Час икс: Больше, чем тюрьма
Антон Олейник
08.09.2010, 168 (2866)
Все в российской истории случается неожиданно. Статус-кво кажется вечным, но меняется мгновенно. Именно поэтому задаться вопросами о жизни после смерти стоит именно сейчас, когда видимых причин для потрясений нет. Насколько жизнеспособны альтернативы существующей системе? Что и как менять, когда, в неведомый пока час икс, возможности для политических перемен вдруг появятся?
Не будучи формально утвержденной правительством, Концепция развития уголовно-исполнительной системы в Российской Федерации до 2020 г. уже начала претворяться в жизнь. В частности, полным ходом идет «великое переселение» осужденных в рамках обеспечения раздельного содержания отбывающих первый срок и рецидивистов. На конец августа переселенцем стал каждый пятый отбывающий наказание в виде лишения свободы.
После активных действий по реформированию пенитенциарной системы в начале 90-х гг. — тогда, например, впервые были законодательно закреплены права осужденных — последние 15 лет тюрьма вышла из фокуса внимания властвующей элиты и общественности. Если в советское время физическое ограничение свободы и применение силы были одними из ключевых техник власти, то сегодня власть научилась воспроизводить себя через рынок, вспоминая о тюрьме лишь в крайних случаях, когда рыночных механизмов господства оказывается недостаточно (как в случае с ЮКОСом).
В условиях отсутствия должного внимания проблемы в сфере исполнения наказаний только накапливались: и в находящихся в ведении Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) следственных изоляторах, и в тюрьмах с колониями. Достаточно вспомнить несколько резонансных смертей находившихся под следствием лиц (юриста Hermitage Capital Сергея Магнитского, Веры Трифоновой).
Тюрьма в России больше, чем тюрьма
Проблемы тюрьмы в России традиционно затрагивают не только тех, кто в ней находится, и их родственников. На 1.08.2010 в пенитенциарных учреждениях находилось 842 200 человек, что делает Россию одним из мировых лидеров по количеству заключенных на 100 000 человек населения (629 в 2008 г., что уступает лишь аналогичному показателю в США — 756; см. Roy Walmsley, World Prison Population List (8th edition). Однако если судить по популярности отдельных элементов тюремной субкультуры — арго или шансона, то тюремная тематика близка и понятна значительно большему числу россиян. Во всяком случае, по размерам своей ежедневной аудитории радио «Шансон» входит в тройку самых популярных в Москве, в этом городе белых воротничков и офисного планктона, и в четверку — по всей России (данные TNS за май — июль и апрель — июнь 2010 г. соответственно). Видимо, «маленький человек», главный герой соответствующей лирики, имеет не только тюремную прописку.
Учитывая остроту имеющихся проблем и значимость тюремной тематики для постсоветского сознания, реформаторский пыл, казалось бы, нужно только приветствовать. Однако ряд заложенных в концепции положений заставляют усомниться в возможности скорого достижения декларируемых в ней целей, прежде всего гуманизации исполнения наказаний.
Как и в случае с еще одним источником проблем в сегодняшней России — милицией, реформирование пенитенциарной системы возложено на тех, кто в ней работает. Проект концепции разрабатывается в недрах ФСИН и лоббируется усилиями ее нового руководства, назначенного в августе 2009 г. Примечательно, что трое из четырех нынешних руководителей ФСИН являются выходцами из системы МВД (а не Министерства юстиции, в ведение которого ФСИН была передана в результате реформ начала 90-х гг.).
Основной акцент в концепции делается на укреплении ведомственного контроля за исполнением наказаний, иными словами — на усилении вертикали власти в рамках отдельного ведомства. Задача вполне разумна: название начальника колонии на тюремном арго, «хозяин», говорит само за себя. Однако для укрепления контроля планируется использовать прежде всего административные и технические средства (в том числе электронные браслеты и системы электронного мониторинга на базе глобальных навигационных систем «Глонасс» и GPS). Слово «контроль» и производные от него упоминаются в тексте концепции 24 раза, из них 12 — в контексте обсуждения вопросов административного и ведомственного контроля, девять — в контексте средств технического контроля и лишь четыре раза — когда речь заходит о контроле со стороны гражданского общества. А ведь именно идея общественного контроля служила путеводной звездой в ходе реформ 90-х гг. Чем не иллюстрация популярной ныне идеи «технически модернизированной» вертикали власти, по возможности с использованием нанотехнологий и прочих «гаджетов»?
