Тихие мэтры
Каннский кинофестиваль открылся негромкими громкими фильмами
Юрий Гладильщиков
Для Ведомостей
18.05.2007, №89 (1863)КАННЫ — 60-й юбилейный Каннский кинофестиваль стартовал фильмом гонконгского мэтра Вонга Кар-вая “Мои черничные ночи”, приведшим в вечер открытия на красную лестницу Джуда Лоу и Нору Джонс. Модная певица и лауреат “Грэмми”, ценимая избранными, сыграла у Кар-вая главную женскую роль — и на удивление хорошо. Сегодня фестиваль смотрит первый из двух наших конкурсных фильмов — “Изгнание” Андрея Звягинцева. При всей разнице тем и стилей у фильмов Кар-вая и Звягинцева много общего.
“Мои черничные ночи” (My Blueberry Nights, Гонконг — США) стали первым англоязычным фильмом автора легендарных “Падших ангелов”, “Чункингского экспресса”, “Любовного настроения” и “2046”. Действие фильма происходит в США.
Когда какой-нибудь из арт-хаусных мастеров, особенно с Дальнего Востока, снимает картину в Америке, обычно получается чушь. Мастер моментально утрачивает присущую ему индивидуальность, делает кино середняцкое, никакое. Случай с Вонгом Кар-ваем — другой. Даже ловишь себя на мысли, что Кар-ваю и надо было сменить место пребывания и место действия, поскольку фильм “2046” был явно кризисным — переполненным дальневосточными туманами и загадочной китайской душой. Перебравшись же в Америку, Кар-вай сделал картину очень внятную, по-хорошему простую и в то же время свою фирменную — в том числе и фирменно красивую.
Первый час (из 1.51) “Мои черничные ночи” нравятся очень.
Нравится история. Это история девушки, которая тяжело переживает, что ее бросили. В случайных и отчаянных поисках места, куда можно прийти, поскольку идти некуда, и человека, к которому можно временно приткнуться, даже не чтобы выплакаться, а чтобы расслабиться — подумать — помолчать, она забредает в кафешку с названием “Ключ”. “Ключ” написано по-русски — прямо под табличкой Open. В этом заведении девушка прикипает к черничному пирогу с мороженым и расслабляется настолько, что засыпает прямо на барной стойке. Даже не замечая, что хозяин заведения ее во время сна целует. Певица Нора Джонс оказалась на редкость чувственной и чувствительной актрисой. Фильм столь сильно нравится поначалу во многом благодаря ей.
Впрочем, и благодаря другим обстоятельствам. Нравится его построение. Час с лишним проходит исключительно в атмосфере баров, кафе и столовок, так называемых diners, — сначала в нью-йоркском “Ключе”, потом в забегаловках по всей стране: героиня решает сбежать от тяжелых воспоминаний (даже несмотря на наметившиеся новые романтические отношения) — и отправляется гулять по Америке, повсюду устраиваясь официанткой. На то, что Нора Джонс уходит с первого плана на второй (поскольку ее персонаж превращается из героини в наблюдательницу любовных драм) и что это во вред фильму, внимание обращаешь не сразу.
Нравится красота фильма. Ни одного невыстроенного кадра. Ни одной — при многоразговорности — говорящей головы. Каждый персонаж обычно появляется из размытости — после того как камера фокусируется на стоящем на первом плане ярко-цветном предмете. Каждый снят через стекло кафе, на котором при этом написаны объявления — синей или красной краской. Или же его освещает попавший в камеру свет — желтый, зеленый или опять-таки красный или синий.
Нравятся актеры фильма. Замечателен Джуд Лоу — тот самый хозяин кафе с черничным пирогом, который влюбляется в героиню Норы Джонс. Вдруг оцениваешь, что Лоу действительно фантастический актер. Плюс: ему идет возраст. Когда ему было двадцать с чем-то, он выглядел конфетным. В тридцать с чем-то он напоминает одновременно (в том же возрасте) Янковского и Иствуда. Но и к Лоу фильм не сводится. Поскольку, путешествуя по Америке, героиня становится невольной свидетельницей других любовных фрустраций, фильм открывает других персонажей. Особенно хороша история с участием любимой мной Рейчел Уайц и не менее почитаемого — после главной роли в фильме Джорджа Клуни “Доброй ночи и удачи” — Дэвида Стретхерна.
