Что и зачем мы охраняем? Ценностная структура объекта культурного наследия
Лекция Льва Лифшица Мы публикуем полную стенограмму лекции доктора искусствоведения, заведующего отделом древнерусского искусства Государственного института искусствознания, специалиста в области охраны и реставрации памятников изобразительного искусства и архитектуры Льва Лифшица., прочитанной 26 февраля 2008 года в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру». Лекция посвящается памяти выдающегося российского искусствоведа Алексея Комеча и приурочена к выходу сборника "Хранитель: А.И. Комеч и судьба культурного наследия России" (М. : Искусство - XXI век, 2009).
Текст лекции
Наталья Самовер (составитель сборника): Дорогие друзья. Сегодня 26-е февраля. 28-го февраля исполняется два года с момента кончины Алексея Ильича. Два года его с нами нет, два года продолжают существовать проблемы, которыми он занимался много лет. И сейчас появилась возможность снова дать звучать его голосу.
В этой книге собраны 15 публицистических статей и около 20 воспоминаний людей, которые знали Алексея Ильича: его супруги, брата, друзей, коллег, и тех, кто знал его только как общественного деятеля. Когда я начинала работать над этой книгой, я поставила перед собой задачу показать Алексея Ильича Комеча именно как общественного деятеля. Я тоже была с ним знакома. Это было не близкое знакомство и не долгое. И, тем не менее, этот человек производил колоссальное впечатление. Большая часть сидящих в этом зале никогда не читали его научных трудов. Тем не менее, его имя всем известно. Это был один из немногих людей, которые были для нас духовными авторитетами, человек, к чьему слову мы прислушивались, и человек, по чьему слову мы учились. Учились видеть, ценить и занимать умную, твердую и честную гражданскую позицию. Показать не только гражданскую позицию Алексея Ильича, но и то, откуда она происходила, в чем коренилась, атмосферу его семьи, культуру, в которой он вырос и которую распространял вокруг себя, человеческие связи, которые его окружали, жизненный опыт, сформировавший его личность, – цель этой книги.
Мы стремились показать Комеча как очень разностороннего человека. Все знают, что он был публицистом. Многие знают, что он был прекрасным фотографом. Очень мало кто знает, что он был, как выразилась его супруга Эмилия Яковлевна, «фоторадиоголиком». Он был человеком, прекрасно знающим радиоаппаратуру. Не только как пользователь, но на уровне инженера. Он вкладывал очень много ума, сердца и любви во все, что он делал.
Я занималась этой книгой довольно долго. И мне было очень приятно это делать, потому что я чувствовала, что имею дело со счастливым человеком.
И последнее. Эта книга очень многому лично меня научила. Представьте себе, для того чтобы появились эти воспоминания, нужно было обратиться ко многим людям, обремененным годами, академическими званиями, занятостью, болезнями. Я звонила этим людям и говорила: «Здравствуйте. Вы меня не знаете. Меня зовут Никак. Напишите мне, пожалуйста, воспоминания об Алексее Ильиче». Это значило, что им надо сесть за стол, потратить время, напрячься. «Когда сдавать?» - говорили мне в ответ люди. Это удивительный урок. Стоит жить таким образом, чтобы после твоей смерти друзья так реагировали на произнесение твоего имени!
Лев Исаакович – один из близких друзей Алексея Ильича. Передаю ему слово.
Лев Лифшиц (фото Наташи Четвериковой)
Лев Лифшиц: Всем понятно, что меня пригласили именно потому, что сегодня что-то вроде презентации только что вышедшего сборника, посвященного А.И. Комечу. Принесли книгу, в которую вошли замечательные публицистические статьи Алексея Ильича и воспоминания о нем. Далеко не все они хорошо известны даже его близким друзьям и коллегам. Мне, например, кое-что хорошо известно, а кое-что я читаю впервые. Читаю – и переживаю, слышу живой голос Алексея Ильича. Учитывая проблематику, которой посвящены эти статьи, я и осмеливаюсь предложить вам сегодняшнюю лекцию. Впрочем, слово «лекция» слишком громко звучит. Я просто думал выступить перед вами и рассказать о том, как люди занимаются проблемами охраны и сохранения памятников.
