“Если мне позвонит президент, я буду горд”
Ведомости
26.09.2006, №180 (1707)Алишер Усманов неохотно рассказывает о том, на чем он делает деньги. Своим основным бизнесом он считает вовсе не инвестиции в металлургические активы, а игру на фондовом рынке. Благодаря ей он стал богат и смог купить “Коммерсантъ”. Усманов стал владельцем “Коммерсанта” месяц назад, и за это время в газете вышла как минимум одна “ненужная”, по мнению нового владельца, статья — про места работы детей высокопоставленных чиновников. Об этом он рассказал, приехав на интервью в газету “Ведомости”. Но заверил, что, сохраняя полную лояльность властям, в редакционную политику “Коммерсанта” вмешиваться не собирается.
— Вы — руководитель “Газпроминвестхолдинга”, совладелец крупных металлургических предприятий, а теперь еще и собственник “Коммерсанта”. А чего мы не знаем о вашем бизнесе?
— Работа в “Газпроминвестхолдинге” и владение акциями металлургических предприятий — следствие основного бизнеса, которым я занимаюсь с 1996 г. Это работа на рынке ценных бумаг. Тогда мы начали покупать и продавать ценные бумаги в рамках компании “Интерфин”, которая создавалась как некое неандертальское подобие инвестбанка для банка “Возрождение” и МАПО-банка. Я попытался сразу сделать покупки на Западе. Это было очень сложно, но, погружаясь все больше в эту сферу, я увидел, какой она открывает огромный океан возможностей для реализации моих амбиций как бизнесмена. С того момента моим главным делом стала купля-продажа ценных бумаг.
— Акции каких компаний есть в вашем портфеле?
— Компании, которые принадлежат мне и моим партнерам, владеют 1,5% акций “Газпрома”. О других вложениях я говорить не хочу. Подобная информация — сигнал к тому, чтобы кто-то купил или продал акции этих компаний. Ее разглашение было бы и некорректно по отношению к моим партнерам.
— Может быть, назовете сферы, куда инвестируете?
— Медицина, медицинское оборудование, технологии. Мы с партнерами владеем в России компанией, которая занимается разработками технологий увеличенной карты памяти на дисках и телевидения высокой чистоты. Она пока не произвела огромного технологического фурора, но результат, который я вижу, внушает огромные надежды. Еще у нас есть очень известная компания, она только что провела IPO в Лондоне, которая создала технологию стерилизации использованных одноразовых медицинских инструментов. А недавно мы продали компанию, которая имела медные запасы в Европе.
“Покупка "Коммерсанта" — очень большой выигрыш”
— Не хотите говорить о текущих инвестициях, тогда расскажите об успешных проектах, из которых вы вышли?
— Это нескромно — рассказывать о том, что ты сделал. Я все эти сделки использовал как уроки. Для того, чтобы понять механизмы влияния тех или иных факторов на стоимость ценной бумаги в период, когда инвестиция в нее приносит больший доход. Либо наоборот — предугадывать ситуации, которые могут сделать инвестицию рискованной.
— Тогда почему вы, такой осторожный, с “Газпромом” дружите, решились на самые рискованные инвестиции в России — в медиа?
— Я не дружу, я служу в “Газпроме”. По призванию и из гордости, потому что это, на мой взгляд, крупнейшая компания в мире. Иметь фактом биографии работу гендиректором финансово-инвестиционной компании в “Газпроме”, думаю, для любого бизнесмена престижно. То же самое могу сказать и о “Коммерсанте”. Я, как один из тех, кто начинал свой бизнес чуть раньше “Коммерсанта”, воспринимаю его почти как брата. И поэтому когда вдруг появляется возможность приобрести его, а мои финансовые возможности позволяют это сделать, то у меня срабатывает другой критерий. Ты потеряешь эти деньги? Даже беглый анализ “Коммерсанта” показывает, что если ты не собираешься из страны убегать в ближайшую пятилетку, то ты эти деньги вернешь. Если сегодня медиаактивы оцениваются из соотношения прибыли к стоимости компании 1 к 20, как, например, СТС, то “Коммерсантъ” был куплен и вовсе по прекрасной цене. Если считать с недвижимостью, то 1 к 10.
— А как представилась возможность купить “Коммерсантъ”?
— Как и всякий ходовой товар, который находится на рынке, он ищет своего покупателя, и тут встает вопрос доверия продавца покупателю. В этом случае был надежный посредник. В таких сделках важно, чтобы всех устраивали лица участвующих в сделке, мы друг друга устроили.
— Этот посредник — Роман Абрамович?
— Разве можно называть посредника, если хочешь, чтобы он в следующий раз помог тебе сделать сделку?
— А когда представилась возможность купить “Коммерсантъ”?
— За две недели до сделки мне об этом сказали, за неделю я решил.
— Вы действовали решительно…
— Для меня решение о покупке “Коммерсанта” было абсолютно осознанным. Я уверен, что не найду ни одного бизнесмена, имеющего средства для покупки “Коммерсанта”, который откажется его купить, тем более если выиграет альтернативное соревнование с другими покупателями. Для меня эта покупка — 150% имиджа, очень большой выигрыш, возможность самореализации в новом бизнесе. Думаю, это знаковое событие для России, когда абсолютно лояльный власти бизнесмен не будет влиять на редакционную политику.
— Вы готовы, что теперь вам часто придется говорить “нет” друзьям, потому что “Коммерсантъ” будет задевать их интересы, они начнут вам звонить?..
— Не начнут, потому что я всем объявил, что к редакционной политике не буду иметь отношения.
