Общественное мнение в контексте социальной реальности
Лекция Александра ОслонаМы публикуем стенограмму лекции основателя и президента Фонда "Общественное мнение" Александра Ослона, прочитанной 24 мая 2006 года в клубе – литературном кафе “Bilingua” в рамках проекта "Публичные лекции “Полит.ру”".
Лекция посвящена проблеме "социальной реальности", понимаемой как "реальность, которую считают реальностью много людей", соотношения этого понятия с понятием "общественное мнение", выявлению факторов формирования этих явлений и способам их изучения.
Лектор обратился к устроителям лекции с просьбой не публиковать непосредственную расшифровку его выступления, ссылаясь на то, что его устная речь, положенная на бумагу, производит на него удручающее впечатление. После некоторой паузы он предоставил текст своей лекции с некоторыми поправками, не меняющими сути, но, как ему кажется, упорядочивающими высказанные им мысли. В разделе "Обсуждение" он, не затрагивая заданных вопросов, в значительной мере уточнил свои ответы.
Александр Анатольевич Ослон – известнейший российский социолог, основатель наиболее влиятельной сейчас социологической "машины". В 1996 году Александр Ослон входил в состав Аналитической группы по выборам президента, руководимой Анатолием Чубайсом и Виктором Илюшиным, а 1999–2000 входил в состав избирательного штаба Владимира Путина.
"Медийное поле оказывает воздействие прежде всего на наивные теории. Если программа “Время” сообщит нам, что Земля не круглая, а иной формы, это будет большая новость, но носители специальных теорий, например астрономы её проигнорируют. А носители наивных теорий, которым о форме Земли известно лишь то, что им рассказали в детстве, ее воспримут и, возможно, при должных усилиях медийного поля примут. И в их социальной реальности Земля станет не круглой, а квадратной".
Лекция
Благодарность. Прежде всего позвольте мне поблагодарить любезных хозяев. Я согласился прочитать эту лекцию не только для них, не только для вас, но и для себя. Поскольку поговорить о социальной реальности в контексте общественного мнения или наоборот: об общественном мнении в контексте социальной реальности – это редкая, очень важная для меня ситуация. Поэтому большое спасибо.
О себе. Поскольку речь пойдет об основаниях, я хотел бы начать с самого начала – то есть… с себя. По образованию я не социолог, не философ, а инженер, и много лет занимался методами анализа данных и программированием. К социологии я имел отношение только в том смысле, что в этой сфере применялись мои программы, например в Новосибирске, у Татьяны Ивановны Заславской, где ее сотрудники считали с их помощью свои массивы данных. Я в принципе знал, что социология – это там, где проводятся опросы, поскольку данные возникали из опросов, но у меня была своя жизнь: формулы, алгоритмы и программы. В конце 87-го года, когда создавался ВЦИОМ, Заславская пригласила меня в Москву (я жил в Туле). И я оказался среди социологов. Не очень-то интересуясь, чем они занимаются, поскольку делал примерно то же самое: занимался компьютерами и обработкой данных. В 92-м году группа сотрудников ВЦИОМа вышла из этой государственной организации и образовала Фонд "Общественное мнение". Точнее, с 92-го года Фонд "Общественное мнение" стал действовать самостоятельно и пустился в свободное плавание.
В первые годы вопросы о смысле того, что мы делали, не возникали, поскольку надо было проводить опросы и выживать. Но со временем, когда мы научились делать опросы и по всей стране, и по отдельным регионам, и по разным группам, стали актуальными вопросы о том, что же мы изучаем, что означают наши результаты, как их интерпретировать. Время упоения самими фактом возможности проведения опросов стало проходить, и во всём этом надо было искать какие-то новые смыслы, помимо тех, чем я занимался, а именно – считать, считать и считать. Если первая часть моей жизни, техническая и компьютерная, закончилась в 1988 году книжкой "Функциональное шкалирование" (с соавторами), то нынешний этап зафиксирован в статье "Эпоха охвата в мире теорий", опубликованной в журнале "Отечественные записки" (2003 год, № 4). Там я в первый раз попытался изложить на бумаге то, к чему стал приходить за последние, пожалуй, десять лет.
Я начал сегодняшний разговор со своей персоны, чтобы прояснить собственную мотивацию: полтора десятка лет практики проведения опросов привели меня к мысли, что смысл этого занятия не исчерпывается получением процентных распределений, а также к иным мыслям, которые я попробую изложить.
Структура лекции. Лекция будет разбита на четыре части. И каждая часть будет включать слова, использованные в заглавии, то есть "общественное мнение" и "социальная реальность", а и еще слова "Фонд" и "журнал". Первая, основная часть будет связана непосредственно с темой "Общественное мнение в контексте социальной реальности". Вторая: "Фонд “Общественное мнение” в контексте социальной реальности". Третья: "Общественное мнение в контексте журнала “Социальная реальность”". И четвёртая: "Фонд “Общественное мнение” в контексте журнала “Социальная реальность”".