Однако реформирование «собственными силами» при всем кажущемся радикализме риторики редко несет в себе новые идеи. При более пристальном рассмотрении даже положение о раздельном содержании отбывающих первый срок и рецидивистов оказывается не новацией, а хорошо подзабытым старым. Советская практика, прекращенная после принятия закона РФ от 6.07.1993, как раз и предполагала содержание рецидивистов отдельно от остальных заключенных в получивших печальную известность колониях строгого режима «белый лебедь». Тогда раздельное содержание оказалось не очень эффективным средством борьбы с распространением тюремной субкультуры и пагубного влияния на «первоходов» со стороны воров в законе и их представителей, смотрящих.
Представители власти и авторитеты
Разработчики концепции, как представляется, забывают о некоторых функциях, которые неформальные лидеры выполняют в отношении других заключенных. Любое совместное существование людей, особенно оторванных от семьи, друзей и привычной среды, порождает множество конфликтов на уровне повседневности: от решения вопроса о том, кто сидит ближе к телевизору и выбирает программы для просмотра (репортажи о тушении премьер-министром лесных пожаров идут на ура далеко не всегда), до разбирательств с взявшими без разрешения сигареты или чай.
Решать все эти вопросы представители пенитенциарной администрации не могут, даже будучи оснащенными приборами ночного видения, GPS-приемниками и фильтрами Петрика. Хотя бы потому, что есть ночь, когда большая часть из них расходится по домам, а у охранников на вышках или у мониторов нет ни соответствующих прерогатив, ни способности выполнять квазисудейские функции. Воры в законе и их «полномочные представители» в регионах и колониях, смотрящие, оказались принятыми основной массой заключенных именно ввиду способности выполнять квазисудейские функции и поддерживать порядок там, куда не ступает нога администрации.
Да и не только там. Вообще, правосудие администрации «маленькому человеку» зачастую оказывается чуждым и непонятным. Не случайно слово «авторитет» в русском языке в отличие от английского имеет не так много смыслов. Один из них как раз и относится к действиям неформальных лидеров в тюремной и криминальной среде, а вот власти «авторитетами» у нас называть не принято (ср. англ. authorities).
Конечно, предлагаемые меры по упразднению колоний с их барачным методом содержания осужденных снизят интенсивность повседневных контактов (и, следовательно, конфликтов) между заключенными, но не исключат их полностью. Так, в колониях-поселениях с усиленным наблюдением (большая часть нынешнего контингента колоний, надо полагать, окажется именно в таких учреждениях) намечено проживание осужденных в общежитиях, а в тюрьмах общего режима — в шестиместных камерах ночью, с выводом на совместную работу, учебу, занятия спортом днем. Даже при содержании в двух- или четырехместных камерах (тюрьмы усиленного режима) контактов между осужденными полностью избежать нельзя.
Следовательно, при изоляции «авторитетных» заключенных от остальных можно ожидать либо всплеска насилия ввиду невозможности мирного разрешения многих повседневных конфликтов, особенно при естественном нежелании сотрудников проводить на работе 24 часа в сутки, либо появления новых форм неформального лидерства сродни бандам (gangs) в американских тюрьмах. Действия главарей банд ограничены уже не тюремными традициями и понятиями (носители которых изолированы), а лишь физической силой и наглостью.
Вывод из вышесказанного один: акцент в безусловно назревшей пенитенциарной реформе стоит поставить не столько на скорости и мнимом радикализме, сколько на внешнем контроле за этой остающейся чрезвычайно закрытой системой, а также на процедурах разрешения конфликтов в среде заключенных
www.vedomosti.ru/newspaper/article/245206/bolsh...
