«Говорить о деньгах неэлегантно», — Клаудио Дескальци, главный операционный директор Eni Exploration & Production
Сердце бизнеса итальянской Eni E&P — Африка. Но Дескальци, проработавший там 18 лет, верит, что и Россия войдет в пятерку крупнейших регионов его компании
Елена Мазнева
Ведомости
26.05.2010, 94 (2612)Биография
Родился 27 февраля 1955 г. В 1979 г. окончил Государственный университет Милана по специальности «ядерная физика», а позднее – профессиональные курсы Французского института нефти
--------------------------------------------------------------------------------
1981
старший менеджер проектов Agip S.p.A. (группа Eni)
--------------------------------------------------------------------------------
1993
управляющий директор Agip Recherches Congo (Конго)
--------------------------------------------------------------------------------
2000
старший вице-президент Agip, курировал проекты в Африке, на Ближнем Востоке и в Китае
--------------------------------------------------------------------------------
2002
старший вице-президент Eni E&P
--------------------------------------------------------------------------------
2008
главный операционный директор Eni E&P
--------------------------------------------------------------------------------
«Конкретные и прагматичные»
Дескальци бывает в России довольно часто – раз в два-три месяца. «Когда я только приехал сюда, мне сразу бросилось в глаза, что русские очень открытые, очень конкретные и прагматичные и всегда хотят найти решение, – делится он впечатлениями. – Где-то обсуждения и переговоры могут растянуться на годы. А в России это не так: люди всегда хотят найти решение. И это хорошо».
--------------------------------------------------------------------------------
Eni E&P
группа компаний
объединяет активы итальянской eni s.p.a. в разведке и добыче
доказанные запасы – 6,57 млрд барр. н. э., добыча в 2009 г. – 1,769 млн барр. н. э. в день (около 50 млн т нефти и 42 млрд куб. м газа за год).
Выручка 2009 г. – 23,8 млрд евро (-28% к 2008 г.).
Чистая прибыль – 3,88 млрд евро (-51%).
Главный актив Eni в России – 29,4% ООО «Северэнергия»; его запасы – около 5 млрд барр. н. э. (1,35 трлн куб. м газа, 722 млн т нефти и конденсата). Запуск первого месторождения – Самбургского – ожидается летом 2011 г., к середине 2013 г. добыча должна составить 150 000 барр. н. э. в день. Добыча на втором – Яро-Яхинском – будет примерно такой же, говорит Дескальци. На двух оставшихся – Ево-Яхинском и Северо-Часельском – 50 000 и 70 000 барр. соответственно.
--------------------------------------------------------------------------------
Неудачный дебют
Первый проект Eni в России не был успешным: в 2001 г. она подключилась к геологоразведке Северо-Астраханского участка на Каспии (с 50%-ной долей), ресурсы оценивались в 444 млн т нефти и 178 млрд куб. м газа. Но поиск не принес положительных результатов, вспоминает Дескальци: «Это нормальная практика, такое случается и в Италии, и в Африке». Eni вышла из проекта, потратив на него около $12 млн.
Есть такая расхожая шутка про настоящих советских нефтяников: ничего им в жизни не надо, только бурить, бурить, бурить. Клаудио Дескальци, директор итальянской Eni E&P, чем-то напоминает таких советских нефтяников. Он охотно говорит о том, где добывать легче и дешевле и какова глубина залегания сланцевого газа в США и Африке. Но любые вопросы про политику отметает. А на вопросы о рисках потери активов в СНГ отвечает философски: «Простых стран нет, а нефть и газ все равно будут добываться». И Дескальци явно знает, о чем говорит, — в этом его отличие от советских нефтяников. Наши производственники знают отрасль досконально, но только в нашей стране, а европейские — по всему миру. Ведь та же Eni, чтобы добывать ежегодно около 50 млн т нефти (а это примерно уровень российского «Сургутнефтегаза», четвертого в России), бурит почти в 40 странах на пяти континентах — от США до Казахстана.
— Вы закончили аналог советского Физтеха — факультет ядерной физики в Университете Милана. А через два года — 29 лет назад — пошли работать в нефтегазовую компанию Eni, где трудитесь до сих пор. Такой выбор профессии — это давняя мечта или спонтанное решение?