— А если будут звонить из Кремля?
— Я считаю, что это несодержательно — обсуждать, как я буду реагировать на звонки из Кремля. Представьте, если мне позвонит президент, но не по этому поводу, а по любому, я буду горд. Но я не допускаю, что по таким поводам, как статьи в СМИ, руководство страны будет звонить их владельцам.
— Ну не президент, пресс-секретарь президента Алексей Громов позвонит.
— Ну вот, уже Громов.
— А вы не знаете, кто такой Громов?
— Я прекрасно его знаю, с ним лично знаком. Он работал в посольстве Словакии, когда послом там был мой близкий друг. Поэтому он всегда мог и может позвонить мне по любому поводу.
— Правда ли, что шеф-редактором вы уже выбрали Андрея Васильева?
— Он является одной из кандидатур, а зависеть смена шеф-редактора будет от того, как видит свое будущее в газете нынешний шеф-редактор.
— Но его будущее зависит от вашей воли.
— Прежде всего оно зависит от его воли. Вот у вашей газеты есть владельцы, и что, вы полностью от них зависите?
— Они могут уволить или назначить главного редактора.
— Но для этого должны быть основания.
— Основания — их оценка работы главного редактора.
— Если вы дадите основания, чтобы вас уволить, вас уволят, а если вы будете прекрасно вести газету, зачем вас увольнять? На следующий день после объявления о том, что я приобрел газету, в ней выходит статья, на мой взгляд, ненужная. Я считаю, что тема трудоустройства детей высокопоставленных людей — не тема первых страниц “Коммерсанта”. И что мне после этого делать? Устраивать разбирательства? А может, кто-то специально в редакции хочет выставить меня в плохом виде перед руководством тех или иных ведомств. А может, просто журналист сделал свое дело — взял жареную новость, поставил ее на первую полосу, а [Владислав] Бородулин пропустил.
— А правда ли, что вы хотите привлечь к проекту основателя “Коммерсанта” Владимира Яковлева? Готовы ли взять его в партнеры, предложить ему долю в ИД?
— Точно хочу с ним встретиться и спросить, какой может быть форма его сотрудничества с детищем его и его семьи.
— Вы недавно заявили, что планируете создать медиахолдинг.
— Я считаю, что газета сама по себе существовать в сегодняшнем медийном бизнесе не может. Обязательно должна быть совокупность мультимедийных ресурсов, объединенных в единую структуру, — портал веб-сайтов, на которые будет нанизываться разная форма информации, телевидение, радио, как Bloomberg, например.
“А нужно ли нам объединяться с производителями стали?”
— А вы каждую сделку рассматриваете как отдельную или у вас есть некая стратегическая группа, которая осмысливает, какие активы нужно приобретать?
— У меня есть партнер, мой очень близкий друг — Фархад Мошери. Мы с ним уже 15 лет активно ведем дискуссию о том, что мы можем сделать завтра или через год. И есть группа людей, которые нам в этом помогают. У нас есть много структур, которые используются для тех или иных проектов. Сейчас мы как раз подумываем о том, чтобы создать единую структуру для всех операций.
— Вы предлагали всем собственникам крупных металлургических предприятий обсудить объединение…
— Мы по-прежнему готовы к большим слияниям, только вот с кем? Все говорят: купите Магнитку. Но я не думаю, что основной акционер — менеджмент во главе с Виктором Рашниковым — хочет ее продавать. Может быть, он с кем-то захочет объединяться, дай бог, если с нами.
— Какой путь для увеличения стоимости ваших активов кажется вам лучшим?
— Есть два пути — уменьшать себестоимость или приобретать новые мощности, которые создают новую маржу. Что лучше, мы пока не решили. Мы вели предварительные переговоры с “Северсталью” и считаем, что это мог бы быть идеальный партнер для объединения с нами. Это уже структурированная компания, с большой нормой прибыли. Но возникает вопрос: как объединяться? Целиком компаниями или добывающими мощностями, отдать им наши стальные активы, а у них взять добывающие? В мире созданы сырьевые суперигроки BHP Billiton, Rio Tinto и CVRD. И это заставляет нас задуматься: а нужно ли нам объединяться с производителями стали? Наши предприятия расположены рядом и производят 40 млн т продукции, уже создана инфраструктура, которая может позволить сделать переработку сырья на месте для производства более качественной продукции. В этом смысле логичный партнер наших предприятий, расположенный ближе всех, — Новолипецкий меткомбинат (НЛМК). Если бы мы объединились, то все пошли бы за нами.
— А вы на эту тему разговаривали с владельцем НЛМК Владимиром Лисиным?
— Не разговаривал.
— Что мешает?
— Много чего. Жизнь наша предыдущая, совместная. И к тому же все предприятия сегодня в России, кроме “Мечела”, пожалуй, считают себя самодостаточными. И процесс их развития будет протекать спокойно — они будут твердо терять позиции на международном рынке и держаться на плаву за счет внутреннего рынка. Такой ход событий будет давать людям возможность провозглашать необходимость собственного развития. И нам в том числе.
— Но с кем-то вы вели серьезные переговоры об объединении?
— К нам обращались с такими предложениями, мы с удовольствием их обсуждаем, например, с представителями “Евраза”, среди которых есть мощный финансово и перспективный со всех точек зрения акционер Роман Абрамович. Этот фактор больше всего будет влиять на наш выбор, потому что компания с такими ресурсами будет играть в любую игру. “Евраз” уже прошел IPO, и его акционеры готовы обсуждать поглощение наших предприятий в обмен на акции “Евраза”. Но наши предприятия пока не оценены, поэтому мы сами сперва хотим подготовиться к IPO, чтобы появился единый критерий оценки. Исходя из этого, мы сначала закончим внутреннее структурирование нашего холдинга до того уровня, чтобы он был готов к биржевой оценке, это произойдет в течение полугода — девяти месяцев, а после этого будем серьезно обсуждать возможные сделки с другими компаниями.
