Социология власти: Назначенные элиты и проблема реформ
Лев Гудков
Борис Дубин
20.08.2007, №154 (1928)Для того чтобы понять, является ли российская элита (о своеобразии понятия “элита” в постсоветской России и содержании этого понятия см. полную версию статьи в журнале Pro et Contra, № 3, 2007) реальным носителем ценностей модернизации, движущим началом процессов модернизации страны, “Левада-центр” по заказу фонда “Либеральная миссия” провел в 2005-2006 гг. серию социологических исследований.
Не надо ничего менять
При эмпирическом исследовании верхних слоев политического, экономического, культурного истеблишмента первое, с чем мы столкнулись (если не считать явно усилившейся с приходом Владимира Путина социально-корпоративной закрытости тех, кого можно отнести к российской элите), было отсутствие у большинства опрошенных ощущения, что страна, ее социально-политический порядок, унаследованный характер бюрократического управления нуждаются в кардинальных реформах. Большинство наших респондентов не считают, что в том стратегическом курсе, которым сегодня следует Россия, необходимы принципиальные сдвиги, поскольку иначе (как гласила формулировка нашего вопроса) ей угрожают быстрая деградация или распад (см. таблицу 1).
Обратим внимание, во-первых, на то, насколько близки в среднем мнения “верхов” и “массы” россиян. Во-вторых, отметим резкий контраст между нынешней убежденностью в том, что “все хорошо” и никакие реформы не нужны, с теми умонастроениями, которые преобладали в стране в целом и во властных кругах в конце 1980-х — начале 1990-х гг. Тогда представители образованного слоя советского общества, директората, чиновничества, интеллигенции, да и более широких слоев остро осознавали необходимость кардинальных изменений в стране. Они не знали, куда именно следует двигаться и что делать, но представление о конце эпохи и даже всего советского уклада было на рубеже 1980-1990-х достаточно распространено в разных социальных группах.
В целом доля тех, кто считает перспективу ухода страны на периферию мировых процессов “очень вероятной”, составляет всего 10%. Несколько чаще озабочены таким вариантом развития событий лишь три подгруппы опрошенных: представители частного бизнеса (18%), депутаты местных законодательных собраний (20%) и в наибольшей степени московские эксперты (26%), однако и среди них такого рода озабоченность не выглядит слишком распространенной. Рост цен на нефть и превращение России в важнейшего игрока на мировом рынке энергоресурсов как будто бы сняли всякую остроту вопроса о реформах. В этом смысле у большинства опрошенных в отношении перспектив развития страны преобладает сравнительно новый тон благодушной уверенности, самоуговаривания и внушения другим, что мы движемся в правильном направлении, постепенно и как бы автоматически, само собой в более или менее отдаленной перспективе сближаясь с другими развитыми странами. Подобный взгляд на вещи предполагает, что социальный порядок может быть обеспечен только вполне конкретной структурой нынешней централизованно-иерархизированной власти и композицией составляющих ее группировок. В целом наша элита не заинтересована ни в каких изменениях, будь то новые политические партнеры (значимые “другие”) и новые отношения с ними, или в установлении конструктивного диалога, разделении власти и ответственности. И это в нынешней ситуации главное.
Президент без команды
Какую же политику государства эта элита считает оптимальной? В том, что страна должна развиваться, у опрошенных сомнений нет. Важно, кто, по их мнению, задает направления развития и определяет соответствующий политический курс. Абсолютное большинство опрошенных (86%) без тени сомнения полагают, что такой фигурой является исключительно президент Путин, — не та или иная партия, общественная группа либо институт, а именно и единолично Владимир Путин. Причем эта всеобщая уверенность распространяется и на московских интеллектуалов (68%), мнения которых во многом заметно (а зачастую и радикально) отличаются от прочих групп респондентов. Для данной подгруппы, как и для всех остальных, Путин должен быть инициатором модернизации экономики, подъема благосостояния населения. При этом и опрошенные представители верхов, и население страны оценивают реальные реформаторские шаги президента более чем скромно (см. таблицу 2).