Я, как видите, уже произнес два важных слова, о которых мне и хотелось бы с вами поговорить. Я имею в виду «охрана» и «сохранение». В сознании огромного количества людей эти понятия абсолютно неразделимы, слиплись. В этом ничего странного нет, но ужасно, что названные понятия неразделимы и для нашего законодателя. Из этого обстоятельства проистекает масса чудовищных вещей, которые оказывают свое влияние на то, что происходит в сфере охраны и сохранения памятников. Для сегодняшнего разговора я выбрал эпизод, который уже долгое время волнует научную общественность, людей, которые занимаются охраной памятников, а также их реставрацией, то есть сохранением. Реставрация – это та деятельность, которая более всего подходит к термину «сохранение». Охрана же – это действие, более связанное в деятельностью государственных органов, – с аспектами юридическими, законодательными, административными. Естественно, что эти виды деятельности неотделимы один от другого. Так вот, речь идет о так называемом «предмете охраны». Это понятие появилось в законе «Об объектах культурного наследия», одним из авторов которого был Алексей Ильич, а одним из инициаторов и разработчиков этого понятия была Наталья Александровна Потапова, которая еще не так давно возглавляла отдел в нашем городском Комитете по наследию.
Очень трудно ответить на, казалось бы, простой вопрос: «Что такое объект культурного наследия?» Как мы изо всей массы дошедших до нас объектов недвижимости выделяем то, что называем памятником, объектом культурного наследия? Как правило, мы с вами имеем дело с уже состоявшимися памятниками. В сознании общества они являются либо очевидными шедеврами архитектуры, либо очевидными свидетельствами истории. Так они обычно и позиционируются. Но в действительности понятие объекта культурного наследия значительно сложнее и шире. Мы знаем, что на охрану ставятся самые разнообразные постройки и по самым разным причинам, например, некогда рядовые, а ныне ставшие уникальными объекты типовой застройки. Второй вопрос – зачем охранять, и все ли в объекте, причисленном к памятникам, подлежит сохранению? Он приобрел особую остроту, потому что памятники у нас стали объектом экономических отношений, их начали продавать, приватизировать. Государство понимает, что у него нет денег на сохранение и охрану всей огромной массы памятников. И идет на такие шаги, как приватизация. И появляются собственники, которые хотят этим имуществом распоряжаться. Естественно, они вкладывают деньги не для того, чтобы просто любоваться. Конечно, одна из важнейших для новых собственников задач - заставить приобретенную ими недвижимость функционировать так, как им хочется, кажется правильным. Поэтому возникает третий вопрос – как охранять?
Надо сказать, что Алексей Ильич, будучи человеком абсолютно трезвым, прекрасно понимал, что если памятник не сделан объектом экономических отношений, все наши разговоры о его сохранении останутся чем-то прекраснодушным, а памятники будут продолжать разрушаться. Их будут палить, поджигать и т. д. Вы прекрасно знаете такие примеры: стоит бесхозный памятник, потом мы видим его сгоревшим, а через некоторое время он исчезает, и на том же месте мы видим совсем другую постройку. Для достижения компромисса и родилось понятие «предмет охраны», которое предполагает в памятнике нечто, что следует охранять, но есть и нечто другое, что можно видоизменять. Это некий кусок, брошенный в сторону инвестора, который будет этим имуществом распоряжаться. Но уже очень скоро результат введения в закон этого понятия стал приносить чудовищные плоды. Мы все их видим. Это, скажем, полностью разрушенные здания, от которых остались только фасадные стеночки, а за ними все снесено. Достаточно пройтись по Тверскому бульвару. Сразу за рестораном «Пушкин» вы можете увидеть целый квартал таких зданий, или новый многоэтажный корпус Института хирургии на углу Абрикосовского переулка и Погодинки, разрезавший пополам здание XIX в., являющееся памятником. Алексей Ильич остро и резко оценивал этот процесс.
