Проблема власти в РоссииЛекция Рифата Шайхутдинова]Рифат Шайхутдинов - действующий политик, философ, в 90-е - заведующий кафедрой конфликтологии философского факультета Санкт-Петербургского университета и бизнесмен (до избрания в парламент – гендиректор “Главного агентства воздушных сообщений гражданской авиации России”). Проблематика власти и возможности политики в России прорабатывалась лектором в рамках семинарской и практической работы последних лет с различными группами. Определенная сумма подходов опубликована автором в книге «Охота на власть» (2005), сборник его текстов выйдет также в карманной серии Полит.ру-ОГИ. В лекции, которая обрела формы довольно жесткого и придирчивого обсуждения, лектор и аудитория довольно быстро ушли от абстрактных вопросов политической теории и попытались разобраться в тех основаниях, которые могут стоять за разумной, содержательной политикой в России сегодня.
Лекция-обсуждение
Рифат Шайхутдинов: Добрый вечер! Удивительно, что есть люди, которых интересует проблематика власти. Я этому очень рад. На проблеме власти как таковой я практически не буду останавливаться. Я буду обсуждать проблемы власти в России.
Идея власти сама по себе проблематична. И многие философы, которые задумывались на эту тему, плохо заканчивали: кто-то с ума сходил, кого-то куда-нибудь отвозили. Я имею в виду Ницше, Гегеля и т.д. Проблематика власти очень интересная и древняя. Я считаю, что мало кто эту проблематику глубоко понимает. Я недавно опубликовал книгу «Охота на власть». Это завершение двухлетнего или трехлетнего труда, семинарской работы. Мы переработали огромное количество источников, долго спорили, и выявилось, что российские авторы сильно отстали от европейской линии, скажем, от того, что делал Фуко, поэтому сама проблематика власти является актуальной и важной – про нее можно прочесть сотни книжек. Третья часть «Охоты на власть» посвящена методологической проблематизации самого понятия «власть» и различным подходам к этому вопросу.
Вообще человечество сейчас находится в ситуации оискусствления своих форм существования, в том числе это проявляется в попытках экспериментировать с такими глубинными основами существования, как власть, формы социальной организации. Собственно, тема и связанные с ней проблемы современны. Во всяком случае, европейские философы сейчас активно обсуждают проблематику возможности построения власти в разных формах социальной организации на примере Афганистана, Ирака и так далее (помимо того, что туда какая-то цивилизация зашла, там до этого существовала и продолжает существовать некая другая цивилизация). Эти формы разного конфликтного существования разных культур, традиций и т.д. присутствуют в нынешней проблематике, и, на мой взгляд, это и есть сверхсовременная тема. Но о ней можно говорить достаточно долго, я бы просто отослал бы к тексту книги «Охота на власть», чтобы потом можно было бы на эту тему каким-нибудь образом подискутировать.
Что касается проблематики этой лекции, она, в основном, сводится к ответам на два вопроса. Первый вопрос: какие нас ждут перспективы построения структуры власти в России, какой она сложится, какое общество мы сможем построить? Второй вопрос: возможность политики в России. Я все время сейчас задаюсь вопросом: вообще возможна ли политика в России, какая она возможна? Я говорю не о том, что сейчас политикой называют: PR, административный ресурс, интриги вокруг занятия какого-либо поста. Я говорю о политике как о деятельности по понятиям. Над этими вопросами я попытаюсь поразмышлять в этой лекции.
Я считаю, что ситуация на Украине четко поставила перед нами вопрос о 2008 годе и последующих годах, а также вопрос о том, что вообще мы строим. Почему? Во-первых, на Украине нам продемонстрировали, что мы зашли на их территорию и что здесь хозяйничаем не мы, а разные другие силы. А я полагаю, что Украина – это наша страна.
Во-вторых, социальная и политическая ситуация власти на Украине очень похожа на нашу, поэтому и интересно. Слава Богу, что все это произошло, так как если бы выиграл Янукович и там все было бы спокойно, то это было бы плохо для нашей рефлексии и анализа того, где мы, кто мы. Хорошо, что так все произошло и можно понимать, что у нас есть проблемы, над которыми стоит глубоко задуматься. А так бы мы по инерции продолжали пребывать в неведении. На мой взгляд, главная проблематика, которая развернулась на Украине и разворачивается в России, связана с тем, что Украина (как и Россия) теряет свой народ и физически (там наблюдается убыль населения), и идеологически.
Главное, конечно, то, что Украина теряет население идеологически в том смысле, что этот народ этой власти не принадлежит, он ей все равно не доверяет, считает, что она лживая, неправильная. Там бытует стереотип, что все правильные образцы находятся где-то не у нас, не в нашей стране. Я там был наблюдателем на выборах и могу сказать, как это интересно происходило. Все опросы показывали, что украинцы спят и видят, что вступят в Европу, и что они теперь будут все из себя европейцы, и что ценности у них будут европейские.
