"Ситуацию в Дагестане раскачивают люди из Москвы"
// Муху Алиев рассказал, чем заканчивается его президентский срок
Газета «Коммерсантъ» № 221 (4276) от 26.11.2009 В декабре Кремль определится с кандидатурами на пост президента Дагестана — среди пяти представленных президенту Медведеву кандидатов есть и действующий глава республики. Спецкор "Ъ" ОЛЬГА АЛЛЕНОВА поговорила с президентом МУХУ АЛИЕВЫМ о причинах обострения обстановки в республике, скандальных выборах в Дербенте, а также о том, почему "люди из Москвы" раскачивают ситуацию в Дагестане.
"Нездоровый ажиотаж вокруг Дербента создавали в Москве"
— В феврале заканчивается ваш президентский срок. Вы готовы уйти?
— Я чиновник и подчиняюсь решениям своего руководства. Наверное, ни один человек не уходит со своей должности, сказав себе, что он сделал все, о чем мечтал. Есть такая латинская поговорка: "Я сделал все, что мог, кто может, пусть сделает лучше". Конечно, я не сделал многого. Но если кто-то считает, что я сражаюсь за кресло, то я их разочарую. Если я и уйду, я лично ничего не потеряю. Наоборот, у меня будет возможность заняться другой работой, переключить свои силы на то, что мне приносит истинное удовольствие. Но не хотелось бы, чтобы на должность руководителя Дагестана приходили случайные люди, коррупционеры или представители кланов, для которых власть это добыча.
— Почему ситуация в Дагестане в последнее время так осложнилась? Криминальная сводка из Дагестана создает впечатление, что здесь идет война.
— Криминогенная обстановка в Дагестане в целом лучше, чем в других регионах и в среднем по стране. Имею в виду число преступлений на 10 тыс. жителей. Что касается преступлений террористической направленности, посягательств на жизнь работников правоохранительных органов, то, действительно, их число в этом году увеличилось. Есть такая тенденция. Тем не менее экономика республики развивается хорошими темпами. За десять месяцев текущего года увеличился объем производства в промышленности на 11,5%, в сельском хозяйстве — на 4,4%. Объем инвестиций вырос на 14,1%. Налоговые поступления в консолидированный бюджет республики увеличились за это время более чем в три раза. На 10% снизилась дотационность республиканского бюджета. В этом году в республике введено более 950 тыс. кв. м жилья, это больше, чем во всех республиках Северного Кавказа. За четыре года построено 53 новые школы, 75 объектов здравоохранения. Так что социально-экономическая ситуация в целом для нынешнего времени неплохая. Сравните эти данные с темпами развития регионов Южного федерального округа и страны в целом. О каком ухудшении ситуации вы говорите?
— Ну взять хотя бы выборы в Дербенте. Они признаны законными, хотя там были нарушения, применялась сила в отношении избирателей и представителей избиркомов. Почему там не было назначено повторное голосование?
— Это полномочия избирательных комиссий. За выборами в Дербенте следили и представители ЦИК России, они все зафиксировали, вы у них поинтересуйтесь, что там произошло. В Дербенте работала команда Яралиева (Имам Яралиев — экс-кандидат в мэры Дербента, бывший прокурор Дагестана.— "Ъ"), эти люди, чувствуя, что проигрывают выборы, шли на серьезные нарушения.
— Но эти выборы испортили имидж Дагестана. Господин Яралиев считает, что власти использовали административный ресурс, чтобы не дать ему набрать голоса.
— Целью команды Яралиева было просто сорвать выборы. В районе и городе 500 сотрудников милиции. Если бы нам дали провести эти выборы спокойно, этих 500 человек было бы достаточно. Но дошло до того, что из Центризбиркома стали приезжать и говорить: "Избирательная комиссия идеально готова к проведению выборов, но выборы не могут состояться из-за того, что не обеспечивается безопасность". Незадолго до выборов, во время досрочного голосования, группы молодчиков нападали на участки, пугали людей, поэтому мы вынуждены были подтянуть туда дополнительные силы. Потом милиция выяснила, что эти молодчики приехали в Дербент из южных сел. Что они там забыли? Там шел открытый подкуп избирателей. 10 тыс. руб. и более за голос — это очень большие деньги в масштабах Дербента. Возбуждено восемь уголовных дел по этим фактам.