— Выбор института был довольно спонтанным, но я еще в школе увлекался математикой и физикой, ведь физика — главная из естественных наук. Хотя особой моды на такое образование в Италии не было. Когда я закончил институт, Италия — да и вся Европа — были на пороге отказа от ядерной энергетики. Поэтому я пошел работать в Eni: мир нефти и газа тоже был мне интересен, как и бизнес самой компании. Я много путешествовал, начал работать в Африке, провел там около 18 лет, работал в разных странах — в Америке, в Великобритании, в 2001 г. вернулся в Италию и стал ответственным за иностранную деятельность Eni. В 2005 г. я был назначен заместителем гендиректора, а около двух лет назад — гендиректором Eni E&P. Сегодня я управляю подразделением, инвестиции которого составляют порядка 10 млрд евро в год, штат — около 23 000 человек (улыбается).
— Eni E&P работает более чем в 40 странах мира. Какие из них самые важные, условный топ-5?
— Пусть будет топ-6. Это Ангола, Нигерия, Ливия, Алжир, Казахстан и Россия. А наш основной регион, конечно, Африка. Мы первая европейская компания, которая начала там работать, наша добыча в Африке — около 1 млн баррелей в сутки (больше 50% общей добычи. — «Ведомости»). Африка — сердце нашего бизнеса.
— Ваш единственный актив в России — 29,4% компании «Северэнергия». Каким он будет по масштабу для Eni?
— С точки зрения инвестиций он будет в первой пятерке. Но это действительно очень важный проект — и по объемам добычи, и по запасам, кроме того, это наш первый большой проект в сегменте upstream (добыча. — «Ведомости») в России. У нас исторически сложились очень хорошие отношения с «Газпромом», но, думаю, работая вместе в upstream мы их только улучшим.
— «Северэнергия» — владелец бывших газовых активов ЮКОСа. Eni и Enel купили их в 2007 г. на торгах по распродаже имущества банкрота. А потом продали 51% «Газпрому». Сам концерн не пошел на торги, опасаясь юридических рисков. Eni их не опасалась?
— Россия — очень важный для нас регион, это одна из самых богатых углеводородами стран, и 25% газа для Италии идет отсюда. И вот появилась такая возможность — аукцион по распродаже имущества, объявленный российским правительством, и мы стали участвовать. Я не знаю точно, кто первый принял такое решение, — в 2007 г. я еще не занимался Россией. Но наши юристы делали глубокий анализ рисков.
— На аукционе вы также купили 20% «Газпром нефти», а в 2009 г. продали их «Газпрому». Эта инвестиция с самого начала не была стратегической для Eni?
— Прежде всего активы на аукционе были выставлены единым лотом, и их нельзя было разделить. 20% «Газпром нефти», безусловно, очень интересный актив, но, для того чтобы войти в сегмент upstream в России, нам был нужен местный партнер. Именно поэтому мы подписали с «Газпромом» договор купли-продажи акций, который включал в себя также опцион на покупку 20% «Газпром нефти». Когда вы проводите сделку, нередко потом приходится избавляться от каких-то активов, чтобы сконцентрироваться на более важных. Это мы и сделали. Мы продали актив, который был менее стратегическим для нас. Нам намного важнее газовые месторождения, потому что там мы реально можем работать и развиваться. А «Газпром нефть» — ключевой, стратегический актив для «Газпрома».
«Мы только начали тратить»
— Какие права и обязательства у Eni как у акционера «Северэнергии»?
— У нас есть право на 29,4% добытого газа — пропорционально нашей доле. Мы можем продавать газ «Газпрому» по формуле цены, которую мы сейчас обсуждаем, или на внутреннем рынке России. Пропорционально долям распределяются и инвестиции. Первое месторождение — Самбургское — потребует в общей сложности $2,5 млрд инвестиций до 2013-2014 гг. Что касается остальных месторождений, их план разработки еще должен быть утвержден. Но примерная оценка расходов на запуск всех четырех месторождений — около $10 млрд. Доля Eni в этих инвестициях должна быть около $3 млрд. Пока начиная с 2007 г. мы потратили около $200 млн.
— Самбургское планируется запустить к середине 2011 г. Когда заработают остальные и когда ждете первой прибыли?
— Мы только начали тратить и пока не ждем прибыли. Позитивный денежный поток мы рассчитываем получить к 2015-2016 гг. Это нельзя назвать чудесным результатом, но это нормально. Последние месторождения планируется запустить к 2016-2017 гг.
