Умные наступают
С 29 ноября по 3 декабря в Центральном доме художника пройдет книжная ярмарка Non/fiction. “Интеллектуальная” литература переживает настоящий бум: из десяти книг, продающихся в Москве, семь — это нон-фикшн
Ксения Рождественская
Для Пятницы
24.11.2006, №222 (1749)Я как-то читал, что в России выпивающие люди переходят к сорока годам исключительно на водку, — говорит математик Петр Пушкарь, большой любитель “нехудожественной” литературы. — С чтением, возможно, похожий механизм: нон-фикшн — та же водка. Выдуманное — это вроде карусели: когда маленький, хочется кружиться, а вырастешь — нет, неинтересно. Придуманный мир перестает казаться объемным и вызывает скуку или даже раздражение“.
Пушкарь не один такой: по данным книжного магазина “Москва”, в 2004 году нехудожественной литературы было продано в 1,8 раза больше, чем художественной, а в первом полугодии 2006-го — уже в 2,3 раза. В сети магазинов “Букбери” цифры не менее выразительные: художественная литература, проданная в 2005 году, составляет 33%, а в первом полугодии 2006-го -30% от нехудожественной. Издатели тоже дружно фиксируют небывалый рост интереса к последней.
Впрочем, термин “нехудожественная” имеет несколько уничижительный привкус: не художественная — следовательно, некачественная.
А другого определения не изобрели. Пока что в ходу заимствованное из английского нон-фикшн, но что именно обозначается этим модным словом в России, на самом деле не очень понятно.
На момент сдачи этого номера “Пятницы” в разделе non-fiction крупнейшего интернет-магазина Amazon.com значились 2 650 972 названия. Это самые разные книжки — от видовых фотоальбомов до узкоспециальных словарей и справочников. Российский магазин Ozon.ru на запрос “нон-фикшн” выдает 16 названий (не считая четырех иностранных книг), да и то потому, что все они вышли в одноименной серии московского издательства О.Г.И. Кириллический запрос “нон-фикшн” выявляет и вовсе одну книжку — сборник переводных эссе. Как же называть “непридуманную” литературу? Предложения бывали разные: например, “литература факта”, “литература правды” и даже “литература без вранья”.
Про что это
В общем рейтинге продаж Московского дома книги за прошлую неделю художественных произведений было всего три: на первом, третьем и пятом местах. С Пелевиным, Улицкой и Донцовой соседствовали: пособие Юлии Гиппенрейтер “Общаться с ребенком. Как?”, книга-альбом “Египтология. В поисках гробницы Осириса” — адаптированный для детей и роскошно изданный дневник археологической экспедиции 1926 года, политологический труд “Проект Россия” (“…мы хотели доказать в этой работе, что демократии нет и не может быть в природе. Мы сделали это…”), мемуары Евгения Примакова “Минное поле политики”, а также сочинение Аллена Карра “Легкий способ бросить курить” и два учебных пособия по русскому языку.
Если добавить сюда еще какую-нибудь книгу о шоу-бизнесе и массовой культуре, получим довольно адекватную карту отечественной “литературы факта”: занимательная археология и история, политические мемуары, публицистика, обсуждающая настоящее и будущее России, и, конечно, учебники и практические руководства (подробнее о некоторых новинках в жанре нон-фикшн можно почитать на стр. 4).
Кто это читает
Специалист по средствам связи и коммуникаций Константин Осколков жалуется: “Игра ума, фантазия начинают немножко надоедать, хочется больше фактологии”. Сейчас Осколков увлекся “Словарем тысячелетнего русского арго” профессора Михаила Грачева, из которого можно узнать, например, откуда произошли слова “тусовка”, “лох” и почему деньги называют “бабки”.
В художественной литературе “всегда врут”, уверена программист Анна Медведева: “Ходил писатель и выдумывал такой поворот событий, от которого у читателя должны были повернуться мозги. А мне как читателю гораздо ценнее то, что в действительности произошло, и от этого мозги сами поворачиваются”. Анна говорит, что примерно 20% ее чтения — книжки “по работе”, такие как “Горький вкус Java” (книга Брюса Тейта из серии “Библиотека программиста”), 40% — художественная литература и 40% — мемуары: “Их я люблю больше всего”. Правда, мемуарами Анна считает и “Зияющие высоты” Александра Зиновьева.
Менеджер компании по продаже офтальмологического оборудования Наталья признается, что ее предпочтения часто меняются: “Иногда я читаю только литературу по религии и философии, иногда по психологии, теперь наелась и тем и другим. Читаю Ключевского, Карамзина — мне нравится, что они выражают свои эмоции, а не сухо пишут”. Большинство наших собеседников признались, что, начав когда-то с художественной литературы, перешли на нон-фикшн просто потому, что художественная литература делается по шаблону, а “живая жизнь” этим шаблонам успешно сопротивляется.
Кто это издает
Практически все крупные издательства в России отдают должное нон-фикшн и выпускают мемуарные серии, различные руководства по здоровому образу жизни, путеводители: все это хорошо продается. Есть и издатели, специализирующиеся на выпуске “литературы факта”. Сергей Князев, редактор питерского “Издательства Ивана Лимбаха”, считает, что нон-фикшн — это “продукт возобновляемого спроса”. “В России доля нон-фикшн в общем числе книг примерно такая же, как и во всем мире, то есть 70-80%. Но нон-фикшн меньше рекламируют, и вот почему: если роман не продается в течение полутора-трех месяцев, тираж можно списывать. А для нон-фикшн реклама практически не нужна: всегда будут люди, которые интересуются, к примеру, рисунками Хармса. Нон-фикшн — долгосрочное вложение, которое в итоге, как правило, окупается”.
