Гимнастика для ума
Французский архитектор Жан-Мишель Вильмотт о том, что общего между небоскребом и деревенской церковью, какие особенности Москвы неповторимы и почему с русскими приятно работатьГимнастика для ума
Французский архитектор Жан-Мишель Вильмотт о том, что общего между небоскребом и деревенской церковью, какие особенности Москвы неповторимы и почему с русскими приятно работать
Если проекты известных иностранных архитекторов в крупных российских городах стали уже привычным делом, то загородные объекты до недавних пор разрабатывали в основном россияне. Однако теперь под Звенигородом появится поселок от Жан-Мишеля Вильмотта, он же является архитектором поселка «Грибаново» на Рублево-Успенском шоссе. А мы встречаемся с французом в Киеве, откуда он летит в Форос изучать площадку для еще одного загородного проекта. В Киеве Вильмотт придумывает здание музея для центра города: «Это очень оригинальное предложение, — хвастается архитектор, устроившись поудобнее на диване. — И я рад, что оно понравилось. Потому что заказчики бывают разные и лучше работать с теми, кто увлечен процессом. А то мы недавно делали трехэтажную квартиру в Париже, так хозяин посмотрел на проект 15 минут, согласовал его, а затем вернулся лишь к сдаче работ. Русские же — точнее, наверное, славяне — эмоциональны, и поэтому с ними работать приятно, хотя и непросто». В Москве по проекту Вильмотта уже строится офисное здание GS на проспекте Мира, кроме того, он разрабатывает проекты реконструкции на двух значимых столичных площадках: «Красный октябрь» (Болотный остров) и Средние торговые ряды (Красная площадь).
— Вы финалист конкурса на проект нового небоскреба для парижского делового района Дефанс. В России высотное строительство сейчас тоже популярно. Как вы считаете, нужны ли нам такие проекты?
— Высотные здания сегодня — очень модный сюжет, и я считаю его важным для центра города, где не хватает земель под застройку. Свою роль небоскребы унаследовали от церквей в деревнях и городских кафедральных соборов. Но сейчас это еще и символ современности города. Люди, наверное, стали менее религиозны, но привычка строить самые высокие харизматические здания осталась. Например, символом Барселоны был собор Саграда Фамилия, а теперь Torre Agbar — башня департамента водоснабжения. И я понимаю московское правительство, строящее высотный район, — ему нужно показать современную столицу. Так же, как это делают в Лондоне, Нью-Йорке. Придумывая высотное здание, вы меняете силуэт города, его лицо. Поэтому в Дефансе нам важно было сделать проект не только технологичный, но и внешне интересный, запоминающийся. Кроме того, здание не отгораживается от городской среды — там получились интересные внутренние пространства, а внизу предусмотрена общественная полугородская зона.
Мы продумываем сценарий жизни людей, задаемся вопросом, что будет видеть человек, подъезжая к дому, что окажется у него на пути
— Как вам удается переключаться с масштабных проектов на промышленный дизайн вроде фонарей в Каннах или городской мебели на Елисейских Полях в Париже?
— Это моя гимнастика для ума, которая дает возможность быть креативным. Думаю, наличие таких проектов в портфолио должно успокаивать моих клиентов, поскольку показывает, что я умею заниматься и детальной проработкой, что мне это интересно. Ведь это важно и в крупных проектах.
— А как бы вы оценили обустроенность московских парков, улиц и площадей?
— Я обожаю Москву (Вильмотт откидывается на спинку дивана и мечтательно улыбается.) и не анализирую конкретных пространств. Посещения этого города дают мне позитивный заряд, о чем я много рассказываю своим парижским друзьям, а они удивляются. У вас, конечно, мало продуманных общественных пространств, думаю, это сейчас не главная забота города. Мне очень нравится структура Москвы с концентрическими кругами и большими транспортными артериями. Очень интересно, как улицы ХIХ века превращаются в широкие проспекты, например в районе Нового Арбата. И, конечно, я люблю гулять по Бульварному кольцу. Кроме того, в центре мне нравятся маленькие скверы и территории вокруг церквей, очень уютно в монастырях. Еще одна важная особенность именно Москвы — большие внутренние дворы. У нас был проект, который не осуществился: в районе ресторана «Узбекистан» недалеко от Петровки и Неглинной. Приехав на будущую площадку, мы обнаружили шикарный внутренний двор. И хотя участок узкий, долго уговаривали заказчика сохранить двор и сделать там сад. Впрочем, климат у вас такой, что Москве скорее необходимы крытые общественные пространства.
— Ваши проекты в Подмосковье, видимо, включают в себя не только дома и заборы?
