, которая приходит в левое движение – это молодежь, которая хочет, чтобы это движение существенно радикализировалось. Та молодежь, которая приходит в левое движение, приходит, как правило, не для того чтобы участвовать в выборах (есть, конечно, такие, которые приходят по карьерным соображениям, но их абсолютное меньшинство). Приходит молодежь, которая хочет делать революцию – «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным». Это та молодежь, которая когда кричит «сегодня с плакатом, завтра с автоматом», делает это не только в качестве фигуры речи, или для того чтобы их вечером в новостях показал телеканал REN-TV – это та молодежь, которая действительно возьмет автомат, она к этому действительно готова. Это молодежь, которая хочет идти вперед и обвиняет существующих лидеров левой оппозиции в умеренности, в нерешительности, в неспособности перейти в наступление и взять власть в свои руки.
Основная проблема у Г.А. Зюганова с точки зрения управления КПРФ не в том, что силы обновления призывают к социал-демократизации, а старые партийные зубры этому сопротивляются. Она в том, что часть КПРФ (прежде всего, та часть, которая находится в возрасте, сидит в Думе и в ЦК) готова к альянсам, к компромиссам, к «конструктивной» работе в парламенте вплоть до выхода на пенсию. Эта часть не всегда хорошо ориентируется в марксистской теории и очень любит говорить о «государственном патриотизме» и «защите интересов русских». В то время как те люди, которые непосредственно занимаются организацией митингов, которые непосредственно на выборах клеят листовки, ходят по домам и т.д., абсолютно к подобным компромиссам и союзам не готовы. Это люди, которые хотят драться, хотят социалистическую революцию здесь, сегодня и сейчас, которые хотят действия, причем действия, которое опирается на совершенно четкую левую идеологию, о которой мы говорили изначально. Они не готовы делать тактические союзы, чтобы “сегодня мы можем и с фашистами из РНЕ пройти на 9 мая, они же тоже против Путина!”. Как нас пытаются убедить: “надо со всеми понемногу: немножко с фашистами из ДПНИ, немножко с националистами из «Родины», немножко с либералами из «Яблока», а немножко и еще с кем-нибудь другим”. Понятно, что когда будут баррикады в день Х, и на них придет 20 либералов, им тоже дадут винтовку. Но по социологическим опросам (вот недавно был опрос ВЦИОМа), либералы в условиях революционных событий хотят уехать. А «Родина» поддержит скорее Кремль, чем оппозицию. Так зачем они сейчас на митинге нам нужны? Свой актив отпугивать? Такой позиции в целом придерживается левая молодежь.
В завершении выделю три, пожалуй, самых больших проблемы, которые сейчас стоят перед каждым левым активистом, который участвует в левом движении и принимает участие в конкретных акциях (а не только абстрактно идентифицирует себя как левого). Я бы просил и моих коллег высказать по их поводу свое мнение в своих выступлениях.
Первая, самая основная проблема, которая стоит перед левыми – в том, что любой наш успех (с точки зрения целей, которые мы ставим), зачастую оборачивается нашим поражением. Что я имею в виду? Например, устраиваем мы забастовку, используя тот или иной производственный конфликт. Сейчас наши активисты много работают с независимыми профсоюзами, организовывают рабочее движение: забастовки, выступления и т.д. Скажем, людям не платят зарплату, мы убедили их выйти на улицу и добились результата: людям вернули все долги (чаще всего мы добиваемся этого). Но после этого люди перестают участвовать в каких-либо протестных действиях, потому что их тактическая локальная задача выполнена. Председателя профкома в большинстве случаев перекупают работодатели, дискредитируя всю борьбу.
Получается, что, на самом деле, нам хорошо, когда проблемы есть, и они не решаются, нам хорошо, чтобы борьба была бесконечной! Это то противоречие, которое мы вынуждены преодолевать каждый день, чего-то достигая при этом, но чего-то не достигая никогда.
Вторая вещь – это вопрос о патриотизме. Это то, что Ленин называл «гнилым зубом у марксиста», национальный вопрос. Моя позиция заключается в том, что быть «патриотом» a-la «Родина» сегодня – значит, поддерживать это государство. Государство, которое нам враждебно. Настоящий левый может желать этому государству только одного – поражения здесь и сейчас, немедленно. Многие, исходя из законов классовой борьбы, считают, что любые средства для поражения государства в этом смысле хороши, даже Шамиль Басаев.
Кстати, я не упомянул об этом раньше, но левые, при том, что они стоят на жестко антиклерикальных, антирелигиозных позициях, поскольку являются материалистами по своей природе, тем не менее в настоящее время склонны к дружбе с исламскими группами. В Московский Совет Левого фронта входит Гейдар Джемаль – глава Исламского комитета России, известный идеолог теологии освобождения, известный и достаточно радикальный исламист. Левые поддерживают борьбу народа Палестины, народа Ирака и других – в контексте национально-освободительной борьбы. В Великобритании действует красно-зеленая коалиция Respect. Однако, прежде всего вследствие все продолжающегося конфликта в Чечне, эта тема вызывает в левой среде интенсивную дискуссию.