Понятие «предмет охраны» во многом повинно в том, что этот процесс пошел не так, как нам всем бы хотелось. Происходит столкновение понятия «объект» как представления о некоем цельном сооружении и понятия «предмет охраны», связанного с выделением некоторых частей внутри объекта, которые и следует охранять. Это все породило ощущение непримиримого противоречия, настолько острое, что в сентябре 2006-го года наш тогдашний министр культуры Александр Сергеевич Соколов созвал в Министерстве совет, на который были вынесены вопросы, связанные с предметом охраны памятников. Докладчиком выступал Андрей Леонидович Баталов, который произнес очень толковую и резкую речь, указав на результаты, о которых я вкратце сейчас сказал. После этого последовало некое действие со стороны министерства. Была создана комиссия для разработки того, что представляет этот предмет охраны. Могу вкратце зачитать вам это поручение. «Задача – определить принципы выявления ценностных характеристик объектов культурного наследия, разработать метод их описания. Изучить международный опыт, изучить функционирование понятия «предмет охраны» в отечественной практике (такого понятия не было). Выявить аспекты культурной ценности, охватываемые предметом охраны: исторические, сакральные, художественно-эстетические, научные. Архитектурные, градостроительные характеристики, входящие в предмет охраны, - например, градостроительное значение объекта, объем и пространственная структура сооружения, декоративная система сооружений и их интерьеров, инженерно-технологические особенности объекта и др.» Думаю, из прочитанного понятно, чем должна была заниматься эта группа. И она действительно создала серьезный и большой документ. Но, как это бывает с такими документами, он остался только на бумаге. Он до сих пор не принят, не утвержден и не согласован. Но даже если бы этот документ был принят, возник бы вопрос – как же нам обходиться с инвестором? Если мы его обставим этим предметом охраны как волка красными флажками, будет ли он инвестировать свои деньги в объект наследия? Рождается коллизия, через которую мы никак не можем перешагнуть.
О чем говорил Баталов, когда он 12-го сентября 2006-го года выступал на этом совещании? О том, что огромное количество наших памятников не имеет даже паспортов. Многие не обследованы с точки зрения профессионала-реставратора. О каком предмете охраны памятников мы можем говорить, если эти качественные характеристики не выявлены? А выявить их можно только когда проводятся серьезные реставрационные исследования и когда задаются правильные и грамотные вопросы. Я тоже выступал на этом совещании. Сказал, что надо иметь в виду целостную систему качественных характеристик и говорить о целостной структуре памятника, где отдельные элементы не «гуляют» вне зависимости один от другого, а потом в скобках поставить «предмет охраны» как нечто поясняющее. Так вот, множество памятников даже в Москве не имеют нормальных паспортов, составленных на уровне требований современной реставрационной науки. И у нас появляются выхваченные из контекста отдельные грани объекта, которые превращаются в стенки, над которыми воздвигаются дополнительные этажи, за которыми вырастают громады, не имеющие ничего общего с первоначальной постройкой. Но ведь следует понимать, что ценностных характеристик огромное количество. Ведь памятник всегда несет в себе массу сложнейшей информации, начиная от специфической информации о материале постройки, очень часто неповторимом, и технико-технологических особенностей работы с ним. Вы хорошо знаете о практике реставрации деревянных построек, когда многие реставраторы используют древние технологические процессы и даже работают древними инструментами. Александр Попов так работает, потому что это культурная, историческая ценность. Не говоря уже о типологических особенностях, о целом ряде сложных и важных аспектов, которые все вместе и создают уникальность памятника. Перед рабочей группой стояла задача разработки модели; нам надо было создать описания самых разных характеристик памятников, что и было сделано по нескольким группам. Одна группа работала с архитектурными объектами, другая - с памятниками монументального искусства, то есть с монументальной живописью, некрополями, отдельно стоящими монументами, триумфальными арками, мемориальными комплексами и так далее. Все эти ценностные характеристики и должны наполнять то, что мы называем паспортом памятника.
Лев Лифшиц (фото Наташи Четвериковой)
Ситуация, которая возникает с предметом охраны, по-видимому, нравится государству. Таким путем легко решать проблемы с потенциальными инвесторами. На государственную охрану берутся части объекта, «подлежащие сохранению». То есть объект как бы охраняется, но при этом сохраняются не все его части. Здесь получается одна из первых сложных коллизий, с которыми мы постоянно сталкиваемся.
Сталкиваемся мы и с недопониманием фундаментальных представлений о самой реставрационной деятельности. Чем консервация отличается от реставрации - в этом не разбирается законодатель! В нормативных актах слово «реставрация» постоянно встречается в контексте ремонта, а ремонт вторгается в сферу реставрации.