— В местной прессе пишут, что за Имамом Яралиевым стоял Сулейман Керимов, что это его деньги.
— Не могу сказать, чьи это деньги. Но даже при том, что Яралиев не бедный человек, у него не хватило бы средств для такой кампании.
— Зачем им Дербент?
— Это им задайте вопрос. У нас есть дагестанцы, которые помогают республике: строят за счет своих средств стекольный и консервный заводы, автомобильную дорогу стоимостью миллиард рублей, спонсируют футбольную команду "Анжи", вышедшую в этом году в премьер-лигу. Известный наш меценат Омари Каллаев, живущий в Москве, помогает детям-сиротам, обеспечивает их жильем. Бизнесмен Абдулкеримов недавно более 1 тыс. компьютеров передал школам республики. Еще один крупный предприниматель Зиявутдин Магомедов инвестирует средства в проект по развитию широкополосного высокоскоростного доступа в интернет. Таких примеров можно привести немало. Все это они делают без пиара в СМИ, без каких-то политических условий. Но есть и богатые люди, дагестанцы, которые не жалеют средств для дестабилизации. Они хотят или сами прийти к власти, или иметь здесь марионетку, которой они могут управлять. Им все равно, с чего начать — с Дербента, Хасавюрта, Махачкалы. Они мобилизуют прессу, подкупают федеральных чиновников, раздают деньги на местах, запугивают людей, но у них ничего не получается.
Весь этот нездоровый ажиотаж вокруг Дербента создавали в Москве. О соседних республиках, где впервые такие выборы проводились, мало кто писал. В Дагестане же муниципальные образования с 2000 года на полную катушку работают, но вот все едут в Дербент и пишут, какая там неуправляемая ситуация.
— То есть вы утверждаете, что ситуация управляемая?
— Об этом говорят результаты нашей работы, которые может проанализировать любой желающий. Конечно, проблем у нас много. Есть серьезная проблема с безработицей. У нас высокий естественный прирост населения, где-то 25-30 тыс. в год, и мы не в состоянии обеспечить всех рабочими местами. Но мы не сидим сложа руки, мы фактически выполнили годовую программу по снижению напряженности на рынке труда, создано более 20 тыс. рабочих мест, в основном в малом бизнесе. Уровень безработицы снизился с 22,5 до 13,6%.
— Осенью было сокращено финансирование субъектов из федерального центра. Как вам кажется, в отношении северокавказских республик такие меры оправданны?
— Знаете, тот период, когда северокавказские республики противопоставляли себя другим и требовали особых льгот, прошел. Надо работать по общим правилам. Но нам, конечно, труднее, чем другим, с учетом активизации террористического подполья, которая особенно заметна с августа прошлого года. На сокращении федеральных программ мы потеряли около 1,3 млрд руб., и, конечно, это сказалось на вводе тех социальных объектов, которые финансировались нами совместно с федеральным центром в рамках этих программ.
— С августа? Значит, связь между активизацией подполья и признанием РФ Южной Осетии и Абхазии все-таки есть?
— Я думаю, такая связь есть, потому что в Дагестане начиная с 2006 года и до августа прошлого года шел процесс снижения террористической деятельности. В августе произошел всплеск — и не только в Дагестане. О внешнем влиянии говорит хотя бы тот факт, что в Дагестане среди уничтоженных боевиков были наемники из Йемена, Турции, Алжира, Казахстана. Но списывать все, что происходит в республике, только на этот фактор нельзя, есть и другие серьезные причины, в том числе внутренние. Надо больше уделять им внимания.
"Они же понимают, что никакого исламского государства тут не будет!"