Антон Олейник
08.09.2010, 168 (2866)
Все в российской истории случается неожиданно. Статус-кво кажется вечным, но меняется мгновенно. Именно поэтому задаться вопросами о жизни после смерти стоит именно сейчас, когда видимых причин для потрясений нет. Насколько жизнеспособны альтернативы существующей системе? Что и как менять, когда, в неведомый пока час икс, возможности для политических перемен вдруг появятся?
Не будучи формально утвержденной правительством, Концепция развития уголовно-исполнительной системы в Российской Федерации до 2020 г. уже начала претворяться в жизнь. В частности, полным ходом идет «великое переселение» осужденных в рамках обеспечения раздельного содержания отбывающих первый срок и рецидивистов. На конец августа переселенцем стал каждый пятый отбывающий наказание в виде лишения свободы.
После активных действий по реформированию пенитенциарной системы в начале 90-х гг. — тогда, например, впервые были законодательно закреплены права осужденных — последние 15 лет тюрьма вышла из фокуса внимания властвующей элиты и общественности. Если в советское время физическое ограничение свободы и применение силы были одними из ключевых техник власти, то сегодня власть научилась воспроизводить себя через рынок, вспоминая о тюрьме лишь в крайних случаях, когда рыночных механизмов господства оказывается недостаточно (как в случае с ЮКОСом).
В условиях отсутствия должного внимания проблемы в сфере исполнения наказаний только накапливались: и в находящихся в ведении Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) следственных изоляторах, и в тюрьмах с колониями. Достаточно вспомнить несколько резонансных смертей находившихся под следствием лиц (юриста Hermitage Capital Сергея Магнитского, Веры Трифоновой).
Тюрьма в России больше, чем тюрьма
Проблемы тюрьмы в России традиционно затрагивают не только тех, кто в ней находится, и их родственников. На 1.08.2010 в пенитенциарных учреждениях находилось 842 200 человек, что делает Россию одним из мировых лидеров по количеству заключенных на 100 000 человек населения (629 в 2008 г., что уступает лишь аналогичному показателю в США — 756; см. Roy Walmsley, World Prison Population List (8th edition). Однако если судить по популярности отдельных элементов тюремной субкультуры — арго или шансона, то тюремная тематика близка и понятна значительно большему числу россиян. Во всяком случае, по размерам своей ежедневной аудитории радио «Шансон» входит в тройку самых популярных в Москве, в этом городе белых воротничков и офисного планктона, и в четверку — по всей России (данные TNS за май — июль и апрель — июнь 2010 г. соответственно). Видимо, «маленький человек», главный герой соответствующей лирики, имеет не только тюремную прописку.
Учитывая остроту имеющихся проблем и значимость тюремной тематики для постсоветского сознания, реформаторский пыл, казалось бы, нужно только приветствовать. Однако ряд заложенных в концепции положений заставляют усомниться в возможности скорого достижения декларируемых в ней целей, прежде всего гуманизации исполнения наказаний.
Как и в случае с еще одним источником проблем в сегодняшней России — милицией, реформирование пенитенциарной системы возложено на тех, кто в ней работает. Проект концепции разрабатывается в недрах ФСИН и лоббируется усилиями ее нового руководства, назначенного в августе 2009 г. Примечательно, что трое из четырех нынешних руководителей ФСИН являются выходцами из системы МВД (а не Министерства юстиции, в ведение которого ФСИН была передана в результате реформ начала 90-х гг.).
Основной акцент в концепции делается на укреплении ведомственного контроля за исполнением наказаний, иными словами — на усилении вертикали власти в рамках отдельного ведомства. Задача вполне разумна: название начальника колонии на тюремном арго, «хозяин», говорит само за себя. Однако для укрепления контроля планируется использовать прежде всего административные и технические средства (в том числе электронные браслеты и системы электронного мониторинга на базе глобальных навигационных систем «Глонасс» и GPS). Слово «контроль» и производные от него упоминаются в тексте концепции 24 раза, из них 12 — в контексте обсуждения вопросов административного и ведомственного контроля, девять — в контексте средств технического контроля и лишь четыре раза — когда речь заходит о контроле со стороны гражданского общества. А ведь именно идея общественного контроля служила путеводной звездой в ходе реформ 90-х гг. Чем не иллюстрация популярной ныне идеи «технически модернизированной» вертикали власти, по возможности с использованием нанотехнологий и прочих «гаджетов»?