— C 2007 г. Eni обсуждает с «Газпромом» продажу своей доли в ливийском проекте Elephant — 33,3%. Почему переговоры так затянулись и когда будет сделка?
— Мы продаем половину своего пакета. Сделка уже завершается: мы начали переговоры с «Газпромом», теперь — в самом конце — в сделке уже «Газпром нефть». Ведь Elephant это хороший нефтяной актив, добыча уже идет. Мы показывали «Газпрому» несколько проектов — в Египте, Алжире и других африканских странах, выбор делали они. Сделка непростая. И дело не в цене — она была определена в июне 2009 г. Но продажу должно утвердить правительство Ливии, а мы все должны сделать идеально.
— Какова же цена?
— Цена — это вопрос к «Газпрому». Мы предпочитаем не говорить о деньгах, это не элегантно (смеется).
— Есть ли подобные переговоры с другими российскими компаниями?
— С «Газпромом» мы заключили соглашение о стратегическом партнерстве, предусматривающее также сотрудничество в секторе разведки и добычи за пределами России. Сейчас мы ведем такие переговоры только с «Газпромом». Мы — как компания, а не как страна — крупнейший его клиент, и у нас много переговоров по разным аспектам. Но где, по каким проектам, я пока не могу сказать.
— Недавно в «Газпроме» заявили, что с Eni есть разногласия по мегапроекту «Южный поток»…
— Транспорт газа — не мой вопрос. Но я думаю, что те вопросы, на которые вы ссылаетесь, были полностью разрешены. В течение нескольких последних недель Алексей Миллер и Паоло Скарони (генеральный управляющий Eni SpA. — «Ведомости») неоднократно встречались для обсуждения различных вопросов, среди которых был «Южный поток». Как не раз заявлял наш руководитель, мы серьезно нацелены на реализацию этого проекта вместе с «Газпромом». Еще раз хотел бы повторить, что наш интерес к России очень высок. «Северэнергия» — первый наш актив в разведке и добыче. И мы хотим быть успешными, мы очень хорошо работаем с «Газпромом» и Enel. И, конечно, это только первый шаг, мы надеемся, что будут еще активы. Но сначала мы хотим показать, что мы в состоянии разрабатывать эти месторождения.
— В прошлом году Скарони говорил, что Eni также интересны проекты на полуострове Ямал. А какие именно месторождения интересны — «Газпрома», «Новатэка» или и те и другие?
— Думаю, вы ссылаетесь на совещание в Салехарде, в котором принимал участие Паоло Скарони, речь шла о проекте по производству СПГ. Но пока никаких проектов, что называется, на столе нет. Кроме того, мы не фокусируемся на СПГ-проектах в России: производство сжиженного газа очень и очень дорого, а мировой газовый рынок сейчас в состоянии депрессии. Поэтому на данный момент мы не заинтересованы вкладывать деньги в новые СПГ-проекты. Сейчас в России все внимание и все усилия мы сконцентрировали на разработке четырех наших ключевых участков «Северэнергии». Там много работы и много инвестиций.
— Вместе с тем Eni в 2009 г. за $280 млн купила 27,5% в проекте по добыче сланцевого газа в Северном Техасе. А если верить «Газпрому», подобные проекты также очень затратны и требуют постоянных инвестиций.
— Сланцевый газ — это очень интересная тема, настоящая аномалия для рынка. Он полностью поменял стоимость газа в США. В течение 3-4 лет у них было столько газа, что спотовая цена на него просто рухнула. И газовый рынок изменился. В Европе докризисный спрос на газ вернется через 2-3 года — это объективная реальность, газ нужен. А сланцевый и угольный газ — его достаточно и в Европе, и в России, и в Африке, и в Китае. Но между этими рынками огромная разница — издержки на добычу. В США наличие инфраструктуры позволяет держать расходы на очень низком уровне. Если у нас получится добиться этого и в других регионах в будущем, это будет очень интересный, перспективный рынок. Поэтому мы и зашли в этот проект — чтобы научиться. У нас разумная доля — всего 10 000 баррелей в день. Главное для нас — технологии. Наша цель — научиться и потом разрабатывать такие проекты в других странах, там, где у нас уже есть сланцевый газ, например в Северной Африке. Мы должны разобраться, понять — как сохранять издержки на том же уровне, что и в США.
— А почему в США такие низкие расходы при добыче сланцевого газа, в чем разница?
