О чем тут спорить
Несмотря на явную неспособность государственных телеканалов провести интересные дебаты, большинство политических партий считают своим долгом принимать в них участиеНесмотря на явную неспособность государственных телеканалов провести интересные дебаты, большинство политических партий считают своим долгом принимать в них участие
Нынешняя избирательная кампания — самая, пожалуй что, непубличная из всех, случавшихся со времен перестройки. Борьба между политическими силами происходит в основном подковерно. Перекупка активистов, аресты агитационных материалов, сюжеты в теленовостях — хвалебные (но не признаваемые официально агитацией) или, наоборот, компрометирующие (но при этом не считающиеся нарушением правил предвыборной борьбы)… На публичном политическом поле тем временем царит беспрецедентная скука.
Пока все спят
Ведущий теледебатов на Первом канале Максим Шевченко с гордостью заявляет в эфире радио «Свобода», что популярность его программы не так уж низка. «Доля двадцать», — говорит Шевченко, хотя на самом деле гордиться нечем. «Доля двадцать» — это значит, что из всех людей, которые смотрят телевизор в то время, когда на Первом канале идут теледебаты, 20% смотрят этот канал. Рейтинг дебатов тем временем — 1,5%, то есть их смотрит 1,5% населения страны. Иными словами, их смотрит чуть больше двух миллионов человек. Для сравнения: четыре года назад, в прошлую Думскую предвыборную кампанию доля теледебатов на Первом была 22%, а рейтинг — 7,1%. То есть за четыре года дебатами перестали интересоваться 8,5 млн человек.
Неудобное время: оказывается, это важнее, чем вопрос о том, прямой или непрямой эфир
И дело не только в том, что на этот раз дебаты показывают либо слишком рано утром (на Первом канале), либо слишком поздно вечером (на телеканале «Россия»). Если посмотреть рейтинги программы «Доброе утро», частью которой являются теледебаты, то видно, что интерес телезрителя падает, когда дебаты начинаются, и снова начинает расти, когда дебаты заканчиваются. То есть дело в том, что неинтересна именно политическая дискуссия.
Первый зампред ЦК КПРФ Иван Мельников говорит:
— Немудрено, что рейтинг дебатов низкий. Во-первых, они идут в крайне неудобное время. Во-вторых, ведущие задают неактуальные вопросы. Мы им говорим: нужно с завтрашнего же дня ввести прогрессивный налог, а они нас спрашивают про репрессии 30-х годов. В итоге человек не видит на экране обсуждения того, что его волнует — конкретных проблем его жизни. Дебаты организуются так, что места этим обсуждениям просто нет. Строгий хронометраж. Заданный сценарий. Отказ партии власти участвовать в дискуссиях и подвергаться критике. В итоге получается политический КВН, где главное — быстро и находчиво ответить на вопрос.
На телеканале «Россия», несмотря на то что дебаты там идут не в записи, как на Первом, а в прямом эфире (каковое обстоятельство все же должно бы сообщить политическим дискуссиям некоторый драйв), дела с популярностью тоже обстоят не очень. В Москве доля теледебатов на «России» составляет 8,6%, а рейтинг — 3%. В некоторых регионах из-за разницы часовых поясов дебаты на этом канале выходят даже не в одиннадцать часов вечера, а в полночь, и потому рейтинг еще ниже.
По-видимому, неудобное время показа действительно имеет большее значение с точки зрения популярности теледебатов, чем прямой или непрямой эфир.
Один из лидеров партии «Яблоко» Сергей Митрохин считает, что дебаты все же могли бы быть интересными, но только если они были бы устроены, как четыре года назад была устроена на телеканале НТВ программа «Свобода слова» Савика Шустера: нужна свободная дискуссия и талантливый ведущий.
У меня нет выбора
Но несмотря на явную неспособность госканалов провести интересные дебаты (или, наоборот, несмотря на их способность сделать политическую дискуссию заведомо неинтересной), большинство политических партий считают своим долгом принимать в них участие.
