Европейское строительство обусловлено страхом Типичные для Швейцарии шумные дискуссии по поводу Европы, проходящие при большом накале страстей, высвечивают глубинные мотивы сторонников и противников объединения континента. Выясняется, что аргументы обеих сторон во многом имеют своей основой страх. Это уже давно заметно у противников присоединения Швейцарии к ЕС, которых их противники постоянно критикуют за малодушие и склонность к популизму.
Для сторонников присоединения страх является не менее естественным и мощным стимулом. В последние недели приверженцы расширения Европы постоянно твердили о репрессалиях, которых нужно будет опасаться со стороны Брюсселя в случае, если решение народа будет отрицательным. И уж как минимум двусторонние соглашения между Швейцарией и Евросоюзом окажутся под вопросом. Много говорилось об экспорте швейцарских товаров в Европу (не только Восточную): дескать, в этом случае он неминуемо сократится, что ударит по зарплатам, покупательной способности населения, занятости, процветанию страны. Как обычно, Европейский союз изображался его адептами как властная, мстительная организация, не уважающая государства – особенно малые.
Позиции унионистов в Европе мало чем отличаются от позиции сторонников присоединения в Швейцарии. При ближайшем рассмотрении выясняется, что вся европейская идеология, по существу, построена на страхе. Об этом говорят сами устои этой идеологии. Однажды европейский комиссар Мишель Барнье сформулировал тезис, который, впрочем, очень широко распространен. Можно, сказал он, считать спорными все преимущества от Союза, кроме одного: проект Евросоюза – это проект мира. Выстроенная вокруг франко-германского исторического примирения, эта институциональная конфигурация призвана предотвратить возврат Европы к национальным войнам. Кто рискнет против этого возразить?
Этот сильный аргумент, уже на протяжении десятилетий служащий локомотивом федерализации Европы, строится на травме, нанесенной двумя мировыми войнами. Конечно, бояться войны – это нормально. Проблема – если о ней уместно говорить – заключается как раз в том, что уже давно (фактически с 1945 года) не отмечается ни малейших признаков потенциального национального конфликта в Европе или столкновения между Францией и Германией. И никто не может всерьез утверждать, что ситуация была бы другой, если бы не серия соглашений (по углю, стали, созданию общего рынка и т.д.), приведших к появлению ЕС. Таким образом, "единственная бесспорная причина для строительства Европы" оказывается похожа на некий детский страх, для которого уже давно нет никаких поводов. Однако людей продолжают запугивать, намекая им, что они будут лично виновными в будущих войнах, если не поддержат идею экономического и политического союза.
Помимо опасений по поводу войны, во многом надуманных, европейскую интеграцию подпитывают и другие архаические страхи. И прежде всего – страх оказаться брошенными. Этим жупелом размахивают, указывая на огромные молодые государства, "нагоняющие" более сильные страны и способные оттянуть на себя производство товаров и услуг.
Из этого отчаянного и параноидного страха проистекает идея о том, что европейские государства в одиночку не имеют никаких шансов устоять перед демографической мощью азиатских гигантов (или перед финансовым доминированием Америки). Не нужно вдаваться в историю человеческого сознания, чтобы понять, что мы имеем дело с очень древними фобиями вроде мифа о "желтой опасности" (или классического антиамериканизма). Чтобы выжить, нужно "восстановить" могущество, о полной фиктивности которого все забывают (кто вспоминает о якобы единой Европе, когда, говоря о расширении ЕС, всплывает термин "воссоединение"?). Объявленная цель – оказать сопротивление мифическому желанию остального мира ослабить, разрушить европейскую цивилизацию и европейские ценности.