— Противостояние между сотрудниками милиции и исламской молодежью началось при прежнем руководителе Дагестана, вызвано оно было жесткими мерами, которые применяла милиция в отношении верующих. После долгого затишья гражданское противостояние снова растет. Почему?
— Никакого гражданского противостояния в республике нет. Есть противостояние правоохранительных органов и преступности.
— Вы хотите сказать, что проблема религиозного противостояния тоже решена?
— Нет. Просто религиозная составляющая ушла на второй план. Мы много раз говорили представителям нетрадиционного ислама: ради бога, никто вам не мешает молиться. Даже если вы считаете, что тут должен быть исламский халифат, вас за идеи никто преследовать не будет. Но зачем в руки брать автомат? Автомат это не проявление силы. Эти люди в леса уходят не за религией. Это бандиты, которые за деньги выполняют задания.
— Но многие из них потом объясняют свое желание воевать с беспределом милиции и коррупцией, которая мешает простым людям устроиться на работу и содержать семью...
— Не отрицая всего того, о чем вы говорите, я должен все-таки сказать, что коррупция и бюрократия — это не дагестанское изобретение. И согласитесь, если бы в Москве не было коррупции, ни в одном регионе ее бы не было. Дмитрий Анатольевич Медведев все время говорит о том, что это главное зло в России. Но люди, которые оправдывают свои противоправные действия существованием коррупции, ничуть не лучше тех, кто берет взятки, потому что все вместе они работают против государства. Коррупция не причина брать автомат в руки. Я согласен, что многие не могут устроиться, не хватает рабочих мест — но многие дагестанцы ездят в другие регионы, там работают. Если сегодня все безработные и недовольные возьмут автоматы в руки, мы уничтожим сами себя. И если вас так раздражают беспредел и коррупция, выходите из леса, давайте об этом говорить. Но зачем стрелять в милиционера, который проводит на службе всю свою жизнь? У него что, легкая жизнь? Зачем стрелять в имама мечети? Как вообще верующий человек может забирать чью-то жизнь?
— Может, они боятся милиции? Ведь многие до сих пор помнят те пытки, которым их подвергали.
— Я не исключаю, что они боятся милиции. Но руководство МВД в последнее время тоже обращается к ним с призывами сложить оружие. Мы готовы забыть слово "ваххабизм" — пусть этот и подобные термины будут в обиходе у религиозных деятелей, какая разница, какой "изм", лишь бы они жили нормально, не нарушая законы и не мешая жить другим людям. Почти год мы их призываем к диалогу, но диалога пока нет.
— А вы можете гарантировать этим людям, что в отношении их не будут применяться пытки?
— Могу. Никаких пыток не будет. Если человек не совершил преступления, он может вернуться и жить дома. Если совершил — отвечай по закону. Но это все равно лучше, чем быть в лесу уничтоженным. Я готовлю сейчас встречу с родственниками тех, кто в лесу. Пока эта встреча не получается, уже несколько месяцев милиция не может найти людей. Но думаю, что до конца года мы ее проведем. Те, кто в бегах, и их родственники, они же понимают, что никакого исламского государства тут не будет — внутри светского государства это невозможно. Пусть лучше выйдут и расскажут, чем они недовольны — жизнью, нехваткой денег, работы, милицией... Нам это поможет сделать какие-то выводы.
— Вот поэтому милиция и не может их найти.
— Я недавно тоже сказал об этом руководству нашего МВД. Да, будут жаловаться — но значит, надо разбираться. Не всегда все так, как говорят родственники. Есть у нас организация "Матери Дагестана", у нас их называют англо-американским НПО (неправительственная организация.— "Ъ"). Их родственники тоже прячутся, а они кричат, что их украли. Но иногда их сигналы помогают разобраться и в реальных проблемах.
"Я ничего не исключаю, но при чем тут ГРУ?"