Однако реформирование «собственными силами» при всем кажущемся радикализме риторики редко несет в себе новые идеи. При более пристальном рассмотрении даже положение о раздельном содержании отбывающих первый срок и рецидивистов оказывается не новацией, а хорошо подзабытым старым. Советская практика, прекращенная после принятия закона РФ от 6.07.1993, как раз и предполагала содержание рецидивистов отдельно от остальных заключенных в получивших печальную известность колониях строгого режима «белый лебедь». Тогда раздельное содержание оказалось не очень эффективным средством борьбы с распространением тюремной субкультуры и пагубного влияния на «первоходов» со стороны воров в законе и их представителей, смотрящих.
Представители власти и авторитеты
Разработчики концепции, как представляется, забывают о некоторых функциях, которые неформальные лидеры выполняют в отношении других заключенных. Любое совместное существование людей, особенно оторванных от семьи, друзей и привычной среды, порождает множество конфликтов на уровне повседневности: от решения вопроса о том, кто сидит ближе к телевизору и выбирает программы для просмотра (репортажи о тушении премьер-министром лесных пожаров идут на ура далеко не всегда), до разбирательств с взявшими без разрешения сигареты или чай.
Решать все эти вопросы представители пенитенциарной администрации не могут, даже будучи оснащенными приборами ночного видения, GPS-приемниками и фильтрами Петрика. Хотя бы потому, что есть ночь, когда большая часть из них расходится по домам, а у охранников на вышках или у мониторов нет ни соответствующих прерогатив, ни способности выполнять квазисудейские функции. Воры в законе и их «полномочные представители» в регионах и колониях, смотрящие, оказались принятыми основной массой заключенных именно ввиду способности выполнять квазисудейские функции и поддерживать порядок там, куда не ступает нога администрации.
Да и не только там. Вообще, правосудие администрации «маленькому человеку» зачастую оказывается чуждым и непонятным. Не случайно слово «авторитет» в русском языке в отличие от английского имеет не так много смыслов. Один из них как раз и относится к действиям неформальных лидеров в тюремной и криминальной среде, а вот власти «авторитетами» у нас называть не принято (ср. англ. authorities).
Конечно, предлагаемые меры по упразднению колоний с их барачным методом содержания осужденных снизят интенсивность повседневных контактов (и, следовательно, конфликтов) между заключенными, но не исключат их полностью. Так, в колониях-поселениях с усиленным наблюдением (большая часть нынешнего контингента колоний, надо полагать, окажется именно в таких учреждениях) намечено проживание осужденных в общежитиях, а в тюрьмах общего режима — в шестиместных камерах ночью, с выводом на совместную работу, учебу, занятия спортом днем. Даже при содержании в двух- или четырехместных камерах (тюрьмы усиленного режима) контактов между осужденными полностью избежать нельзя.
Следовательно, при изоляции «авторитетных» заключенных от остальных можно ожидать либо всплеска насилия ввиду невозможности мирного разрешения многих повседневных конфликтов, особенно при естественном нежелании сотрудников проводить на работе 24 часа в сутки, либо появления новых форм неформального лидерства сродни бандам (gangs) в американских тюрьмах. Действия главарей банд ограничены уже не тюремными традициями и понятиями (носители которых изолированы), а лишь физической силой и наглостью.
Вывод из вышесказанного один: акцент в безусловно назревшей пенитенциарной реформе стоит поставить не столько на скорости и мнимом радикализме, сколько на внешнем контроле за этой остающейся чрезвычайно закрытой системой, а также на процедурах разрешения конфликтов в среде заключенных
www.vedomosti.ru/newspaper/article/245206/bolsh...
@темы: План_Путина-это_не_блеф,не_подстава!_(с), Превед._Я_Медвед!, Nasha_Раша, Политика, Статьи