Часть 1. Общественное мнение в контексте
социальной реальности
Социальная реальность. Исходный вопрос, на которой нужно ответить прежде всего, – что такое реальность? Я здесь не оригинален, и тем не менее с нахальством неофита попытаюсь сказать, что это. Реальность – это то, что люди считают реальностью. И исходя из этого они говорят, действуют или ничего не делают. Если человек считает, что в его доме поселился домовой, –для него это реальность. Он слышит, как тот стучит, ходит, ворует на кухне мелкие предметы – и это ЕГО реальность, но другому человеку ему ее трудно объяснить. Хотя есть вероятность, что он встретит того, кто с ним согласится, и у них возникнет совместное понимание того, что домовой – реальность. Тогда у них будет общая, разделяемая реальность. Вообще, люди могут понимать друг друга, то есть координировать свои действия и коммуницировать, только тогда, когда считают реальностью примерно одно и тоже. В этом смысле их общая реальность является социальной, то есть со-вместной, общественной, и именно в ней и относительно нее могут разворачиваться социальные процессы с ее участниками – то есть с теми, кто разделяет мнение, что эта реальность реальна. Чтобы взаимодействовать, нам надо исходить из хотя бы в чем-то совпадающих определений и хотя бы как-то синхронизированного понимания предмета взаимодействия, того, на что направлено наше внимание. Это могут быть материальные или воображаемые объекты, воспринимаемые или никогда не виданные явления, а также идеи, понятия, категории, символы и т. д. Очевидно, что язык, которым владеют участники социальных процессов, – фундамент их социальной реальности. При этом каждый участник социальной реальности имеет собственные специфические представления о ней, но эта специфика "прячется" где-то глубоко в индивидуальных представлениях. А на поверхности – то общее, что делает достаточно вероятным хотя бы какой-то уровень взаимопонимания.
Социальные теории. Если поместить в фокус внимания какой-то фрагмент социальной реальности и выделить в представлениях участников этой социальной реальности общую часть, то можно говорить о том, что я называю "социальной теорией".
Во-первых, это понятие дает возможность экстрагировать из индивидуальных представлений то, что, собственно, создает этот фрагмент социальной реальности для ее участников, что дает им возможность взаимодействий и коммуникаций относительно этого фрагмента. С его использованием можно говорить, что "мы" разделяем общую теорию и в силу этого считаем реальностью примерно одно и то же.
Во-вторых, о ком-то можно говорить, что "он" взял на вооружение ту же теорию, что и "мы", и следовательно у нас теперь общая социальная реальность. Теория, принятая на вооружение, ставшая моим личным знанием, становится моим собственным субъективным представлением, и она может передаваться и распространяться в ходе коммуникаций как непосредственных, "лицом-к-лицу", так и опосредованных, с помощью медиа-посредников – то есть через книги, газеты, телевизор и т. д. Когда мы общаемся, мы непрерывно создаем, подтверждаем, трансформируем социальные теории, которые в модифицированном виде продолжают распространяться до тех пор, пока происходят коммуникации.
В указанном смысле понятие теории обозначает некую метафизическую сущность, теория может проявлять себя для нас только в виде версий, рожденных в коммуникациях. Версии теории, запечатленные в памяти разных людей, разумеется, могут существенно различаться, так как теории, будучи "взятыми в себя", то есть интернализованными, становятся индивидуальными субъективными представлениями. То же можно сказать о версиях теории, зафиксированных в объективированном виде: в текстах, в артефактах культуры, в технических устройствах памяти, – все они порождаются субъективными представлениями и следовательно в принципе не могут быть идентичными.
В ходе разговора о социальных теориях правильно было бы, конечно, различать теории как абстрактные идеализированные формы – и воплощенные версии, доступные для восприятия. Но обычно это не делается, так как из контекста ясно, о чем идет речь.
Широко распространенные и не вызывающие сомнений теории становятся частью социальной реальности для больших масс людей и приобретают характер "социальных фактов", описанных Дюркгеймом. Они принуждают тех, кто признает их истинность, к определенным поступкам: например, мыть руки перед едой в силу доверия гигиенической теории об угрозе, исходящей от микробов на немытых руках. Более того, теория может заставить своего носителя применить санкции по отношению к тому, кто не разделяет ее, – например, не пустить к столу ребенка с немытыми руками. Можно сказать, что теории мобилизуют своих носителей, добиваясь распространения, и ведут, таким образом, конкурентную борьбу с другими теориями.
Типы теорий. Мы разделим социальные теории на четыре типа в зависимости от их сложности, глубины и, как следствие, трудности их освоения.
Первый тип – "научные теории". Они претендуют на статус истинности, так как соответствуют логическим правилам построения "правильных" умозаключений и строятся на фундаменте проверяемых и воспроизводимых эмпирических фактов. И то, и другое служит доказательством их обоснованности. Научные теории признаются истинными до тех пор, пока не будут обнаружены опровергающие их факты или предложены иные интерпретации тех же эмпирических фактов. Тогда на смену одой теории приходит другая, но в науке этот процесс, как его описывает Карл Поппер, происходит чаще всего в форме уточнения, развития и разветвления старой теории. Так постепенно развивается своего рода "пучок" теорий в виде раздела научного знания, который в конечном счете застывает и перестает развиваться либо претерпевает резкую ломку и заменяется новым "пучком" теорий. Механизм подобного рода научных революций известен как смена парадигм, и его теория описана Томасом Куном. Это, кстати, типичный пример научной теории, истинность которой признается не только потому, что она логически выверена и увязывает эмпирические факты, но и благодаря авторитетной поддержке тех, кто признает ее истинность. Такой, социальный, способ обоснования характерен для теорий всех типов, хотя применительно к научным теориям о нем редко говорят вслух.