В какой-то мере это происходит и у нас, но в несколько искаженных формах: мы теряем свой народ по-разному, так как он в нашей стране более разнородный (можно даже выделить, какие части населения к какому народу относятся). Однако главная проблема – отсутствие доверия народа к власти, народ имеет не собственную идеологию, а чужую, привнесенную.
В такой ситуации, конечно, сложно выигрывать какие-либо битвы самим, то есть не договорившись с теми, кто на этой территории может привносить определенные образцы, идеологию. Собственно говоря, мы на это сами пошли и теперь нам самим приходится с этим разбираться. Мы на что пошли? Мы приняли демократию, а образцы ее не в России, а там, следовательно, правильная ли демократия в нашей стране или нет, не нам оценивать. Только там (где подлинные образцы демократии) могут оценить, какая у нас демократия: правильная или неправильная.
Мы пошли по пути строительства правового государства, следовательно, образцы права опять-таки не у нас. Соответственно, не нам оценить, как мы поступаем: правильно или неправильно, по закону или не по закону. В такой ситуации нам приходится сегодня находиться. Я считаю, что в такой ситуации построить нормальное общество, правильно выстроить демократию без собственных образцов и без собственных ответов на вопросы «Что такое демократия?», «Что такое правовое общество?» и «Что же, собственно, мы строим?» - невозможно.
Это приводит, на мой взгляд, к потере легитимности (она у них, а не у нас), суверенитета (в том смысле, что не мы теперь влияем на исторический процесс, а другие определяют наше место в мире). Страна без ответов на эти вопросы выпадает из современного тренда истории. Мне кажется, это и есть вопросы власти, на которые должна отвечать власть. В противном случае она не будет властью.
Ведь чем власть отличается от управления? Власть нельзя, невозможно задать внешним образом, она задается сама из себя. Управление задается внешне. А у нас ситуация какая-то странная: можно и извне задать, как должно быть. Следовательно, и власти в России нет. Ведь так?
Это, как мне представляется, первая и базовая проблема, к которой отношение имеют все, в том числе и элиты. Мы провели своеобразную экспедицию по стране: проехали по регионам, поговорили с разными людьми (поездка длилась примерно год). Были совершенно четко выявлены сепаратистские настроения: вы в Москве, мол, зажрались, там все есть, вы не понимаете, как живут в регионах, поэтому давайте-ка вы сами по себе, а мы сами по себе. Если это не сепаратизм, то из этого, по крайней мере, сепаратизм легко раздуть, и спокойно разделить страну на несколько частей. То есть однозначным образом присутствует пораженческое настроение.
У московских элит тоже пораженческое настроение: мол, что с этой властью делать? Сначала она создавала олигархов, теперь их же мочит, все у них отбирает. В этой ситуации ничего особенно создавать не приходится, поэтому лучше на всякий случай детям давать образование там-то, капиталы держать там-то и так далее.
Это есть некий индикатор наличия в России нерешенной проблематики власти. Мы не ответили на главные вопросы нашей власти: как жить нашей стране, какую демократию и какое общество нам строить и чего мы хотим в перспективе? Без этого в принципе невозможен суверенитет страны. В принципе, меня можно прерывать в любой точке и задавать вопросы. Я просто боюсь вас усыпить.
Вопрос из зала: Кремль взял под контроль местные власти. Откуда сепаратизм?
Рифат Шайхутдинов: Дело в том, что региональной власти нет. Что Вы называете региональной властью? Элита считает, что может и должна жить отдельно от Москвы. Это главное. А это и есть основа сепаратизма.
Я думаю, что ответил на ваш вопрос. В принципе, проблема того, что понимает наша власть под властью, таковой не является. Большинство наших философов, социологов, политологов путают государство и власть, то есть они два этих разных понятия склеивают, считая, что власть - это и есть государство. Это подспудно чувствовалось в Вашем вопросе.
Отсюда появляются соответствующие действия укрепления государственной машины: надо губернаторов назначать, ликвидировать всякие выборы и всякое самоуправление, ввести законы самоуправления попозже... Реформа госаппарата и прочие подобные мероприятия связаны с тем, что под властью понимается некая вертикаль - государство.
