Беги, идиот
В Московском ТЮЗе сыграли самую неожиданную премьеру сезона — «Роберто Зукко» Бернара-Мари Кольтеса. Кама Гинкас превратил насквозь поэтичную пьесу в едкий социальный фарс
Олег Зинцов
Ведомости
10.12.2007, №233 (2007)Хорошенькое дело: Роберто Зукко (у которого, кстати, был реальный прототип) сбежал из тюрьмы, где сидел за убийство отца, после чего убил мать, полицейского и ребенка. Герой.
Зукко, рецепт побега
«Не стоит искать проходы в стенах, потому что за стенами всегда есть другие стены – и все та же тюрьма. Бегите через крышу, к солнцу. Между солнцем и землей стены не построишь»
Для европейского экзистенциализма, последним мощным всплеском которого считается драматургия Бернара-Мари Кольтеса, — герой идеальный. Убийца без причины и логики, существо по ту сторону добра и зла, воплощение абсолютной свободы: невозможно угадать, кого он казнит, кого помилует, а главное — почему. Он просто действует, и всё.
Для Камы Гинкаса герой неожиданный. Вот уж кого всегда интересовали причины и следствия, психический механизм, доводящий Раскольникова до мысли о топоре. Мало кто так виртуозно-изуверски, как Гинкас, умел щипать зрительскую совесть, превращать сидящих в зале едва ли не в соучастников преступления: а может, вы и убили-с?
Для этих фокусов ему вполне хватало русской классики: Достоевский, Чехов — ближе к современности Гинкас не подбирался уже давно. В общем, предсмертная пьеса Бернара-Мари Кольтеса (1948-1989), самого поэтичного из драматургов постмодернистской эпохи, — кажется, последнее, что могло заинтересовать человека, недавно поставившего «Великого инквизитора» Достоевского.
Ни до поэтичности, ни до постмодерна Гинкасу, впрочем, дела нет, у него своя игра. Начало спектакля режет слух фонограммой группы 5nizzа. «А, вчерашний день», — ворчит тюремный охранник — мужик в телогрейке и варежках. «И автор — вчерашний день», — подхватывает второй, взвешивая в руке топор (публика, сидящая тут же, на сцене, понимающе посмеивается, вспоминая игры Гинкаса с Достоевским). «Да и режиссер тоже», — завершают репризу напарники, которые весь спектакль проведут в роли коверных, прикидываясь то милиционерами-лимитчиками, перескакивающими с кавказского акцента на прибалтийский, то карикатурными обывателями в городском парке.
Такими же пародийными типажами окажутся все персонажи, которым выпало бродить по оголенной до кирпичной кладки сцене между двумя неоновыми вывесками The Tunnel. Уродливые, тупые, свои до омерзения, какая уж там Франция. Здесь нет ни героев, ни жертв, разве что предавшая Зукко Девчонка (отличная работа Елены Лядовой) догадывается, что вакуум смысла должен быть заполнен трагедией; остальные заслуживают только фарса.
Это у Кольтеса убийца со сладкой фамилией Зукко — почти поэт, выводящий свои безумные произведения чужой кровью. У Гинкаса фактурный, мускулистый актер Эдуард Трухменев играет контуженного на всю голову дебила, который, выпрашивая у матери нестираную военную форму, аутично нудит: «курточка… шлемик…».
«Я солдат, недоношенный ребенок войны», — по-растамански завывает в динамиках 5nizza. «Меня ты поймешь, лучше страны не найдешь», — подхватывает Жанна Агузарова: этим давним хитом озвучена, конечно, финальная сцена, в которой Зукко опять бежит из тюрьмы через крышу, к солнцу. Но эта прямолинейность и конкретность Гинкасу только в плюс: он хорош, когда злой
www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2007/1...