— Вы выступали и с идеей консолидации ГОКов России, Украины и Казахстана…
— Мы сильно продвинулись в переговорах с нашими украинскими партнерами. Идет оценка активов “Метинвеста” и “Смарт-групп”. Вполне возможно, мы договоримся о слиянии. Акционеры Соколовско-Сарбайского ГПО в Казахстане пока сами не определились, и мы не можем понять, хотят они объединяться или нет. У них есть свои планы вывода предприятия на IPO. К тому же у них идет внутренняя реструктуризация, если по ее окончании они скажут, что готовы к переговорам об объединении, мы их возобновим.
— Вы хотели купить крупный пакет “Мечела” во время их последнего размещения?
— Тогда к нам обратился банк UBS, они готовы подписать нас на акции, но мы сказали, что хотели бы подписаться на пакет не меньше блокирующего. Но размещалось только 20%, и, поскольку невозможно было скомпоновать блок, мы отказались от этой идеи.
— Правда ли, что риски Внешторгбанка по вашим компаниям составляют более $3 млрд?
— Нет, потому что часть из этого риска лежит на акциях “Газпрома”. Ведь когда вы закладываете акции, это не ваш риск, а риск тех акций, которые вы заложили.
— Акции “Газпрома” используете в залогах по кредитам?
— Иногда.
“Государство доказало, что является эффективным собственником”
— Какие функции возложены на “Газпроминвестхолдинг”?
— “Газпроминвестхолдинг” занимается финансово-инвестиционным блоком операций “Газпрома”, который включает в себя все виды операций на рынке ценных бумаг. Сегодня задача “Газпроминвестхолдинга” — реализация дебиторских задолженностей непрофильных активов “Газпрома”. А есть еще большая задолженность по поставкам газа в страны СНГ. Мы сейчас занимаемся Молдавией. Это проблемная территория, газа потребляют там много, но часто за него не платят. “Газпром” добился выплаты текущих платежей, теперь надо разбираться с возвратом накопленной за десятилетие задолженности.
— А могли бы вы покупать нефтяные активы для “Газпрома”?
— С удовольствием, если поручат.
— “Газпром” признал свой интерес к ряду активов ЮКОСа. Оговаривалось ли ваше участие в заключении этих сделок?
— Нет. Но я считаю, что это очень правильная политика “Газпрома” — диверсифицироваться за счет покупки нефтяных активов. Shell добывает нефть, газ, уголь, производит электроэнергию, владеет трубопроводами, стремится довести вертикальную интеграцию до мельчайших деталей. И у них это называется “хорошая, правильная политика диверсификации”, а у нас сразу начинаются бессодержательные разговоры про экспансию “Газпрома”.
— Продажа непрофильных активов по-прежнему остается зоной вашей ответственности?
— Частично да.
— Как утверждается список активов, которые поступают к вам на реализацию?
— Его утверждает департамент имущества “Газпрома”.
— А как происходит реализация активов? Кто делает их оценку — вы или “Газпром”?
— И так и так. Решение о форме продажи также принимает “Газпром”.
— А вы тогда чем занимаетесь?
— Той работой, которую нам поручают. Есть оговоренные законом формы реализации имущества, что касается нас, то мы использовали все формы. Были и покупки ценных бумаг и дебиторской задолженности, и продажа, и обмен их на векселя и проч. для достижения результата — приобретения контроля над активами или реализации актива с баланса “Газпрома” с получением прибыли.
— А вы занимались созданием “Газпром-Медиа”?
— Нет. Этот непрофильный актив поручался в свое время Газпромбанку, у них есть свои инвестиционные департаменты.
— То есть у “Газпрома” есть несколько “щупалец”, с помощью которых он делает операции?
— Конечно. Иметь одно — неправильно.
— Несколько лет назад часть акций Лебединского ГОКа и Оскольского комбината купили у “Газпрома” ваши компании за $75 млн. Сейчас они стоят в десятки раз больше. “Газпром” не в обиде? Не боитесь, что может потребовать возврата?
— По закону это невозможно. И, кстати, не $75 млн, а $80 млн. А если учесть изменившийся курс доллара, то и $140 млн. С тех пор стоимость активов существенно выросла. “Северсталь” тогда стоила $120 млн. Вспомните, по какой цене государство реализовало последний госпакет НЛМК (в 1998 г. 15% были проданы за $31 млн. — “Ведомости”). У каждого времени своя оценка актива. “Сибнефть” покупали за $170 млн, а государство ее выкупило за $13 млрд — и не обиделось. А если вдруг “Газпром” захочет войти в состав акционеров “Газметалла”, остальные акционеры будут только рады.
— В последнее время все чаще начинает встречаться частно-государственный вид сотрудничества. Вы считаете его эффективным?
— Да, потому что государство уже доказало, что является очень эффективным собственником и управленцем — ничуть не худшим, чем частные акционеры в некоторых отраслях. Во всяком случае, у нас в стране. Есть такая пословица: если ты не растерял то, что тебе оставил твой родитель, значит, ты удвоил. Есть так называемый бум нефтяных цен, но ведь можно было и потерять деньги, которые он дает, а мы накопили и хотим начинать вкладывать. Но тут же говорят: ой, государственная экспансия! А что в ней плохого? У нас огромная страна, она нуждается в инвестициях, и, если государство хочет во что-то вкладывать, надо это только приветствовать.