Последние полчаса не то чтобы разочаровывают, но снижают градус. Смыслов не добавляется. Ну разве что тот смысл, что героиня, преодолев любовные неурядицы, нашла новые стимулы жить. Новые истории, которые наблюдает героиня, оказываются гораздо более стандартными. Актеры, которыми пытается прибывать картина, — более ремесленными. Увы, не срабатывает весь длинный эпизод с карточным игроком — искренне почитаемой мной за внешность Натали Портман. И в конечном счете начинает вдруг раздражать даже красивость фильма.
Ну черт побери, даже я, фотограф-дилетант, стремясь сделать эффектный кадр, всегда снимаю именно так: чтобы на первом плане оказалось яркое размытое пятно, причем именно желтое, красное, синее. И опять-таки казус: прежние фильмы Кар-вая снимал знаменитый оператор Кристофер Дойл. Этот фильм снят другим оператором, о чем по ходу дела и не подозреваешь. Значит, фирменный стиль Дойла и Кар-вая легко имитировать. Новый оператор посмотрел прежние работы Кар-вая — ну и сделал как просили.
“Изгнание” Андрея Звягинцева (и его постоянного продюсера Дмитрия Лесневского) прекрасно уже тем, что режиссер явно преодолел комплекс второго фильма (который тяготеет над всеми, чей дебют оказался чересчур удачным и успешным) и даже сумел сделать фильм — диалог со своим первым “Возвращением”.
“Возвращение” приглянулось Западу тем, что фильм очень загадочный и очень русский. При том что одновременно и нравственно-бытовой. На бытовом уровне фильм давал повод к размышлениям о том, может ли отец за неделю научить взрослости давно брошенных сыновей и даже просто вернуться к ним отцом. На уровне “загадочном” поднимал еще больше вопросов, поскольку отец во многих сценах выглядел мертвецом, а природные пояса сочетались так, как не сочетаются в действительности, что заставляло зрителя задаваться вопросом: “А был ли папа?” — и искать в фильме символические смыслы. Вдобавок в “Возвращении” были очевидны библейские и мифологические аллюзии (путешествие укладывалось в семь дней творения, во время переправы на лодке, да еще в тумане, отец напоминал о Хароне).
В “Изгнании” все почти то же. Опять семейные проблемы. Опять укладывающиеся в прокрустово ложе этакого Сокурова (чей фильм “Александра” тоже, напомним, в каннском конкурсе — 2007). Вечная тема Сокурова: мать и сын, отец и сын, бабушка и внук (как в не виданной нами еще “Александре”), сестра и два брата (такой фильм он собирался снять, да пока не сделал). Тема Звягинцева: отец и сыновья и (как в случае с “Изгнанием”) родители и дети.
Фильм вновь загадочный, полон полунамеков, которые станут полноценными намеками лишь в финале. Фильм вновь не вполне реалистический и вновь детективный: жена заявляет мужу и отцу своих двоих детей (которого изображает отец из “Возвращения” Константин Лавроненко), что на сей раз беременна не от него, — и это влечет за собой ряд трагических и символических последствий.
Общее между “Изгнанием” и фильмом Вонга Кар-вая, собственно, то, что этот фильм тоже очень-очень нравится, но потом вгоняет в большие сомнения. Они в данном случае связаны с тем, стоило ли делать картину столь религиозной и морализаторской и разрешать заложенный в ней загадочный конфликт столь прямолинейно. В фильме, выстроенном как красивый детектив, есть эпизод, всерьез и слишком прямо разъясняющий его смысл: зачитывание мест про любовь (и заодно суть брака) из первого апостольского послания к коринфянам. Заканчивается фильм и вовсе простонародными (кажется, на португальском) песнопениями, а затем русскоязычным хором. Я бы проанализировал фильм Звягинцева, исходя из связи его религиозности и содержания, но не могу: выдам сюжет.