Небольшое отступление по поводу споров. Один из моих первых проектов в качестве главы ИТЦ ЦК КПРФ было создание сайта КПРФ.ру. Очень быстро мы вывели его на прочное первое место среди партийных ресурсов. Представители прежнего абсолютного лидера интернетизации – СПС – никак не могли понять, как это бабушки-сталинистки оказались такими продвинутыми. Секрет же очень прост. Помимо того, о чем я уже говорил – о большом количестве активной молодежи – сработал еще один фактор. Поскольку у нашей тусовки нет других способов коммуникации, мы в достаточно высокой степени интернетизированы, иногда к несчастью: из-за этого любая дискуссия разрастается до неимоверных размеров. Например, дискуссия об отношении к Чечне – один из тех вопросов, который возникает постоянно вновь и вновь, о том, как к этому относиться и какую позицию занимать. И выступать ли патриотом России, которая на данный момент разваливается в результате политики правящего класса, или, наоборот, желать ей развала, желать поражения, для того чтобы потом построить свое государство и уже тогда объединить назад все то, что развалилось, но уже на другой, классовой основе. Так или иначе, коллективный разум и левых действует в полном объеме, и горизонтальные связи очень развиты.
И, наконец, последняя проблема – это проблема конфликта между эффективностью действий и границей допустимых для левых компромиссов. Понятно, что эффективность тем выше, чем больше людей приходит на ту или иную акцию, то или иное действие, событие, и чем большее внимание общественности и СМИ удалось привлечь. Очень часто это требует определенного количества финансовых ресурсов, которые должны быть доступны. Их не должно быть много, но они должны быть. Но практически всегда те способы получить финансовые ресурсы, которые есть, входят в прямое противоречие с тем, каким образом левое движение организовано и готово работать. Практически всегда те альянсы, те компромиссы, которые необходимо заключить, для того, чтобы на акцию вышло больше людей, и для того, чтобы, в конечном итоге, достичь результатов той акции, ради которых она заявлена, противоречат идеалам активистов, которые эту акцию готовы организовывать. Это также то противоречие, которое мы вынуждены постоянно преодолевать. Проблема не новая, за свою более чем столетнюю историю большевики решали эту задачу по-разному – но она остается весьма болезненной до сих пор, и универсальных рецептов так и не найдено.
С этими словами я бы хотел передать слово Карин Клеман – человеку, который все эти проблемы решает каждый день, поскольку является одним из координаторов широкого социального движения в России, директору Института Коллективное Действие.
http://www.polit.ru/lectures/2005/11/28/left.html
Лекция Ильи Пономарева, Карин Клеман и Алексея ЦветковаМы публикуем полную стенограмму лекции-обсуждения одного из основателей Молодежного левого фронта, заместителя директора Института проблем глобализации Ильи Пономарева, директора института "Коллективное действие", социолога Карин Клеман, редактора издательства "Ультра.Культура" Алексея Цветкова, прочитанной 17 ноября 2005 года в клубе «Улица ОГИ» в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».
Таким образом мы продолжаем ту линию публичных лекций, в которых пытаемся дойти до практического политического самоопределения выступающего (см. лекции Григория Явлинского, Гарри Каспарова - с одной стороны, и Глеба Павловского и некоторых государственных экономистов – с другой). В этот раз мы выясняли основания позиции не отдельного политика, а целого движения, которое приходит на смену традиционным (вышедшим из КПСС) левым и появляется на развалинах полемики между «коммунистами» и «демократами», которая царила в российской политике в 90-е.
Социальная, левая повестка дня актуализирована тем, что, как говорят, "если лозунгом революции 1991 г. была свобода, то лозунгом наступающей революции должна стать справедливость" и необходим "левый поворот". В прошлый раз с представителями молодежных левых движений мы столкнулись на лекции Даниеля Кон-Бендита и, похоже, друг другу не очень понравились. В прошедшие выходные Илья Пономарев и Левый фронт присоединились к либералам и общественникам в несанкционированном антифашистском пикете у мэрии Москвы.
Сообщение Ильи Пономарева
Добрый день. Когда мы с Алексеем и Карин думали об этой лекции, то очень долго размышляли, в каком формате ее делать, до какой детальности говорить на какие темы, где провести тонкую грань между теорией и практикой. Основная проблема, которая перед нами стоит, заключается в том, что вся «левая тематика» сопряжена с таким количеством разнообразных мифов и стереотипов, что понять друг друга бывает очень трудно.
Поэтому мы решили, что я начну с того, что попробую разобрать определенное количество разнообразных мифов, которые есть в обществе, попробую дать определения, что такое «левые», что такое «правые», расскажу о том, какие течения существуют в мире и в России.