— Самое главное — оборудование, в США огромное предложение, оборудование очень дешево и при этом очень эффективно. Дешевая рабочая сила, материалы. В других странах такого нет. Плюс в США достаточно небольшая глубина — скважины нужно бурить на 1000 м. В Европе — на 2500-3000 м, а в Северной Африке — на 3000 м.
— Если брать добычу нефти и газа в целом, в каких регионах в принципе самая низкая себестоимость?
— Довольно низкие производственные издержки в Северной Африке, Ливии и Алжире. А самые низкие, на мой взгляд, в Италии. Это удивительно для вас. Но тем не менее логично: все ведь зависит от инфраструктуры, а в Европе ее достаточно, поэтому издержки вы можете держать на низком уровне. Ну и, конечно, себестоимость всегда ниже на суше, чем на шельфе.
— Как насчет России?
— Мы пока не добываем. Но, думаю, Россия на хорошей позиции с точки зрения затрат, ведь у нас здесь проект на суше. Издержки будут, очевидно, ниже, чем в Северном море или на шельфе Мексиканского залива (смеется).
«Каждая страна — это вызов»
— Если сравнивать разные страны с точки зрения отношения бизнеса и власти, насколько сложно работать в России?
— Легких стран вообще нет. Нет стран, где нефтегазовый бизнес был бы простым. Ты просто должен быть максимально корректным, быть уверен, что применяешь лучшую практику, лучшие технологии. Каждую минуту, каждую секунду ты должен делать все на высшем уровне. Каждая страна — это вызов.
— Но есть страны, где правила игры все время меняются, — Ирак, например.
— Ирак не тот пример, там идет война. А в нефтегазовой отрасли всегда примерно все понятно. В той же Анголе мы работали и добывали нефть шесть лет во время гражданской войны. Думаю, наше прошлое говорит само за себя.
— У Казахстана не раз были претензии к оператору Карачаганакского месторождения, совладелец которого — Eni. Только за последний месяц возбуждены уголовные дела сразу по двум статьям — нарушение правил иммиграции и незаконная добыча нефти. Eni не опасается ущерба или, как максимум, потерять актив?
— Не думаю, что есть такие риски. Мы впервые пришли в эту страну в 1991 г. Я сам приехал туда совсем-совсем молодым в 1991 г. — обсуждать покупку Карачаганака. Мы давно знаем друг друга. Да, иногда есть спорные моменты, но мы все обсуждаем. Я уверен, что мы найдем решение.
— В прошлом году Bloomberg сообщало, что Eni и BG Group могут продать свои доли в Карачаганаке Казахстану. Идут ли переговоры?
— У правительства Казахстана был опцион на вхождение в проект, срок которого уже истек. Но сейчас переговоров нет. Сейчас мы ничего не продаем, мы обсуждаем другие вопросы.
— Как Eni пережила кризис, насколько серьезно он ее затронул?
— Последний кризис был очень серьезным и глубоким, особенно на газовом рынке. Но Eni достаточно хорошо с ним справилась: мы очень диверсифицированная компания — у нас есть нефть, есть газ, есть электроэнергетика, сервисные компании. Спрос и цены на газ все еще низки, они не восстановятся по крайней мере 2-3 года. Это проблема, но наша структура, думаю, может преодолеть это. Цены на нефть растут. Хотя я не удивлюсь, если в ближайшие месяцы они снизятся. Наш долгосрочный прогноз — $65 за баррель, у многих крупных игроков похожие оценки — $60-70. Но худшее для нефти, думаю, пока позади — кризис не закончился, но он проходит.
— Последнее время китайские компании очень активно покупают активы в других странах. PetroChina, например, заявила, что в ближайшие 10 лет потратит минимум $60 млрд на новые активы за рубежом и составит конкуренцию Exxon и BP. Как вы думаете, не грозит нам передел нефтегазового рынка?
— Китайские компании сейчас действительно очень агрессивны. Но не они одни. Конкуренция за то, чтобы быть в десятке лидеров, очень высока. А национальные компании — в странах, богатых ресурсами, — тоже не собираются уступать свои позиции, они тоже очень активны. У китайский компаний сейчас много денег. Но чтобы быть сильными игроками в upstream, одних денег недостаточно. Им нужны активы, на которых уже идет добыча. А возможностей получить такие активы немного. Думаю, Exxon и BP еще лет десять останутся лидерами, доли основных игроков вряд ли изменятся
www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/05/26/2...