Победит Звягинцев в Каннах — сюжет его фильма выложим на блюдечке
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/05/18/125991
Каннский кинофестиваль открылся негромкими громкими фильмами
Юрий Гладильщиков
Для Ведомостей
18.05.2007, №89 (1863)КАННЫ — 60-й юбилейный Каннский кинофестиваль стартовал фильмом гонконгского мэтра Вонга Кар-вая “Мои черничные ночи”, приведшим в вечер открытия на красную лестницу Джуда Лоу и Нору Джонс. Модная певица и лауреат “Грэмми”, ценимая избранными, сыграла у Кар-вая главную женскую роль — и на удивление хорошо. Сегодня фестиваль смотрит первый из двух наших конкурсных фильмов — “Изгнание” Андрея Звягинцева. При всей разнице тем и стилей у фильмов Кар-вая и Звягинцева много общего.
“Мои черничные ночи” (My Blueberry Nights, Гонконг — США) стали первым англоязычным фильмом автора легендарных “Падших ангелов”, “Чункингского экспресса”, “Любовного настроения” и “2046”. Действие фильма происходит в США.
Когда какой-нибудь из арт-хаусных мастеров, особенно с Дальнего Востока, снимает картину в Америке, обычно получается чушь. Мастер моментально утрачивает присущую ему индивидуальность, делает кино середняцкое, никакое. Случай с Вонгом Кар-ваем — другой. Даже ловишь себя на мысли, что Кар-ваю и надо было сменить место пребывания и место действия, поскольку фильм “2046” был явно кризисным — переполненным дальневосточными туманами и загадочной китайской душой. Перебравшись же в Америку, Кар-вай сделал картину очень внятную, по-хорошему простую и в то же время свою фирменную — в том числе и фирменно красивую.
Первый час (из 1.51) “Мои черничные ночи” нравятся очень.
Нравится история. Это история девушки, которая тяжело переживает, что ее бросили. В случайных и отчаянных поисках места, куда можно прийти, поскольку идти некуда, и человека, к которому можно временно приткнуться, даже не чтобы выплакаться, а чтобы расслабиться — подумать — помолчать, она забредает в кафешку с названием “Ключ”. “Ключ” написано по-русски — прямо под табличкой Open. В этом заведении девушка прикипает к черничному пирогу с мороженым и расслабляется настолько, что засыпает прямо на барной стойке. Даже не замечая, что хозяин заведения ее во время сна целует. Певица Нора Джонс оказалась на редкость чувственной и чувствительной актрисой. Фильм столь сильно нравится поначалу во многом благодаря ей.
Впрочем, и благодаря другим обстоятельствам. Нравится его построение. Час с лишним проходит исключительно в атмосфере баров, кафе и столовок, так называемых diners, — сначала в нью-йоркском “Ключе”, потом в забегаловках по всей стране: героиня решает сбежать от тяжелых воспоминаний (даже несмотря на наметившиеся новые романтические отношения) — и отправляется гулять по Америке, повсюду устраиваясь официанткой. На то, что Нора Джонс уходит с первого плана на второй (поскольку ее персонаж превращается из героини в наблюдательницу любовных драм) и что это во вред фильму, внимание обращаешь не сразу.
Нравится красота фильма. Ни одного невыстроенного кадра. Ни одной — при многоразговорности — говорящей головы. Каждый персонаж обычно появляется из размытости — после того как камера фокусируется на стоящем на первом плане ярко-цветном предмете. Каждый снят через стекло кафе, на котором при этом написаны объявления — синей или красной краской. Или же его освещает попавший в камеру свет — желтый, зеленый или опять-таки красный или синий.
Нравятся актеры фильма. Замечателен Джуд Лоу — тот самый хозяин кафе с черничным пирогом, который влюбляется в героиню Норы Джонс. Вдруг оцениваешь, что Лоу действительно фантастический актер. Плюс: ему идет возраст. Когда ему было двадцать с чем-то, он выглядел конфетным. В тридцать с чем-то он напоминает одновременно (в том же возрасте) Янковского и Иствуда. Но и к Лоу фильм не сводится. Поскольку, путешествуя по Америке, героиня становится невольной свидетельницей других любовных фрустраций, фильм открывает других персонажей. Особенно хороша история с участием любимой мной Рейчел Уайц и не менее почитаемого — после главной роли в фильме Джорджа Клуни “Доброй ночи и удачи” — Дэвида Стретхерна.