На самом деле, представление о единстве власти и государства неправда уже давно, наверное, со времен разделения вождя и шамана. Это весьма архаичное представление. Тот же Монтескьё выделял три инстанции власти, а сейчас в мире выделяется семь таких инстанций. Сейчас медицина формируется как инстанция власти. Говорят: «Птичий грипп!» - и ничего не делают. Или появляется ящур – вырезают весь скот. Через два года медики объявили пандемию гриппа и сказали, что 200 рублей стоит российская вакцина и 600 – зарубежная, французская. Я думаю, что если Вам скажут, что движется пандемия гриппа, Вы пойдете и сделаете себе этот укольчик, дабы не заразиться. Поэтому медицина сейчас сформируется как инстанция власти, помимо СМИ и прочих – все знают эти инстанции власти, зачем их перечислять. Сейчас медицина станет такой инстанцией власти и будет напрямую работать с Вашим телом и сознанием, хотя она уже достаточно давно начала с этим экспериментировать: режимы, что нужно принимать (таблеточки, витаминчики) и так далее. Это и есть такая материя власти, которую мало кто сейчас видит и понимает. Насчет этого происходит перекос, когда склеиваются понятия государства и власти, то такая архаика и получается.
Вопрос из зала: Так и техническая инженерия может быть носителем власти, ее источником, - если рассуждать таким образом, выделяя медицину во властную инстанцию. Мы можем так вообще любую сферу во власть записать. Почему не технократия, если у Вас медократия?
Рифат Шайхутдинов: Нет, подождите. Это же уже достаточно давно описали. В сетях скоро возникнет нетократия - после Интернета. И что? И с этой инстанцией надо будет работать. Только не каждый профессиональный союз может быть властью.
Вопрос из зала: Каков критерий того, что какая-то инстанция может быть властью?
Рифат Шайхутдинов: Это хороший вопрос. Критерий простой. Кто определяет порядок жизни, в которой мы живем, то есть кто может на него влиять, тот и есть инстанция власти. Власть же отвечает за порядок, за его организацию.
Это интересная проблема. Есть сама проблема мысли о власти. Если Вы задумаетесь, выяснится интересная штука: мыслить про власть практически невозможно. Попробуйте помыслить про власть. Выяснится, что это невозможно, потому что власть существует до мышления. Есть такой парадокс. Кстати, Кант это уже понимал: он разделял власть, которая до рассудка, и государственную власть, которая после рассудка. Мыслить власть невозможно, потому что Вы сразу оказываетесь в определенных формах порядка. А форма порядка есть то, за что власть отвечает.
Белгородский: Вопрос о разделении власти и элиты. Как они разделяются?
Реплика из зала: Я хочу по поводу Канта не согласиться. Тогда лучше поговорить о Шопенгауэре. По его мнению, воля существует до разумных проявлений. У Канта не совсем так.
Лейбин: Ребята, я не понимаю: Вам не понятна постановка проблемы? Или в чем вопрос?
Реплика из зала: Просто ремарочка.
Рифат Шайхутдинов: Ремарочки – это хорошо. Про власть и элиты. С понятием «элиты» есть большая путаница. У нас под элитой понимают правящий класс, известных людей, журналистов, артистов. Я считаю, что элита – это посредник между властью и народом. Элита есть концентрированный носитель некоторых исторических, вневременных ценностей, которые он на себе несет и может передавать народу. Этот носитель может и от народа что-то впитывать. Элита – это посредник и совершенно необязательно это люди, которые стали великими, известными. Элита всегда формировалась как порода. Что такое элитный чиновник? Это породистый чиновник, он является носителем этой породы и всех ее характеристик. Эта породистость есть не что иное, как качество носителя. Элита не что иное, как носитель определенных качеств.
Белгородский: Хорошо. Тогда между кем и кем этот элитный чиновник стоит? Он лишь носитель, но не посредник.
Рифат Шайхутдинов: Сейчас постараюсь объяснить. Если есть такой носитель определенных ценностей, то есть, грубо говоря, на кого смотреть и видеть, что от кого можно услышать. Есть некий носитель образца, за счет этого он становится некоторым посредником. Власть может начинать к нему апеллировать и о чем-то с ним договариваться. Власть напрямую не может общаться с народом. У власти есть проблема: она общается с ним через присутственные места (паспортный стол, граница, общественные приемные, съезды, конференции) и СМИ, а через все это надо что-то еще и донести. Но выясняется, что те, кто с ними постоянно живут и на себе несут некоторые ценности и их демонстрируют, являясь образцом, есть тот суррогат, через который власть может, ссылаясь на что-то, что-то продвигать.
Белгородский: Но только что было сказано, что при принятой демократии образцы там.
Рифат Шайхутдинов: Так я же об этом специально сказал. Почему у народа нет доверия к власти? Образцы не наши, идеология не наша, и поэтому те носители, которые это делают, пораженчески настроены, потому что они ту идеологию и приветствуют. Зачем доверять власти в такой ситуации? Нет у нас наших, российских элит. Вот что я утверждаю.
Максим Гардин, Центр изучения региональной политики, кандидат политических наук: Скажите, пожалуйста, в предыдущем выступлении Вы дали критерии власти: носитель власти – тот, кто определяет порядок в какой-то определенной области. Слишком широкая бессистемная система. Не могли бы Вы сузить? Если говорить об исполнительной власти – понятно, что она определяет порядок, не могли бы Вы сказать, кто сейчас в исполнительной власти определяет порядок? Не могли бы Вы дифференцировать исполнительную власть? Кто, по Вашему мнению, наиболее сильно и четко влияет на порядок?