Потом я передам слово моим коллегам. Алексей больше расскажет о «левой» теории и о том, что в этом отношении существует в мире. Тем более что один из мифов, который мы хотим разрушить – это миф, что «левые» - это то, что осталось глубоко в прошлом, что вся левая мысль опирается на то, что было написано более 100 лет назад, и с тех пор в этом смысле ничего не происходит.
Карин же попробует развеять другой миф. Она расскажет о современном социальном движении в России, о том, что «левые» - это не только бабушки и дедушки, которые выходят на улицы наших городов с портретами Сталина, но еще и нечто другое, свежее, новое.
Начать я хочу с самого провокационного вопроса, с вопроса, который вызывает наибольшее количество дискуссий. Ответ на него, на самом деле, порождает дискуссии даже в собственно левой среде. Это вопрос о том, что такое «левые». Я попробую дать несколько точек зрения. Думаю, что даже присутствующие здесь мои коллеги будут со мной спорить на эту тему. Сколько есть левых, столько есть мнений о том, что такое «левое», а что такое «правое».
Вообще, разделение на «левых» и «правых» родилось во Франции во времена Великой Французской революции в Конвенте: революционеры сидели слева, консерваторы – справа. Причем никакого другого смысла в этих понятиях, кроме рассадки в зале, не было. Тогда впервые люди начали «кучковаться» сообразно своим политическим взглядам. Так родилось «левое» и «правое».
Сейчас такое географическое определение «левизны» и «правизны» порождает большое количество проблем. Большое количество мыслителей не только слева, но и справа тратят много времени на то, чтобы определить, что же такое «левое», что такое «правое». Доходит до того, что, например, такой известный человек, как Александр Гельевич Дугин, дошел до трехмерной картины: есть слева, справа, есть низ и верх, есть целая сфера из различных политических взглядов. Много политических сил со смешанными взглядами – «правые» в экономике и «левые» в политике, и наоборот.
Мне лично ближе всего такое определение «левых»: левые – это те, кто разделяет идеалы свободы, равенства и братства. Есть люди, которые пытаются определять, что левые – это те, кто выступает за общественную собственность. Есть и такое определение, что левые – это те, кто выступает за общественный прогресс, а правые – те, кто выступает за консервацию существующего порядка вещей. Наконец, самое последнее определение, которое я слышал, и которое мне очень понравилось, гласит, что левые – это те, кто считает, что выступления арабов в Париже имеют социальную природу, а правые – те, кто считают, что они имеют национальную природу. В общем, все это лишь до определенного предела правомочные определения. Они не сильно приближают нас к тому, чтобы понять, что же является «левизной» с точки зрения политики, а что является повесткой дня правых.
С моей точки зрения, ключевые вещи, которые определяют, левый человек или не левый, - это то, как человек отвечает на ряд ключевых вопросов, которые определяют его ментальность, его отношение к тем или иным политическим событиям. Основное, что отличает «левого» от «правого» - это отрицание какой бы то ни было дискриминации и эксплуатации человека, будь то на национальной, религиозной или имущественной основе. Из последнего, в частности, вытекает одно из приведенных определений: что «левые» выступают за общественную собственность. Но даже здесь есть разночтения. Есть большое количество людей четко левых взглядов, которые говорят, что единственный способ избежать эксплуатации и дискриминации по имущественному признаку – это сделать так, чтобы ни у кого не было никакой собственности, собственность принадлежала только обществу в целом. Есть и те, кто выступает за исключительно государственную собственность; есть такие, которые допускают ограниченную частную собственность.
Вторая вещь, которая является определяющей с точки зрения левых – это то, что левые выступают за равные возможности для каждого. По сути, расшифровка слова «равенство» в ряду свобода-равенство-братство. Здесь во избежание разночтений хотел бы особо подчеркнуть, что может быть равенство имущественное, когда у всех одинаковый доход, одинаковая собственность, а может быть равенство возможностей. Я считаю, что левые – это те, кто выступает за равные возможности, и из этого вытекает доктрина социальной справедливости, которая начертана на знаменах левых движений. Равенство же имущественное на ранней социалистической стадии – утопия, а в условиях построения коммунистического общества оно просто теряет смысл по мере отмирания частной собственности.
И, наконец, последняя, очень важная характеристика левых – это то, что роднит левое движение с либеральным. Тем более, что, с моей точки зрения, левое движение является эволюцией раннего либерализма. Если мы посмотрим, как родился марксизм, с чисто философской точки зрения, то легко проведем эту линию. У левых и у либералов общая главная ценность – ценность человеческой жизни, ценность возможности полной самореализации каждой личности, ценность индивидуальной свободы. Только левые совершенно по-другому расшифровывают, каким образом эта ценность может быть реализована. Если либералы говорят, что мы сейчас освободим каждого человека по отдельности, и всем будет счастье, то левые считают, что только освободив общество в целом, мы можем достичь освобождения каждой личности в отдельности. В этом между нами заключена принципиальная разница.