— А вы можете назвать поименно эффективных госменеджеров?
— Очень много госкомпаний, которые демонстрируют эффективную работу. Некультурно будет говорить о ком-то, и потом — с чем сравнивать? После Иосифа Виссарионовича, например, у нас остались огромные запасы золота. Ну раз уж вы очень хотите пример, то “Транснефть” во главе с Семеном Михайловичем [Вайнштоком] — одна из лучших команд в мире.
— А вы бы купили акции “Транснефти”?
— Зачем? Я купил когда-то, продал, пошел дальше.
— А Сергей Богданчиков эффективно работает?
— Он только начал публичную историю “Роснефти”, я желаю ему огромных успехов.
— Вы вложились в акции “Роснефти”?
— Хотел, но оказался на 10 руб. ниже порога отсечения.
— Можно сейчас купить, акции “Роснефти” теперь дешевле стоят.
— У нас есть более эффективные вложения. “Роснефть” и сейчас высоко оценена, она интересна для долгосрочных вкладов.
“С возрастом хочу быть больше филантропом”
— А у вас есть акции металлургических компаний, которые прошли IPO?
— Я покупал, продавал их постоянно. Сейчас есть небольшие пакеты “Евраза”, “Мечела”, “Северстали”.
— Многие ваши коллеги жалуются, что их менеджеры приносят им мало интересных инвестиционных идей.
— У меня самого их так много, что проблем с этим у меня нет.
— Расскажите, какие у вас есть идеи, во что нужно вкладываться?
— Когда мы проведем IPO, вкладывайтесь в нашу компанию, она будет самая лучшая.
— А еще?
— Шикарная идея — логистика, создание транспортных узлов. Мы уже начали инвестировать.
Китай увеличил за год производство стали на столько, сколько его произвела вся Российская Федерация. Им нужно значительно больше сырья, и есть смысл проинвестировать в то, чтобы мы могли доставить наше сырье туда, чтобы быть конкурентоспособными по ценам с бразильцами и австралийцами.
— А может, вам купить месторождение в Бразилии, чтобы китайцам поставлять?
— Мы и покупаем, но не в Бразилии.
— Для китайцев?
— Для китайцев лучше покупать в Австралии. Но на двух наших ГОКах запасов больше, чем в Бразилии и Австралии, вместе взятых. Мы пока не можем довести наше сырье до Китая, но, я думаю, довезем. Мы заказали огромную работу во многих компаниях, они просчитают нам оптимальные варианты.
— Скажите, а кем вы себя больше чувствуете — фондовым игроком или организатором производства?
— Вообще никакого отношения к производству не имею, хотя представляю, как оно устроено. А с возрастом хочу быть больше филантропом, потому что бессистемное занятие зарабатыванием денег не является интересным для интеллектуального развития. Я уже создал специальный фонд, но цифры называть не хочу. Лучший пример для подражания — Билл Гейтс и Уоррен Баффетт. Поэтому я сейчас больше чувствую себя человеком, который ищет применение тому ресурсу, который судьба дала, для достижения такой цели, которая не прославляла бы, а приносила кому-то пользу. Но я пока не нашел этой цели.
— Политические партии вы финансируете, например “Единую Россию”?
— Нет, и никто ко мне с такой просьбой не обращался. Если бы обращались, я бы вам честно рассказал. Не понимаю, почему нужно бояться рассказывать об этом, если я поддерживаю линию этой партии и готов вкладывать в нее свои деньги.
— Когда вы начинали свой бизнес, какой стартовый капитал у вас был?
— $10 млн. По тем временам огромные деньги. Но я их не использовал.
— Как вам удалось их собрать?
— Это были деньги из банка моих друзей. Мне доверяли, потому что я всегда говорю правду. В противном случае финансовыми операциями заниматься нельзя.
— Много среди крупных бизнесменов в России тех, кто всегда говорит правду?
— Есть несколько. Но вообще хороших людей всегда больше, чем плохих, в противном случае уже наступил бы конец света.
--------------------------------------------------------------------------------
БИОГРАФИЯ
Алишер Усманов родился в 1953 г. в г. Чусте Наманганской области Узбекской ССР. Окончил МГИМО по специальности “международное право”, Финансовую академию при правительстве РФ по специальности “банковское дело”. Работал научным сотрудником Академии наук СССР, старшим референтом ЦК ЛКСМ Узбекистана, гендиректором Внешнеэкономической ассоциации Советского комитета защиты мира. В 1990-1994 гг. — первый замгендиректора ЗАО “Интеркросс”. В 1994-1995 гг. — советник генерального директора МАПО. В 1995-1997 гг. — первый зампред правления МАПО-банка. С 1994 по 1998 г. — гендиректор Межбанковской инвестиционно-финансовой компании “Интерфин”. В 1997-2001 гг. — член совета директоров ОАО “Архангельскгеолдобыча”. С ноября 1998 г. по февраль 2000 г. — первый замгендиректора ООО “Газпроминвестхолдинг”. С ноября 2000 г. по июль 2001 г. исполнял обязанности советника председателя правления “Газпрома”. С февраля 2000 г. — гендиректор “Газпроминвестхолдинга”. Владеет около 50% акций компаний “Газметалл” и “Металлоинвест”, которым принадлежат Лебединский и Михайловский ГОКи, Оскольский электрометаллургический комбинат, “Уральская сталь”.