Сердце бизнеса итальянской Eni E&P — Африка. Но Дескальци, проработавший там 18 лет, верит, что и Россия войдет в пятерку крупнейших регионов его компании
Елена Мазнева
Ведомости
26.05.2010, 94 (2612)Биография
Родился 27 февраля 1955 г. В 1979 г. окончил Государственный университет Милана по специальности «ядерная физика», а позднее – профессиональные курсы Французского института нефти
--------------------------------------------------------------------------------
1981
старший менеджер проектов Agip S.p.A. (группа Eni)
--------------------------------------------------------------------------------
1993
управляющий директор Agip Recherches Congo (Конго)
--------------------------------------------------------------------------------
2000
старший вице-президент Agip, курировал проекты в Африке, на Ближнем Востоке и в Китае
--------------------------------------------------------------------------------
2002
старший вице-президент Eni E&P
--------------------------------------------------------------------------------
2008
главный операционный директор Eni E&P
--------------------------------------------------------------------------------
«Конкретные и прагматичные»
Дескальци бывает в России довольно часто – раз в два-три месяца. «Когда я только приехал сюда, мне сразу бросилось в глаза, что русские очень открытые, очень конкретные и прагматичные и всегда хотят найти решение, – делится он впечатлениями. – Где-то обсуждения и переговоры могут растянуться на годы. А в России это не так: люди всегда хотят найти решение. И это хорошо».
--------------------------------------------------------------------------------
Eni E&P
группа компаний
объединяет активы итальянской eni s.p.a. в разведке и добыче
доказанные запасы – 6,57 млрд барр. н. э., добыча в 2009 г. – 1,769 млн барр. н. э. в день (около 50 млн т нефти и 42 млрд куб. м газа за год).
Выручка 2009 г. – 23,8 млрд евро (-28% к 2008 г.).
Чистая прибыль – 3,88 млрд евро (-51%).
Главный актив Eni в России – 29,4% ООО «Северэнергия»; его запасы – около 5 млрд барр. н. э. (1,35 трлн куб. м газа, 722 млн т нефти и конденсата). Запуск первого месторождения – Самбургского – ожидается летом 2011 г., к середине 2013 г. добыча должна составить 150 000 барр. н. э. в день. Добыча на втором – Яро-Яхинском – будет примерно такой же, говорит Дескальци. На двух оставшихся – Ево-Яхинском и Северо-Часельском – 50 000 и 70 000 барр. соответственно.
--------------------------------------------------------------------------------
Неудачный дебют
Первый проект Eni в России не был успешным: в 2001 г. она подключилась к геологоразведке Северо-Астраханского участка на Каспии (с 50%-ной долей), ресурсы оценивались в 444 млн т нефти и 178 млрд куб. м газа. Но поиск не принес положительных результатов, вспоминает Дескальци: «Это нормальная практика, такое случается и в Италии, и в Африке». Eni вышла из проекта, потратив на него около $12 млн.
Есть такая расхожая шутка про настоящих советских нефтяников: ничего им в жизни не надо, только бурить, бурить, бурить. Клаудио Дескальци, директор итальянской Eni E&P, чем-то напоминает таких советских нефтяников. Он охотно говорит о том, где добывать легче и дешевле и какова глубина залегания сланцевого газа в США и Африке. Но любые вопросы про политику отметает. А на вопросы о рисках потери активов в СНГ отвечает философски: «Простых стран нет, а нефть и газ все равно будут добываться». И Дескальци явно знает, о чем говорит, — в этом его отличие от советских нефтяников. Наши производственники знают отрасль досконально, но только в нашей стране, а европейские — по всему миру. Ведь та же Eni, чтобы добывать ежегодно около 50 млн т нефти (а это примерно уровень российского «Сургутнефтегаза», четвертого в России), бурит почти в 40 странах на пяти континентах — от США до Казахстана.
— Вы закончили аналог советского Физтеха — факультет ядерной физики в Университете Милана. А через два года — 29 лет назад — пошли работать в нефтегазовую компанию Eni, где трудитесь до сих пор. Такой выбор профессии — это давняя мечта или спонтанное решение?