Последние полчаса не то чтобы разочаровывают, но снижают градус. Смыслов не добавляется. Ну разве что тот смысл, что героиня, преодолев любовные неурядицы, нашла новые стимулы жить. Новые истории, которые наблюдает героиня, оказываются гораздо более стандартными. Актеры, которыми пытается прибывать картина, — более ремесленными. Увы, не срабатывает весь длинный эпизод с карточным игроком — искренне почитаемой мной за внешность Натали Портман. И в конечном счете начинает вдруг раздражать даже красивость фильма.
Ну черт побери, даже я, фотограф-дилетант, стремясь сделать эффектный кадр, всегда снимаю именно так: чтобы на первом плане оказалось яркое размытое пятно, причем именно желтое, красное, синее. И опять-таки казус: прежние фильмы Кар-вая снимал знаменитый оператор Кристофер Дойл. Этот фильм снят другим оператором, о чем по ходу дела и не подозреваешь. Значит, фирменный стиль Дойла и Кар-вая легко имитировать. Новый оператор посмотрел прежние работы Кар-вая — ну и сделал как просили.
“Изгнание” Андрея Звягинцева (и его постоянного продюсера Дмитрия Лесневского) прекрасно уже тем, что режиссер явно преодолел комплекс второго фильма (который тяготеет над всеми, чей дебют оказался чересчур удачным и успешным) и даже сумел сделать фильм — диалог со своим первым “Возвращением”.
“Возвращение” приглянулось Западу тем, что фильм очень загадочный и очень русский. При том что одновременно и нравственно-бытовой. На бытовом уровне фильм давал повод к размышлениям о том, может ли отец за неделю научить взрослости давно брошенных сыновей и даже просто вернуться к ним отцом. На уровне “загадочном” поднимал еще больше вопросов, поскольку отец во многих сценах выглядел мертвецом, а природные пояса сочетались так, как не сочетаются в действительности, что заставляло зрителя задаваться вопросом: “А был ли папа?” — и искать в фильме символические смыслы. Вдобавок в “Возвращении” были очевидны библейские и мифологические аллюзии (путешествие укладывалось в семь дней творения, во время переправы на лодке, да еще в тумане, отец напоминал о Хароне).
В “Изгнании” все почти то же. Опять семейные проблемы. Опять укладывающиеся в прокрустово ложе этакого Сокурова (чей фильм “Александра” тоже, напомним, в каннском конкурсе — 2007). Вечная тема Сокурова: мать и сын, отец и сын, бабушка и внук (как в не виданной нами еще “Александре”), сестра и два брата (такой фильм он собирался снять, да пока не сделал). Тема Звягинцева: отец и сыновья и (как в случае с “Изгнанием”) родители и дети.
Фильм вновь загадочный, полон полунамеков, которые станут полноценными намеками лишь в финале. Фильм вновь не вполне реалистический и вновь детективный: жена заявляет мужу и отцу своих двоих детей (которого изображает отец из “Возвращения” Константин Лавроненко), что на сей раз беременна не от него, — и это влечет за собой ряд трагических и символических последствий.
Общее между “Изгнанием” и фильмом Вонга Кар-вая, собственно, то, что этот фильм тоже очень-очень нравится, но потом вгоняет в большие сомнения. Они в данном случае связаны с тем, стоило ли делать картину столь религиозной и морализаторской и разрешать заложенный в ней загадочный конфликт столь прямолинейно. В фильме, выстроенном как красивый детектив, есть эпизод, всерьез и слишком прямо разъясняющий его смысл: зачитывание мест про любовь (и заодно суть брака) из первого апостольского послания к коринфянам. Заканчивается фильм и вовсе простонародными (кажется, на португальском) песнопениями, а затем русскоязычным хором. Я бы проанализировал фильм Звягинцева, исходя из связи его религиозности и содержания, но не могу: выдам сюжет.
Победит Звягинцев в Каннах — сюжет его фильма выложим на блюдечке
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/05/18/125991