Второй тип – "специальные теории" – распространены в кругах специалистов и представляют собой концентрированный опыт проб и ошибок, своего рода накопленное профессионалами особое экспертно-практическое знание. К таковым относятся, например, инженерные, военные, политические, управленческие, экономические и прочие теории. Овладение ими требует труда не меньшего, чем для овладения научными теориями, но их отличие – в том, что вместо претензий на истинность они претендуют на ценность для тех или иных практик. Тех, кто владеет специальными теориями, называют профессионалами, экспертами, специалистами, подчеркивая тем самым объем их знаний и компетентность. Если по этому поводу процитировать работу Альфреда Шюца "Хорошо информированный гражданин", то в ней говорится следующее: "Знание эксперта в пределах некоторой узкой области является ясным и отчётливым. Оно базируется на проверенных утверждениях, его суждения – не просто догадки или произвольные утверждения".
Третий тип – "продвинутые теории"., Они не относятся ни к научным, ни к специальным, но характерны для знающего, эрудированного человека, разбирающегося в каком-то фрагменте социальной реальности, способного достаточно логично рассуждать о нем и аргументировать свои суждения. Можно сказать, что они –поверхностные слепки с научных и специальных теорий. Человек не может быть специалистом во многих сферах, но может обладать широким кругозором, то есть владеть целым спектром продвинутых теорий. Представления такого человека достаточно разумны, в какой-то мере непротиворечивы и логичны, они могут быть не очень глубокими, но соответствуют каким-то элементам теорий ученых, специалистов и самое главное – здравому смыслу. Шюц называет его "хорошо информированный гражданин": "Он располагается, – пишет Шюц, – между экспертом и обывателем. С одной стороны, он не обладает экспертным знанием и не имеет целью его приобрести. С другой – он не довольствуется фундаментальной смутностью простого рецептурного знания и иррациональностью своих непрояснённых страстей и чувств. Быть хорошо информированным – значит придти к разумно обоснованным мнениям в областях, которые, насколько ему известно, или хотя бы косвенно, представляют для него интерес, хотя могут не иметь значения для его личных целей".
И, наконец, четвертый тип – "наивные теории": смутные, фрагментарные, несвязные, неполные, алогичные, иррациональные, стереотипные, неустойчивые, недолговечные. Они имеют характер застывших в памяти автономных алгоритмов производства суждений/действий по тому или иному поводу, своего рода рецептов, срабатывающих в подходящей ситуации (и включают в себя, кстати говоря, механизмы распознавания таких ситуаций). В определении "наивные" нет уничижительного подтекста, а лишь подчеркивается их простая структура вида "стимул-реакция", внутренняя беспроблемность, автоматизм, аналогичный физиологическим рефлексам и детской непосредственности. Шюц пишет о носителе наивной теории: "Ему свойственно знание рецептов, как в типичных условиях типичными средствами добиваться типичных результатов. Рецепты указывают такие процедуры, которым можно доверять, даже если отсутствует их ясное понимание".
Знания каждого из нас могут состоять, вообще говоря, из теорий всех четырех типов, причем подавляющая их часть – это воплощение наивных теорий. Чтобы жить, нужно "носить" в себе целый океан наивных теорий, в глубинных слоях которого – те, что доведены до полного автоматизма, и для их запуска не требуется осознавания (неявное, фоновое знание), тогда как на поверхности – наивные теории, сопровождаемые процедурой типа "надо подумать". Что касается продвинутых теорий, то они – материки в этом океане, а специальные и научные теории, если они есть, – отдельные острова и архипелаги.
Мир теорий. Итак, социальная реальность – это то, что считает реальностью некоторая группа людей, или, другими словами, группа носителей теории (комплекса теорий), определяющей эту общую реальность (точнее, фрагмент социальной реальности, соответствующей этой теории). Иногда носители теорий осознают свою принадлежность к группе и считают себя единомышленниками, соратниками, коллегами, согражданами и пр. Гораздо чаще такого рода самоидентификация в явном виде не проявляется, так как сходство индивидуальных реальностей воспринимается как что-то само собой разумеющееся, а теория, создающая это сходство, относится к неявному, фоновому знанию. Например пешеходы не осознают себя как группу, хотя все они синхронизированы заученными до автоматизма правилами передвижения по улицам. Но и в этом случае следует говорить о группе людей, способных в каких-то аспектах находить взаимопонимание и взаимодействовать, то есть о социальной общности.
Таким образом, социальная общность составляется из людей, которые видят мир в каком-то его аспекте похожим образом, поскольку разделяют общую теорию. Поэтому можно сказать, что теории производят социальные реальности. Если представить себе абстрактный, метафизический мир, "населенный" теориями, то, получается, этот мир предопределяет всевозможные социальные реальности, а также социальные общности носителей соответствующих теорий. Этот мир теорий похож на то, что Карл Поппер в своей теории "трех миров" называл "третьим миром". "Первый мир" у него включает все материальные объекты, явления, процессы, "второй мир" – все субъективные феномены мышления и чувствования, а "третий мир" – все творения человеческого разума, продукты мышления, теории, переведенные в объективную форму, то есть записанные в "устройства" памяти и доступные для других людей (рукописи, книги, картины, скульптуры, конструкции, дискеты, микропроцессоры и т. д., и т. п.).