Ирина Прохорова, основатель и главный редактор издательства “НЛО” — одного из главных игроков на рынке “литературы факта”, — тоже фиксирует всплеск интереса к нон-фикшн. “На рынке интеллектуальной литературы были огромные лакуны, — объясняет Прохорова, — мы пытались и пытаемся заполнить эти ниши”. В серии “Культура повседневности” издательство публикует книжки в жанре, который на Западе называется living history. “Живая история” — это о происхождении заурядных бытовых предметов (например зеркала) и социальных феноменов (например роскоши). В серии выходят также книги об иконах поп-культуры (например о Барби или Джеймсе Бонде), о роли запахов в культуре и даже о русской бане.
Два года назад возникло издательство “Колибри”, которое изначально было ориентировано на “книги, рассчитанные на взыскательную, думающую, образованную читательскую аудиторию”. Его директор Сергей Пархоменко рассказывает, что ему очень не нравились отечественные книжки нон-фикшн. “Я решил открыть издательство, специализирующееся на подобной литературе, потому что когда я где-нибудь за границей попадал в книжный магазин, ноги несли меня решительно мимо отдела художественной литературы к отделу нон-фикшн”.
В серии “Вещи в себе” издательство выпускает книги, которые можно условно объединить жанром “история вещей”: таковы, например, книги про порох или соль. Впрочем, “вещи” издательство трактует широко: в той же серии выпущена, например, книжка про “несчастливое” число 13, не говоря уж о “Краткой истории попы”.
“Это круто”
Ярмарке Non/fiction, которая проходит в этом году уже в восьмой раз, удается, кажется, представить наиболее актуальные тенденции российского книгоиздания последних лет. Причем не только в жанре, заявленном в названии выставки: наряду с “непридуманной” литературой здесь давно уже представляют и художественную, а потом добавилась и ярмарка антикварных книг, которая проходит в те же дни (с 29 ноября до 3 декабря), только на другом этаже. Возможно, это далеко не последнее прибавление.
Строго говоря, сегодня ярмарка Non/fiction — это просто место, где можно найти сразу много хороших книг — возможно, лучшее, что было издано за год. Причем издано не только в столице, но и в регионах: в Екатеринбурге, Новгороде или Смоленске выходит множество прекрасных книг, и не все их легко найти в московских магазинах. Ну и, конечно, как на любой книжной ярмарке, можно будет взглянуть на “литературный процесс”: на Non/fiction вручают несколько литературных премий, выступают знаменитости и почетные гости (в этом году официальные гости ярмарки — израильские писатели).
“Мои наблюдения показывают, что это довольно круто — читать качественный нон-фикшн, — считает Сергей Пархоменко. — Вот лежит человек на пляже с книжкой. Детектив он деликатно прикрывает ладонью, чтобы девушка на соседнем лежаке не увидела, какую ахинею он читает. А вот нон-фикшн даже повернет к ней обложкой. Он читает эти книги и понимает, что вложил деньги в самообразование. То есть, продавая нон-фикшн, мы продаем людям самоуважение”.
--------------------------------------------------------------------------------
В ЭПОХУ НАУЧ-ПОПА
В советские времена “литература факта” называлась научно-популярной и всегда пользовалась огромным спросом. Одних только научно-популярных периодических изданий насчитывалось около тридцати, и такие журналы, как “Знание — сила” или “Наука и жизнь”, выходили огромными тиражами. Были академические ученые, умевшие говорить с широкой публикой на понятном ей языке: книги историков Натана Эйдельмана или Арона Гуревича читаются запоем, и до сих пор их переиздания становятся бестселлерами. Были знаменитые детские книги: “Заговорившие таблички” Соломона Лурье или “День египетского мальчика” Милицы Матье; чрезвычайно популярен был поляк Зенон Косидовский, который в книжке “Когда солнце было богом” критиковал библейские мифы с позиций современной археологии. И заодно излагал эти самые мифы — а откуда же о них еще можно было узнать? В “науч-попе” вообще допускалось несколько больше свободы, чем в художественной литературе.
В СССР существовала блестящая школа перевода (Курт Воннегут любил повторять, что его романы в переводах Риты Райт-Ковалевой “гораздо лучше, чем в оригинале”), однако идеологические запреты привели к тому, что мимо русского читателя прошли некоторые знаковые для XX века книги. Например, не были переведены на русский ни американский искусствовед Эрвин Панофски, ни голландский культуролог Йохан Хейзинга, без трудов которых немыслимы современные гуманитарные науки. Причем основания, по которым тот или иной автор оказывались в “черном списке”, часто были весьма туманны.
Сборники по негуманитарным дисциплинам выходили в знаменитой серии “Эврика” издательства “Молодая гвардия”: “Беседы о рентгеновских лучах”, “Наш коллега — робот”, “Кибернетика как она есть”, “Загадки микромира” мгновенно исчезали с магазинных прилавков, а в библиотеке нужно было записываться на них в очередь.
http://www.vedomosti.ru/newspaper/a...06/11/24/116339