Немного о том, какие есть левые течения. Когда мы говорим «левые», очень часто, особенно в России, срабатывает стереотип, что «левые» - это то же самое, что коммунисты. Чаще всего, если у человека на улице спросить “Что такое «левые»?”, то услышишь: “Левые – это КПРФ”. Чуть-чуть более сведущий в политике человек скажет: “Левые – это КПРФ и «Родина»”. Наконец, бесстрашный борец с режимом из числа либералов добавит к этому списку еще НБП. Однако, на мой взгляд, ни одна из перечисленных организаций, четко левой не является. Но то, что люди их называют, является следствием того, что среди «левых» существует большое количество разнообразных течений, разнообразных направлений мысли, в которых мы попытаемся разобраться, прежде чем двигаться дальше.
Самое многочисленное направление левых – марксистское (т.е. те, кто разделяет классовую теорию Маркса и стоит на материалистических позициях). Его многие считают и единственным, хотя бывают левые немарксисты, а уж после распада СССР быть левым немарксистом стало даже модным. Марксисты внутри себя подразделяются на большое количество более мелких течений и групп, начиная от крупного деления (социал-демократы, социалисты и коммунисты) и заканчивая более мелкими тенденциями.
Социал-демократы – это течение, которое является наиболее респектабельным, институционализированным с точки зрения парламентских институтов в разных странах: мы знаем примеры Германии, Англии, скандинавских стран и т.д. Существует международное объединение эсдеков – Социнтерн. Суть социал-демократии – вера в возможность построения социализма эволюционным путем, путем последовательного реформирования капитализма, используя парламентские методы борьбы. Поэтому эсдеки участвуют в выборах, достигают каких-то результатов в парламентах и пытаются в результате небольших реформ, уступок, подвижек сделать мир справедливее, чище, лучше, надеясь на то, что такое общество перерастет в общество социалистическое. В России влиятельных эсдеков нет; СДПР (ранее Горбачев, сейчас Кишенин) находится скорее на правом фланге и борется за «рынок с человеческим лицом» (хотя питерская группа молодых социал-демократов очень толковая). На самом деле ближе всего к социал-демократическому течению КПРФ, хотя эта партия никогда в этом не признается.
Из коммунистических течений можно выделить несколько. Прежде всего, это достаточно широко представленное у нас в стране сталинистское течение, хотя перечень партий и движений, которые относятся к рядам сталинистов, довольно трудно четко назвать из-за довольно большого бардака в этом направлении. Троцкисты, например, говорят, что КПРФ – это сталинистская партия, но она такой, на самом деле, не является. Сталинистской с определенной натяжкой можно назвать вторую по величине коммунистическую партию России, РКРП-РПК. Четко сталинистской можно назвать партию Нины Андреевой, ВКП(Б). Но, как правило, это достаточно маленькие группы. Следует подчеркнуть, что сталинисты – это не прерогатива России. В мире есть целый ряд влиятельных левых сталинистских сил, как в странах бывшего соцлагеря, так и за его пределами, например, в Греции. Сталинистов отличает повышенная вера в сильное государство как ключевой инструмент для построения социализма.
Антиподы сталинистов – это троцкисты. Если сталинисты выступают за сильную Россию, за возвращение к временам, которые у нас были в 30-40-х гг., за социалистический и в то же время державный патриотизм, выступают против идеалов демократического характера, то троцкизм является крайне левым течением. Идеал троцкистов (скажу, хотя меня, наверное, за это будут критиковать коллеги) – это военный коммунизм 1918 г. Сторонники этого течения отрицают возможность построения социализма в отдельно взятой стране. Троцкисты говорят о том, что необходимо всеми силами добиваться скорейшего осуществления мировой революции (естественно, революции социалистической).
Если социал-демократы объединены в Социнтерн, то троцкисты тоже в международном масштабе пытаются объединяться в организацию IV Интернационала. На эту тему есть даже анекдот: два троцкиста – партия, три троцкиста – раскол, четыре троцкиста – это интернационал. Так оно в жизни реально и происходит. Четвертых Интернационалов в мире существует очень большое количество, реального единства не получается, потому что непримиримый догматизм приводит к возникновению на ровном месте многочисленных поводов для образования фракций и расколов. Недавно мы были свидетелями одного из расколов в российском троцкистском движении, причем поводом для этого было отношение к вопросу, допустимо ли дружить с ливийским посольством в России. Такая ситуация приводит к тому, что вроде бы грамотные марксисты и отважные революционеры оказываются неспособными решать элементарные организационные вопросы, и в течение многих лет остаются небольшими локальными сектами.