Понятие мира теорий дает возможность увязать триаду "теория-социальная реальность-общность" и провести различения между "живыми" и "мертвыми" теориями исходя из того, обладают они в данный момент или не обладают "своими" общностями. Вероятность общности повышается у тех теорий, которые содержат в себе те или иные механизмы поддержания и расширения общности. Например такой вид теории как "идеология" не только указывает, что ее носителям следует считать в своей социальной реальности истинным, правильным, моральным и т. д., но и принуждает их убеждать в своей правоте других людей, "втягивать" их в социальную реальность этой идеологии, расширять число ее носителей. Я называю этот процесс "захватом", и состоит он в том, что "захваченный" человек превращается в носителя теории и, в пределе, в ее сторонника. Быть сторонником – это значит верить в правильность теории, быть готовым убеждать других в ее истинности, мыслить, говорить и совершать действия в соответствии с этой теорией. Сторонник теории может быть предан ей от мягкого с ней согласия до фанатизма. Последнее соответствует наибольшей глубине "захвата".
Любая теория требует от своих сторонников так или иначе отстаивать ее, пропагандировать, убеждать, "захватывать", втягивать в ее орбиту других людей. Таким образом, силами сторонников теории борются между собой, конкурируют, стремятся расширить свои общности, увеличить свой "охват". Идеологии относятся к особо агрессивному виду теорий. Они претендуют на формирование у своих сторонников определенного мировоззрения, разделяют мир людей на "своих" и "чужих", требуют активных действий по отношению к "чужим", то есть к сторонникам других теорий-идеологий. Всем известный и знакомый марксизм-ленинизм – яркий пример такого рода теории. Ее носители отличаются специфической "картиной мира", в которой центральное место занимает преданность ("верные ленинцы"), взаимный контроль ("нет пощады предателям"), жесткое отношение к носителям других теорий ("кто не с нами, тот против нас"), активное рекрутирование новых сторонников ("молодая смена") и конечно особое, материалистическое, мировоззрение. Научные теории тоже, кстати, стремятся к возможно более глубокому "захвату" и возможно более широкому "охвату", но по своей агрессивности они не могут сравниться с идеологиями и, скажем, с некоторыми радикальными религиозными теориями.
Вообще, в мире теорий происходит много интересного, так как теории борются между собой "руками" своих носителей за "умы" все новых и новых людей, то есть они конкурируют и следовательно с разной степенью успешности выживают. Более того, они, опять-таки силами своих носителей, модифицируются, и так как этот процесс влияет на выживание, получается, что в этом мире происходит эволюция теорий, возникают и исчезают виды теорий, сменяют друг друга исторические эпохи и т. д. Например, в Средние века борьба между теориями имела совсем иной характер, нежели в Новое время, когда с появлением книгопечатания и массмедиа началась эпоха активной экспансионистской борьбы между теориями "за умы". Рассуждения на эту тему как раз и содержатся в моей уже упомянутой статье "Эпоха охвата в мире теорий".
Социальные поля. Теории не только конкурируют, но и сотрудничают между собой, образуя устойчивые комплексы, способствующие их эволюционной успешности. Это означает, что если кто-то "захватывается" какой-то теорией такого комплекса, то с высокой вероятностью он становится носителем и других входящих в него теорий. Можно представить мир теорий в виде пространства, в котором теории одного комплекса локализованы в относительно небольшой области. Тогда о людях, "охваченных" теориями этого комплекса, можно говорить, что они оказались в его области, или в поле его воздействия. Это соответствует тому, что Пьер Бурдье называл социальным полем: "Социальное поле является местом действий и противодействий, совершаемых агентами, обладающими постоянными диспозициями, которые некоторым образом усвоены в ходе опыта нахождения в данном поле. Агенты реагируют на отношения силы, на структуры, они их конструируют, изобретают, воображают, представляют себе и т. п." (Из книги П. Бурдье "О телевидении и журналистике").
Можно сказать, что те, кто оказался в одном поле, вооружены общим комплексом теорий, находятся в общей социальной реальности. Например в поле науки действует определенный свод правил, норм, образцов, то есть множество теорий о том, как устроены взаимоотношения между научными работниками, какие действия допустимы, что является критериями истины, открытия, научного успеха и т. д., и т. п. Быть научным работником – значит исповедовать целое множество теорий, соединенных в один общий – научный – комплекс. Кроме поля науки можно говорить о полях политики, религии, о поле бизнеса, искусства. И каждое из них конституируется, соответственно, политическими, религиозными, экономическими, эстетическими комплексами теорий. Можно говорить, например, о поле инженеров, имеющих свой специфический взгляд на вещи, свои основополагающие теории. Я, как бывший инженер, хорошо с этим полем знаком: мир представляется большой сложной машиной, а деятельность в нем –множеством проектов и реализующих их алгоритмов. Об этом, кстати, ярко и зло писал Ф. фон Хайек в книге "Контрреволюция науки".
http://www.polit.ru/lectures/2006/07/18/oslon.html
Лекция Александра ОслонаМы публикуем стенограмму лекции основателя и президента Фонда "Общественное мнение" Александра Ослона, прочитанной 24 мая 2006 года в клубе – литературном кафе “Bilingua” в рамках проекта "Публичные лекции “Полит.ру”".