— Выбор института был довольно спонтанным, но я еще в школе увлекался математикой и физикой, ведь физика — главная из естественных наук. Хотя особой моды на такое образование в Италии не было. Когда я закончил институт, Италия — да и вся Европа — были на пороге отказа от ядерной энергетики. Поэтому я пошел работать в Eni: мир нефти и газа тоже был мне интересен, как и бизнес самой компании. Я много путешествовал, начал работать в Африке, провел там около 18 лет, работал в разных странах — в Америке, в Великобритании, в 2001 г. вернулся в Италию и стал ответственным за иностранную деятельность Eni. В 2005 г. я был назначен заместителем гендиректора, а около двух лет назад — гендиректором Eni E&P. Сегодня я управляю подразделением, инвестиции которого составляют порядка 10 млрд евро в год, штат — около 23 000 человек (улыбается).
— Eni E&P работает более чем в 40 странах мира. Какие из них самые важные, условный топ-5?
— Пусть будет топ-6. Это Ангола, Нигерия, Ливия, Алжир, Казахстан и Россия. А наш основной регион, конечно, Африка. Мы первая европейская компания, которая начала там работать, наша добыча в Африке — около 1 млн баррелей в сутки (больше 50% общей добычи. — «Ведомости»). Африка — сердце нашего бизнеса.
— Ваш единственный актив в России — 29,4% компании «Северэнергия». Каким он будет по масштабу для Eni?
— С точки зрения инвестиций он будет в первой пятерке. Но это действительно очень важный проект — и по объемам добычи, и по запасам, кроме того, это наш первый большой проект в сегменте upstream (добыча. — «Ведомости») в России. У нас исторически сложились очень хорошие отношения с «Газпромом», но, думаю, работая вместе в upstream мы их только улучшим.
— «Северэнергия» — владелец бывших газовых активов ЮКОСа. Eni и Enel купили их в 2007 г. на торгах по распродаже имущества банкрота. А потом продали 51% «Газпрому». Сам концерн не пошел на торги, опасаясь юридических рисков. Eni их не опасалась?
— Россия — очень важный для нас регион, это одна из самых богатых углеводородами стран, и 25% газа для Италии идет отсюда. И вот появилась такая возможность — аукцион по распродаже имущества, объявленный российским правительством, и мы стали участвовать. Я не знаю точно, кто первый принял такое решение, — в 2007 г. я еще не занимался Россией. Но наши юристы делали глубокий анализ рисков.
— На аукционе вы также купили 20% «Газпром нефти», а в 2009 г. продали их «Газпрому». Эта инвестиция с самого начала не была стратегической для Eni?
— Прежде всего активы на аукционе были выставлены единым лотом, и их нельзя было разделить. 20% «Газпром нефти», безусловно, очень интересный актив, но, для того чтобы войти в сегмент upstream в России, нам был нужен местный партнер. Именно поэтому мы подписали с «Газпромом» договор купли-продажи акций, который включал в себя также опцион на покупку 20% «Газпром нефти». Когда вы проводите сделку, нередко потом приходится избавляться от каких-то активов, чтобы сконцентрироваться на более важных. Это мы и сделали. Мы продали актив, который был менее стратегическим для нас. Нам намного важнее газовые месторождения, потому что там мы реально можем работать и развиваться. А «Газпром нефть» — ключевой, стратегический актив для «Газпрома».
«Мы только начали тратить»
— Какие права и обязательства у Eni как у акционера «Северэнергии»?
— У нас есть право на 29,4% добытого газа — пропорционально нашей доле. Мы можем продавать газ «Газпрому» по формуле цены, которую мы сейчас обсуждаем, или на внутреннем рынке России. Пропорционально долям распределяются и инвестиции. Первое месторождение — Самбургское — потребует в общей сложности $2,5 млрд инвестиций до 2013-2014 гг. Что касается остальных месторождений, их план разработки еще должен быть утвержден. Но примерная оценка расходов на запуск всех четырех месторождений — около $10 млрд. Доля Eni в этих инвестициях должна быть около $3 млрд. Пока начиная с 2007 г. мы потратили около $200 млн.
— Самбургское планируется запустить к середине 2011 г. Когда заработают остальные и когда ждете первой прибыли?
— Мы только начали тратить и пока не ждем прибыли. Позитивный денежный поток мы рассчитываем получить к 2015-2016 гг. Это нельзя назвать чудесным результатом, но это нормально. Последние месторождения планируется запустить к 2016-2017 гг.
— C 2007 г. Eni обсуждает с «Газпромом» продажу своей доли в ливийском проекте Elephant — 33,3%. Почему переговоры так затянулись и когда будет сделка?