Существуют крайние левые марксистские течения другого типа, например, маоисты (в России они представлены в очень ограниченном количестве). Существуют и более умеренные течения, например, социалисты или еврокоммунисты. Последние появились в Европе в 60-х гг. Они с теоретической точки зрения опирались преимущественно на наследие, которое оставил Антонио Грамши, а организационным толчком для развития еврокоммунизма был 1968 г.: события во Франции, ввод советских войск в Чехословакию и т.д. Еврокоммунисты – это демократические левые, которые стоят на марксистских позициях, но не хотят ассоциироваться с тем, что происходило в Советском Союзе. Они более умеренные, чем троцкисты, хотя также плохо относятся к личности Сталина и сталинизму как явлению.
Но самое массовое, самое классическое коммунистическое движение – это движение ленинистское, которое опирается на идеалы большевизма, Октябрьской революции. Среди марксистов-ленинцев нет полного единства, некоторые подвергают определенной ревизии то, что происходило во времена Советского Союза, считая сталинизм отходом от идеалов ленинизма. Горбачев даже в 80-е гг. породил такое направление, как «социализм с человеческим лицом». Думаю, большинство ленинцев и сейчас разделяет смысл подобного термина, хотя сам он порядком скомпрометирован своим автором.
Последнее, что бы я выделил из числа марксистских течений – это направление сторонников т.н. госкапитализма, или госкаповцы. В это течение входят марксисты из разных групп. Они опираются на теорию государственного капитализма и говорят о том, что переход к социалистическому обществу возможен через тотальное огосударствление, в рамках капиталистического строя и капиталистических отношений.
Коснемся большого количества других, немарксистских течений. Они сами говорят, что не марксисты, хотя, на мой взгляд, на 95% исповедуют марксистские подходы, и зачастую гораздо левее не только социал-демократов, но и многих коммунистов. Я не буду вдаваться в них достаточно глубоко, скорее, просто обозначу, чтобы мы понимали спектр, с которым мы имеем дело. Во-первых, это различные анархистские течения: анархо-синдикалисты, анархо-коммунисты, существуют анархисты-революционеры и т.д. Есть разнообразные «зеленые» течения. Среди «зеленых», в принципе, есть и праволиберальные направления, но доминируют, конечно, люди, которые симпатизируют, скорее, левым (радикальные экологи, анархо-экологи и т.д.). Есть леволиберальные течения, которые провозглашают либеральные политические ценности, но в то же самое время в экономике имеют четкую левую позицию. Есть тред-юнионисты (профсоюзные, рабочие движения). Есть правозащитные организации.
Следует отметить широко распространившиеся, особенно во второй половине XX в., различные национальные освободительные движения, ориентированные на проведение левой повестки дня, условно говоря, чегеваристы. Прежде всего, они развиты в Латинской Америке, и, кстати, на опыт именно этих движений очень часто ссылается КПРФ, говоря о том, что борьба в России является не только социальной, но еще и национально-освободительной. На мой взгляд, это является некоторой натяжкой, потому что национально-освободительные движения рождаются как ответ на фактическую или юридическую оккупацию страны, что позволяет заменить классовые лозунги на националистические. У нас никакой оккупации пока нет, поэтому спекуляции на антиамериканизме и державничество приводят к успехам чуждым левым сил, начиная с действующего президента.
И, наконец, пожалуй, самое модное, самое упоминаемое в последнее время течение – это альтерглобалистское течение. Здесь я бы очень четко разграничил антиглобалистское течение, которое является националистическим по своей сути, направленным на изоляцию страны от внешнего мира, и альтерглобалистское течение, которое говорит об альтернативной модели глобализации, о противодействии тем процессам, которые происходят в мире сейчас во имя иной, новой и более справедливой модели глобального общества. Это течение достаточно рыхлое, в него входит большое количество не политических, а социальных групп – либертарианских, феминистских, движения защиты прав меньшинств и т.д., которые также тяготеют влево.
Что в этом отношении происходит в России? В России левые все время спорят по суперпринципиальному вопросу: в кризисе они находятся или не в кризисе? С моей точки зрения, мы находимся не в кризисе, но в очень интересной фазе нашего развития. Потому что после краха Советского Союза та повестка дня, которая обычно считается левой, была, безусловно, определенным образом скомпрометирована. Власть очень часто старалась навязать стереотип, что модель СССР – это предел мечтаний левых. Вы хотите возвращаться к очередям, к несвободе, к тоталитарному обществу и т.д. - значит, вы за левых. Если вы не хотите туда возвращаться, значит, вы за правых. Именно такую повестку дня пытались навязать большинству населения – и навязывают до сих пор.
К сожалению, частично сами левые дают почву для подобного рода спекуляций, потому что корни наиболее влиятельных левых движений в России сейчас (в частности, той же КПРФ) лежат, безусловно, в КПСС. КПРФ с гордостью подчеркивает, что «мы наследники лучших традиций КПСС, история партии отсчитывается с 1903 года». Хотя де-юре КПРФ возникла только в 1993 г., после того, как это было разрешено Конституционным Судом. И этот факт отражает, что КПРФ возникла как партия законная, парламентская, как партия, которая хочет прийти к власти тем путем, который записан в нынешней Конституции РФ. И все методы, которые эта партия до сих пор реализовывала, лежали в этом русле.