Лекция посвящена проблеме "социальной реальности", понимаемой как "реальность, которую считают реальностью много людей", соотношения этого понятия с понятием "общественное мнение", выявлению факторов формирования этих явлений и способам их изучения.
Лектор обратился к устроителям лекции с просьбой не публиковать непосредственную расшифровку его выступления, ссылаясь на то, что его устная речь, положенная на бумагу, производит на него удручающее впечатление. После некоторой паузы он предоставил текст своей лекции с некоторыми поправками, не меняющими сути, но, как ему кажется, упорядочивающими высказанные им мысли. В разделе "Обсуждение" он, не затрагивая заданных вопросов, в значительной мере уточнил свои ответы.
Александр Анатольевич Ослон – известнейший российский социолог, основатель наиболее влиятельной сейчас социологической "машины". В 1996 году Александр Ослон входил в состав Аналитической группы по выборам президента, руководимой Анатолием Чубайсом и Виктором Илюшиным, а 1999–2000 входил в состав избирательного штаба Владимира Путина.
"Медийное поле оказывает воздействие прежде всего на наивные теории. Если программа “Время” сообщит нам, что Земля не круглая, а иной формы, это будет большая новость, но носители специальных теорий, например астрономы её проигнорируют. А носители наивных теорий, которым о форме Земли известно лишь то, что им рассказали в детстве, ее воспримут и, возможно, при должных усилиях медийного поля примут. И в их социальной реальности Земля станет не круглой, а квадратной".
Лекция
Благодарность. Прежде всего позвольте мне поблагодарить любезных хозяев. Я согласился прочитать эту лекцию не только для них, не только для вас, но и для себя. Поскольку поговорить о социальной реальности в контексте общественного мнения или наоборот: об общественном мнении в контексте социальной реальности – это редкая, очень важная для меня ситуация. Поэтому большое спасибо.
О себе. Поскольку речь пойдет об основаниях, я хотел бы начать с самого начала – то есть… с себя. По образованию я не социолог, не философ, а инженер, и много лет занимался методами анализа данных и программированием. К социологии я имел отношение только в том смысле, что в этой сфере применялись мои программы, например в Новосибирске, у Татьяны Ивановны Заславской, где ее сотрудники считали с их помощью свои массивы данных. Я в принципе знал, что социология – это там, где проводятся опросы, поскольку данные возникали из опросов, но у меня была своя жизнь: формулы, алгоритмы и программы. В конце 87-го года, когда создавался ВЦИОМ, Заславская пригласила меня в Москву (я жил в Туле). И я оказался среди социологов. Не очень-то интересуясь, чем они занимаются, поскольку делал примерно то же самое: занимался компьютерами и обработкой данных. В 92-м году группа сотрудников ВЦИОМа вышла из этой государственной организации и образовала Фонд "Общественное мнение". Точнее, с 92-го года Фонд "Общественное мнение" стал действовать самостоятельно и пустился в свободное плавание.
В первые годы вопросы о смысле того, что мы делали, не возникали, поскольку надо было проводить опросы и выживать. Но со временем, когда мы научились делать опросы и по всей стране, и по отдельным регионам, и по разным группам, стали актуальными вопросы о том, что же мы изучаем, что означают наши результаты, как их интерпретировать. Время упоения самими фактом возможности проведения опросов стало проходить, и во всём этом надо было искать какие-то новые смыслы, помимо тех, чем я занимался, а именно – считать, считать и считать. Если первая часть моей жизни, техническая и компьютерная, закончилась в 1988 году книжкой "Функциональное шкалирование" (с соавторами), то нынешний этап зафиксирован в статье "Эпоха охвата в мире теорий", опубликованной в журнале "Отечественные записки" (2003 год, № 4). Там я в первый раз попытался изложить на бумаге то, к чему стал приходить за последние, пожалуй, десять лет.
Я начал сегодняшний разговор со своей персоны, чтобы прояснить собственную мотивацию: полтора десятка лет практики проведения опросов привели меня к мысли, что смысл этого занятия не исчерпывается получением процентных распределений, а также к иным мыслям, которые я попробую изложить.
Структура лекции. Лекция будет разбита на четыре части. И каждая часть будет включать слова, использованные в заглавии, то есть "общественное мнение" и "социальная реальность", а и еще слова "Фонд" и "журнал". Первая, основная часть будет связана непосредственно с темой "Общественное мнение в контексте социальной реальности". Вторая: "Фонд “Общественное мнение” в контексте социальной реальности". Третья: "Общественное мнение в контексте журнала “Социальная реальность”". И четвёртая: "Фонд “Общественное мнение” в контексте журнала “Социальная реальность”".
