24.03.2006, №51 (1578)Даниил Хармс. Сто. Рисунки Андрея Бильжо. М.: Emergency Exit, 2006
В январе этого года прогрессивная российская общественность отметила столетний юбилей Даниила Хармса. В любви к поэту публично объяснились все, кому удалось получить слово. Литераторы и депутаты, артисты и рестораторы, архитекторы и врачи-эпидемиологи. Оказалось, о Хармсе есть что сказать каждому. И что прежде такое случалось применительно к Пушкину, да и то в 1999 году только.
А тут — абсурдист, Хармс. Закрытая на первый взгляд фигура.
Апофеозом юбилейного торжества стал выход книги избранных стихов Хармса, иллюстрированных Андреем Бильжо. Сто листов графики первого Петровича страны упаковали в формат альбома. Черно-белого, на шершавой бумаге. С послесловием Андрея Битова.
И проект, как ни странно, оказался удачным. Хармс в интерпретации Бильжо стал комиком, хохмачом. Творчество самого “безбытного” поэта оказалось адаптированным к нашей реальности художником советского быта. В рисунках Бильжо из Хармса испарился страх, который был основным мотивом его творчества. Экзистенциальный ужас превратился в альбоме “Сто” в бытовой абсурд. Хармс у Бильжо стал своим парнем. Соседом за стенкой. Который время от времени чудит, валяет дурака. Но, в сущности, безобиден. Не опасен. Вегетарианец.
И альбом, и торжества показали несколько очень важных вещей. Применительно к Хармсу, во-первых, и нашему обществу, во-вторых. Как известно, основной корпус стихотворений был написан Хармсом во времена сталинского террора. И этими временами оказался полностью определен. За литературным приемом у Хармса всегда стоит живой страх. Свойства этой формы страха — необъяснимого, неопознанного — и определяют поэтику, в которой он работал, и стиль его жизни в целом.
Механизм истребления людей в сталинские годы не поддавался логическому объяснению извне. В отличие от Минотавра, советский монстр пожирал людей вслепую, без правил. Как ослепленный Одиссеем Полифем. Вчерашний управдом оказывался японским шпионом и исчезал без следа, как в кино. Поселяя в подсознание людей 30-х годов перманентный “хоррор”. Чувство немотивированного, необъяснимого страха.
Внешняя жизнь советского человека превращалась в бесконечную невротическую реакцию на этот страх. И Даниил Хармс нашел такому сочетанию конгениальную форму. Сумел его выразить, запечатлеть. Победить на пространстве стихотворения, доведя до абсурда.
Ничего этого нет в рисунках Андрея Бильжо за отсутствием адекватного Хармсу опыта. Но книга, собравшая вокруг себя совершенно разных людей, наводит на размышления о нашем времени. С юбилеем Хармса мы вдруг осознали, что давно живем в своем, параллельном государству, мире. На острове. Хотя время от времени власть выходит из пещеры и наведывается к нам, к людям. Эвакуирует наши машины или поднимает тарифы. Пытается пристегнуть ремнями безопасности. Празднует с нами День подводника. Что нам остается? Мы тоже реагируем в стиле Хармса — ни с того ни с сего начинаем скупать соль или рыдаем над судьбой героев телесериала.
А потом перечитываем Хармса и понимаем, что это он, его манера.