Ор нот ту би
Кира Муратова по-своему сформулировала гамлетовский вопрос
Олег Зинцов
Ведомости
07.06.2007, №103 (1877)СОЧИ — В конкурсе “Кинотавра” все главные события, похоже, припасены на вторую половину фестиваля. Из ожидаемых фильмов на первые дни выпал только “Два в одном” Киры Муратовой, которым открылась конкурсная программа. Можно рассматривать это как дань уважения классику, но можно и как знак того, что фильм Муратовой в этот раз не кандидат на призы.
Другие показанные в конкурсе картины — фон. “Инзеень-малина” Владимира Сивкова выглядит студенческой работой, хотя лет режиссеру уже прилично. “Кука” Ярослава Чеважевского — совсем не фестивальное, предсказуемо-сентиментальное, рассчитанное на рефлекторное умиление кино. Чуть больше оснований для включения в конкурс у картины “Яр” Марины Разбежкиной — это смурная, слякотная экранизация юношеской прозы Сергея Есенина, но и она вызывает главным образом желание поскорее выбраться из посконных потемок русской души. Самый громкий орудийный залп пока впереди: запредельно страшный, по отзывам видевших, “Груз 200” Алексея Балабанова поставлен на последние фестивальные дни.
Название фильма Киры Муратовой “Два в одном” — чисто техническое, как “Три истории”. В картине две новеллы, сочиненные разными сценаристами: первая — Евгением Голубенко, вторая — Ренатой Литвиновой.
Весь мир — театр, но мнить, что все мы в нем актеры, самонадеянно. Осветители, уборщики, монтировщики сцены — вот это ближе к правде, делится опытом автор первой истории, сам бывший монтировщик, знающий театр с изнанки лучше, чем с фасада. На этой изнанке все действие и происходит. Пришедший монтировать декорации рабочий, видя, что в театре никого еще нет, первым делом, взгромоздясь на сцену, читает “Быть или не быть”. Чтобы представить как, надо заметить, что монтировщика играет Александр Баширов, основатель студии “Дебошир-фильм”, режиссер и актер, исполнявший в “Ассе” шизофренический монолог о Гагарине и бессмертную реплику “Я был пьян, мое поведение недостойно советского офицера”. На штанкете между тем висит труп актера, вокруг которого и обустраивается сюжет новеллы. Тело самоубийцы то опускают на пол, то поднимают снова, то накрывают куском занавеса, то опять открывают (“Как бы кто не наступил”). Милиция не торопится, монтаж декорации идет по плану, спектакль никто отменять не собирается, проблема только в том, что у дублера нет костюма (в костюме труп). Шекспировские страсти, однако, ведомы и монтировщикам: персонаж Баширова смертельно ненавидит уборщика (шутка для театралов: в роли уборщика Сергей Бехтерев — в прошлом премьер петербургского МДТ, один из лучших актеров Льва Додина. Чего в киномире, похоже, не знает ни одна собака: фамилии Бехтерева нет даже в фестивальном каталоге).
Очерк закулисных нравов? Метафора человеческих отношений? Ну-ну. На пресс-конференции Киру Муратову и сценариста Евгения Голубенко замучили вопросами про цинизм, о котором Голубенко угораздило сообщить, что это всего лишь отсутствие лицемерия. Спор выглядел совершенно нелепо. У Киры Муратовой низкий сюжет — повод для высокой условности: театральная изнанка еще более искусственна, чем сценический антураж, суета вокруг трупа в костюме Пьеро подчиняется законам комедии масок. Узнаваемый бытовой абсурд диалогов не мешает изгнать из кадра всякое жизнеподобие.
Реальность, отношения людей, их маленькие драмы занимали Муратову в предыдущем фильме “Настройщик”. В новой картине она идет в противоположную сторону, конструируя полый, неподвижный, безжизненный мир-декорацию. И если в первой новелле нам показана его изнанка, то во второй начинается собственно спектакль.
Богдан Ступка играет стареющего донжуана, живущего в огромном особняке, увешанном копиями полотен с обнаженными женщинами — от Ренессанса до Кустодиева. Он одинок, все его собственные женщины в прошлом, остается снимать трусы с дочери (клоунесса Наталья Бузько) под угрозой лишения наследства. Далее лучше всего процитировать аннотацию в каталоге: “Не выдержав такого положения, дочь приводит в дом подругу, простодушную работницу трамвайного депо…” Посмейтесь, посмейтесь: Рената Литвинова в несусветной тинейджерской кофточке и с гипсом на руке. Хозяин запирает дом и объявляет, что гостьи не выйдут, пока он не кончит. Никаких конкретных отсылок нет, но и сюжет, и антураж, и даже наряды Богдана Ступки кажутся отчетливо феллиниевскими. Действие тянется мучительно долго. Не скука, но тоска, дающая наконец понять, что прячется за подчеркнутой условностью картины. Страх пустоты. Жизнеподобие вытравлено с экрана принципиально, потому что здесь вообще нет места жизни. Потому что если сказать о новом фильме Киры Муратовой совсем попросту, в двух словах, то он о старости и смерти.
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/06/07/127117