— В сентябре было похищено несколько молодых людей, потом двое нашлись и рассказали, что их похитили силовики, хотели сжечь в машине, но им удалось сбежать. Через день нашли сгоревшую машину с останками еще двоих пропавших. Эта история вывела на улицы много людей. Потом появились листовки, в которых некие мстители за убитых милиционеров объявляют войну мусульманам и их защитникам. Правозащитники заговорили об эскадронах смерти. И это все тоже провокация против силовиков?
— Силовики в этом не заинтересованы, я в этом глубоко убежден. Просто сегодня у многих есть желание их дискредитировать. Тот случай, о котором вы говорите, очень странный. Дело пока не раскрыто, и кто там замешан, сказать сложно. Здесь на железной дороге местные жители обнаружили взрывное устройство и сообщили об этом. Это спасло от большой катастрофы. В ходе расследования обнаружили неподалеку дом, где часто бывают какие-то незнакомые люди. В доме обнаружили человека, приехавшего из района. Сам хозяин оставил его там, вышел во двор и больше не вернулся. Потом хозяин дома вместе с тремя молодыми людьми оказался в той машине, которую нашли сгоревшей. Двоих убили, а двоих выпустили. Если это устроили правоохранительные органы, зачем выпускать двоих свидетелей?
— Правозащитники считают — чтобы напугать население, устроить панику.
— Я ничего не исключаю, но мне кажется, такие цели достигаются проще. У меня была встреча с местными журналистами, они спрашивают меня: "Это ГРУ организовало?" Но при чем тут ГРУ? Я понимаю, что силовой след там может быть, но в показаниях этих парней тоже много неувязок... Может быть, это дело рук людей, которые вообще не фигурируют в этой истории, но хотят осложнить здесь обстановку? Я сказал руководству МВД и других правоохранительных органов республики: "Если это не вы сделали, значит, найдите тех, кто это сделал. Это ваш профессиональный долг".
— Как раз в те дни в мэрии проходило совещание, где официально было заявлено, что ситуация выходит из-под контроля и что вы ее не контролируете.
— У нас хватает желающих выдавать желаемое за действительное. Главе муниципального образования проще повесить всех собак на руководство республики, ведь тогда ему не надо объяснять, почему у него на подведомственной территории проблемы с водой, теплом и светом. Во всех негативных событиях, каким-то образом связанных с Дагестаном, обвиняются республиканские власти. Недавно в Москве был убит глава Хасавюртовского района Алхаматов. Здесь, в республике, опять стали кричать: "У нас ситуация выходит из-под контроля, начинаются межнациональные конфликты!" Ну при чем тут межнациональные конфликты? Да, было напряжение, потому что не рядовой человек погиб, а глава муниципалитета, амбициозный человек. И многие попытались на этом фоне снова раскачать ситуацию. А ведь это даже не в Дагестане произошло, а в Москве!
— После убийства Алимсултана Алхаматова вспомнили, что у него был конфликт с мэром Хасавюрта Сайгидпашой Умахановым.
— А у кого не бывает конфликтов? До того там был убит племянник мэра Хасавюрта.
— Вот и говорят, что там кровная месть.
— Ну слушайте, надо же, чтобы это дело было раскрыто. Если по домыслам будут арестовывать или снимать с работы людей, что это за государство будет? Нельзя ведь исключать наличия третьей силы, которая хочет осложнить ситуацию. Этот убитый племянник мэра был спокойный, нормальный парень. Мы тогда всех успокоили, отрегулировали ситуацию, убийцы найдены, дело раскрыто, передано в суд. Пускай в Москве тоже занимаются, расследуют убийство Алхаматова. Нельзя же обвинять кого попало. А то один из наших демагогов заявил недавно: "Мы все знаем, кто это сделал. Почему наш президент не дает указание его задержать?" Это же маразм. Почему президент должен давать такие указания? Для этого есть правоохранительные органы.
— Но Умаханова называют лояльным вам человеком, он вас поддерживает. И эти убийства бросают тень на вас.
— Любое убийство бросает тень на руководителя субъекта, и, к сожалению, это не единственный глава муниципалитета, которого мы потеряли в этом году. А Умаханов такой же лояльный к руководству республики человек, как 99% глав муниципальных образований Дагестана.