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...06/09/26/113133
Ведомости
26.09.2006, №180 (1707)Алишер Усманов неохотно рассказывает о том, на чем он делает деньги. Своим основным бизнесом он считает вовсе не инвестиции в металлургические активы, а игру на фондовом рынке. Благодаря ей он стал богат и смог купить “Коммерсантъ”. Усманов стал владельцем “Коммерсанта” месяц назад, и за это время в газете вышла как минимум одна “ненужная”, по мнению нового владельца, статья — про места работы детей высокопоставленных чиновников. Об этом он рассказал, приехав на интервью в газету “Ведомости”. Но заверил, что, сохраняя полную лояльность властям, в редакционную политику “Коммерсанта” вмешиваться не собирается.
— Вы — руководитель “Газпроминвестхолдинга”, совладелец крупных металлургических предприятий, а теперь еще и собственник “Коммерсанта”. А чего мы не знаем о вашем бизнесе?
— Работа в “Газпроминвестхолдинге” и владение акциями металлургических предприятий — следствие основного бизнеса, которым я занимаюсь с 1996 г. Это работа на рынке ценных бумаг. Тогда мы начали покупать и продавать ценные бумаги в рамках компании “Интерфин”, которая создавалась как некое неандертальское подобие инвестбанка для банка “Возрождение” и МАПО-банка. Я попытался сразу сделать покупки на Западе. Это было очень сложно, но, погружаясь все больше в эту сферу, я увидел, какой она открывает огромный океан возможностей для реализации моих амбиций как бизнесмена. С того момента моим главным делом стала купля-продажа ценных бумаг.
— Акции каких компаний есть в вашем портфеле?
— Компании, которые принадлежат мне и моим партнерам, владеют 1,5% акций “Газпрома”. О других вложениях я говорить не хочу. Подобная информация — сигнал к тому, чтобы кто-то купил или продал акции этих компаний. Ее разглашение было бы и некорректно по отношению к моим партнерам.
— Может быть, назовете сферы, куда инвестируете?
— Медицина, медицинское оборудование, технологии. Мы с партнерами владеем в России компанией, которая занимается разработками технологий увеличенной карты памяти на дисках и телевидения высокой чистоты. Она пока не произвела огромного технологического фурора, но результат, который я вижу, внушает огромные надежды. Еще у нас есть очень известная компания, она только что провела IPO в Лондоне, которая создала технологию стерилизации использованных одноразовых медицинских инструментов. А недавно мы продали компанию, которая имела медные запасы в Европе.
“Покупка "Коммерсанта" — очень большой выигрыш”
— Не хотите говорить о текущих инвестициях, тогда расскажите об успешных проектах, из которых вы вышли?
— Это нескромно — рассказывать о том, что ты сделал. Я все эти сделки использовал как уроки. Для того, чтобы понять механизмы влияния тех или иных факторов на стоимость ценной бумаги в период, когда инвестиция в нее приносит больший доход. Либо наоборот — предугадывать ситуации, которые могут сделать инвестицию рискованной.
— Тогда почему вы, такой осторожный, с “Газпромом” дружите, решились на самые рискованные инвестиции в России — в медиа?
— Я не дружу, я служу в “Газпроме”. По призванию и из гордости, потому что это, на мой взгляд, крупнейшая компания в мире. Иметь фактом биографии работу гендиректором финансово-инвестиционной компании в “Газпроме”, думаю, для любого бизнесмена престижно. То же самое могу сказать и о “Коммерсанте”. Я, как один из тех, кто начинал свой бизнес чуть раньше “Коммерсанта”, воспринимаю его почти как брата. И поэтому когда вдруг появляется возможность приобрести его, а мои финансовые возможности позволяют это сделать, то у меня срабатывает другой критерий. Ты потеряешь эти деньги? Даже беглый анализ “Коммерсанта” показывает, что если ты не собираешься из страны убегать в ближайшую пятилетку, то ты эти деньги вернешь. Если сегодня медиаактивы оцениваются из соотношения прибыли к стоимости компании 1 к 20, как, например, СТС, то “Коммерсантъ” был куплен и вовсе по прекрасной цене. Если считать с недвижимостью, то 1 к 10.
— А как представилась возможность купить “Коммерсантъ”?
— Как и всякий ходовой товар, который находится на рынке, он ищет своего покупателя, и тут встает вопрос доверия продавца покупателю. В этом случае был надежный посредник. В таких сделках важно, чтобы всех устраивали лица участвующих в сделке, мы друг друга устроили.
— Этот посредник — Роман Абрамович?
— Разве можно называть посредника, если хочешь, чтобы он в следующий раз помог тебе сделать сделку?
— А когда представилась возможность купить “Коммерсантъ”?
— За две недели до сделки мне об этом сказали, за неделю я решил.
— Вы действовали решительно…
— Для меня решение о покупке “Коммерсанта” было абсолютно осознанным. Я уверен, что не найду ни одного бизнесмена, имеющего средства для покупки “Коммерсанта”, который откажется его купить, тем более если выиграет альтернативное соревнование с другими покупателями. Для меня эта покупка — 150% имиджа, очень большой выигрыш, возможность самореализации в новом бизнесе. Думаю, это знаковое событие для России, когда абсолютно лояльный власти бизнесмен не будет влиять на редакционную политику.
— Вы готовы, что теперь вам часто придется говорить “нет” друзьям, потому что “Коммерсантъ” будет задевать их интересы, они начнут вам звонить?..
— Не начнут, потому что я всем объявил, что к редакционной политике не буду иметь отношения.