Такое несоответствие низкой оценки реформаторских достижений президента и готовности вверить ему судьбу страны респонденты оправдывают тем, что у Владимира Путина нет команды, необходимой для решения задач модернизации: подобное мнение разделяют 62-64% представителей российской элиты (еще более категоричны в этом отношении представители бизнеса и московские эксперты: здесь такую оценку высказывают 71% и 83% опрошенных соответственно). С ответами большинства в наибольшей степени расходятся слова тех, кто, собственно, и составляет опору путинского режима, — сотрудников аппарата федеральных округов, кадровый состав которых, по данным Ольги Крыштановской, в основном укомплектован бывшими сотрудниками спецслужб. В этой подгруппе столько же человек (64%) решительно утверждают, что такая команда у президента, напротив, есть. К ним приближаются чиновники из ведомств исполнительной власти, силовики из армии и МВД, а также работники прокуратуры и судебных органов (44-47%).
Получается довольно странная картина: на фоне общей убежденности опрошенных в благих намерениях президента четко вырисовываются две полярные позиции относительно его команды. Одна группа мнений сводится к тому, что добрые намерения Путина остаются лишь общим пожеланием. Они декларативны, поскольку поставленные цели не могут быть реализованы из-за отсутствия квалифицированных исполнителей. Вторая группа выражает (хотя и не так категорично) уверенность в том, что необходимая команда исполнителей у Путина есть; правда, эту точку зрения высказывают в основном именно назначенные “исполнять” верховные решения, которым большинство представителей российской элиты отказывает в доверии и чью компетенцию не признает.
Команда без стратегии
Опыт последних лет свидетельствует о том, что именно “путинский набор” — чекисты, прокуроры, новые кадры в органах исполнительной власти, генералитет, силовики из разных ведомств — менее всего склонен к соблюдению правовых норм в своей деятельности; чиновников этого “набора” трудно назвать сторонниками демократии и правового государства, защитниками частной собственности и других неотчуждаемых прав и свобод человека. Именно под их давлением проведены контрреформы последних лет, позволившие говорить об установлении полицейского государства в России. Будучи выходцами из наименее реформированных тоталитарных институтов либо их представителями, эти назначенцы занимают наиболее консервативную и жесткую позицию во всех вопросах, касающихся советского прошлого и роли репрессивных органов. Их выступления отличаются антизападной риторикой, ностальгией по прошлому, ксенофобией и расовой или этнической нетерпимостью, склонностью к проведению политики изоляции страны и ограничения свободы граждан, усиления государственного контроля в экономике и частной жизни. При этом б?льшая часть тех, кто критически или негативно оценивает работу администрации Путина и высшей федеральной власти, выстроенной президентом по вертикали, полагают, что выдвиженцами путинского призыва движет главным образом желание любой ценой удержать власть, защитить то положение, которого они достигли: так считают от 55% до 65% опрошенных в разных подгруппах, а среди московской элиты — даже 70%. В противоположность этому мнению путинские “исполнители” заявляют, хотя и не так уверенно, о стремлении данного аппаратного контингента превратить Россию в современную, экономически развитую и социально благополучную страну: тут сходятся во мнениях от 33% до 42% респондентов из опорных для президента номенклатурных подгрупп.
Хотя основная масса опрошенных (из числа относимых к элите) не сомневается, что Россия так или иначе движется либо будет двигаться в сторону рынка и демократии, мнения об оптимальном характере этого движения у разных подгрупп элиты расходятся. 35% полагают, что предпочтительнее была бы модель европейской модернизации — быстрое и последовательное движение к рынку и демократии, к правовому государству. Почти столько же (31%) склоняется к медленному, эволюционному развитию страны в сторону рыночной экономики, направляемой сильным централизованным государством, которое базируется на традиционных национальных ценностях и особенностях. 18% респондентов считают желательным не копирование чужого опыта, а следование особому российскому пути, который не похож ни на один из названных выше, т. е. опять-таки ссылаются на национальные особенности. Другими словами, само по себе поле представлений о предстоящем развитии страны крайне расплывчато, неопределенно и слабо проработано. У элиты, несмотря на ее видимую консолидацию вокруг Путина, нет ни согласия в отношении будущего, ни предпочтительных политических целей.
Авторы — директор “Левада-центра”; руководитель отдела социально-политических исследований “Левада-центра”. Полная версия статьи опубликована в журнале Pro et Contra № 3, май — июнь 2007 г.
www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2007/0...