По сути своей идеология "европеизма" действительно направлена на защиту мира. Но возникает впечатление, что мир, с ее точки зрения, находится в состоянии перманентной войны. Она мечтает о Европе, которая подменила бы собой США в деле умиротворения планеты, но не отдает себя отчета в том, что впадает в тот же самый кретинизм, который она обнаруживает в Америке. Союз должен иметь силу, ибо Европа должна объединиться потому, что она повсюду видит врагов и опасности. Но если объединение достигается, страх не исчезает. Наоборот. История тысячи раз доказывала, что величие лишь навлекает на себя всеобщую ненависть и угрозы от всего мира.
http://inopressa.ru/letemps/2005/09/27/13:06:04/europe
Для сторонников присоединения страх является не менее естественным и мощным стимулом. В последние недели приверженцы расширения Европы постоянно твердили о репрессалиях, которых нужно будет опасаться со стороны Брюсселя в случае, если решение народа будет отрицательным. И уж как минимум двусторонние соглашения между Швейцарией и Евросоюзом окажутся под вопросом. Много говорилось об экспорте швейцарских товаров в Европу (не только Восточную): дескать, в этом случае он неминуемо сократится, что ударит по зарплатам, покупательной способности населения, занятости, процветанию страны. Как обычно, Европейский союз изображался его адептами как властная, мстительная организация, не уважающая государства – особенно малые.
Позиции унионистов в Европе мало чем отличаются от позиции сторонников присоединения в Швейцарии. При ближайшем рассмотрении выясняется, что вся европейская идеология, по существу, построена на страхе. Об этом говорят сами устои этой идеологии. Однажды европейский комиссар Мишель Барнье сформулировал тезис, который, впрочем, очень широко распространен. Можно, сказал он, считать спорными все преимущества от Союза, кроме одного: проект Евросоюза – это проект мира. Выстроенная вокруг франко-германского исторического примирения, эта институциональная конфигурация призвана предотвратить возврат Европы к национальным войнам. Кто рискнет против этого возразить?
Этот сильный аргумент, уже на протяжении десятилетий служащий локомотивом федерализации Европы, строится на травме, нанесенной двумя мировыми войнами. Конечно, бояться войны – это нормально. Проблема – если о ней уместно говорить – заключается как раз в том, что уже давно (фактически с 1945 года) не отмечается ни малейших признаков потенциального национального конфликта в Европе или столкновения между Францией и Германией. И никто не может всерьез утверждать, что ситуация была бы другой, если бы не серия соглашений (по углю, стали, созданию общего рынка и т.д.), приведших к появлению ЕС. Таким образом, "единственная бесспорная причина для строительства Европы" оказывается похожа на некий детский страх, для которого уже давно нет никаких поводов. Однако людей продолжают запугивать, намекая им, что они будут лично виновными в будущих войнах, если не поддержат идею экономического и политического союза.
Помимо опасений по поводу войны, во многом надуманных, европейскую интеграцию подпитывают и другие архаические страхи. И прежде всего – страх оказаться брошенными. Этим жупелом размахивают, указывая на огромные молодые государства, "нагоняющие" более сильные страны и способные оттянуть на себя производство товаров и услуг.
Из этого отчаянного и параноидного страха проистекает идея о том, что европейские государства в одиночку не имеют никаких шансов устоять перед демографической мощью азиатских гигантов (или перед финансовым доминированием Америки). Не нужно вдаваться в историю человеческого сознания, чтобы понять, что мы имеем дело с очень древними фобиями вроде мифа о "желтой опасности" (или классического антиамериканизма). Чтобы выжить, нужно "восстановить" могущество, о полной фиктивности которого все забывают (кто вспоминает о якобы единой Европе, когда, говоря о расширении ЕС, всплывает термин "воссоединение"?). Объявленная цель – оказать сопротивление мифическому желанию остального мира ослабить, разрушить европейскую цивилизацию и европейские ценности.
По сути своей идеология "европеизма" действительно направлена на защиту мира. Но возникает впечатление, что мир, с ее точки зрения, находится в состоянии перманентной войны. Она мечтает о Европе, которая подменила бы собой США в деле умиротворения планеты, но не отдает себя отчета в том, что впадает в тот же самый кретинизм, который она обнаруживает в Америке. Союз должен иметь силу, ибо Европа должна объединиться потому, что она повсюду видит врагов и опасности. Но если объединение достигается, страх не исчезает. Наоборот. История тысячи раз доказывала, что величие лишь навлекает на себя всеобщую ненависть и угрозы от всего мира.
http://inopressa.ru/letemps/2005/09/27/13:06:04/europe