Часть 1. Общественное мнение в контексте
социальной реальности
Социальная реальность. Исходный вопрос, на которой нужно ответить прежде всего, – что такое реальность? Я здесь не оригинален, и тем не менее с нахальством неофита попытаюсь сказать, что это. Реальность – это то, что люди считают реальностью. И исходя из этого они говорят, действуют или ничего не делают. Если человек считает, что в его доме поселился домовой, –для него это реальность. Он слышит, как тот стучит, ходит, ворует на кухне мелкие предметы – и это ЕГО реальность, но другому человеку ему ее трудно объяснить. Хотя есть вероятность, что он встретит того, кто с ним согласится, и у них возникнет совместное понимание того, что домовой – реальность. Тогда у них будет общая, разделяемая реальность. Вообще, люди могут понимать друг друга, то есть координировать свои действия и коммуницировать, только тогда, когда считают реальностью примерно одно и тоже. В этом смысле их общая реальность является социальной, то есть со-вместной, общественной, и именно в ней и относительно нее могут разворачиваться социальные процессы с ее участниками – то есть с теми, кто разделяет мнение, что эта реальность реальна. Чтобы взаимодействовать, нам надо исходить из хотя бы в чем-то совпадающих определений и хотя бы как-то синхронизированного понимания предмета взаимодействия, того, на что направлено наше внимание. Это могут быть материальные или воображаемые объекты, воспринимаемые или никогда не виданные явления, а также идеи, понятия, категории, символы и т. д. Очевидно, что язык, которым владеют участники социальных процессов, – фундамент их социальной реальности. При этом каждый участник социальной реальности имеет собственные специфические представления о ней, но эта специфика "прячется" где-то глубоко в индивидуальных представлениях. А на поверхности – то общее, что делает достаточно вероятным хотя бы какой-то уровень взаимопонимания.
Социальные теории. Если поместить в фокус внимания какой-то фрагмент социальной реальности и выделить в представлениях участников этой социальной реальности общую часть, то можно говорить о том, что я называю "социальной теорией".
Во-первых, это понятие дает возможность экстрагировать из индивидуальных представлений то, что, собственно, создает этот фрагмент социальной реальности для ее участников, что дает им возможность взаимодействий и коммуникаций относительно этого фрагмента. С его использованием можно говорить, что "мы" разделяем общую теорию и в силу этого считаем реальностью примерно одно и то же.
Во-вторых, о ком-то можно говорить, что "он" взял на вооружение ту же теорию, что и "мы", и следовательно у нас теперь общая социальная реальность. Теория, принятая на вооружение, ставшая моим личным знанием, становится моим собственным субъективным представлением, и она может передаваться и распространяться в ходе коммуникаций как непосредственных, "лицом-к-лицу", так и опосредованных, с помощью медиа-посредников – то есть через книги, газеты, телевизор и т. д. Когда мы общаемся, мы непрерывно создаем, подтверждаем, трансформируем социальные теории, которые в модифицированном виде продолжают распространяться до тех пор, пока происходят коммуникации.
В указанном смысле понятие теории обозначает некую метафизическую сущность, теория может проявлять себя для нас только в виде версий, рожденных в коммуникациях. Версии теории, запечатленные в памяти разных людей, разумеется, могут существенно различаться, так как теории, будучи "взятыми в себя", то есть интернализованными, становятся индивидуальными субъективными представлениями. То же можно сказать о версиях теории, зафиксированных в объективированном виде: в текстах, в артефактах культуры, в технических устройствах памяти, – все они порождаются субъективными представлениями и следовательно в принципе не могут быть идентичными.
В ходе разговора о социальных теориях правильно было бы, конечно, различать теории как абстрактные идеализированные формы – и воплощенные версии, доступные для восприятия. Но обычно это не делается, так как из контекста ясно, о чем идет речь.
Широко распространенные и не вызывающие сомнений теории становятся частью социальной реальности для больших масс людей и приобретают характер "социальных фактов", описанных Дюркгеймом. Они принуждают тех, кто признает их истинность, к определенным поступкам: например, мыть руки перед едой в силу доверия гигиенической теории об угрозе, исходящей от микробов на немытых руках. Более того, теория может заставить своего носителя применить санкции по отношению к тому, кто не разделяет ее, – например, не пустить к столу ребенка с немытыми руками. Можно сказать, что теории мобилизуют своих носителей, добиваясь распространения, и ведут, таким образом, конкурентную борьбу с другими теориями.
Типы теорий. Мы разделим социальные теории на четыре типа в зависимости от их сложности, глубины и, как следствие, трудности их освоения.
Первый тип – "научные теории". Они претендуют на статус истинности, так как соответствуют логическим правилам построения "правильных" умозаключений и строятся на фундаменте проверяемых и воспроизводимых эмпирических фактов. И то, и другое служит доказательством их обоснованности. Научные теории признаются истинными до тех пор, пока не будут обнаружены опровергающие их факты или предложены иные интерпретации тех же эмпирических фактов. Тогда на смену одой теории приходит другая, но в науке этот процесс, как его описывает Карл Поппер, происходит чаще всего в форме уточнения, развития и разветвления старой теории. Так постепенно развивается своего рода "пучок" теорий в виде раздела научного знания, который в конечном счете застывает и перестает развиваться либо претерпевает резкую ломку и заменяется новым "пучком" теорий. Механизм подобного рода научных революций известен как смена парадигм, и его теория описана Томасом Куном. Это, кстати, типичный пример научной теории, истинность которой признается не только потому, что она логически выверена и увязывает эмпирические факты, но и благодаря авторитетной поддержке тех, кто признает ее истинность. Такой, социальный, способ обоснования характерен для теорий всех типов, хотя применительно к научным теориям о нем редко говорят вслух.