Лев Гудков
Борис Дубин
20.08.2007, №154 (1928)Для того чтобы понять, является ли российская элита (о своеобразии понятия “элита” в постсоветской России и содержании этого понятия см. полную версию статьи в журнале Pro et Contra, № 3, 2007) реальным носителем ценностей модернизации, движущим началом процессов модернизации страны, “Левада-центр” по заказу фонда “Либеральная миссия” провел в 2005-2006 гг. серию социологических исследований.
Не надо ничего менять
При эмпирическом исследовании верхних слоев политического, экономического, культурного истеблишмента первое, с чем мы столкнулись (если не считать явно усилившейся с приходом Владимира Путина социально-корпоративной закрытости тех, кого можно отнести к российской элите), было отсутствие у большинства опрошенных ощущения, что страна, ее социально-политический порядок, унаследованный характер бюрократического управления нуждаются в кардинальных реформах. Большинство наших респондентов не считают, что в том стратегическом курсе, которым сегодня следует Россия, необходимы принципиальные сдвиги, поскольку иначе (как гласила формулировка нашего вопроса) ей угрожают быстрая деградация или распад (см. таблицу 1).
Обратим внимание, во-первых, на то, насколько близки в среднем мнения “верхов” и “массы” россиян. Во-вторых, отметим резкий контраст между нынешней убежденностью в том, что “все хорошо” и никакие реформы не нужны, с теми умонастроениями, которые преобладали в стране в целом и во властных кругах в конце 1980-х — начале 1990-х гг. Тогда представители образованного слоя советского общества, директората, чиновничества, интеллигенции, да и более широких слоев остро осознавали необходимость кардинальных изменений в стране. Они не знали, куда именно следует двигаться и что делать, но представление о конце эпохи и даже всего советского уклада было на рубеже 1980-1990-х достаточно распространено в разных социальных группах.
В целом доля тех, кто считает перспективу ухода страны на периферию мировых процессов “очень вероятной”, составляет всего 10%. Несколько чаще озабочены таким вариантом развития событий лишь три подгруппы опрошенных: представители частного бизнеса (18%), депутаты местных законодательных собраний (20%) и в наибольшей степени московские эксперты (26%), однако и среди них такого рода озабоченность не выглядит слишком распространенной. Рост цен на нефть и превращение России в важнейшего игрока на мировом рынке энергоресурсов как будто бы сняли всякую остроту вопроса о реформах. В этом смысле у большинства опрошенных в отношении перспектив развития страны преобладает сравнительно новый тон благодушной уверенности, самоуговаривания и внушения другим, что мы движемся в правильном направлении, постепенно и как бы автоматически, само собой в более или менее отдаленной перспективе сближаясь с другими развитыми странами. Подобный взгляд на вещи предполагает, что социальный порядок может быть обеспечен только вполне конкретной структурой нынешней централизованно-иерархизированной власти и композицией составляющих ее группировок. В целом наша элита не заинтересована ни в каких изменениях, будь то новые политические партнеры (значимые “другие”) и новые отношения с ними, или в установлении конструктивного диалога, разделении власти и ответственности. И это в нынешней ситуации главное.
Президент без команды
Какую же политику государства эта элита считает оптимальной? В том, что страна должна развиваться, у опрошенных сомнений нет. Важно, кто, по их мнению, задает направления развития и определяет соответствующий политический курс. Абсолютное большинство опрошенных (86%) без тени сомнения полагают, что такой фигурой является исключительно президент Путин, — не та или иная партия, общественная группа либо институт, а именно и единолично Владимир Путин. Причем эта всеобщая уверенность распространяется и на московских интеллектуалов (68%), мнения которых во многом заметно (а зачастую и радикально) отличаются от прочих групп респондентов. Для данной подгруппы, как и для всех остальных, Путин должен быть инициатором модернизации экономики, подъема благосостояния населения. При этом и опрошенные представители верхов, и население страны оценивают реальные реформаторские шаги президента более чем скромно (см. таблицу 2).
