03.11.2006, №208 (1735)В лондонском Национальном театре на этой неделе в последний раз пройдет “Жизнь Галилея” по пьесе Бертольта Брехта. Для многих центральная сцена этого спектакля — отречение Галилея. Но мне более важной кажется другая — когда кардинал-инквизитор отказывается смотреть в телескоп. Церковь и так знает, что там, в телескопе, должно быть видно.
Стремление видеть только то, что желаешь увидеть, распространено в политике, бизнесе и даже в финансовой среде. А те, кто способен видеть вещи такими, какие они есть, очень часто оказываются отверженными — социально и профессионально. Так было с Галилеем, так было и с Дэвидом Келли, британским экспертом по вооружениям, который покончил с собой во время скандала вокруг войны в Ираке.
В Италии времен Галилея процветали придворные — те, кто лучше других умел пользоваться щедростью князей мира и церкви. В наше время на Западе их место заняли профессиональные советники разного рода. Слишком часто бывает так, что если настрой на серьезную сделку уже есть, то юристы, инвестбанкиры и консультанты не будут вглядываться в галилеевский телескоп. Им нужно, чтобы размер сделки был большим, и слышать они будут только то, что хотят слышать.
Инквизитору было неинтересно знать, что говорят наблюдения Галилея о движении Солнца, Земли и звезд. Ему было важно, чтобы альтернативный взгляд на мир не умалил авторитета церкви. Фактам нельзя позволять ломать красивую картину. Все мы склонны видеть мир упрощенным через призму примитивных, все объясняющих концепций. Из этой серии и “ось добра и зла”, и неизбежный триумф слегка скорректированного капитализма, и преобразующее влияние Интернета, и неостановимый прогресс глобальной консолидации в промышленности.
В трактовке Национального театра Галилей — слабый человек, поскольку, испугавшись пыток, выбрал публичное отречение от убеждений. Это ригоризм. Церковь отпустила Галилея с миром, позволив в обмен на молчание вернуться к занятиям наукой. Благодаря этому Галилей не просто выжил — его идеи в конце концов одержали вверх. Властям в книге Оруэлла “1984” недостаточно было заставить всех говорить на новоязе. Главный герой в конце романа осознает, что искренне любит Старшего брата. В самые мрачные свои времена инквизиция тоже требовала от своих жертв большего, чем молчание.
В капитализме морковка не менее важна, чем кнут, а перспективы материальных благ и повышения по службе вытеснили страх пыток. Но поведение, обусловленное финансовыми стимулами или желанием получить больше власти, может быть таким же трусливым, как поступки под страхом пыток.
Если принять крайний, жесткий взгляд, то Галилей, знающий правду, но хранящий молчание, заслуживает большего порицания, чем инквизитор, не желающий видеть и слышать то, что войдет в конфликт с тем, что он уже знает. Но все-таки процесс познания не требует героизма и мученичества. Нужно лишь, чтобы ученый ценил правду выше целесообразности. Вокруг нас слишком много инквизиторов. Это и аудиторы, подтверждающие дутые отчеты, и инвестбанкиры, проводящие сомнительные IPO, и советники, подтверждающие правоту взглядов Джорджа Буша. Хорошо бы вокруг было больше Галилеев. (FT, 31.10.2006)