Кроме того, есть и еще одна очень сложная и типичная для нашего общества вещь – противоречие не только между сохранением и охраной, но и между ценностью и стоимостью. Если бы наш инвестор понимал, что, чем выше культурная ценность того, что к нему приходит, тем должна быть выше и стоимость… Но мы постоянно видим, что люди, получившие в свое владение памятник, делают все, чтобы понизить его ценность и очень часто сводят ее на нет. А ведь основой ценности памятника является его подлинность. Никто не будет продавать копию Рембрандта за подлинник на антикварном рынке, но на рынке недвижимости эта практика у нас закреплена. Это, конечно, результат того, что в сознании всего общества, а не только инвесторов и государства, памятники не являются духовной ценностью. Еще Сергей Сергеевич Аверинцев говорил, что в нашем обществе люди не понимают ценности подлинности. И это является одной из наших главных бед. Не понимая, что такое подлинность, мы лишены в конечном итоге возможности отличать правду ото лжи. И это огромная социальная беда и определенный симптом состояния общества. Симптом серьезной и почти смертельной болезни.
Вот на какие проблемы мы выходим, занимаясь вопросом охраны памятников. Тем не менее, как мне кажется, главного вопроса нам не удалось решить даже на своем уровне. Мы не подошли к решению вопроса о том, что же можно сделать, чтобы сохранить хотя бы те объекты, которые уже считаются памятниками и которым, казалось бы, уже ничего не должно угрожать. Но угрожает! Самый яркий пример – Большой театр. Никто не сомневается, что он является одним из самых значимых памятников культурного наследия Москвы и России. Но за время его так называемой «реставрации» утрачена одна из самых значительных частей этого памятника – те старые части портика Бове, которые находятся с тыльной стороны современной сцены театра. Это происходит на наших глазах, когда обсуждается тот же вопрос о предмете охраны.
Как же решать задачу работы с инвестором, владельцем? Мне кажется, нам надо идти не путем запрета, выделения в объекте отдельных элементов, называемых «предметом охраны», а путем зонирования. Что имеется в виду? Я уже сказал, что есть несколько категорий реставрационных действий. Их определения сформулированы в известных международных актах типа знаменитой Венецианской хартии по реставрации. Первое – это консервация. Наверное, не все знают, что это такое. Это целая цепь мероприятий, направленных на поддержание и сохранение авторской материальной структуры памятника. Она связана с неразрушающими принципами работы реставратора, которые, не внося никаких изменений аутентичного материала, останавливают его деструкцию. И нам надо выделить в объекте, который выставляют на торги, ту зону, которая является предметом исключительно консервационных мероприятий. Другая зона – зона реставрации, на которую распространяются основанные на заключениях реставрационных советов действия, направленные на восстановление хорошо документируемых утрат. Наконец, у нас будет зона возможной реконструктивной деятельности. Реконструктивные мероприятия дозволяются в тех случаях, когда некогда произошедшая утрата части грозит продолжающимися разрушениями памятника, или если надо восстанавливать «красные линии» и т. д. Естественно, эти действия должны основываться либо на хорошем историческом документальном материале, либо на очень хорошо осмысленных, отобранных и доказанных аналогиях. Остается еще зона тех действий, которые связаны с приспособлением, где вы можете относительно свободно заниматься перепланировками, приспособлениями под предполагаемую функцию.
В результате перед нами возникает целая цепочка логически связанных мероприятий. Мы сразу же грузим органы охраны памятников и государство, потому что нам тогда надо выстраивать совершенно по-новому всю нашу идеологию охранной деятельности. Требуя от охраны памятников таких мер, мы должны сделать так, чтобы при заключении договора на аренду или куплю-продажу памятника он переходил к владельцу с пакетом документов, с предпроектными предположениями, которые должны разрабатываться, пускай и на первичном уровне. Имеется в виду, что это должны делать аттестованные архитекторы-реставраторы по заданию государственного органа охраны памятника. И только получив такой пакет документов, инвестор может вступать в договорные отношения с реставраторами, со всеми, кто будет разрабатывать ему на основе этих рекомендаций соответствующие проекты реставрации и приспособления.