Рифат Шайхутдинов: У нас нет разделения. Давайте, чтобы все эти разделения не застилали вам взор. Нет у нас разделения между исполнительной и законодательной властями. Это все ерунда! Честное слово!
Просто посмотрите на это по-другому. Где решаются все вопросы о назначениях, о распределении бюджета и так далее? Все бегут «за зубцы». Там решают вопросы. Отсюда, кстати, элемент недоверия, потому что все знают: надо не с партиями и не с губернаторами, не с исполнительной властью договариваться, а сбегать туда за зубцы, переговорить в Кремле, и все будет решено. При этом получается, что власть исходит оттуда, а народу показывают, что, например, губернатор (партийный лидер, партия) как будто что-то решает. Отсюда возникает недоверие.
Если бы люди из Администрации Президента начали выходить в публичную политику и говорить, тогда бы недоверие сокращалось. Кстати, я считаю, что Сурков делает абсолютно правильно: выходит, начинает что-то говорить. Недоверие складывается тогда, когда все знают, что незачем говорить с марионеткой, ведь можно пойти пообщаться с кукловодом.
Нет у нас разделения исполнительной, законодательной власти. Нам бы сначала сформировать хоть какую-нибудь вторую инстанцию власти. Кстати, тогда и демократия возникнет. Ведь демократия - это же не власть народа, как Вам в учебниках по политологии пишут. Извините, каких наук Вы кандидат?
Гардин: Политических.
Рифат Шайхутдинов: Нет у нас этого разделения на судебную, законодательную, исполнительную власть. Господа, нет! Давайте сначала хотя бы создадим вторую инстанцию власти, тогда появится возможность демократии, тогда появится и возможность политики, потому что вне нескольких инстанций власти и политика невозможна, и демократия невозможна. Мы находимся с Вами в другом веке, в глубокой архаике. Надо это понимать.
Лейбин: Правильно ли я понимаю, что если доводить вышесказанное до предельной жесткости, то получается, что неизвестно, является ли властью единственная существующая инстанция. Есть подозрение, что это лишь управленческое явление, а власть вообще не здесь.
Рифат Шайхутдинов: Если я так скажу, то это будет обвинением наших великих руководителей. Но я так не считаю. Есть, конечно, такие эксперты, которые пишут, что вообще-то и Горбачев, и Ельцин, и Путин были ставленниками и марионетками Запада и что Россия уже давно является марионеточным, африканским государством. Так, например, Александр Александрович Зиновьев считает.
Я так не думаю. Мне кажется, что местами шанс еще есть. А если они марионетки, значит, они уже предатели родины. Здесь такая странная вещь. Значит, они уже давно с ними договорились и тут в какую-то свою игру играют. Шанс остается.
Да, у нас архаичная власть. Администрация Президента, скажем, делает много неправильного, но за суверенитет пытается бороться. Если так не считать, то надо валить из этой страны, вот и все! Тогда здесь делать нечего. Либо есть другой вариант: надо валить их.
Лейбин: Предельно жесткие формулировки нужны для более ясного разговора. Я же тоже не против любимого президента…
Рифат Шайхутдинов: Я не в этом смысле, я просто логически рассуждаю.
Лейбин: Понял, мы, кажется, поняли про вторую инстанцию власти. На этом месте коллеги должны спросить, как создать вторую инстанцию.
Рифат Шайхутдинов: Я хочу дальше на эту тему порассуждать.
Лейбин: А тут есть прямо операционная штука. Если второй инстанции не нужно, то эта первая занимается просто управлением. А если она нужна, то это – все-таки власть.
Рифат Шайхутдинов: Нужно. Зачем нам архаичными быть, нам надо быть современными. Нужно создавать. Что, дальше поедем? Или какие-то вопросы есть?
Лейбин: Я предлагаю ехать дальше, иначе мы вообще не двинемся.
Рифат Шайхутдинов: Не доедем. Это я всех к книжке отослал. А тут просто был один умник, который сказал, что это не Кант, а Шопенгауэр. Я его не понял, поэтому отослал к книжке – читать, учиться.
Алдонясов: Вы сделали попытку дать определение власти.
Лейбин: Не было такой попытки. Что Вы! Не было!
Алдонясов: Власть - это некая система, которая устанавливает порядок. Вы говорили?
Рифат Шайхутдинов: Говорил.
Алдонясов: Вот и все. Вы считаете, что это определение?
Рифат Шайхутдинов: Нет.
Лейбин: Не было речи об определениях. Это Вам показалось, что было, – не было!
Алдонясов: Так дайте определение, иначе это – пустой разговор.
Рифат Шайхутдинов: Не дам Вам определения, не дам.