— Мы продаем половину своего пакета. Сделка уже завершается: мы начали переговоры с «Газпромом», теперь — в самом конце — в сделке уже «Газпром нефть». Ведь Elephant это хороший нефтяной актив, добыча уже идет. Мы показывали «Газпрому» несколько проектов — в Египте, Алжире и других африканских странах, выбор делали они. Сделка непростая. И дело не в цене — она была определена в июне 2009 г. Но продажу должно утвердить правительство Ливии, а мы все должны сделать идеально.
— Какова же цена?
— Цена — это вопрос к «Газпрому». Мы предпочитаем не говорить о деньгах, это не элегантно (смеется).
— Есть ли подобные переговоры с другими российскими компаниями?
— С «Газпромом» мы заключили соглашение о стратегическом партнерстве, предусматривающее также сотрудничество в секторе разведки и добычи за пределами России. Сейчас мы ведем такие переговоры только с «Газпромом». Мы — как компания, а не как страна — крупнейший его клиент, и у нас много переговоров по разным аспектам. Но где, по каким проектам, я пока не могу сказать.
— Недавно в «Газпроме» заявили, что с Eni есть разногласия по мегапроекту «Южный поток»…
— Транспорт газа — не мой вопрос. Но я думаю, что те вопросы, на которые вы ссылаетесь, были полностью разрешены. В течение нескольких последних недель Алексей Миллер и Паоло Скарони (генеральный управляющий Eni SpA. — «Ведомости») неоднократно встречались для обсуждения различных вопросов, среди которых был «Южный поток». Как не раз заявлял наш руководитель, мы серьезно нацелены на реализацию этого проекта вместе с «Газпромом». Еще раз хотел бы повторить, что наш интерес к России очень высок. «Северэнергия» — первый наш актив в разведке и добыче. И мы хотим быть успешными, мы очень хорошо работаем с «Газпромом» и Enel. И, конечно, это только первый шаг, мы надеемся, что будут еще активы. Но сначала мы хотим показать, что мы в состоянии разрабатывать эти месторождения.
— В прошлом году Скарони говорил, что Eni также интересны проекты на полуострове Ямал. А какие именно месторождения интересны — «Газпрома», «Новатэка» или и те и другие?
— Думаю, вы ссылаетесь на совещание в Салехарде, в котором принимал участие Паоло Скарони, речь шла о проекте по производству СПГ. Но пока никаких проектов, что называется, на столе нет. Кроме того, мы не фокусируемся на СПГ-проектах в России: производство сжиженного газа очень и очень дорого, а мировой газовый рынок сейчас в состоянии депрессии. Поэтому на данный момент мы не заинтересованы вкладывать деньги в новые СПГ-проекты. Сейчас в России все внимание и все усилия мы сконцентрировали на разработке четырех наших ключевых участков «Северэнергии». Там много работы и много инвестиций.
— Вместе с тем Eni в 2009 г. за $280 млн купила 27,5% в проекте по добыче сланцевого газа в Северном Техасе. А если верить «Газпрому», подобные проекты также очень затратны и требуют постоянных инвестиций.
— Сланцевый газ — это очень интересная тема, настоящая аномалия для рынка. Он полностью поменял стоимость газа в США. В течение 3-4 лет у них было столько газа, что спотовая цена на него просто рухнула. И газовый рынок изменился. В Европе докризисный спрос на газ вернется через 2-3 года — это объективная реальность, газ нужен. А сланцевый и угольный газ — его достаточно и в Европе, и в России, и в Африке, и в Китае. Но между этими рынками огромная разница — издержки на добычу. В США наличие инфраструктуры позволяет держать расходы на очень низком уровне. Если у нас получится добиться этого и в других регионах в будущем, это будет очень интересный, перспективный рынок. Поэтому мы и зашли в этот проект — чтобы научиться. У нас разумная доля — всего 10 000 баррелей в день. Главное для нас — технологии. Наша цель — научиться и потом разрабатывать такие проекты в других странах, там, где у нас уже есть сланцевый газ, например в Северной Африке. Мы должны разобраться, понять — как сохранять издержки на том же уровне, что и в США.
— А почему в США такие низкие расходы при добыче сланцевого газа, в чем разница?
