От редакции: Римские традиции
07.09.2007, №168 (1942)Попытки угадать имя преемника и характер преемственности власти в России становятся все более распространенной игрой. Многие при этом исходят из того, что выстроенная Владимиром Путиным конструкция будет в целости и сохранности передана следующему президенту, а тот уже, не трогая конструкции, будет (или не будет) проводить политику развития.
Например, аналитики “Ренессанс Капитала” полагают, что преемник будет либо сохранять статус-кво (“модель Брежнева”), либо будет реформатором (“модель Петра I”). Эти сравнения вызывают удивление. И дело не в условности исторических параллелей.
Будущий переход власти преемнику лишь отчасти напоминает процедуру ее передачи по наследству в монархической России или по соглашению партийного ареопага — в СССР. Четкую преемственность внешней и внутренней политики отца и сына в отечественной истории можно проследить разве что в Киевской Руси и в Руси Московской. В частности, сын Владимира Мономаха Мстислав после смерти отца в 1125 г. выступил верным продолжателем его дела.
Но чем ближе к новому времени, тем меньше было случаев бережного обращения с политической конструкцией предшественника. В частности, пример с Петром I неудачен. Петр проводил свои преобразования, ликвидировав институты, унаследованные от отца Алексея Михайловича, — боярскую думу, приказы, стрелецкое войско. Он менял всю модель, весь облик страны и людей и попутно затаптывал ростки реформ, начатых братом Федором Алексеевичем. Тот же Петр нарушил порядок преемничества, уничтожив своего старшего сына и изменив порядок престолонаследия. В дальнейшем наследники престола, несмотря на клятвы верности и всякие “кондиции”, вскоре после восшествия на трон резко меняли политику государства и перестраивали институты под эти изменения. Прежние фавориты довольно быстро удалялись от дел, нередко отправлялись под суд или в ссылку, а на их место приходили новые.
Особенно четко традиция “непреемственности” прослеживается во второй половине XVIII — XIX в. Вспомним, в частности, зигзаги внутренней и внешней политики, сопровождавшие переход власти по цепочке: Екатерина II, Павел I, Александр I, Николай I, Александр II, Александр III.
Тенденцию пытался прервать Николай II, однако и он, стремясь сохранить полученную от отца традиционную монархию, вынужден был согласиться на создание парламента и ограничение своих полномочий. Трудно говорить о преемственности политики и в советские времена. Тем более в случае с Брежневым, который пришел к власти, свергнув предшественника в лучших традициях дворцовых переворотов середины XVIII в.
Если уж говорить об исторических параллелях нынешнего преемничества, то оно больше напоминает золотой век Римской империи. Тогда императоры, не надеясь на верность своих родных детей, передавали власть дальним родственникам или видным государственным деятелям — консулам и сенаторам. Часто они усыновляли будущих преемников, чтобы не нарушать порядок престолонаследия. Процесс подготовки преемника обычно занимал многие годы. В частности, император Траян почти 30 лет опекал своего младшего двоюродного брата Адриана. Преемственность закрепили браком Адриана и внучки Траяна в 100 г., а в 118 г., после смерти императора, Адриан, тогда наместник Сирии, был призван в Рим и коронован. Адриан в свою очередь приблизил Антонина, которого он усыновил незадолго до своей смерти в 138 г. Адриан обеспечил преемственность власти на много лет вперед. Усыновляя Антонина, Адриан обязал его усыновить Марка Аврелия (император в 161-180 гг.). Можно, конечно, говорить, что Москва — это Третий Рим. Но в таком случае стоит предпринять усилия к тому, чтобы воспроизвести у нас условия золотого века
www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2007/0...