Алдонясов: В таком случае Вы валяете дурака.
Рифат Шайхутдинов: Нет.
Алдонясов: Тогда это провокация. Вы обсуждаете, но неизвестно что.
Лейбин: Мы сейчас не обсуждаем определения.
Алдонясов: Тогда зачем мы собрались?
Рифат Шайхутдинов: То есть Вы только по определениям беседуете, только тогда, когда есть определение?
Алдонясов: В прошлом году делал доклад Слипченко. И там возник вопрос, что такое терроризм. Я выступал по поводу того, что такое терроризм. Но до сих пор нет определения терроризма нигде.
Лейбин: А от этого террористы пропадают? Мы не это сейчас обсуждаем. Я вынужден лишить Вас слова, потому что мы не это сейчас обсуждаем.
Рифат Шайхутдинов: Определение – это гробик для мысли. Гробик такой, знаете? Мы обсуждаем ситуацию.
Алдонясов: Как, не дав определение, Вы будете обсуждать ситуацию? Вы будете нас вводить в заблуждение.
Рифат Шайхутдинов: Определение нужно только для математики. Но мы же здесь не математикой занимаемся. А есть еще понятия, категории, есть еще много других инструментов мысли. Вот смотрите…
Алдонясов: Вы сказали, что власти нет. Докажите, что ее нет!
Рифат Шайхутдинов: Это не нуждается в доказательстве. Это очевидно. Есть очевидности, которые не нуждаются в доказательствах.
Алдонясов: Власть может быть хорошей или плохой, но она есть. А вы говорите, что нет.
Рифат Шайхутдинов: Здесь мы с Вами принципиально расходимся. Я считаю, что определения – это все Ваши гробики. Вы этими определениям, извините, засрали всю мысль. Нет мышления с этими определениям. Что толку, что я дам определение? Есть вещи, которым дать определение нельзя. Есть мирообразующие понятия, которые вообще не нуждаются в определении. Любовь определите, пожалуйста.
Алдонясов: Я могу.
Рифат Шайхутдинов: Что же сделать, если в этом пункте мы с Вами принципиально расходимся. Если эта проблематика, о которой мы говорим, более или менее всем ясна, кроме коллеги с гробиками, двинусь дальше. На мой взгляд, нужна идеологическая работа с населением, дабы не проиграть этот народ, потому что наша зависимость от Запада достигла предельной точки. Мы зависим от курса валюты, цены на нефть, импорта.
Я сейчас с удивлением посмотрел статистику по импорту, например, лекарственных препаратов – мы практически полностью сели на импортную иглу. По многим параметрам мы сильно зависимы от импорта (продукты и т.п.). Есть как минимум пять иголок, на которых мы сидим, но это многовато для страны, пытающейся сохранить суверенитет.
Даю определение суверенитета – это возможность страны участвовать в определении некоторого исторического процесса, самостоятельно быть субъектом истории. Чтобы быть субъектом истории, нужно эту зависимость либо снизить, либо хотя бы иметь свой народ, чтобы здесь хоть что-то свое создавать. Поэтому надо избавляться от импортной, курсовой зависимости, зависимости от цен на нефть, образцов демократичности и так далее.
Этим зависимостям надо противостоять. Для того чтобы им противостоять, нужна некоторая работа с населением и формирование своего народа. Чтобы сформировать свой народ, нужна, конечно, идеологическая работа. Возникает здесь следующий парадокс. Народ не верит власти, доверие во всяком случае снижается. Какая-то часть народа, которая живет на дотациях, пытается с нее больше и больше получать…
Вообще наше население неоднородно. Я бы выделил как минимум четыре категории: самозанятое население, которое уже не платит никаких налогов и уже особо ничего не берет (мешочники, таксисты, это достаточно большая, как утверждает статистика, доля населения); самодеятельное, которое занимается бизнесом, предпринимательством и платит какие-то налоги; население, которое полностью сидит на дотациях государства (это достаточно большой сектор, эта те люди, с которыми надо работать, так как они еще единственные, кто наблюдает за происходящим в стране, две же предыдущие категории давно махнули на это рукой); население, вызванное к жизни внутренней миграцией (эта часть тоже достаточно большая, хотя из перечисленных она, конечно, самая маленькая, эти люди имеют по несколько гражданств, имеют возможность заниматься бизнесом где угодно).
Поэтому, чтобы не потерять этот народ, нужно вести какую-то работу. В условиях, когда народ не доверяет власти, непонятно, как вести эту работу. То есть давать народу какие-нибудь преференции, какие-то подачки – это тот фактор, который вызывает иждивенчество и уменьшает активность, мобильность населения, лишает возможности самим зарабатывать и вообще до добра не доводит. Для того чтобы вести с населением работу в части указания перспектив (куда и зачем мы идем), нужно иметь таких людей, которые это понимают и умеют это сделать. Я считаю, что первый и главный момент – это наладить коммуникацию с населением и попытаться все-таки совершить первый шаг к повышению доверия, то есть, грубо говоря, ответить на вопрос: что же мы делаем в этой стране и куда же мы движемся?