— А если будут звонить из Кремля?
— Я считаю, что это несодержательно — обсуждать, как я буду реагировать на звонки из Кремля. Представьте, если мне позвонит президент, но не по этому поводу, а по любому, я буду горд. Но я не допускаю, что по таким поводам, как статьи в СМИ, руководство страны будет звонить их владельцам.
— Ну не президент, пресс-секретарь президента Алексей Громов позвонит.
— Ну вот, уже Громов.
— А вы не знаете, кто такой Громов?
— Я прекрасно его знаю, с ним лично знаком. Он работал в посольстве Словакии, когда послом там был мой близкий друг. Поэтому он всегда мог и может позвонить мне по любому поводу.
— Правда ли, что шеф-редактором вы уже выбрали Андрея Васильева?
— Он является одной из кандидатур, а зависеть смена шеф-редактора будет от того, как видит свое будущее в газете нынешний шеф-редактор.
— Но его будущее зависит от вашей воли.
— Прежде всего оно зависит от его воли. Вот у вашей газеты есть владельцы, и что, вы полностью от них зависите?
— Они могут уволить или назначить главного редактора.
— Но для этого должны быть основания.
— Основания — их оценка работы главного редактора.
— Если вы дадите основания, чтобы вас уволить, вас уволят, а если вы будете прекрасно вести газету, зачем вас увольнять? На следующий день после объявления о том, что я приобрел газету, в ней выходит статья, на мой взгляд, ненужная. Я считаю, что тема трудоустройства детей высокопоставленных людей — не тема первых страниц “Коммерсанта”. И что мне после этого делать? Устраивать разбирательства? А может, кто-то специально в редакции хочет выставить меня в плохом виде перед руководством тех или иных ведомств. А может, просто журналист сделал свое дело — взял жареную новость, поставил ее на первую полосу, а [Владислав] Бородулин пропустил.
— А правда ли, что вы хотите привлечь к проекту основателя “Коммерсанта” Владимира Яковлева? Готовы ли взять его в партнеры, предложить ему долю в ИД?
— Точно хочу с ним встретиться и спросить, какой может быть форма его сотрудничества с детищем его и его семьи.
— Вы недавно заявили, что планируете создать медиахолдинг.
— Я считаю, что газета сама по себе существовать в сегодняшнем медийном бизнесе не может. Обязательно должна быть совокупность мультимедийных ресурсов, объединенных в единую структуру, — портал веб-сайтов, на которые будет нанизываться разная форма информации, телевидение, радио, как Bloomberg, например.
“А нужно ли нам объединяться с производителями стали?”
— А вы каждую сделку рассматриваете как отдельную или у вас есть некая стратегическая группа, которая осмысливает, какие активы нужно приобретать?
— У меня есть партнер, мой очень близкий друг — Фархад Мошери. Мы с ним уже 15 лет активно ведем дискуссию о том, что мы можем сделать завтра или через год. И есть группа людей, которые нам в этом помогают. У нас есть много структур, которые используются для тех или иных проектов. Сейчас мы как раз подумываем о том, чтобы создать единую структуру для всех операций.
— Вы предлагали всем собственникам крупных металлургических предприятий обсудить объединение…
— Мы по-прежнему готовы к большим слияниям, только вот с кем? Все говорят: купите Магнитку. Но я не думаю, что основной акционер — менеджмент во главе с Виктором Рашниковым — хочет ее продавать. Может быть, он с кем-то захочет объединяться, дай бог, если с нами.
— Какой путь для увеличения стоимости ваших активов кажется вам лучшим?
— Есть два пути — уменьшать себестоимость или приобретать новые мощности, которые создают новую маржу. Что лучше, мы пока не решили. Мы вели предварительные переговоры с “Северсталью” и считаем, что это мог бы быть идеальный партнер для объединения с нами. Это уже структурированная компания, с большой нормой прибыли. Но возникает вопрос: как объединяться? Целиком компаниями или добывающими мощностями, отдать им наши стальные активы, а у них взять добывающие? В мире созданы сырьевые суперигроки BHP Billiton, Rio Tinto и CVRD. И это заставляет нас задуматься: а нужно ли нам объединяться с производителями стали? Наши предприятия расположены рядом и производят 40 млн т продукции, уже создана инфраструктура, которая может позволить сделать переработку сырья на месте для производства более качественной продукции. В этом смысле логичный партнер наших предприятий, расположенный ближе всех, — Новолипецкий меткомбинат (НЛМК). Если бы мы объединились, то все пошли бы за нами.
— А вы на эту тему разговаривали с владельцем НЛМК Владимиром Лисиным?
— Не разговаривал.
— Что мешает?
— Много чего. Жизнь наша предыдущая, совместная. И к тому же все предприятия сегодня в России, кроме “Мечела”, пожалуй, считают себя самодостаточными. И процесс их развития будет протекать спокойно — они будут твердо терять позиции на международном рынке и держаться на плаву за счет внутреннего рынка. Такой ход событий будет давать людям возможность провозглашать необходимость собственного развития. И нам в том числе.
— Но с кем-то вы вели серьезные переговоры об объединении?
— К нам обращались с такими предложениями, мы с удовольствием их обсуждаем, например, с представителями “Евраза”, среди которых есть мощный финансово и перспективный со всех точек зрения акционер Роман Абрамович. Этот фактор больше всего будет влиять на наш выбор, потому что компания с такими ресурсами будет играть в любую игру. “Евраз” уже прошел IPO, и его акционеры готовы обсуждать поглощение наших предприятий в обмен на акции “Евраза”. Но наши предприятия пока не оценены, поэтому мы сами сперва хотим подготовиться к IPO, чтобы появился единый критерий оценки. Исходя из этого, мы сначала закончим внутреннее структурирование нашего холдинга до того уровня, чтобы он был готов к биржевой оценке, это произойдет в течение полугода — девяти месяцев, а после этого будем серьезно обсуждать возможные сделки с другими компаниями.