В то же время от КПСС откололось большое количество и других организаций, та же РКРП, которая в начале 90-х гг. была очень массовой партией, но потом уступила лидерство КПРФ в силу не определенности до конца своей позиции: то ли она парламентская, то ли они революционная, то ли какая другая. Кроме нее, из той же шинели вышло порядочное количество маленьких сект, которые насчитывают 100, 200, 300, в лучшем случае 500 человек, распределенных по России, которые исповедуют какие-то очень конкретные взгляды и говорят о том, что все остальные – ненастоящие коммунисты.
Только в последнее время, фактически в начале 2000-х гг., в России стали заметны левые течения, которые родились не из наследства КПСС, а начали появляться заново и снизу. Среди подобных течений больше всего разных троцкистских групп. Они, на самом деле, существовали в 80-х гг., и были люди, которые были левыми диссидентами во времена Советского Союза, тот же Кагарлицкий. Но только в последнее время они стали приобретать какое-то реальное политическое влияние, т.е. к ним стали прислушиваться, общаться с ними как с какой-то политической силой, а не как с городскими сумасшедшими.
Власть, конечно, не могла стоять в стороне от того, что происходит среди левых. И у власти есть совершенно понятная и определенная стратегия относительно того, каким образом с левыми бороться (помимо постоянной пропаганды по телевизору, и уже упомянутого желания поставить знак равенства между левыми и СССР). Используется целый ряд чисто политтехнологических приемов. Прежде всего, это стимулирование разнообразных расколов, противоречий в движении, вбросы компроматов, и т.д. Есть стремление властей показать, что левое движение – это нечто абсолютно маргинальное, в нем находятся сумасшедшие, у них нет интеллекта, они опасны и чужды всем здравомыслящим людям. Из того, что любой левый лидер успевает прокричать в экран телевизора, т.е. когда ему дается такая редкая возможность, оставляются две-три фразы, сводящиеся к тому, что «мы сейчас все отберем, всех перевешаем». На этом все заканчивается, а любое рассуждение, как правило, полностью исчезает из традиционных СМИ.
Следствием этой политики власти явился довольно тревожный негативный процесс, который в итоге приводит к тому, что левым очень тяжело самоорганизоваться и перейти от тактики непрерывной обороны, отступлений, компромиссов и т.д. к тактике наступления. Он заключается в замене политики технологией, а значит – в деидеологизации левого движения.
Есть тезис, который очень часто пропагандируется в последнее время: забудьте про свой марксизм, забудьте про свои идеалы, «чего тут думать – трясти надо». Есть враг – Путин, до этого был враг-Ельцин, давайте мы сейчас все объединимся: все, кто против Ельцина, все, кто против Путина и т.д., навалимся, победим, потом будем разбираться. В итоге что получается? Когда левые объединяются, например, с условной Хакамадой, то значительная часть людей из числа сторонников Хакамады, которая ненавидит коммунистов, перестает ходить на то, что предлагает Хакамада. А большая часть левых ненавидит Хакамаду и тоже перестает что-либо делать. При этом все равно, что будет говорить Хакамада – хоть призывать к немедленному установлению диктатуры пролетариата, ей просто не поверят. Посмотрите – даже объединение «Яблока» и СПС является большой проблемой и далеко не всегда дает результат. Что же говорить о гораздо более далеких друг от друга по взглядам политических силах?
Такой подход начинает работать только тогда, когда людям платят за то, что они приходят на митинги. В то же время те, которые делают это искренне, по своим убеждениям, приходить перестают. Для правых это норма; для левых – немыслимо. Те митинги, которые организовывает «объединенная оппозиция», перестают быть митингами народными. Вместо этого они становятся митингами, на которые собираются только активисты – те, которые приходят в любом случае. Завершает картину обнесение (особенно в Москве) этих митингов турникетами, барьерами, металлоискателями и т.д. Зеваки стоят на тротуарах и смотрят, как мимо них ходят какие-то странные люди, которые непонятно, чего требуют, но понятно, что они «против». Почему против? За что выступают? Куда они идут? Что это за люди? Дистанция между политическими организациями и теми, чьи интересы они защищают, только увеличивается.