Я бы здесь выделил как минимум три направления, которые могли бы, на мой взгляд, сблизить власть с народом и дать почву для обсуждения перспектив. Первое направление. Необходимо объявить кампанию по травле мелкого чиновничества, с ним нужно что-то делать. Это такой класс, который стоит между государственной властью и народом и, на самом деле, мешает и тем, и другим: верхушке государственной власти, которая не может реализовать какие-либо реформы через этот класс, и народу, с которого оно получает мзду, и доит, и мучит, и так далее.
Посмотрите на эти очереди в паспортный стол, для получения регистрации, для прохода техосмотра автомобиля и так далее. Этот класс иждивенческого чиновничества огромен. Вместо того чтобы мучить и истреблять наш бизнес, который только зарождается, надо бороться именно с этим классом. В этом смысле всегда кажется странным, что сажают бизнесменов, но не сажают чиновников, давших им преступить закон.
Сажают Ходорковского (нет, я не против, пусть сажают, может быть, надо и побольше посадить – не вопрос), но тогда будьте честны перед собой – сажайте тех чиновников, которые это позволяли, подписывали все эти бумаги. Поэтому этот шаг очень важен и нужен. Это касается и милиционеров, которые проверяют на каждом углу, и гаишников и так далее. Этих мелких чиновников огромное количество. Я думаю, понятно, о чем я говорю. Этот первый шаг сближения власти с народом, как мне кажется, произойти может.
Второй шаг, также важный для сближения с народом, – решение вопроса о приватизации. На мой взгляд, неправильно говорить, что не надо пересматривать итоги приватизации. Как бы это ни было горько (я тоже участвовал в приватизации, у меня есть какие-то активы, есть бизнес, и немаленький; правда, весь мой бизнес не из приватизации получился, может, поэтому я так и говорю), были большие перекосы, и их надо признать, и надо разобраться, что должно быть государевым, а что должно быть в бизнесе. Если мы энергетическая страна - у нас есть нефть, газ, атомная энергетика, - надо определиться, что должно быть национализировано (выкуплено, даже не экспроприировано) и все-таки пущено в какую-то разумную часть экономики. Перекос приватизации, мне кажется, надо ликвидировать.
Третий шаг, который нужно совершить, чтобы сблизить народ с нашей властью, состоит в том, чтобы реализовать хотя бы один крупный проект.
От власти президента ожидалось очень много. Также многое и позволялось. Хотите произвести реформу госаппарата – пожалуйста. Хотите отменить выборы губернаторов – пожалуйста. Хотите сделать так, чтобы были только выборы по партийным спискам (при отмене одномандатных), - пожалуйста.
Все считали, что формируется некоторая управляемость, которая позволит что-то сделать. И Стабилизационный фонд формируется для того, чтобы что-то сделать. Дальше возникает такой вопрос: раз так, тогда почему никаких реальных изменений не происходит. Сделайте хоть что-нибудь! Вы все сформировали, рычаги управления у вас, Стабфонд большой – сделайте что-то!
Как раз третий шаг состоит в том, чтобы наконец объявить какой-нибудь крупный проект и начать в него вкладывать и интеллектуальные, и финансовые ресурсы.
Без этих трех составляющих, я считаю, невозможно никакими другими методами начать нормальную работу со своим народом. Я уж не говорю о сближении народа и власти. Без этого не остановить войны власти с собственным народом. В принципе, сейчас приостановили, но вслед за олигархами можно дойти до среднего и мелкого бизнеса. Уже же ходят шутки, что прокурор – это начинающий бизнесмен без начального капитала.
Это неспроста такие шутки ходят, потому что все после дела Ходорковского почувствовали дух экспроприации и начали как бы все изымать. Этого не остановить. Нужно сделать три названные мною вещи: разобраться со сформировавшимся паразитирующим классом мелкого чиновничества, определиться с приватизацией и запустить крупный проект. Без этих действий нельзя сблизить народ и власть и возродить доверие первого к последнему (и обратно тоже), а, соответственно, организовать какую-либо платформу для формирования идеологии. Без этих условий идеология превращается в пиар, обман населения. На выборах в который раз много чего обещается и ничего не исполняется. Время пиара и обмана населения закончилось. Нужны наконец реальные действия. Здесь можно поставить небольшую точку, чтобы двинуться дальше.
Лейбин: Задам короткий вопрос. А откуда известно, что названные Вами темы начала коммуникации и есть начало диалога власти и народа? Что это за темы?