— Вы выступали и с идеей консолидации ГОКов России, Украины и Казахстана…
— Мы сильно продвинулись в переговорах с нашими украинскими партнерами. Идет оценка активов “Метинвеста” и “Смарт-групп”. Вполне возможно, мы договоримся о слиянии. Акционеры Соколовско-Сарбайского ГПО в Казахстане пока сами не определились, и мы не можем понять, хотят они объединяться или нет. У них есть свои планы вывода предприятия на IPO. К тому же у них идет внутренняя реструктуризация, если по ее окончании они скажут, что готовы к переговорам об объединении, мы их возобновим.
— Вы хотели купить крупный пакет “Мечела” во время их последнего размещения?
— Тогда к нам обратился банк UBS, они готовы подписать нас на акции, но мы сказали, что хотели бы подписаться на пакет не меньше блокирующего. Но размещалось только 20%, и, поскольку невозможно было скомпоновать блок, мы отказались от этой идеи.
— Правда ли, что риски Внешторгбанка по вашим компаниям составляют более $3 млрд?
— Нет, потому что часть из этого риска лежит на акциях “Газпрома”. Ведь когда вы закладываете акции, это не ваш риск, а риск тех акций, которые вы заложили.
— Акции “Газпрома” используете в залогах по кредитам?
— Иногда.
“Государство доказало, что является эффективным собственником”
— Какие функции возложены на “Газпроминвестхолдинг”?
— “Газпроминвестхолдинг” занимается финансово-инвестиционным блоком операций “Газпрома”, который включает в себя все виды операций на рынке ценных бумаг. Сегодня задача “Газпроминвестхолдинга” — реализация дебиторских задолженностей непрофильных активов “Газпрома”. А есть еще большая задолженность по поставкам газа в страны СНГ. Мы сейчас занимаемся Молдавией. Это проблемная территория, газа потребляют там много, но часто за него не платят. “Газпром” добился выплаты текущих платежей, теперь надо разбираться с возвратом накопленной за десятилетие задолженности.
— А могли бы вы покупать нефтяные активы для “Газпрома”?
— С удовольствием, если поручат.
— “Газпром” признал свой интерес к ряду активов ЮКОСа. Оговаривалось ли ваше участие в заключении этих сделок?
— Нет. Но я считаю, что это очень правильная политика “Газпрома” — диверсифицироваться за счет покупки нефтяных активов. Shell добывает нефть, газ, уголь, производит электроэнергию, владеет трубопроводами, стремится довести вертикальную интеграцию до мельчайших деталей. И у них это называется “хорошая, правильная политика диверсификации”, а у нас сразу начинаются бессодержательные разговоры про экспансию “Газпрома”.
— Продажа непрофильных активов по-прежнему остается зоной вашей ответственности?
— Частично да.
— Как утверждается список активов, которые поступают к вам на реализацию?
— Его утверждает департамент имущества “Газпрома”.
— А как происходит реализация активов? Кто делает их оценку — вы или “Газпром”?
— И так и так. Решение о форме продажи также принимает “Газпром”.
— А вы тогда чем занимаетесь?
— Той работой, которую нам поручают. Есть оговоренные законом формы реализации имущества, что касается нас, то мы использовали все формы. Были и покупки ценных бумаг и дебиторской задолженности, и продажа, и обмен их на векселя и проч. для достижения результата — приобретения контроля над активами или реализации актива с баланса “Газпрома” с получением прибыли.
— А вы занимались созданием “Газпром-Медиа”?
— Нет. Этот непрофильный актив поручался в свое время Газпромбанку, у них есть свои инвестиционные департаменты.
— То есть у “Газпрома” есть несколько “щупалец”, с помощью которых он делает операции?
— Конечно. Иметь одно — неправильно.
— Несколько лет назад часть акций Лебединского ГОКа и Оскольского комбината купили у “Газпрома” ваши компании за $75 млн. Сейчас они стоят в десятки раз больше. “Газпром” не в обиде? Не боитесь, что может потребовать возврата?
— По закону это невозможно. И, кстати, не $75 млн, а $80 млн. А если учесть изменившийся курс доллара, то и $140 млн. С тех пор стоимость активов существенно выросла. “Северсталь” тогда стоила $120 млн. Вспомните, по какой цене государство реализовало последний госпакет НЛМК (в 1998 г. 15% были проданы за $31 млн. — “Ведомости”). У каждого времени своя оценка актива. “Сибнефть” покупали за $170 млн, а государство ее выкупило за $13 млрд — и не обиделось. А если вдруг “Газпром” захочет войти в состав акционеров “Газметалла”, остальные акционеры будут только рады.
— В последнее время все чаще начинает встречаться частно-государственный вид сотрудничества. Вы считаете его эффективным?
— Да, потому что государство уже доказало, что является очень эффективным собственником и управленцем — ничуть не худшим, чем частные акционеры в некоторых отраслях. Во всяком случае, у нас в стране. Есть такая пословица: если ты не растерял то, что тебе оставил твой родитель, значит, ты удвоил. Есть так называемый бум нефтяных цен, но ведь можно было и потерять деньги, которые он дает, а мы накопили и хотим начинать вкладывать. Но тут же говорят: ой, государственная экспансия! А что в ней плохого? У нас огромная страна, она нуждается в инвестициях, и, если государство хочет во что-то вкладывать, надо это только приветствовать.