Когда говорят о разнообразных объединениях оппозиционных сил, часто приводят пример Украины. Дескать, оппозиция объединилась в ходе «оранжевой революции» и добилась победы. Но даже если мы посмотрим на Украину, там та же Соцпартия Мороза – условно говоря, левое крыло «оранжевой революции» - до последнего момента сохраняла полную идеологическую и организационную автономию. И хотя она являлась одним из основных организаторов Майдана, выполняя основную техническую штабную работу (палатки, мобилизация, руководство, управление и т.д.), тем не менее, она всегда сохраняла свое политическое лицо. Как раз это было залогом того, что у властей не было маневра ни влево, ни вправо, потому что им противостояли сильные и четко спозиционированные левые и сильные правые, благодаря этому и возникла ситуация «народ против власти». Если бы они были объединены заранее в единую силу, Кучма легко бы переиграл их с помощью «левых» или «правых поворотов» - так, как это делает сейчас Путин в России, пользуясь слабостью левых. Кстати, как только Соцпартия после победы начала растворяться в чуждой ей по взглядам политической силе «оранжистов», она резко начала терять свою популярность.
Украинский пример дает нам хорошую пищу для размышлений над конструкцией отечественного политического пространства. То же самое может происходить и в России. Может, если бы в России структура левого движения сейчас не претерпевала совершенно иную эволюцию. Об этом буду говорить в последней части моего выступления.
Один из стереотипов, который распространен и который опять-таки часто пропагандируется СМИ (как проправительственными, так и либеральными) – тот, что левые – это пенсионеры. Понятно, что если левые – это те, кто за Советский Союз, то тогда действительно, они в основном должны быть пенсионерами, это вполне органично. Если же принять точку зрения, что левые – это те, кто за социальный прогресс, тогда естественным будет другой образ, образ молодых. Если взять СПС: он на самом деле, не является молодежной партией, средний возраст его членов не принципиально отличается от среднего возраста членов КПРФ, но имеет имидж молодежной партии, потому что он в массовом сознании выступает за прогресс, за развитие. А левые, которые якобы за регресс и возвращение назад, имеют имидж пенсионеров. На самом деле, реальность совершенно иная. В последние годы, когда закончилась прививка начала 90-х гг. о реакционности левых, в наше движение начался массовый приток именно самых молодых людей, 18-20-летних. Это вполне соответствует общемировым тенденциям.
Еще один рубеж пропагандистской обороны на пути превращения левых в дееспособную боевую организацию также постоянно звучит в СМИ: молодые якобы хотят, например, сделать из КПРФ социал-демократическую умеренную, как говорят журналисты, «цивилизованную» партию. На самом деле все происходит ровно наоборот. Та молодежь, которая приходит в левое движение – это молодежь, которая хочет, чтобы это движение существенно радикализировалось. Та молодежь, которая приходит в левое движение, приходит, как правило, не для того чтобы участвовать в выборах (есть, конечно, такие, которые приходят по карьерным соображениям, но их абсолютное меньшинство). Приходит молодежь, которая хочет делать революцию – «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным». Это та молодежь, которая когда кричит «сегодня с плакатом, завтра с автоматом», делает это не только в качестве фигуры речи, или для того чтобы их вечером в новостях показал телеканал REN-TV – это та молодежь, которая действительно возьмет автомат, она к этому действительно готова. Это молодежь, которая хочет идти вперед и обвиняет существующих лидеров левой оппозиции в умеренности, в нерешительности, в неспособности перейти в наступление и взять власть в свои руки.
Основная проблема у Г.А. Зюганова с точки зрения управления КПРФ не в том, что силы обновления призывают к социал-демократизации, а старые партийные зубры этому сопротивляются. Она в том, что часть КПРФ (прежде всего, та часть, которая находится в возрасте, сидит в Думе и в ЦК) готова к альянсам, к компромиссам, к «конструктивной» работе в парламенте вплоть до выхода на пенсию. Эта часть не всегда хорошо ориентируется в марксистской теории и очень любит говорить о «государственном патриотизме» и «защите интересов русских». В то время как те люди, которые непосредственно занимаются организацией митингов, которые непосредственно на выборах клеят листовки, ходят по домам и т.д., абсолютно к подобным компромиссам и союзам не готовы. Это люди, которые хотят драться, хотят социалистическую революцию здесь, сегодня и сейчас, которые хотят действия, причем действия, которое опирается на совершенно четкую левую идеологию, о которой мы говорили изначально. Они не готовы делать тактические союзы, чтобы “сегодня мы можем и с фашистами из РНЕ пройти на 9 мая, они же тоже против Путина!”. Как нас пытаются убедить: “надо со всеми понемногу: немножко с фашистами из ДПНИ, немножко с националистами из «Родины», немножко с либералами из «Яблока», а немножко и еще с кем-нибудь другим”. Понятно, что когда будут баррикады в день Х, и на них придет 20 либералов, им тоже дадут винтовку. Но по социологическим опросам (вот недавно был опрос ВЦИОМа), либералы в условиях революционных событий хотят уехать. А «Родина» поддержит скорее Кремль, чем оппозицию. Так зачем они сейчас на митинге нам нужны? Свой актив отпугивать? Такой позиции в целом придерживается левая молодежь.
В завершении выделю три, пожалуй, самых больших проблемы, которые сейчас стоят перед каждым левым активистом, который участвует в левом движении и принимает участие в конкретных акциях (а не только абстрактно идентифицирует себя как левого). Я бы просил и моих коллег высказать по их поводу свое мнение в своих выступлениях.