Второй тип – "специальные теории" – распространены в кругах специалистов и представляют собой концентрированный опыт проб и ошибок, своего рода накопленное профессионалами особое экспертно-практическое знание. К таковым относятся, например, инженерные, военные, политические, управленческие, экономические и прочие теории. Овладение ими требует труда не меньшего, чем для овладения научными теориями, но их отличие – в том, что вместо претензий на истинность они претендуют на ценность для тех или иных практик. Тех, кто владеет специальными теориями, называют профессионалами, экспертами, специалистами, подчеркивая тем самым объем их знаний и компетентность. Если по этому поводу процитировать работу Альфреда Шюца "Хорошо информированный гражданин", то в ней говорится следующее: "Знание эксперта в пределах некоторой узкой области является ясным и отчётливым. Оно базируется на проверенных утверждениях, его суждения – не просто догадки или произвольные утверждения".
Третий тип – "продвинутые теории"., Они не относятся ни к научным, ни к специальным, но характерны для знающего, эрудированного человека, разбирающегося в каком-то фрагменте социальной реальности, способного достаточно логично рассуждать о нем и аргументировать свои суждения. Можно сказать, что они –поверхностные слепки с научных и специальных теорий. Человек не может быть специалистом во многих сферах, но может обладать широким кругозором, то есть владеть целым спектром продвинутых теорий. Представления такого человека достаточно разумны, в какой-то мере непротиворечивы и логичны, они могут быть не очень глубокими, но соответствуют каким-то элементам теорий ученых, специалистов и самое главное – здравому смыслу. Шюц называет его "хорошо информированный гражданин": "Он располагается, – пишет Шюц, – между экспертом и обывателем. С одной стороны, он не обладает экспертным знанием и не имеет целью его приобрести. С другой – он не довольствуется фундаментальной смутностью простого рецептурного знания и иррациональностью своих непрояснённых страстей и чувств. Быть хорошо информированным – значит придти к разумно обоснованным мнениям в областях, которые, насколько ему известно, или хотя бы косвенно, представляют для него интерес, хотя могут не иметь значения для его личных целей".
И, наконец, четвертый тип – "наивные теории": смутные, фрагментарные, несвязные, неполные, алогичные, иррациональные, стереотипные, неустойчивые, недолговечные. Они имеют характер застывших в памяти автономных алгоритмов производства суждений/действий по тому или иному поводу, своего рода рецептов, срабатывающих в подходящей ситуации (и включают в себя, кстати говоря, механизмы распознавания таких ситуаций). В определении "наивные" нет уничижительного подтекста, а лишь подчеркивается их простая структура вида "стимул-реакция", внутренняя беспроблемность, автоматизм, аналогичный физиологическим рефлексам и детской непосредственности. Шюц пишет о носителе наивной теории: "Ему свойственно знание рецептов, как в типичных условиях типичными средствами добиваться типичных результатов. Рецепты указывают такие процедуры, которым можно доверять, даже если отсутствует их ясное понимание".
Знания каждого из нас могут состоять, вообще говоря, из теорий всех четырех типов, причем подавляющая их часть – это воплощение наивных теорий. Чтобы жить, нужно "носить" в себе целый океан наивных теорий, в глубинных слоях которого – те, что доведены до полного автоматизма, и для их запуска не требуется осознавания (неявное, фоновое знание), тогда как на поверхности – наивные теории, сопровождаемые процедурой типа "надо подумать". Что касается продвинутых теорий, то они – материки в этом океане, а специальные и научные теории, если они есть, – отдельные острова и архипелаги.
Мир теорий. Итак, социальная реальность – это то, что считает реальностью некоторая группа людей, или, другими словами, группа носителей теории (комплекса теорий), определяющей эту общую реальность (точнее, фрагмент социальной реальности, соответствующей этой теории). Иногда носители теорий осознают свою принадлежность к группе и считают себя единомышленниками, соратниками, коллегами, согражданами и пр. Гораздо чаще такого рода самоидентификация в явном виде не проявляется, так как сходство индивидуальных реальностей воспринимается как что-то само собой разумеющееся, а теория, создающая это сходство, относится к неявному, фоновому знанию. Например пешеходы не осознают себя как группу, хотя все они синхронизированы заученными до автоматизма правилами передвижения по улицам. Но и в этом случае следует говорить о группе людей, способных в каких-то аспектах находить взаимопонимание и взаимодействовать, то есть о социальной общности.
Таким образом, социальная общность составляется из людей, которые видят мир в каком-то его аспекте похожим образом, поскольку разделяют общую теорию. Поэтому можно сказать, что теории производят социальные реальности. Если представить себе абстрактный, метафизический мир, "населенный" теориями, то, получается, этот мир предопределяет всевозможные социальные реальности, а также социальные общности носителей соответствующих теорий. Этот мир теорий похож на то, что Карл Поппер в своей теории "трех миров" называл "третьим миром". "Первый мир" у него включает все материальные объекты, явления, процессы, "второй мир" – все субъективные феномены мышления и чувствования, а "третий мир" – все творения человеческого разума, продукты мышления, теории, переведенные в объективную форму, то есть записанные в "устройства" памяти и доступные для других людей (рукописи, книги, картины, скульптуры, конструкции, дискеты, микропроцессоры и т. д., и т. п.).