— А вы можете назвать поименно эффективных госменеджеров?
— Очень много госкомпаний, которые демонстрируют эффективную работу. Некультурно будет говорить о ком-то, и потом — с чем сравнивать? После Иосифа Виссарионовича, например, у нас остались огромные запасы золота. Ну раз уж вы очень хотите пример, то “Транснефть” во главе с Семеном Михайловичем [Вайнштоком] — одна из лучших команд в мире.
— А вы бы купили акции “Транснефти”?
— Зачем? Я купил когда-то, продал, пошел дальше.
— А Сергей Богданчиков эффективно работает?
— Он только начал публичную историю “Роснефти”, я желаю ему огромных успехов.
— Вы вложились в акции “Роснефти”?
— Хотел, но оказался на 10 руб. ниже порога отсечения.
— Можно сейчас купить, акции “Роснефти” теперь дешевле стоят.
— У нас есть более эффективные вложения. “Роснефть” и сейчас высоко оценена, она интересна для долгосрочных вкладов.
“С возрастом хочу быть больше филантропом”
— А у вас есть акции металлургических компаний, которые прошли IPO?
— Я покупал, продавал их постоянно. Сейчас есть небольшие пакеты “Евраза”, “Мечела”, “Северстали”.
— Многие ваши коллеги жалуются, что их менеджеры приносят им мало интересных инвестиционных идей.
— У меня самого их так много, что проблем с этим у меня нет.
— Расскажите, какие у вас есть идеи, во что нужно вкладываться?
— Когда мы проведем IPO, вкладывайтесь в нашу компанию, она будет самая лучшая.
— А еще?
— Шикарная идея — логистика, создание транспортных узлов. Мы уже начали инвестировать.
Китай увеличил за год производство стали на столько, сколько его произвела вся Российская Федерация. Им нужно значительно больше сырья, и есть смысл проинвестировать в то, чтобы мы могли доставить наше сырье туда, чтобы быть конкурентоспособными по ценам с бразильцами и австралийцами.
— А может, вам купить месторождение в Бразилии, чтобы китайцам поставлять?
— Мы и покупаем, но не в Бразилии.
— Для китайцев?
— Для китайцев лучше покупать в Австралии. Но на двух наших ГОКах запасов больше, чем в Бразилии и Австралии, вместе взятых. Мы пока не можем довести наше сырье до Китая, но, я думаю, довезем. Мы заказали огромную работу во многих компаниях, они просчитают нам оптимальные варианты.
— Скажите, а кем вы себя больше чувствуете — фондовым игроком или организатором производства?
— Вообще никакого отношения к производству не имею, хотя представляю, как оно устроено. А с возрастом хочу быть больше филантропом, потому что бессистемное занятие зарабатыванием денег не является интересным для интеллектуального развития. Я уже создал специальный фонд, но цифры называть не хочу. Лучший пример для подражания — Билл Гейтс и Уоррен Баффетт. Поэтому я сейчас больше чувствую себя человеком, который ищет применение тому ресурсу, который судьба дала, для достижения такой цели, которая не прославляла бы, а приносила кому-то пользу. Но я пока не нашел этой цели.
— Политические партии вы финансируете, например “Единую Россию”?
— Нет, и никто ко мне с такой просьбой не обращался. Если бы обращались, я бы вам честно рассказал. Не понимаю, почему нужно бояться рассказывать об этом, если я поддерживаю линию этой партии и готов вкладывать в нее свои деньги.
— Когда вы начинали свой бизнес, какой стартовый капитал у вас был?
— $10 млн. По тем временам огромные деньги. Но я их не использовал.
— Как вам удалось их собрать?
— Это были деньги из банка моих друзей. Мне доверяли, потому что я всегда говорю правду. В противном случае финансовыми операциями заниматься нельзя.
— Много среди крупных бизнесменов в России тех, кто всегда говорит правду?
— Есть несколько. Но вообще хороших людей всегда больше, чем плохих, в противном случае уже наступил бы конец света.
--------------------------------------------------------------------------------
БИОГРАФИЯ
Алишер Усманов родился в 1953 г. в г. Чусте Наманганской области Узбекской ССР. Окончил МГИМО по специальности “международное право”, Финансовую академию при правительстве РФ по специальности “банковское дело”. Работал научным сотрудником Академии наук СССР, старшим референтом ЦК ЛКСМ Узбекистана, гендиректором Внешнеэкономической ассоциации Советского комитета защиты мира. В 1990-1994 гг. — первый замгендиректора ЗАО “Интеркросс”. В 1994-1995 гг. — советник генерального директора МАПО. В 1995-1997 гг. — первый зампред правления МАПО-банка. С 1994 по 1998 г. — гендиректор Межбанковской инвестиционно-финансовой компании “Интерфин”. В 1997-2001 гг. — член совета директоров ОАО “Архангельскгеолдобыча”. С ноября 1998 г. по февраль 2000 г. — первый замгендиректора ООО “Газпроминвестхолдинг”. С ноября 2000 г. по июль 2001 г. исполнял обязанности советника председателя правления “Газпрома”. С февраля 2000 г. — гендиректор “Газпроминвестхолдинга”. Владеет около 50% акций компаний “Газметалл” и “Металлоинвест”, которым принадлежат Лебединский и Михайловский ГОКи, Оскольский электрометаллургический комбинат, “Уральская сталь”.
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...06/09/26/113133