Рифат Шайхутдинов: Может быть, непонимание возникло оттого, что я сразу перешел к конкретным мерам прежде, чем объяснить, какие есть варианты создания второй инстанции власти. Мы проскочили две вещи. Мне казалось, что в я полемике это высказал. Давайте повторюсь. Я считаю, что демократия не сводится к власти народа и предполагает формирование второй, третьей и прочих инстанций власти.
Какие в России могут быть другие инстанции власти? Вторая инстанция власти, на мой взгляд, - это политическая инстанция: партийная система может противостоять тому государственному капитализму, который сейчас формируется. Чтобы сформировалась эта партийная инстанция власти, она должна начать какой-либо процесс, на котором должна начать формироваться. Я считаю, что три процесса, о которых я сказал, есть те процессы, на которых она может формироваться. Готов давать им обоснования. Они являются сегодня ключевыми в той структуре, которая формируется. Смотрите, что мы приобрели. В этом смысле Ельцин, получивший марксистское образование, формировал в качестве опоры нового устройства общества бизнесменов и олигархов. Он думал, что формирует некий класс, на который может опираться новая власть.
Лейбин: То есть вторую инстанции вообще-то уже делали – власть денег.
Рифат Шайхутдинов: Власть денег. Он пытался это сформировать. При этом он понимал, что бизнес можно сделать как мелким, так и крупным. Кстати, шло где-то обсуждение по вопросу, крупный или мелкий капитал формировался в России. Выбор был в пользу крупного, потому что крупным выгодно не разваливать страну на части, они заинтересованы в целостности страны.
Ольга Лобач: И его легче сформировать.
Рифат Шайхутдинов: И его легче сформировать. Пришла новая команда и начала свои действия с разрушения этого класса, делая ставку на чиновничество. Она начала формировать ЭТОТ класс. На мой взгляд, процесс формирования класса государственных чиновников практически завершился, и этот прослойка почти окончательно сложилась, устоялась и так далее.
Но она же разрушительна для дальнейшего развития, потому что она пытается все привести в состояние стабилизации и не дать возможность делать что-либо дальше (мол, и так все нормально, стабильно, хорошо). Поэтому это такая основа начала конца. Теперь возникает вопрос: можно ли на этот класс опираться, можно ли на этой базе что-то строить и может ли страна развиваться таким образом.
Я бы сказал такую крамольную вещь, что они, по Веберу, идеальная бюрократия: что прикажут, то и будет делать. Чиновники находятся вне неких целей и задач – это чисто паразитирующий класс. Они ничего не производят, не создают. Они занимаются чистым кормлением, как это всегда было на Руси. Поэтому вторая инстанция власти должна опираться на нечто другое, на классе чиновничества она не может возникнуть.
Почему, на мой взгляд, «Единая Россия» - колосс на глиняных ногах? Потому, что она, собственно, на этот класс опирается. Но на него невозможно опереться, так как он неактивный: ему дают приказы, он их исполняет. Это и есть основание.
Лейбин: Про различие власти и управления я понял. Перо множественность инстанций тоже ясно. Я не понял, откуда в этом дискурсе партии. Это импортируемое явление?
Рифат Шайхутдинов: Я немного забежал вперед, но я до этого дойду. Но, надеюсь, Вы заметили, что у нас нет логического дискурса, выходящего из первого тезиса во второй и так далее. Поэтому у нас не дискурс.
Лейбин: Это да. Но тем не менее. Это только слово. Ведь непонятно, что такое партия. Хотелось бы знать ответ на вопрос.
Рифат Шайхутдинов: Давайте пока о партиях не говорить.
Я сделал предположение, что одной из новых инстанций власти могут быть партии или партия. Я взял аналогию: национал-фашистская партия в Германии была той инстанцией, она боролась с разгулом чиновничества. Я лишь предположил, что у нас чиновничеству может противостоять что-то такое (партия, партийная система). Давайте это утверждение будем принимать как гипотезу, а потом уже, когда подойдем вплотную к этой теме, я начну приводить доказательства.
Я сказал только следующее: мы сейчас находимся в ситуации, при которой чиновничество почти окончательно сформировалось как класс, при которой почти завершился процесс складывания государственного капитализма – отберут все, что должны отобрать, практически уничтожат бизнес-составляющую. И наступит стабилизец. А я говорю, что с этим делать, – создавать вторую инстанцию власти.
Лейбин: Мне по содержанию не очень понятно следующее. Как сочетаются понятия «партия» и «класс», и что они означают? Эти понятия, вроде, из разных книжек.
Рифат Шайхутдинов: Партия и классы из одной книжки.
Лейбин: Из той.
Рифат Шайхутдинов: Из той – это из какой? Из «Краткого курса».
Вопрос из зала: Может быть, я немного забегаю вперед. Вы сказали о трех шагах сближения власти с народом. Вы знаете, что нужно проводить это сближение. А есть ли у Вас механизм этого сближения?