— Ни в коем случае! (Берет номер «Пятницы» и начинает рисовать прямо на тексте план.) Например, участок под Звенигородом состоит из трех частей, на одной из которых появится поселок, а на двух разместятся частные усадьбы. Это большая территория с выходом к реке, исходя из чего мы и продумываем сценарий жизни людей. Задаемся вопросом, что будет видеть человек, подходя или подъезжая к дому, что окажется у него на пути.
— Когда вы проектируете частное жилье, не получается ли, что вы воплощаете свои собственные представления об идеальном доме?
— Почти всегда именно так. У меня замечательный старый дом на французском побережье. Его история, кстати, связана с Россией. Он принадлежал неким Лобановым-Ростовским, и говорят, что в начале ХХ века туда приезжал отдыхать царевич Алексей. Потом дом принадлежал казино, ну а теперь я в нем живу. У меня там красивый сад, в котором я люблю отдыхать. А в Париже я уже 25 лет живу в лофте в старом промышленном здании.
— Ваше бюро много занимается реконструкциями. Вы так любите старые постройки?
— Да. Они интересны тем, что несут в себе историю, у таких зданий есть память. Наш реализованный проект в Японии — музей Mercian в Каруидзаве — это реконструкция старинного винного производства под выставочные нужды. Там очень красивый старый камин, и мы буквально боролись за его сохранение, доказывая, как важно сохранить память места. Сейчас очень внимательно работаем со старинными корпусами московской фабрики «Красный октябрь», тоже стараемся по возможности сохранять уникальные детали.
— Вы пытаетесь научить российских заказчиков чему-то, что принято на Западе? Как, например, они относятся к идеям экологичности проектов и затрат на это?
— Мне кажется, что российские клиенты вполне готовы обсуждать эту тему. Почему бы им не быть заинтересованными, например, в экономии электроэнергии? Это же выгодно. Тем более есть прецеденты, мы можем приводить примеры и, оперируя данными из уже реализованных проектов, доказывать выгоду. Все наши проекты для России достаточно «зеленые». Экологичностью сможет похвастаться, например, коттеджный поселок «Грибаново». И жилой комплекс, который мы делаем в Форосе, тоже будет дружественным по отношению к окружающей среде. Просто и нам самим так интересно работать. Увлекательность профессии архитектора как раз и складывается из необходимости соединить контекст, умное технологичное решение, экологию и при этом добиться красоты.
— Многие архитекторы восторгаются тем, что российские заказчики хотят от западных авторов безумных проектов и дают большую финансовую свободу. А для вас привлекательна открытость заказчика к экспериментам?
— Цена не главное. У нас есть очень бюджетный реализованный проект института в Осере. Но там все равно есть интересные детали и много любопытного.
Могу сказать точно, что о вкусах градоначальников я не хочу думать. Мне важен архитектурный контекст, и я стараюсь с ним взаимодействовать. Например, разрабатывая здание, которое сейчас строится на проспекте Мира, я внимательно изучил, как выглядит эта улица. Для нее характерен этакий монтаж из разных стилей. Но при этом там очень много вертикалей, которые задают ритм всему проспекту. Поэтому мы не пытались привнести сюда привычные парижские решения, где улицы узкие и ты пытаешься скрыть высоту здания, используя много горизонтальных членений. Мы включили наше здание в существующий ритм, придумали сделать на фасаде 5 рам высотой в 6 этажей и «сшили» их тонкими горизонталями балконов. При этом стилистика здания получилась современная: много стекла, металл, бетон. Проект удовлетворил всех, его согласовали. Так получилось именно благодаря тому, что дом отвечает конкретному окружению.
--------------------------------------------------------------------------------
Справка
Жан-Мишель Вильмотт родился в 1948 году, окончил парижское училище архитектуры и дизайна Эколь Камондо. В 1975 году основал собственное архитектурное бюро Wilmotte & Associos. В его мастерской 145 сотрудников: архитекторы, градостроители, дизайнеры интерьера. Это позволяет бюро заниматься и разработкой мебели, и планировками крупных городских территорий. Wilmotte & Associos зарекомендовали себя как мастера реконструкции исторических зданий и получили приглашение работать над обновлением Лувра (зал Леонардо да Винчи, отдел первобытных искусств, крыло Ришелье). Вильмотт также спроектировал фонари, лавки, ограждения, трамвайные остановки для Лиона, Нанси и других городов во Франции.
Мария Фадеева
Для Пятницы
№ 19 (106) 30 мая 2008
friday.vedomosti.ru/article.shtml?2008/05/30/12...