— Самое главное — оборудование, в США огромное предложение, оборудование очень дешево и при этом очень эффективно. Дешевая рабочая сила, материалы. В других странах такого нет. Плюс в США достаточно небольшая глубина — скважины нужно бурить на 1000 м. В Европе — на 2500-3000 м, а в Северной Африке — на 3000 м.
— Если брать добычу нефти и газа в целом, в каких регионах в принципе самая низкая себестоимость?
— Довольно низкие производственные издержки в Северной Африке, Ливии и Алжире. А самые низкие, на мой взгляд, в Италии. Это удивительно для вас. Но тем не менее логично: все ведь зависит от инфраструктуры, а в Европе ее достаточно, поэтому издержки вы можете держать на низком уровне. Ну и, конечно, себестоимость всегда ниже на суше, чем на шельфе.
— Как насчет России?
— Мы пока не добываем. Но, думаю, Россия на хорошей позиции с точки зрения затрат, ведь у нас здесь проект на суше. Издержки будут, очевидно, ниже, чем в Северном море или на шельфе Мексиканского залива (смеется).
«Каждая страна — это вызов»
— Если сравнивать разные страны с точки зрения отношения бизнеса и власти, насколько сложно работать в России?
— Легких стран вообще нет. Нет стран, где нефтегазовый бизнес был бы простым. Ты просто должен быть максимально корректным, быть уверен, что применяешь лучшую практику, лучшие технологии. Каждую минуту, каждую секунду ты должен делать все на высшем уровне. Каждая страна — это вызов.
— Но есть страны, где правила игры все время меняются, — Ирак, например.
— Ирак не тот пример, там идет война. А в нефтегазовой отрасли всегда примерно все понятно. В той же Анголе мы работали и добывали нефть шесть лет во время гражданской войны. Думаю, наше прошлое говорит само за себя.
— У Казахстана не раз были претензии к оператору Карачаганакского месторождения, совладелец которого — Eni. Только за последний месяц возбуждены уголовные дела сразу по двум статьям — нарушение правил иммиграции и незаконная добыча нефти. Eni не опасается ущерба или, как максимум, потерять актив?
— Не думаю, что есть такие риски. Мы впервые пришли в эту страну в 1991 г. Я сам приехал туда совсем-совсем молодым в 1991 г. — обсуждать покупку Карачаганака. Мы давно знаем друг друга. Да, иногда есть спорные моменты, но мы все обсуждаем. Я уверен, что мы найдем решение.
— В прошлом году Bloomberg сообщало, что Eni и BG Group могут продать свои доли в Карачаганаке Казахстану. Идут ли переговоры?
— У правительства Казахстана был опцион на вхождение в проект, срок которого уже истек. Но сейчас переговоров нет. Сейчас мы ничего не продаем, мы обсуждаем другие вопросы.
— Как Eni пережила кризис, насколько серьезно он ее затронул?
— Последний кризис был очень серьезным и глубоким, особенно на газовом рынке. Но Eni достаточно хорошо с ним справилась: мы очень диверсифицированная компания — у нас есть нефть, есть газ, есть электроэнергетика, сервисные компании. Спрос и цены на газ все еще низки, они не восстановятся по крайней мере 2-3 года. Это проблема, но наша структура, думаю, может преодолеть это. Цены на нефть растут. Хотя я не удивлюсь, если в ближайшие месяцы они снизятся. Наш долгосрочный прогноз — $65 за баррель, у многих крупных игроков похожие оценки — $60-70. Но худшее для нефти, думаю, пока позади — кризис не закончился, но он проходит.
— Последнее время китайские компании очень активно покупают активы в других странах. PetroChina, например, заявила, что в ближайшие 10 лет потратит минимум $60 млрд на новые активы за рубежом и составит конкуренцию Exxon и BP. Как вы думаете, не грозит нам передел нефтегазового рынка?
— Китайские компании сейчас действительно очень агрессивны. Но не они одни. Конкуренция за то, чтобы быть в десятке лидеров, очень высока. А национальные компании — в странах, богатых ресурсами, — тоже не собираются уступать свои позиции, они тоже очень активны. У китайский компаний сейчас много денег. Но чтобы быть сильными игроками в upstream, одних денег недостаточно. Им нужны активы, на которых уже идет добыча. А возможностей получить такие активы немного. Думаю, Exxon и BP еще лет десять останутся лидерами, доли основных игроков вряд ли изменятся
www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/05/26/2...
@темы: Для памяти, Статьи, Учеба