Рифат Шайхутдинов: Это вопрос как раз следующей части.
Загидулин: А зачем власти вообще на кого-то опираться (на классы, партии - неважно)?
Рифат Шайхутдинов: Не знаю.
Я бы так сказал. Власть в опоре, конечно, не нуждается, но нуждается в силе, за счет которой она может формировать определенный порядок (удерживать или разрушать). Когда использую слово «опираться», я имею в виду главную движущуюся силу этого класса, о котором идет речь.
Я понимаю, о чем Вы говорите. Да, потом возникает всякий бред (логический) вроде базиса и надстройки. Я этого не говорил и не собираюсь говорить. Власть… В английском языке (если говорить об этимологии значения) власть – это сила, мощь и так далее (power, authority). Нужна некоторая сила, которая является, собственно, движущей силой этой власти. У каждой власти должна быть такая сила: у кого-то боевые подразделения и армия, у кого-то какой-то класс.
Загидулин: Прошу прощения. У меня сложилось впечатление, когда Вы об этом говорите, это, скорее, похоже, что Вы исходите из некоего ценностного определения власти: на кого-то надо опираться, отсюда следует вывод, что нужно какую-то коммуникацию с народом налаживать. Но ощущение у меня такое, что все это имеет отношение не к власти, а к Вашим личным ценностям. Медицинской власти не на что опираться, кроме как выстроенной картинки о смертоносном гриппе.
Рифат Шайхутдинов: Сила, конечно, должна быть. Не знаю, несмотря на то, что у Вас сложилось такое впечатление, у меня нет такого. Я считаю, что власть не должна на кого-то опираться, она, чтобы быть, должна иметь силу, которую надо черпать где-то. Та власть, которая есть сейчас у нас, силу практически утеряла. Смотрите, у нее нет практически ничего, для того чтобы себя реализовывать и формировать новый порядок. Все завязано на импорте, частично на курсе валют, на цене на нефть. Образцы (демократии и т.п.) там. Нас постепенно лишают этой властной силы. Остался наш народ, который должен за что-то бороться. А выясняется, что ему уже не за что бороться.
За что, за что ему бороться?! Власть теряет силу потому, что народ не понимает, за что он должен бороться и почему эту власть защищать. А не сдаться ли, например, японцам: приезжаем на Сахалин, а нам говорят, мол, да зачем вам эта власть, да ну ее, давайте сдадимся японцам, и все. Следовательно, у нашей власти и этот источник силы иссякает.
Ольга Лобач: Все равно не поняла. Из первого описания следовало: власть создает фактически свои инструменты (олигархическую группу или чиновничий класс). Но эти инструменты искусственно созданы, они не являются источником силы, они лишь увеличивают силу, которая уже была у власти. Теперь, если создавать нечто новое, как мы будем создавать другие точки? Из какой позиции ее создавать? Так же инструментально, как до этого? Или надо вводить другие, понятийные вещи? Ведь получается, что нет никакого основания для возникновения другой силы. Сила есть или нет?
Рифат Шайхутдинов: Власть не инструмент.
Ольга Лобач: Власть не инструмент, а группы, которые были перечислены (олигархические группы, мелкое чиновничество), - инструменты власти, они созданы ей. Они не являются равнозначными точками, и новую точку необходимо создавать из власти. Иначе из чего ее можно создать?
Рифат Шайхутдинов: Конечно! Это, собственно, и есть корневой вопрос. Не ответив на это, мы не можем ответить на вопрос: а какая новая инстанция власти может сформироваться? Государственная власть же не будет для других формировать источники власти, она делает это исключительно для себя. В этом смысле олигархи упустили свой шанс: они могли стать инстанцией власти. Им надо было не пытаться захватить государственную власть, а самим стать источником власти, то есть ответить на вопрос, за счет чего прирастает богатство в этой стране и за счет чего мы можем его защищать. Тогда бы они стали самостоятельной инстанцией власти, которая бы вступала уже в договорные отношения с государственной властью. Они упустили свое время. Возникает вопрос: какие силы все-таки могут дойти до того, чтобы оформиться в некоторую инстанцию власти.
Ольга Лобач: Нет, тогда надо сделать шаг в сторону и сказать, что власть на олигархическом бунте уже научилась уничтожать всевозможные точки выращивания реальных оппонентов. Затем она сделала следующий шаг, создав класс мелкого чиновничества, полностью подконтрольного. Невозможно представить даже в перспективе, что может стать такой точкой сопротивления. Тогда возникает следующий вопрос: власть, реально существующая в России, - возвращаемся к теме лекции – позволяет сейчас иметь хотя бы одну точку выращивания самостоятельной ее конкуренции? В противном случае надо говорить о том, как бороться с этой властью. Власть не дают, ее берут: либо ты сотрудничаешь, либо ты борешься.
http://www.polit.ru/lectures/2005/0...aihutdinov.html