Естественно, если следовать этой схеме, мы должны будем очень резко изменить систему реставрационных учреждений и их лицензирования. За последние годы реставрационный рынок заполнился огромным количеством организаций, которые лишь по названию являются реставраторами, потому что они работают на памятниках, не обладая штатом квалифицированных реставраторов, но разными методами получая лицензии на реставрационную деятельность. Значит, нам надо наладить систему грамотного лицензирования этих организаций. А государство делает шаги в противоположную сторону. Алексей Ильич в течение многих лет был заместителем председателя научно-методического совета при министерстве культуры России. Председателем был министр. Алексея Ильича не стало. И не стало этого совета. Новый министр много раз что-то говорил, подписывал. В итоге я обладаю информацией, что приказ о создании нового совета уже подписан. Но это совет совсем другого типа. Старый научно-методический совет работал по принципу рассмотрения и рецензирования на соответствующих секциях, вынося наиболее актуальные и сложные проблемы на общий совет. Там были секции градостроительные, инженерные, архитектурные, памятников монументального искусства и т. д., и был пленум, на который выносились наиболее важные вопросы. Сегодня предполагается, что этот совет будет работать просто как совещательный орган, которому будут задаваться вопросы. И министр будет решать, какие вопросы задавать, а какие - нет. Без существования такого органа реставрационная деятельность в стране обречена на гибель. Сейчас у нас есть новый орган – Росохранкультура. Там есть свой экспертный совет, но он пока не работает.
Надо сказать и еще об одном простом деле, которое тоже требует достаточно внимательного к себе отношения. Чтобы привести всю систему в действие, надо начинать с самых простых понятий. Одна из самых непонятных вещей для людей, в собственности которых находятся постройки, – ремонт. Что такое ремонт? Скажем, у человека есть комната, оклеенная обоями первой трети XIX-го века. Они ветхие, могут крошиться. Что он может сделать? Может их просто сорвать и наклеить похожие. Для него это ремонт. Он не считает, что он что-то изменил в структуре памятника, хотя это довольно серьезное вторжение в его жизнь. Внедрить в сознание людей, что ремонт – это действия, которые касаются только инженерных сетей, оборудования, приспособлений, которые способствуют жизнедеятельности памятника, чрезвычайно трудно. Ремонт может касаться водопровода, канализации, водостоков и т. д., но не штукатурки, кладки...
Юрий Михайлович считает безболезненной замену старых деревянных конструкций Манежа на новые и считает, что это ремонт с элементами реставрации. Думаю, что он здесь не ошибается, а лукавит. Это реконструкция, повлекшая утрату подлинных частей памятника и искажение его исторического облика и культурной ценности. Увы! В общественном сознании этих простых понятий нет. Главное, что нет понятия о памятнике как о живом, постоянно изменяющемся организме, живом существе, которое не просто ветшает, стареет, но и набирается знаний, мудрости и, как древнее старое дерево, набирает кольца. Понятно ведь, что каждое поколение смотрит на памятник по-своему. И толща времени работает по отношению к памятнику как огромная линза, которая постоянно его увеличивает. Не случайно черепок, который тысячи лет назад люди выбросили на помойку, археолог не отпихивает носком ботинка, а поднимает, бережно сдувая с него пыль, кладет в витрину - и мы смотрим на него. Очень важно само понимание неповторимости памятника, того, что в любом из них сконцентрировано время. Это ощущение надо доносить до сознания живущих рядом людей.
Сколь бы ни хорошо работали наши органы охраны памятников, если в сознании общества не возникнет острое ощущение, что гибель памятников грозит гибелью и нам, поскольку памятники – это то, что цементирует общество, то, что превращает народ в народ, нацию в нацию, - ничего хорошего с нами не произойдет. Это очень острое ощущение было у Алексея Ильича, этому посвящена вся его жизнь и как историка искусства, и как историка архитектуры, и как крупнейшего деятеля на ниве охраны памятников. Эти виды деятельности были для него абсолютно нераздельны. Исследовательская работа как историка искусства неумолимо толкала его на занятия вопросами охраны памятников, а его деятельность как человека, с юности связавшего себя с охраной памятников, также толкала его в область истории искусств. Не случайно же он выступал еще как организатор экспедиций по выявлению ненайденных памятников.
Существует еще множество разных вопросов, связанных с этой проблематикой. Я счел необходимым сказать о самом главном, о том, что нас всех беспокоит, что является ядром современной проблемы охраны и сохранения памятников. Я закончил. Спасибо.
www.polit.ru/lectures/2009/03/26/pm.html