Понятие мира теорий дает возможность увязать триаду "теория-социальная реальность-общность" и провести различения между "живыми" и "мертвыми" теориями исходя из того, обладают они в данный момент или не обладают "своими" общностями. Вероятность общности повышается у тех теорий, которые содержат в себе те или иные механизмы поддержания и расширения общности. Например такой вид теории как "идеология" не только указывает, что ее носителям следует считать в своей социальной реальности истинным, правильным, моральным и т. д., но и принуждает их убеждать в своей правоте других людей, "втягивать" их в социальную реальность этой идеологии, расширять число ее носителей. Я называю этот процесс "захватом", и состоит он в том, что "захваченный" человек превращается в носителя теории и, в пределе, в ее сторонника. Быть сторонником – это значит верить в правильность теории, быть готовым убеждать других в ее истинности, мыслить, говорить и совершать действия в соответствии с этой теорией. Сторонник теории может быть предан ей от мягкого с ней согласия до фанатизма. Последнее соответствует наибольшей глубине "захвата".
Любая теория требует от своих сторонников так или иначе отстаивать ее, пропагандировать, убеждать, "захватывать", втягивать в ее орбиту других людей. Таким образом, силами сторонников теории борются между собой, конкурируют, стремятся расширить свои общности, увеличить свой "охват". Идеологии относятся к особо агрессивному виду теорий. Они претендуют на формирование у своих сторонников определенного мировоззрения, разделяют мир людей на "своих" и "чужих", требуют активных действий по отношению к "чужим", то есть к сторонникам других теорий-идеологий. Всем известный и знакомый марксизм-ленинизм – яркий пример такого рода теории. Ее носители отличаются специфической "картиной мира", в которой центральное место занимает преданность ("верные ленинцы"), взаимный контроль ("нет пощады предателям"), жесткое отношение к носителям других теорий ("кто не с нами, тот против нас"), активное рекрутирование новых сторонников ("молодая смена") и конечно особое, материалистическое, мировоззрение. Научные теории тоже, кстати, стремятся к возможно более глубокому "захвату" и возможно более широкому "охвату", но по своей агрессивности они не могут сравниться с идеологиями и, скажем, с некоторыми радикальными религиозными теориями.
Вообще, в мире теорий происходит много интересного, так как теории борются между собой "руками" своих носителей за "умы" все новых и новых людей, то есть они конкурируют и следовательно с разной степенью успешности выживают. Более того, они, опять-таки силами своих носителей, модифицируются, и так как этот процесс влияет на выживание, получается, что в этом мире происходит эволюция теорий, возникают и исчезают виды теорий, сменяют друг друга исторические эпохи и т. д. Например, в Средние века борьба между теориями имела совсем иной характер, нежели в Новое время, когда с появлением книгопечатания и массмедиа началась эпоха активной экспансионистской борьбы между теориями "за умы". Рассуждения на эту тему как раз и содержатся в моей уже упомянутой статье "Эпоха охвата в мире теорий".
Социальные поля. Теории не только конкурируют, но и сотрудничают между собой, образуя устойчивые комплексы, способствующие их эволюционной успешности. Это означает, что если кто-то "захватывается" какой-то теорией такого комплекса, то с высокой вероятностью он становится носителем и других входящих в него теорий. Можно представить мир теорий в виде пространства, в котором теории одного комплекса локализованы в относительно небольшой области. Тогда о людях, "охваченных" теориями этого комплекса, можно говорить, что они оказались в его области, или в поле его воздействия. Это соответствует тому, что Пьер Бурдье называл социальным полем: "Социальное поле является местом действий и противодействий, совершаемых агентами, обладающими постоянными диспозициями, которые некоторым образом усвоены в ходе опыта нахождения в данном поле. Агенты реагируют на отношения силы, на структуры, они их конструируют, изобретают, воображают, представляют себе и т. п." (Из книги П. Бурдье "О телевидении и журналистике").
Можно сказать, что те, кто оказался в одном поле, вооружены общим комплексом теорий, находятся в общей социальной реальности. Например в поле науки действует определенный свод правил, норм, образцов, то есть множество теорий о том, как устроены взаимоотношения между научными работниками, какие действия допустимы, что является критериями истины, открытия, научного успеха и т. д., и т. п. Быть научным работником – значит исповедовать целое множество теорий, соединенных в один общий – научный – комплекс. Кроме поля науки можно говорить о полях политики, религии, о поле бизнеса, искусства. И каждое из них конституируется, соответственно, политическими, религиозными, экономическими, эстетическими комплексами теорий. Можно говорить, например, о поле инженеров, имеющих свой специфический взгляд на вещи, свои основополагающие теории. Я, как бывший инженер, хорошо с этим полем знаком: мир представляется большой сложной машиной, а деятельность в нем –множеством проектов и реализующих их алгоритмов. Об этом, кстати, ярко и зло писал Ф. фон Хайек в книге "Контрреволюция науки".
http://www.polit.ru/lectures/2006/07/18/oslon.html