Первая, самая основная проблема, которая стоит перед левыми – в том, что любой наш успех (с точки зрения целей, которые мы ставим), зачастую оборачивается нашим поражением. Что я имею в виду? Например, устраиваем мы забастовку, используя тот или иной производственный конфликт. Сейчас наши активисты много работают с независимыми профсоюзами, организовывают рабочее движение: забастовки, выступления и т.д. Скажем, людям не платят зарплату, мы убедили их выйти на улицу и добились результата: людям вернули все долги (чаще всего мы добиваемся этого). Но после этого люди перестают участвовать в каких-либо протестных действиях, потому что их тактическая локальная задача выполнена. Председателя профкома в большинстве случаев перекупают работодатели, дискредитируя всю борьбу.
Получается, что, на самом деле, нам хорошо, когда проблемы есть, и они не решаются, нам хорошо, чтобы борьба была бесконечной! Это то противоречие, которое мы вынуждены преодолевать каждый день, чего-то достигая при этом, но чего-то не достигая никогда.
Вторая вещь – это вопрос о патриотизме. Это то, что Ленин называл «гнилым зубом у марксиста», национальный вопрос. Моя позиция заключается в том, что быть «патриотом» a-la «Родина» сегодня – значит, поддерживать это государство. Государство, которое нам враждебно. Настоящий левый может желать этому государству только одного – поражения здесь и сейчас, немедленно. Многие, исходя из законов классовой борьбы, считают, что любые средства для поражения государства в этом смысле хороши, даже Шамиль Басаев.
Кстати, я не упомянул об этом раньше, но левые, при том, что они стоят на жестко антиклерикальных, антирелигиозных позициях, поскольку являются материалистами по своей природе, тем не менее в настоящее время склонны к дружбе с исламскими группами. В Московский Совет Левого фронта входит Гейдар Джемаль – глава Исламского комитета России, известный идеолог теологии освобождения, известный и достаточно радикальный исламист. Левые поддерживают борьбу народа Палестины, народа Ирака и других – в контексте национально-освободительной борьбы. В Великобритании действует красно-зеленая коалиция Respect. Однако, прежде всего вследствие все продолжающегося конфликта в Чечне, эта тема вызывает в левой среде интенсивную дискуссию.
Небольшое отступление по поводу споров. Один из моих первых проектов в качестве главы ИТЦ ЦК КПРФ было создание сайта КПРФ.ру. Очень быстро мы вывели его на прочное первое место среди партийных ресурсов. Представители прежнего абсолютного лидера интернетизации – СПС – никак не могли понять, как это бабушки-сталинистки оказались такими продвинутыми. Секрет же очень прост. Помимо того, о чем я уже говорил – о большом количестве активной молодежи – сработал еще один фактор. Поскольку у нашей тусовки нет других способов коммуникации, мы в достаточно высокой степени интернетизированы, иногда к несчастью: из-за этого любая дискуссия разрастается до неимоверных размеров. Например, дискуссия об отношении к Чечне – один из тех вопросов, который возникает постоянно вновь и вновь, о том, как к этому относиться и какую позицию занимать. И выступать ли патриотом России, которая на данный момент разваливается в результате политики правящего класса, или, наоборот, желать ей развала, желать поражения, для того чтобы потом построить свое государство и уже тогда объединить назад все то, что развалилось, но уже на другой, классовой основе. Так или иначе, коллективный разум и левых действует в полном объеме, и горизонтальные связи очень развиты.
И, наконец, последняя проблема – это проблема конфликта между эффективностью действий и границей допустимых для левых компромиссов. Понятно, что эффективность тем выше, чем больше людей приходит на ту или иную акцию, то или иное действие, событие, и чем большее внимание общественности и СМИ удалось привлечь. Очень часто это требует определенного количества финансовых ресурсов, которые должны быть доступны. Их не должно быть много, но они должны быть. Но практически всегда те способы получить финансовые ресурсы, которые есть, входят в прямое противоречие с тем, каким образом левое движение организовано и готово работать. Практически всегда те альянсы, те компромиссы, которые необходимо заключить, для того, чтобы на акцию вышло больше людей, и для того, чтобы, в конечном итоге, достичь результатов той акции, ради которых она заявлена, противоречат идеалам активистов, которые эту акцию готовы организовывать. Это также то противоречие, которое мы вынуждены постоянно преодолевать. Проблема не новая, за свою более чем столетнюю историю большевики решали эту задачу по-разному – но она остается весьма болезненной до сих пор, и универсальных рецептов так и не найдено.
С этими словами я бы хотел передать слово Карин Клеман – человеку, который все эти проблемы решает каждый день, поскольку является одним из координаторов широкого социального движения в России, директору Института Коллективное Действие.
http://www.polit.ru/lectures/2005/11/28/left.html