Палками от саке не отучишь
400-летняя династия актеров поделилась секретами обмана
Екатерина Рябова
Для Ведомостей
26.03.2007, №52 (1826)Российское увлечение суши, Мураками и анимэ стало распространяться и на театральные традиции. В Москве уже побывал театр но, а на этот раз Японский фонд представил гастроли театра кёгэн.
Кёгэном называют средневековый фарс, родившийся из одного корня с театром но — древней пантомимы Саругаку. Однако если театр но (“искусство с музыкой и танцами”) развивался как явление городское и аристократическое, то кёгэн (“искусство с игрой слов”) оставался деревенским, народным, будучи построен на шутке и драке (вроде лацци итальянской комедии дель арте). Оба жанра дожили до наших дней и широко востребованы современной культурой: токийские клерки после тяжелого рабочего дня отправляются посмотреть представления но, пусть даже и засыпая в зале; но на кёгэн не уснешь.
Короткие забавные сценки кёгэн требуют особого мастерства: канонические жесты и позы должны сочетаться с умением актера находить собственные выразительные средства.
В кёгэн могут выступать только мужчины и только представители династии. История жанра насчитывает 600 лет, а семья Сигэяма из Киото, которая давала мастер-класс в центре “На Страстном”, — 400. Старейший представитель семьи Сигэяма — Сеннодзё (ему 84 года!) объяснил, что иероглиф “кёгэн” обозначает шутки, интригу и ложь, а артисты кёгэн — веселые обманщики. Они играют несуществующими предметами и заставляют видеть невидимое в пустом пространстве — зрителям же нужно включить воображение и стать доверчивыми, как дети. К слову, этот принцип оказал огромное влияние на европейцев. Самый известный спектакль Питера Брука “Сон в летнюю ночь” построен во многом на открытиях традиционного японского театра. Часть этих открытий московские зрители увидели в оригинале.
Первым был сыгран древний фарс “Привязанный к палке”. Хозяин, боясь, что в его отсутствие слуги выпьют саке, привязывает одному из них палку к плечам, второму связывает руки за спиной и уходит. Но двое изворотливых слуг умудряются напоить друг друга. Один из самых смешных моментов — когда привязанный к палке слуга держит большую глубокую крышку с саке и понимает, что не может поднести ее ко рту. С горя он начинает плескать саке на себя, а потом уже дает выпить второму слуге — лишь бы добро не пропало. Однако скоро за их спиной возникает хозяин, и все трое замирают на секунду в одной фронтальной композиции, потом в другой — как бы ставя ряд точек, обозначающих кульминацию события. Развязка не заставляет себя долго ждать: хозяин выгоняет подвыпивших и очень довольных собой слуг.
Второй фарс относится к “новым”. После войны канонический набор сюжетов стал пополняться, и теперь сценарии кёгэн пишут даже философы и научные фантасты. Но “Полоскальня на реке” не так радикально современна, ее сюжет заимствован из средневекового французского фарса. Забитый муж вынужден выполнять всю работу по дому, выслушивая попреки от жены и тещи (ее играет в маске сам Сигэяма Сеннодзё). Наконец он просит составить список этих работ, сверх которого он ничего не будет делать. И когда жена, погнавшись за своим уплывающим по реке кимоно, падает и начинает тонуть, он никак не хочет ее спасать. Потом все же помогает — и жена, выбравшись на берег, снова начинает его колотить.
Эти сценки понятны без языка, их можно смотреть с удовольствием, не зная предыстории и философии жанра. Но они дарят зрителю самое чудо человеческого общения — то, что актер Дэами Мотокиё в своем трактате назвал “цветком”.
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...07/03/26/122913