Такое несоответствие низкой оценки реформаторских достижений президента и готовности вверить ему судьбу страны респонденты оправдывают тем, что у Владимира Путина нет команды, необходимой для решения задач модернизации: подобное мнение разделяют 62-64% представителей российской элиты (еще более категоричны в этом отношении представители бизнеса и московские эксперты: здесь такую оценку высказывают 71% и 83% опрошенных соответственно). С ответами большинства в наибольшей степени расходятся слова тех, кто, собственно, и составляет опору путинского режима, — сотрудников аппарата федеральных округов, кадровый состав которых, по данным Ольги Крыштановской, в основном укомплектован бывшими сотрудниками спецслужб. В этой подгруппе столько же человек (64%) решительно утверждают, что такая команда у президента, напротив, есть. К ним приближаются чиновники из ведомств исполнительной власти, силовики из армии и МВД, а также работники прокуратуры и судебных органов (44-47%).
Получается довольно странная картина: на фоне общей убежденности опрошенных в благих намерениях президента четко вырисовываются две полярные позиции относительно его команды. Одна группа мнений сводится к тому, что добрые намерения Путина остаются лишь общим пожеланием. Они декларативны, поскольку поставленные цели не могут быть реализованы из-за отсутствия квалифицированных исполнителей. Вторая группа выражает (хотя и не так категорично) уверенность в том, что необходимая команда исполнителей у Путина есть; правда, эту точку зрения высказывают в основном именно назначенные “исполнять” верховные решения, которым большинство представителей российской элиты отказывает в доверии и чью компетенцию не признает.
Команда без стратегии
Опыт последних лет свидетельствует о том, что именно “путинский набор” — чекисты, прокуроры, новые кадры в органах исполнительной власти, генералитет, силовики из разных ведомств — менее всего склонен к соблюдению правовых норм в своей деятельности; чиновников этого “набора” трудно назвать сторонниками демократии и правового государства, защитниками частной собственности и других неотчуждаемых прав и свобод человека. Именно под их давлением проведены контрреформы последних лет, позволившие говорить об установлении полицейского государства в России. Будучи выходцами из наименее реформированных тоталитарных институтов либо их представителями, эти назначенцы занимают наиболее консервативную и жесткую позицию во всех вопросах, касающихся советского прошлого и роли репрессивных органов. Их выступления отличаются антизападной риторикой, ностальгией по прошлому, ксенофобией и расовой или этнической нетерпимостью, склонностью к проведению политики изоляции страны и ограничения свободы граждан, усиления государственного контроля в экономике и частной жизни. При этом б?льшая часть тех, кто критически или негативно оценивает работу администрации Путина и высшей федеральной власти, выстроенной президентом по вертикали, полагают, что выдвиженцами путинского призыва движет главным образом желание любой ценой удержать власть, защитить то положение, которого они достигли: так считают от 55% до 65% опрошенных в разных подгруппах, а среди московской элиты — даже 70%. В противоположность этому мнению путинские “исполнители” заявляют, хотя и не так уверенно, о стремлении данного аппаратного контингента превратить Россию в современную, экономически развитую и социально благополучную страну: тут сходятся во мнениях от 33% до 42% респондентов из опорных для президента номенклатурных подгрупп.
Хотя основная масса опрошенных (из числа относимых к элите) не сомневается, что Россия так или иначе движется либо будет двигаться в сторону рынка и демократии, мнения об оптимальном характере этого движения у разных подгрупп элиты расходятся. 35% полагают, что предпочтительнее была бы модель европейской модернизации — быстрое и последовательное движение к рынку и демократии, к правовому государству. Почти столько же (31%) склоняется к медленному, эволюционному развитию страны в сторону рыночной экономики, направляемой сильным централизованным государством, которое базируется на традиционных национальных ценностях и особенностях. 18% респондентов считают желательным не копирование чужого опыта, а следование особому российскому пути, который не похож ни на один из названных выше, т. е. опять-таки ссылаются на национальные особенности. Другими словами, само по себе поле представлений о предстоящем развитии страны крайне расплывчато, неопределенно и слабо проработано. У элиты, несмотря на ее видимую консолидацию вокруг Путина, нет ни согласия в отношении будущего, ни предпочтительных политических целей.
Авторы — директор “Левада-центра”; руководитель отдела социально-политических исследований “Левада-центра”. Полная версия статьи опубликована в журнале Pro et Contra № 3, май — июнь 2007 г.
www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2007/0...