— Мы принимаем участие не ради тренировки, — говорит Иван Мельников, — а из-за принципиального подхода: использовать все возможности, чтобы донести свою программу, свои оценки. Эффективно ли это получается? Конечно, не особенно эффективно. Власть пытается заставить нас сужать размах собственной кампании, навязывая КПРФ дискуссию с представителями маленьких партий, созданных Кремлем для антуража и отщипывания голосов. Но даже если мы ничего и не приобретем, то уж во всяком случае, ничего не потеряем от участия в дебатах.
Второму номеру коммунистов более или менее вторит второй номер СПС Борис Немцов:
— Поскольку выборы свелись к противостоянию Путина и СПС, поскольку черный пиар против нас нарушает все мыслимые приличия, поскольку в отношении СПС стопроцентная информационная блокада, поскольку мы включены в позорные стоп-листы лиц, не допущенных к принадлежащим государству СМИ, поскольку наши информационные возможности ограничены, мы используем любую. Назвать это дебатами или выборами невозможно. Но надо использовать любую легальную возможность, даже псевдовыборы, чтобы бороться с жестокой, циничной и коррумпированной властью.
Кажется, будто участники дебатов сговорились.
— Мы участвуем, — говорит московский депутат от «Яблока» Сергей Митрохин, — потому что не избалованы доступом к телеканалам. Не можем позволить себе роскошь отказаться от хотя бы минимального присутствия. Для меня лично федеральные теледебаты — это возможность доносить свою позицию не только до москвичей, но и до зрителей других регионов.
А лидер партии «Гражданская сила» Михаил Барщевский говорит:
— У меня нет другого выбора. Дебаты организованы абсолютно безобразно. Все время таймер включен. Дебатов нет, а есть декларирование кандидатами своих позиций. Такое ощущение, что происходят не выборы, определяющие судьбу страны, а формальная процедура. Это профанация. Но не участвовать нельзя, потому что оплачивать эфиры партия не может ни по денежным, ни по этическим соображениям.
И только член центрального совета партии «Справедливая Россия» Александр Морозов относится к дебатам чуть более благодушно.
— Вопрос о том, чтобы отказаться, — говорит Морозов, — для нас и не стоял. Дебаты даже в неудобное время — все равно возможность заявить о себе. Мы молодая партия. Мы были убеждены, что нам будут создавать проблемы с пикетами и наружной агитацией. Так оно и случилось. Поэтому дебаты достаточно полезны.
Опасная апатия
Результатом профанации дебатов, по мнению практически всех опрошенных нами участников, станет еще большая апатия общества и нежелание народа на каких-то там выборах как-то там решать свою судьбу.
— Такие дебаты скорее отталкивают от политики, чем заставляют задумываться, — говорит Мельников.
— Люди станут апатичнее, — вторит Барщевский. — Реакция будет такая: «чума на оба ваши дома». «Почему нас считают идиотами?» — подумают большинство мыслящих людей.
— Политическая апатия, — продолжает Морозов, — характерна для современных развитых демократических обществ. В Германии, например, акционеров больше, чем членов всех вместе взятых партий и профсоюзов. Реально несуществующая «партия акционеров» в развитых странах сильнее любой другой существующей партии. Но применительно к России, где многопартийная система и вообще система публичной политики не сложилась, на данный момент политическая апатия опасна.
И разве только Немцов продолжает еще надеяться, что профанация публичной политики может привести оппозицию к усилению:
— Вместо того чтобы вступать с нами в открытую дискуссию, власть пытается подкупить или запугать кандидатов из нашего списка, добиться того, чтобы люди список покинули, чтобы список сократился на 25%, и на этом основании можно было бы снять нас с выборов. Но я считаю, что если хочешь быть оппозиционером, надо иметь мужество и яйца. Я считаю, что в результате из партии уйдут слабые, и партия станет сильнее.
Валерий Панюшкин
Ведомости
№ 44 (81) 16 ноября 2007
friday.vedomosti.ru/article.shtml?2007/11/16/11...