"Зачем Сердюкову Дагестан и дагестанский налоговик?"
— Попытка назначения Владимира Радченко главой управления Федеральной налоговой службы по Дагестану показала, что не все у вас гладко во взаимоотношениях с Москвой.
— Пора бы уже забыть об этой истории. (Смеется.)
— Вы не согласны с этим утверждением?
— Радченко — это фигура в чужой игре. Как и Яралиев.
— И в чьих руках?
— Если я вам назову имена, мне придется это доказать, а доказательств у меня нет, кроме оперативных данных соответствующих органов. Ситуацию в Дагестане в основном раскачивают люди из Москвы. В историях с Радченко и выборов в Дербенте эти структуры откровенно объединились, чтобы продемонстрировать, что они могут диктовать нам свои условия. Но мы им показали, что эти номера не пройдут.
— Вы говорите о главе ФНС Михаиле Мокрецове и министре обороны Анатолии Сердюкове? Их имена тогда были на слуху.
— Я уже выступал в СМИ на эту тему. Не хотелось бы что-то добавлять к этому сегодня. Тем более и времени прошло достаточно. Пусть каждый занимается своим делом и на местах, и в центре. Зачем Сердюкову Дагестан и дагестанский налоговик?
— По слухам, у вас с Сердюковым был конфликт...
— Никакого конфликта не было. Даже разговора у нас не было.
— Но Минобороны задолжало дагестанским подрядчикам около 1 млрд руб. за построенные объекты для военной базы в Ботлихе.
— Ну и что? Там, во-первых, меньше была сумма, во-вторых, они часть долга уже погасили. А дела по сумме около 200 млн руб. еще находятся в судах.
— А что с Мокрецовым?
— Я считаю, не было никаких оснований для освобождения от должности бывшего руководителя налоговой службы. Да, у него истек контракт, но почему мне хотя бы не позвонили и не сказали: "Мы собираемся менять вашего руководителя?" Я ведь случайно узнал об этом. Я тогда зашел к Мокрецову, нормальная беседа у нас состоялась, и я полагал, что мы выйдем на согласованную кандидатуру, учитывая высокую дотационность республики и эффективность принимаемых нами мер по увеличению собираемости налогов. Я не настаивал на какой-то фигуре определенно. По просьбе Мокрецова мы ему представили три варианта. Но вопрос никак не решался, время шло, а этот участок работы такой, что нельзя его оставлять без руководства: кризис, конец года, формирование бюджета. О Радченко у нас ни с Мокрецовым, ни с другими не было никакого разговора. Вообще эта фамилия не возникала до тех пор, пока он здесь не появился.
— А зачем им все это было нужно?
— Ни Мокрецову, ни тем более Радченко это не нужно было. В этом заинтересованы были другие силы, о которых мы с вами уже говорили. Но нам всем пора уже забыть эту историю.
— В истории с похищением Радченко фигурировал ваш сын, говорили, он поучаствовал в похищении.
— Следствие уже завершено, никакого участия мой сын там не принимал. Это был спектакль с похищением. Хотя шум от этой истории до Кремля докатился.
— Главы северокавказских республик жалуются на то, что назначения в федеральные структуры на местах делаются без согласования с ними, чтобы держать их в напряжении.
— За время моей работы это был первый случай. Я не встречаю в штыки какие-то назначения, но иногда люди, которых предлагают сюда из Москвы, вообще никакого отношения к этим структурам не имеют. У нас в Дагестане была мода: едут крутые ребята в Москву, обхаживают там кабинеты, а потом мне звонят из министерств и агентств, предлагая этих людей в качестве каких-то руководителей. Так нельзя. У нас много чиновников федеральных, в два раза больше, чем местных. И если их так назначают, они точно так же поступают и здесь. Во многих случаях эти назначения происходят по коррупционным схемам. Эти назначенцы сами иногда называют суммы, которые им пришлось заплатить
kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1280656&NodesID=2